Но Хоукмун тоже быстро уставал. Раненое плечо все больше беспокоило его, и голову словно сжимали раскаленными щипцами. Боль почти ослепила его, и он уже дважды спотыкался, едва успевая уклониться от стремительных выпадов Мелиадуса.
Но вот соперники сошлись, отчаянно надеясь нанести противнику последний решающий удар и положить конец этой смертельной вражде.
Мелиадус целился в глаз Хоукмуну, но промахнулся, и острие кинжала лишь скользнуло по шлему. Кинжал Хоукмуна был направлен барону в горло, но Мелиадус поймал руку герцога и, вывернув ее, отвел удар.
Страшный танец продолжался. Из глоток вырывались хриплые стоны, и мышцы сводило от усталости, но яростной ненавистью горели глаза, и погасить их могла только смерть.
Вокруг кипело сражение. Армия королевы все больше и больше теснила врага, и сейчас лишь трупы окружали место поединка.
А на небе уже разгоралась заря.
Хоукмун пытался освободиться от хватки барона. Другая его рука заметно слабела под напором плеча Мелиадуса. И тогда он из последних сил ударил закованным в доспехи коленом в пах противника. Барон покачнулся, зацепился ногой за упряжь дохлой лошади, лежащей поблизости, и, взмахнув руками, упал. Отчаянно стараясь вырваться, он только еще больше запутывался в ремнях. В глазах его появился животный страх, когда он увидел, как Хоукмун, сам едва держась на ногах, медленно приближается к нему.
Хоукмун вскинул кинжал, но движение оказалось столь резким, что у него закружилась голова. Он попытался наброситься на барона, но внезапно нестерпимая слабость навалилась на него, лишая воли и рассудка, и кинжал выпал из обессилевшей руки.
Уже теряя сознание, он попытался нащупать оружие, однако… От гнева Хоукмун застонал, но даже ярость его была лишь тенью подлинного чувства, и он с ужасом осознал, что сейчас Мелиадус прикончит его. Прикончит, когда до победы уже было рукой подать.
ГЛАВА 6. СЛУГА РУННОГО ПОСОХА
Прищурившись, Хоукмун взирал сквозь глазницы шлема на нестерпимо яркий свет. В голове по-прежнему полыхал огонь, однако гнев и отчаяние, похоже, оставили его. С трудом повернув голову, он заметил склонившихся над ним Оладана и Рыцаря-в-Черном-и-Золотом. У карлика был встревоженный вид.
– Неужели я все еще жив? – через силу выдавил Хоукмун.
– Судя по всему, да, – отозвался Рыцарь просто. – Хотя, надолго ли…
– Виною всему истощение, – торопливо заметил Оладан, глядя на рыцаря с укоризной. – Рану на руке тебе перевязали, и с ней скоро все будет в порядке.
– Где я? – спросил Хоукмун. – Эта комната…
– Мы во дворце королевы Фробры. Город снова принадлежит ей. Враг разбит, уничтожен. Мы нашли тебя распростертым на теле Мелиадуса и сначала подумали, что вы оба мертвы.
– Значит, Мелиадус мертв?!
– По всей видимости, да. Вернувшись за его трупом, мы обнаружили, что он исчез. Вероятней всего, его забрали люди барона, которым удалось бежать.
– Наконец-то он мертв, – с чувством огромного удовлетворения произнес Хоукмун, очень довольный.
Сейчас, когда Мелиадус получил сполна за свои преступления, Хоукмун почувствовал, несмотря на боль, продолжавшую терзать его воспаленный мозг, что душа его находит успокоение. И тут он вспомнил о волшебнике:
– Где Малагиги? Вы должны найти его. Передайте ему…
– Малагиги уже направляется сюда. Прослышав о твоих подвигах, он решил прийти во дворец.
– Он поможет мне?
– Не знаю, – сказал Оладан и посмотрел на Рыцаря-в-Черном-и-Золотом. Вскоре в комнату вошли королева Фробра и сопровождавший ее Малагиги.
Волшебник держал в руках некий предмет, прикрытый тряпкой, формой и размерами походивший на человеческую голову.
– Господин Малагиги, – пробормотал Хоукмун, пытаясь приподняться на кровати.
– Ты – тот самый молодой человек, что так преследовал меня все эти дни? Из-за шлема я не вижу твоего лица, – раздраженно сказал Малагиги, и Хоукмун почувствовал, что его вновь охватывает отчаяние.
– Я – Дориан Хоукмун. И я доказал свою дружбу жителям Хамадана. Мелиадус и Нахак мертвы, и их армия разбита.
– Хм… – нахмурился Малагиги. – Мне рассказали о Черном Камне в твоей голове. Я когда-то встречался с подобными вещами. Но сказать сейчас, можно ли отобрать энергию у Камня, я не могу…
– Но как же? Мне сказали, что вы – единственный, кто может сделать это! – прохрипел Хоукмун.
– Мог – это верно. Могу ли? Не знаю. Силы уже не те. Я старею. И я не уверен, что…
Рыцарь-в-Черном-и-Золотом подошел к волшебнику и коснулся его плеча:
– Вы знаете меня, волшебник? Малагиги кивнул.
– Да. Знаю.
– И вы знаете, кому я служу?
– Да, – нахмурившись, ответил Малагиги, переводя взгляд с Рыцаря на Хоукмуна. – Но какое это имеет отношение к лежащему здесь молодому человеку?
– Он служит тому же, хотя и не знает об этом. Кажется, слова Рыцаря в чем-то убедили Малагиги.
– Тогда я помогу ему, – твердо сказал он, – даже если это может плохо кончиться для меня.
