– Это они? – тихо спросила Маргарет.
Девушка уже стояла рядом с ним, обхватив его руками, прижавшись упругими горячими мячиками грудей к его спине.
– Не знаю. Днем я видел другой автомобиль. Но это ничего не значит.
– Если они придут сюда, мы можем выбраться на крышу соседнего дома через окно на кухне.
Гюнтер кивнул. Он проверил все окна и возможные пути к бегству еще вечером, как только вошел в дом.
– Прости, что втянул тебя в это, Маргарет. Я должен был где-то укрыться.
– Не говори так никогда, – горячо прошептала она, – даже не думай так, милый мой! Если я не помогу тебе, я всю жизнь буду жалеть об этом.
Она притянула его к себе, горячо поцеловала в губы – и Гюнтер подхватил ее на руки, отнес к постели. Тело его снова требовало близости, и Маргарет с радостью встретила этот призыв. Однако в то же время какая-то часть его сознания оставалась отстраненной и холодно наблюдала за происходящим. Именно эта часть разума, тщательно оберегаемая им от гормональных бурь, диктовала те самые слова, которые хотела услышать девушка, – и он произносил их так, что нельзя было заподозрить его в неискренности; и Маргарет правильно реагировала на них.
Значит, все идет хорошо. По крайней мере сейчас.
Девушка нежно застонала, когда он вошел в нее.
«Завтра начну проверять восточный берег, – подумал в этот момент Гюнтер. – Нужно будет встать пораньше, время не ждет».
XII
Римская империя, провинция Нижняя Германия,
август 357 года н. э.
Утро забрезжило мутно-алой пеленой над густой хвойной чащей, над зловонными проплешинами болот, растеклось кровавым пятном по облачной хмари, укрывшей небо. Птицы встретили рассвет шумной перебранкой и посвистом – но вскоре одна за другой замолкали, прислушиваясь к странному шуму в глубине пущи. Над лесной дорогой, проторенной еще легионами Юлия Цезаря, высоко поднялись клубящиеся смерчи комариных стай – завертели хоботками, чуя усиливающийся запах разгоряченной плоти. Олени и косули, спотыкаясь, низко сгибая увенчанные рогами головы на тонких шеях, потянулись прочь от дороги, прочь от неминуемой смерти.
На опушку, сверкая доспехами, выбрался авангард заспанных солдат – и первые лучи солнца заблестели на их иссеченных шлемах, на заброшенных за спину больших прямоугольных щитах, покрытых молниями и орлиными крыльями. Солдаты шагали вниз по зеленой холмистой равнине, на ходу доедая завтрак, – торопились достигнуть берега Рейна до того, как туда стянутся отряды варваров. Прогрохотал стальной поступью фракийский легион, за ним шли высокие синекожие африканцы с белыми перьями на шлемах. Уже привычные за несколько лет войны к холодным северным лесам, они устало отгоняли руками комариные полчища.
Легат, весь в золотом и красном, выехал вперед на дымчатом сирийском скакуне, взмахнул рукой, указывая направление – вниз, вниз, вниз, мимо дымящейся трясины к изумрудным кронам на высоком берегу реки. Гортанно прокричали команду центурионы, и огромная масса людей качнулась вперед – бурая, многоголовая, шумная. Поплыли вперед золотые орлы, заскрипели тяжелые обозы, защелкали над быками кнуты – быстрее! Пошел, пошел! Сквозь топот и лязг полетели к небу сквернословия галльских возниц, прокладывающих путь для телег по раскисшей, опасно виляющей дороге.
Лес наполнился рокотом, под ногами затряслась земля – и мимо раздавшихся в стороны легионеров проскакали двумя рядами на тяжелых конях закованные в сталь катафрактарии. Сверкнули в алых рассветных лучах тяжелые шлемы, прижатые к бедрам: воины не спешили их надевать, пока не началось дело. Покачивая длинными черными копьями, всадники спускались к будущему полю битвы, окончательно превращая дорогу в грязевое месиво.
На высокий холм над рекой поднялась группа благородных всадников, и среди них молодой император Флавий Юлиан. В лице его читалось лихорадочное предвкушение драки. На плечах – пурпурный, подбитый мехом горностая плащ, на голове – украшенный золотом шлем. Император беспокойно поглаживал короткую русую бороду, из-под ладони поглядывая на дальний берег Рейна, где двигались темные массы германцев. Они вброд переходили реку и торопливо строились в колонны, готовые встретить римлян.
– Кто мне докладывал, что у алеманнов от силы несколько тысяч воинов? – раздраженным тоном спросил император. – У них же раза в три больше людей, чем у меня.
– Варварам не сравниться с вашими легионами, цезарь, – ответил магистр пехоты Сильван. Его загорелое, исцарапанное в драках лицо растянулось в ухмылке.
– Позвольте заметить, – вперед выступил один из легатов, – наши отряды долго шли почти без отдыха и ночью спали не больше пары часов. Не разумнее ли было бы нам сейчас остановить марш и укрепиться на высоком берегу реки? Пусть алеманны штурмуют наши укрепления под градом стрел. Отдохнувшие легионы сметут их, а конница загонит в реку и перетопит, как детей.
– Чего нам ждать? – зло крикнул кто-то из придворных. – Пока мы будем сидеть за частоколом, алеманны подтянут еще больше войск и будут морить нас голодом!
