Николетта все же не выдержала безжалостной несправедливости этого мира, и уткнувшись мне в плечо, горько разрыдалась. Довольно долго мы так и лежали — она рыдала мне в плечо как в подушку, а я аккуратно и почти невесомо гладил ее по волосам. Наконец Николетта успокоилась, но продолжала прятать лицо у меня на плече, периодически шмыгая носом.
— Почему? — шепотом спросила она. — Ну почему?
Полностью вслух мучающий ее вопрос Николетта не озвучила, но я и так все прекрасно понял. Она с горькой обидой недоумевала, почему мы просто не можем сейчас переспать, без обязательств. Якобы без обязательств, на самом деле. И еще, что для нее было даже более обидным, Николетта не понимала, чем она хуже Доминики, в общении с которой я щепетильностью отнюдь не отличался.
Я ей уже один раз объяснял почему так происходит, в похожей ситуации. Причем объяснял подробно и аргументированно. Но в таких делах, когда понимания требует влюбленная девятнадцатилетняя девушка, все аргументы и факты пасуют перед девичьей влюбленностью так, как одноэтажные американские сабурбии пасуют перед натиском торнадо.
И сейчас, если мне повторить ей сейчас все то же самое, что я говорил в прошлый раз в подобной ситуации, она просто обидится. Поэтому слова найти нужно другие. Правда, Николетта девушка умная, так что надежда есть. Тем более что сегодня я, думаю, Николетте могу сказать чуть-чуть больше, чем, наверное, даже нужно.
— Николетта.
— Массимо.
— Послушай, пожалуйста.
— Слушаю, — обиженно шмыгнула носом Николетта.
— Иногда, в стечении самых разных обстоятельств, особенно в случае таких неординарных, которые связывают нас с тобой, возникает чувство притяжения к другому человеку. Это нормально, и естественный процесс, который называется влюбленность. Но, если посмотреть на происходящее с высоты бесстрастных определений, происходящее — это всего лишь дофаминэргическая целеполагающая мотивация к формированию парной связи. Банальные человеческие инстинкты, которые зашиты в нашу ДНК. Память предков. Физиология.
— Не думай обо мне так плохо, я не…
— Я даже не собирался. Дослушай, пожалуйста, — сильнее обнял я попытавшуюся подняться разозлившуюся Николетту. — В русском языке есть такая присказка: любовь зла, полюбишь и козла. Ее иногда переиначивают в вид: любовь зла, а козлы этим пользуются. Ты девушка умная, и должна понимать, что не исключен вариант, что если мы с тобой прекратим общение, буквально через полгода-год, максимум два, при мыслях обо мне ты будешь думать: «Да что, черт возьми, на меня нашло?»
— Я не…
— Я еще не закончил.
Николетта еще раз, довольно громко, шмыгнула носом. Злость ее сохранилась, но она решила меня дослушать.
— У меня, как я тебе уже говорил, есть невеста. И если мы… в общем, я легко могу стать тем самым козлом, если предам те обещания, что давал ей. И для нее козлом, и для тебя козлом.
— Когда ты трахал Доминику, ты об этом не думал?
— Ты боишься умереть?
— Что?
— Простой вопрос. Ты боишься умереть?
— Да.
— Я тоже боюсь. Вот тебе и ответ. Доминика в приказном порядке предложила мне с ней переспать, и, если бы я отказался, я бы возможно умер уже давно. По крайней мере, она бы сделала все для этого — потому что выбрала меня своим инструментом. А когда инструмент перестает слушаться и начинает противоречить владельцу, его выкидывают и меняют на новый. Не факт, конечно, что Доминика смогла бы меня убить, утомилась бы пыль глотать, но то, что у тебя был бы новый наставник — факт.
Николетта молчала, и я чувствовал, как ее злость уходит, и вместо нее пустоту заполняет горькая обида.
— Она в приказном порядке велела мне с тобой переспать, — негромко произнесла Николетта.
— Оу. Даже так?
— Даже так. Но ты не думай, я… я…
— Я все понимаю и так не думаю, — прервал я разволновавшуюся и замявшуюся девушку, которая хотела сказать, что действовала сейчас не по приказу Доминики. Хотела сказать, но не могла справиться с собой.
— А меня Доминика заставила поклясться на крови, что я буду защищать и охранять тебя, — произнес я, отвлекая Николетту от нахлынувшего смущения.
— На крови?
— Да. Магия Крови, по-взрослому.
— Оу. Даже так… — невольно скопировав мой недавний возглас, протянула ошарашенная девушка.
— Николетта.
— Да.
— Помнишь, ты спрашивала, кто такой Артур?
— Завтра уже настало? — одновременно и шмыгнула носом и усмехнулась Николетта.
— Артур — это я.
— Я уже догадалась, — усмехнулась Николетта.
— Артур Волков.
«И тогда я сказал: Гена Бобков — это я!» — подсказал внутренний голос.
— Артур Волков? — даже приподнялась Николетта на локтях, изумленно на меня глядя. Но тут же вспомнила о своем заплаканном лице, и сразу спряталась обратно.
— Артур Волков? Ты имеешь в виду Артура Волкова, который…
— Да. Варлорд Артур Волков, имперский князь Юсупов-Штейнберг, барон Делашапель.
Николетта даже дыхание затаила — услышанным она оказалась ошарашена до глубины души.