Хоукмун снова приподнялся на кровати:
– Что все это значит? Кому я служу? Я ничего…
Малагиги снял тряпку с принесенного им предмета. Это был шар, целиком покрытый мелкими неровностями, каждая из которых в какое-то определенное мгновение сияла своим цветом. У Хоукмуна зарябило в глазах от разноцветных бликов.
– Прежде всего ты должен сконцентрировать свое внимание, – сказал ему Малагиги, поднося шар к его голове. – Смотри на него. Смотри пристально, не отрывая глаз. Смотри, Дориан Хоукмун, на эти цвета, на игру красок…
Хоукмун вдруг понял, что не может отвести взгляда от бегающих по поверхности шара ярких цветовых пятен. Он ощутил, как его захватывает чувство абсолютной невесомости. Ощущение, близкое к блаженству. Он заулыбался; потом внезапно перед глазами все поплыло, и ему показалось, что он повис в теплом мягком тумане вне времени и пространства. Но Дориан по-прежнему сохранял ясное сознание, хотя и не воспринимал уже окружающий его мир.
Герцог довольно долго оставался в таком состоянии, осознавая каким-то непонятным чувством, что его тело, которое, казалось, уже не принадлежит ему, переносится с одного места на другое.
Цвет тумана иногда менялся от розовато-красного до небесно-голубого и светло-желтого – это все, что он различал, и вообще ничего не чувствовал. Разве что – умиротворенность, сродни той, что он испытывал, лежа на коленях у матери, когда был младенцем.
Затем нежные тона стали меняться на более темные, мрачные, и по мере появления черных и кроваво-красных молний, пронзающих туман перед его глазами, чувство умиротворенности постепенно исчезло. Хоукмун ощутил, будто из него что-то вынимают, почувствовал ужасную боль и громко вскрикнул.
Он открыл глаза и в ужасе увидел рядом с собой машину, совершенно такую же, как та, что стояла в лаборатории барона Калана. Может, он снова оказался в Лондре? Возможно ли такое?
Черные, золотые и серебряные паутинки, слегка раскачиваясь, что-то нашептывали ему, но не ласкали, как делали тогда, а наоборот, отодвигались от него, сморщиваясь и сжимаясь все плотнее и плотнее, пока не превратились в крошечную крупинку. Хоукмун осмотрелся и увидел, что находится в той же комнате, где чуть раньше он спас волшебника от рук наемников.
Сам Малагиги тоже был здесь. Он выглядел очень утомленным, но лицо его выражало огромное удовлетворение. Он собрал машину Черного Камня, положил ее в металлическую коробку и, плотно захлопнув крышку, закрыл коробку на замок.
– Эта машина, – едва ворочая языком, пробормотал Хоукмун. – Откуда она у вас?
– Я сделал ее, – улыбнувшись, сказал Малагиги. – Сделал, дорогой герцог. Потребовалась почти неделя напряженной работы. На это время заклинаниями мне удалось частично защитить тебя от воздействий той машины, что находится в Лондре. Хотя в какой-то момент мне показалось, что я не смогу сделать ее, но этим утром работа была завершена, правда, за исключением одного элемента…
– Какого же?
– Ее жизненной силы. Это был критический момент. Я не знал, смогу ли точно подобрать заклинания. И мне ничего не оставалось делать, как пропустить энергию Черного Камня через твой мозг и надеяться, что моя машина поглотит ее раньше, чем камень разрушит его.
Хоукмун облегченно улыбнулся:
– И она успела!
– Да. И сейчас ты свободен от этого кошмара.
– Теперь я готов к любым опасностям и встречу их достойно, – сказал Хоукмун, поднимаясь с кровати. – Я ваш должник, великий Малагиги. И если я могу что-нибудь сделать для вас…
– Нет. Ничего не надо, – ответил волшебник. – Я рад, что мне удалось сделать эту машину. – Он похлопал по коробке. – Может, когда-нибудь она еще пригодится. Кто знает… Кроме того… – Он нахмурился, задумчиво рассматривая герцога.
– Что?
– Да так, ничего. – Малагиги пожал плечами.
Хоукмун коснулся рукой лба. Камень был на месте, но холодный и мертвый.
– Вы не вытащили его?
– Нет. Но если ты хочешь, это можно легко сделать. Он больше не таит в себе никакой опасности. Любой хирург сможет без труда удалить его.
Хоукмун уже приготовился спросить Малагиги, как это можно будет устроить, но потом другая мысль пришла ему в голову.
– Нет, – сказал он. – Пусть останется как символ моей неутихающей ненависти к Империи Мрака и ее солдатам. И я надеюсь, что вскоре они научатся бояться его.
– Ты намерен и дальше бороться с империей?
– Да. И сейчас, когда вы освободили меня, я буду драться еще яростней.
– Верно. Этой темной силе следует дать отпор, – сказал Мала-гиги. Он глубоко вздохнул. – А сейчас мне надо поспать. Я очень устал. Ты найдешь своих друзей во дворе. Они ждут тебя.
Стояло чудесное утро. Хоукмун спустился во двор, под лучи яркого теплого солнца. Там его ждали улыбающийся Оладан и Рыцарь-в-Черном-и-Золотом.
– Ну, теперь ты в полном порядке? – спросил Рыцарь.
– Да.
– Замечательно. Тогда я покидаю вас. Прощай, Дориан Хоукмун.
– Благодарю тебя за помощь, – сказал Хоукмун вслед воину, направившемуся к своему красавцу-скакуну. Но когда Рыцарь уже готов был вскочить в седло, память окончательно вернулась к герцогу, и он крикнул: