Гюнтер вернул машину в автопрокат и пешком направился к своему временному пристанищу, насвистывая подслушанную в кабаке песню:
When this old world starts getting me down
And people are just too much for me to face,
I climb way up to the top of the stairs
And all my cares just drift right into space —
up on the roof…[1]
Луна спряталась за холмом, и только редкие фонари заливали оранжевым мерцанием влажную после дождя дорогу к пансиону фрау Хильфигер. Пролетел одинокий автомобиль и исчез вдалеке. Уже подойдя к дому, Гюнтер замедлил шаг, прислушался. Издали ему показалось, будто от подъезда отделилась какая-то темная фигура и быстро пересекла улицу.
Ниже по улице неясно темнели силуэты припаркованных машин. В одной из них – тлеющий огонек сигареты.
Штайгер прошел мимо отеля, не останавливаясь, чувствуя, как мгновенно вспотели ладони. Окно на первом этаже было ярко освещено, сквозь накрахмаленную тюль занавесей он успел заметить высокую седую прическу фрау и голубое мерцание телевизора.
Не слишком ли ты стал пуглив? Отправляйся на вокзал и бери билет до Кельна. Здесь тебя больше ничто не держит.
Однако в его номере на втором этаже отеля оставался чемоданчик с личными вещами и почти все деньги, полученные от Кельта. Гюнтер обошел квартал кругом, перемахнул через забор и подобрался к зданию гостиницы с тыльной стороны. В номере художника было темно, а вот в комнате студентов-молодоженов ярко горел свет.
Гюнтер оглянулся – луны по-прежнему не было видно за облаками. Калитку, ведущую на дорогу, закрывали акации. Тогда он скинул плащ и осторожно вскарабкался по водосточной трубе на второй этаж. Жаль, нельзя сразу забраться с другой стороны дома к своему окну – там нет трубы. К тому же, если за домом действительно наблюдают, то следят и за окном его номера.
«Надеюсь, ребята не заняты прямо сейчас чем-нибудь, не предназначенным для посторонних глаз. Что же поделать, принесу извинения – может быть, дам двадцать марок за беспокойство. Совру что-нибудь… в конце концов, кто из нас не лазил в квартиру через окно, позабыв дома ключи…»
По дороге, взметая лужи, пронесся автомобиль – и Гюнтер припал к стене. Сердце колотилось где-то у горла. Если б водитель машины поднял глаза, он наверняка поднял бы шум по поводу незаконного проникновения в частную собственность… но все обошлось.
Гюнтер прислушался – в комнате Клауса и Хельги было тихо. Спят? Но почему со светом? Он перегнулся через подоконник, подтянулся и соскользнул в комнату.
Хельга лежала на кровати в трусиках и бюстгальтере, руки ее были связаны за спиной, нижняя часть лица замотана платком. Синие глаза неподвижно смотрели в потолок. Вместо горла у девушки была какая-то влажная черная масса. Запекшаяся кровь осталась на стене, на подушках, на прикроватном коврике, расшитом оленями и зайцами.
Гюнтер потянулся за «скорпионом». Осторожно, стараясь не издавать ни звука, открыл дверь в уборную. Здесь на полу, связанный по рукам и ногам, лежал Клаус. Его обнаженное худое тело представляло собой сплошной кровоподтек. В правом глазу торчала желтая, как цветок одуванчика, рукоять отвертки.
Шорох. Едва слышный шорох за входной дверью.
Гюнтер быстро оценил шансы прорваться с боем в свой номер и бежать потом прочь с деньгами как исчезающе малые. Так же бесшумно, как и пришел, он вылез в окно и спустился по водосточной трубе. Нашарив в траве плащ, растворился во влажной, пронизанной соленым холодным ветром приморской ночи.
Удача наконец повернулась к Гюнтеру Штайгеру лицом: поезд до Штутгарта, идущий через Кельн, уходил через пятнадцать минут, и оставались еще места в эконом-классе. Он вошел в вагон и сразу направился в туалет; здесь он умылся холодной водой, пытаясь унять биение сердца.
– Это путешествие может стать для тебя последним, – сказал он, глядя в зеркало на свое бледное отражение.
Хельгу и Клауса убили не Темные. Иным ни к чему отнимать жизни у случайных людей, да еще таким варварским способом. Кто же мог сделать это? Грабители? Брось, что молодые люди могли вывезти из ГДР? Немного денег и какое-нибудь столовое серебро. Их не просто убили, их допрашивали, а Клауса пытали перед смертью. Штази? Вряд ли… ребята слишком молоды, откуда им знать что-то такое, из-за чего секретная служба Восточной Германии разделалась бы с ними таким жестоким образом. Ребятишки им были не нужны. Те, кто убил Клауса и Хельгу, приходили за ним.
Гюнтер резко выпрямился, прижимая полотенце к мокрому лицу.
Он проверил паспорт и оружие – на месте, пересчитал деньги – после покупки билета осталось только восемьдесят пять марок.
«Как они выследили меня? Ведь я был так осторожен с момента приезда в город».
Подумай еще раз.
«Темный мальчуган в приграничном Лауэнбурге. Лопоухий Ганс. Он, конечно же, запомнил тебя и сообщил кому следует. Что потом? Сопоставить твой внешний вид и место, откуда ты прибыл в городок, не сложно. Еще проще побеседовать с офицером на пограничном контроле и установить твое имя и приметы».