– Конечно, давайте бросимся на них, – ядовито ответили ему, – это же не вы, любезный, поведете легионы в драку!
Цезарь в задумчивости кусал ногти. Военачальники и придворные за его спиной ссорились, поделившись на партию сторонников немедленной атаки и партию окапывания в укрепленном лагере.
В этот момент советник Марк Бруттий подъехал к властителю на своем белом жеребце Румиле и склонился к его уху, не обращая внимания на присутствующих:
– Цезарь, послушай моего совета. Сейчас у нас преимущество, мы можем напасть на варваров, пока они толпятся у реки. Однако мало просто навалиться на них, нужно поднять боевой дух твоих легионов перед сражением. Они и в самом деле устали – но если будут знать, что ты веришь в успех, забудут о гудящих мышцах и пустых желудках.
И Флавий Юлиан отдал приказ готовиться к драке. Рванулись вперед легкие отряды конной разведки, стремительно вынеслись на берег, осыпая издали стрелами неуклюжих косматых алеманнов. Испуганные дикие гуси стаями поднимались над густой травой и улетали вверх по течению реки. Марк Бруттий с императором наблюдали, как несколько разведчиков врага улепетывают через высокую траву к воде.
– Смотрите, одного взяли! – взволнованно воскликнул молодой император.
В нетерпении он ударил пятками коня и поскакал вниз по разбитой копытами тропе. Вся сияющая кавалькада свиты последовала за ним. Влажный ветер с реки бил всадникам в лицо, приносил с собой далекие крики и грохот тысяч пар марширующих ног. Идущие в арьергарде британские легионы приветствовали вождя дружным криком и стуком мечей о щиты.
Лазутчик уже находился под охраной в спешно сооружаемом временном лагере среди обозов. Заросший волосами бородатый варвар в грязном одеянии – такими уже привыкли римляне видеть воинов германского вождя Хнодомара. Допрос был коротким, но интенсивным, и вскоре пленник заговорил – хотя речи его не всем понравились:
– Мы объединились для того, чтобы навсегда изгнать Рим из наших лесов и гор. Семь вождей привели воинов германского языка со всех концов страны, их многие тысячи! Великий Хнодомар, да хранит его Один, ни разу в жизни не знал поражений. Мы будем гнать вас до самого южного моря и разобьем ваши головы о скалы, и чайки сожрут ваши мозги. Мы сожжем ваш трухлявый Рим дотла и заберем все золото и серебро, мы сделаем рабынями ваших дочерей и жен…
– Спросите у него, велика ли их армия, – прервал эту речь Юлиан.
Солдаты еще немного поработали над пленником, но все, что удалось из него вытрясти, – ополчения варваров хорошо вооружены и очень многочисленны: они уже три дня без перерыва переправляются через великую реку и собираются для последней великой битвы с римскими собаками.
– Хорошо, убейте его, – бросил император. – Идем дальше, нужно торопиться.
Посовещавшись в последний раз, легаты помчались в разные стороны – к своим легионам, что строились сейчас ровными (глаз радуется) прямоугольниками на зеленой пойменной равнине. Навстречу им с утренней речной прохладой выкатывался темный вал алеманнской орды. Словно подражая римлянам, они строились в атакующие порядки. Их построения напоминали тупоносые треугольники, нацеленные на врага.
– Свиные рыла, – презрительно рассмеялся Сильван. Солнце уже начинало припекать, и буро-красный голый череп магистра пехоты покрылся бисеринками пота.
– Солдаты Рима! – Император на своем скакуне уже гарцевал перед строем, и его голос сразу перекрыл гул готовящихся к бою пехотинцев. – Вы долго шли и устали. Еще не поздно отступить и отдохнуть в укрепленном лагере! Что скажете?
Ответом был возмущенный рев! Никакого отдыха! Только вперед!
– Веди нас в бой, цезарь! – крикнул кто-то из седых ветеранов. – Я сам принесу тебе голову этого трупоеда Хнодомара!
Юлиан в сопровождении нескольких всадников поскакал вдоль рядов солдат, обращаясь к каждому из отрядов со словами поддержки и вдохновения. Разноцветные знамена развевались следом за ним на ветру. По легионам словно прокатилась волна. Засверкали воздетые к небу мечи, с грохотом ударили в щиты. Вперед, вперед, вперед! Во славу Рима!
Марк Бруттий молча наблюдал за происходящим из лагеря. Все это – и предложение Юлиана отдохнуть, и проезд перед фронтом, и даже воинственный вопль ветерана – было задумано им, и каждый, включая цезаря, сейчас играл свою роль. Все шло как нужно. Марк был знатным римлянином из древнего уважаемого рода, он вернулся несколько лет назад из восточных провинций и сделал внешне незаметную, но стремительную карьеру при молодом императоре. За последние два года Юлиану удалось – не без помощи Марка – добиться перелома в бесконечном противостоянии с германскими князьками, которые долгие годы хозяйничали в пограничных прирейнских провинциях, грабили сборщиков налогов и сжигали города. Цезарь нанес им несколько чувствительных поражений, отвоевал давний форпост Рима в сердце Германии – Колонию Агриппины – и вновь вдохнул в обнаглевших варваров подзабытый уже страх перед армиями Вечного города.