— Это очень долгая история, не спрашивай, — покачал я головой. — Сейчас лучше перейти к самой сути.
— Это т-ты. Артур Волков, который…
— Да, башню в Хургаде тоже я.
— Нет, я про турнир одаренных…
— Да, именно этот.
— А…
— Достаточно. В общем, ты поняла, кто я.
— Mamma mia! — не удержалась от восклицания Николетта.
Правда, время удивляться для нее еще не закончилось.
— Но есть еще один немаловажный момент. Я, как Артур Волков, кроме всего прочего одержимый, владеющий темными искусствами.
Николетта вздрогнула и откровенно испугалась. Невероятного усилия ей стоило сдержаться, чтоб не попытаться отстраниться от меня в испуге. Все же репутация у одержимых среди обычных людей… не очень хорошая, так скажем, и отношение соответствующее.
— Не переживай. Темных искусств сейчас со мной нет.
— А где они? — шепотом спросила девушка.
— Спрятал. В надежном месте, — усмехнулся я. — Не бойся, я на самом деле отринул дар владения, а способность повелевать Огнем ко мне вернулась только из-за встречи с тобой.
Николетта еще раз шмыгнула носом, потом приподнялась, отвернулась. Попробовала сначала привести себя в порядок, вытирая глаза. Я за это время сел на кровати, оперевшись спиной в изголовье.
Николетта, которая вытерла слезы, сейчас мысленно металась — с одной стороны, ей хотелось соскочить с кровати и отсесть от меня подальше. Но в то же время она задерживалась, и несмело ждала от меня действий. Разочаровывать ее я не стал, и притянул девушку к себе, усаживая на колени. Николетта так переволновалась, что вновь не сдержала слез. Правда, уже без рыданий — она доверчиво прильнула и снова спрятала лицо у меня на плече.
В молчании посидели еще немного, пока Николетта осмысляла кто я на самом деле. И только после того, как у нее первый шок нового знания окончательно прошел, я продолжил.
— Одержимые, как я тебе рассказывал, обладают гораздо меньшими возможностями защиты, чем одаренные. Но я не говорил тебе того, что у одержимых есть возможность создавать слепки душ. Это в своем роде сохранение, которое после уничтожения физического тела дает возможность одержимому возродиться в новом теле прежней личности.
Николетта молчала, но я чувствовал, как она волнуется. Чувствовал, как сильно бьется ее сердце, от осознания новых неожиданных знаний. Но это неудивительно — мало кого может оставить равнодушным информация о возможности человеческого бессмертия.
— Ситуация сложилась таким образом, что мы с моей невестой Элизабет, герцогиней Родезийской, которая больше известна под именем Саманта Дуглас…
Николетта снова отпрянула и посмотрела на меня с удивлением. Ясно почему — если она видела мое выступление на турнире Ольденбургского, то за и выступления на британском турнире за кубок Стенли наверняка следила. А команда Саманты соревнование за кубок Стенли выиграла.
— Мы с Самантой провели ритуал, и… в общем, если объяснять просто, мы отделили слепок моей души от меня. Отделили вместе с моим даром. Да, у меня, когда я прибыл на Занзибар, на самом деле не было дара владения. Я действительно отказался от него, но я не элиминировал свой Источник. Нож свой покажи…
Николетта, ошарашенная услышанным, расширенными глазами смотрела на меня. Услышав просьбу показать нож, она сначала не поняла, о чем речь. Но через мгновенье промедления вытянула руку, и заставила материализоваться в руке ставшим ее личным мой бывший клинок, который я воткнул ей в сердце во время жертвоприношения.
— У меня есть такой же, ставший частью моей астральной проекции. Нож, также подаренный богиней, только в обстоятельствах чуть отличных чем у тебя — это было во время Инициации в стихии Огня. В общем, в ходе проведенного нами с Самантой ритуала я высушил собственные энергетические каналы, осушил свое тело от магии, сконцентрировав средоточие Источника в своем ноже.
— И…
— И Саманта, разделяя меня и мой слепок души, отрубила мне руку.
— Прости, но я уже ее ненавижу, — пробормотала Николетта.
— В общем, слепок моей души, даже можно сказать часть моей души, связанный со мной клинок и заключенный в него мой Источник, остались на Месте Силы, где мы проводили ритуал. Я же, по физиологическому строению, стал человеком, ничем не отличающимся от отказавшегося от владения одаренного. И я создал себе легенду с маской Максима Аверьянова и прилетел сюда.
— Зачем?
— Зачем… сложный вопрос. Можно сказать, что прилетел спасать мир.
— Оу.
— Да, я сам крайне удивлен, но что есть, то есть. В общем, по нашему плану, если я здесь, на Занзибаре, умру, Саманта сможет меня воскресить. Там, на Месте Силы, где мы проводили ритуал. Но…
— Но… — севшим голосом повторила эхом Николетта.
— Но у меня есть опасение, что если я здесь, в своем состоянии отказавшегося от дара владения умру, то из-за того, что мы разделили мое тело и слепок души, возрожденным окажусь не я. Тело и слепок души же разделены. Воскрешен окажется тот Артур Волков, сохранившийся, так скажем, на момент проведения ритуала месяц назад. Тот Артур Волков, память которого закончился на моменте, когда Саманта нанесла удар.