– Проклятье!
Поезд застучал колесами, набирая ход; в маленькое окошко под потолком потек холодный воздух. Гюнтер вышел из туалета, плюхнулся в обитое кожей кресло и накрыл лицо газетой.
«Пусть все думают, что я сплю, – хотя как тут уснешь? Прокололся как мальчишка. Но справедливости ради – откуда же я мог знать, что вызову здесь у кого-то такой горячий интерес? Они проследили тебя до Гамбурга и уже на следующий день нашли твой отель: ведь ты записался у фрау Хильфигер под именем и фамилией, что у тебя в документах, хотя старушка и не думала спрашивать паспорт. Несчастные Клаус и Хельга по случайности поселились напротив – и их приняли за твоих сообщников: они тоже прибыли из Восточного Берлина. Их пытали, выбивая показания, а когда ничего не удалось добиться – убрали. Свет в окне оставили специально, чтобы не вызывать подозрений, ведь старушка наверняка видела, как они возвращались в свой номер. Возможно, эти сволочи все еще сидят в твоем номере, поджидая твоего возвращения. Как и те в автомобиле, припаркованном ниже по улице. Это не Темные, не Иные – иначе ты бы почувствовал их близость, даже несмотря на Великий Холод, как почувствовал Ганса в Лауэнбурге. Однако Темные обнаружили тебя и, похоже, решили уничтожить – чужими руками».
Нет, само убийство совершили не Темные – но весьма могущественная сила в западном мире.
Гюнтер попытался вспомнить, что он знает о секретных службах ФРГ. Служба военной контрразведки? Федеральная служба защиты Конституции? Он не сомневался – как в Советской России Комитет Государственной Безопасности контролировали Светлые, так здесь Темные контролируют свои спецслужбы. А ведь где-то поблизости всегда маячит мрачный призрак ЦРУ, могущественного и безжалостного.
Поезд разгонялся, в темноте за окном мелькали далекие огни. Гамбург остался позади, а вместе с ним и смертельная угроза.
«Как скоро они смогут снова напасть на твой след – и броситься в погоню? Свет и Тьма, мне нужно всего несколько дней. Пожалуйста. Несколько дней: найти Тидрека, задать ему нужный вопрос – и бежать обратно в Москву».
X
США, штат Виргиния, озеро Берк,
10 октября 1962 года
Майк Розенфельд оставил машину у ворот поместья. Он брезгливо поприветствовал прислугу, отпустил водителя до завтрашнего утра и позвонил с пункта охраны жене в Нью-Йорк – предупредить, чтоб не ждала его вечером. Затем управляющий поместьем, худой и бесцветный француз месье Фери, записал распоряжения Майка насчет ужина.
– Что наши гости, не скучают? – поинтересовался Розенфельд.
– На озере, удят рыбу, – с сильным акцентом ответил Фери, – заодно разоряют ваши запасы шампанского.
– Постойте, но как же это, – щелкнул пальцами Майк, – а лечение гипнозом? Мистер Каттермоул ведь больше не пьет, не так ли?
Фери скорчил гримасу: я вас умоляю, месье.
– Хорошо, Лоран, благодарю вас. Я разыщу их сам, отошлите слуг.
Майк зашагал через парк, не замечая чистоты газона и искусно подстриженных кустарников в виде геометрических фигур и животных. Поместье «Шэйкенхерст Мэнор Хаус» значилось на картах как частная территория, принадлежащая Розенфельду, но в действительности он редко приезжал сюда по личным делам. Жена здесь вовсе не появлялась, мудро избегая видеть лишнее. Под огромным викторианским дворцом, расположенным на берегу озера Берк, начиналась разветвленная сеть тоннелей и накрепко запертых пещер, ключи от которых лежали во вмурованном в стену сейфе Майка на Уоллстрит. В подземельях хранились вещи, которые шеф Дневного Дозора Стенли Мак-Артур не доверял подвалам Музея Гуггенхайма. В самых глубоких пещерах содержалась настоящая коллекция средневековых чудовищ, укрощенных еще тамплиерами и в строжайшей тайне перевезенных через океан в Америку. Когда дело дойдет до решающей битвы сил Света и Тьмы, у Мак-Артура в запасе будет несколько дополнительных козырей.
Возможно, этот час пробьет слишком скоро, мрачно подумал Розенфельд. Он сошел с гравийной дорожки и двинулся через свежескошенную лужайку вниз, туда, где искрилась в лучах заходящего солнца нежно-голубая гладь чистейшего озера. Ему навстречу из-под белоснежного тента долетел дружный залп мужского хохота – да такой, что стая уток, искавшая пропитание у берега, с шумом поднялась на крыло и понеслась прочь искать место поспокойней.
Негр-слуга в полосатой ливрее пробежал мимо с подносом, уставленным пустыми бутылками из-под вина; на мгновение согнулся в учтивом поклоне.
Майк остановился чуть в стороне, сунув руки в карманы пиджака. Он узнал голос Генри Каттермоула, который, по всей видимости, заканчивал какую-то веселую историю:
– В конце концов, джентльмены, мой дедушка в таких случаях говорил: разве это агония? Настоящая агония – когда однорукий человек висит на краю скалы, вцепившись в камень, и тут у него начинает нестерпимо чесаться задница!