— Ужасная история. Конечно, кое-что мне было известно. Я всегда чувствовала, что против вашего отца объединились некие силы. То, что вы рассказали, подтверждает мои подозрения.
Пич с воодушевлением подалась вперед.
— Такое счастье — встретить человека, который согласен с моими выводами. В последний год жизни папе пришлось пройти через ад.
Алин наполнила опустевшие бокалы. Пич отпила из своего и продолжила:
— Другие сенаторы тоже делали то, в чем обвиняли Блэкджека, и оставались у власти. И о них газеты даже не заикнулись. Почему же они набросились на папу?
— Потому что он — Блэкджек Морган. В прошлом году он напоминал мне старого льва. Знал, что более сильные самцы собираются изгнать его из прайда, но продолжал сражаться за то, во что верил.
— Я знала, что он хочет перемен. Но сейчас все, кто хочет быть избранным или переизбранным, обещают реформу системы сверху донизу.
— Вы достойная дочь своего отца, — ответила Алин. — Блэкджек поддерживал реформу не только на словах. Он варился в этом котле долгое время. И знал всю подноготную. Ему ничего не стоило разоблачить все эти махинации с коррупцией, торговлей влиянием, покупкой покровительства. И все знали, что у него хватит на это мужества. Название его книги говорит само за себя. Если вы когда-нибудь найдете «Политику стяжательства», пожалуйста, пришлите мне один из экземпляров. Я буду хранить ее как сокровище.
— Папа никогда не говорил с вами об этой книге?
— Он намекал, что у него припрятан козырной туз. Но ни разу не сказал какой. В последние годы мы уже не были так близки, как раньше. А в конце жизни он вообще стал очень скрытным.
— А с кем-нибудь он был близок?
Сенатор задумалась.
— Нет, не могу сказать. В последнее время все старались его избегать, чтобы тоже не запачкаться.
— Вы тоже?
— Я не собираюсь снова выставлять свою кандидатуру, если вы на это намекаете. Два срока в сенате достаточно для любого разумного человека. И для меня, безусловно, тоже.
Пич не зря была дочерью политика. Она умела распознать речь на публику.
— Пожалуйста, продолжайте.
— Не думаю, что отцы-основатели хотели, чтобы страной правил профессиональный класс политической элиты. Предполагается, что у нас правление народа, во имя народа и для блага народа, а не политиков, во имя политиков и для блага политиков. Это не изменится до тех пор, пока ограничение срока избрания не станет законом. Хотя надеяться на это глупо. — У нее вырвался резкий смешок. — Маловероятно, чтобы занимающие государственные посты люди сами издали закон против себя. Я ухожу, пока у меня еще хватает силы воли это сделать.
— А мой отец не смог?
— Блэкджек был всего лишь человеком. Власть и ее привилегии предлагают порой такие соблазны, что почти невозможно отказаться. Я чувствую, что начала им поддаваться. — Алин обвела взглядом зал, затем снова повернулась к Пич. — Сегодня вечером я могла бы ужинать в самом дорогом ресторане Вашингтона, причем совершенно бесплатно. Если бы мне захотелось завтра полететь в любое место на земном шаре, будто бы по каким-то важным делам, для меня наготове реактивный самолет. Отдых, транспорт, номера в отелях — если не хочу, могу за них не платить. Поверьте, с каждым годом становится все труднее оставаться честным.
— А мой отец этого не смог?
— Я не могу говорить за него, Пич, но скажу вам вот что. Только что избранные сенаторы и конгрессмены по приезде в Вашингтон часто очень идеалистичны. Они борются за то, во что верят. А затем система начинает их обрабатывать.
— Как?
— Трудно не обращать внимания на людей, которые говорят тебе, какой ты хороший, как они хотят тебе помочь. Только потом понимаешь, что все они действуют по принципу «ты мне почешешь спинку, потом я тебе». Мало-помалу это оказывает свое влияние. Со временем новые конгрессмены становятся неотъемлемой частью той самой системы, ради изменения которой их избирали.
— В ваших устах это звучит очень безнадежно.
Алин сделала глоток вина, потом откинулась назад.
— Я не верю в лучшее. Не могу. Не потому, что я пессимистка, хотя ваш отец частенько обвинял меня в этом. Но его пример доказывает мою правоту. Он был частью этой системы. Играл в эти игры лучше многих. Но потом он изменился. Очень изменился. Знаете поговорку о том, что не надо выметать сор из избы? В прошлом году он попытался это сделать. И что же? Его сломали, а на его место пришел человек, который знает, как правильно мести.
— Так вам точно ничего не известно об этой книге?
Алин покачала головой.
— Я очень надеюсь, что вы ее отыщете.
— Вы не знаете, кто стоял у истоков этой травли моего отца?
И снова сенатор покачала головой.
— Не думаю, чтобы существовал организованный заговор, если вы это имеете в виду. Я не могу поверить и не поверю такому обвинению против моих соратников. Тем не менее Блэкджек действительно разозлил очень многих.
— Поэтому они его убили.
— Вы никогда не думали, что некоторые из обвинений могли оказаться правдой?
Пич яростно замотала головой. Неужели и Алин Перкинс верит в эти обвинения?
— Отец сказал моей матери, что собирается рассказать правду и тем восстановить свое доброе имя.
Сенатор потупилась.
— Надеюсь, что вы правы, Пич. Только помните, Блэкджек не был святым.
* * *
— Сенатор Морган был бессовестным, распутным сукиным сыном, — сообщил Ари Рэндольф Сперлинг.
— Это довольно резкая оценка, — заметил Ари.
Он провел этот день, расспрашивая бывших подчиненных Блэкджека, и пустил в ход все приемы из своего репортерского арсенала, чтобы убедить их говорить откровенно. Пич не понравилось бы то, что он услышал.
Сперлинг был не одинок в своих оценках. По мнению примерно десятка людей, которых Ари уже повидал, Блэкджек был крупным мерзавцем, который требовал мгновенного повиновения и верности без рассуждений. Впрочем, в этом он не отличался от любого другого сенатора.
— Я сделал все возможное, чтобы оградить семью сенатора от правды, — продолжал Сперлинг. — Какое облегчение — рассказать наконец-то кому-то правду.
— Вы его недолюбливали?
— Мы никогда не были с ним близки, если вы это имеете в виду. Но было время, когда я его уважал. Когда в восьмидесятых его инвестиции в недвижимость Техаса погорели, он стал остро нуждаться в деньгах. И тогда… — Сперлинг уставился в окно.
— Что тогда? — подбодрил его Ари.
— Невозможно уважать человека, который проворачивает такие дела, как сенатор.
— Например?
— Подделывал документы о доходах, чтобы не платить налоги, использовал деньги избирательной кампании на личные нужды, — выпалил Сперлинг. — Меня трясло от гнева, но я ничего не мог поделать. Вспомнить только тех вашингтонских адвокатов с оплатой по шестьсот долларов в час. Последний год сенатор вымогал деньги. — Откуда вы знаете?
— Он сам ныл по этому поводу. Если бы Блэкджек не преставился так скоро, я бы подал в отставку. Вы не представляете, какой это был ад — работать на него в последнее время. Не сомневаюсь, что меня заставили бы давать против него показания, когда сенатская комиссия начала бы расследование.
— Похоже, вы очень злитесь на него, мистер Сперлинг.
— Злюсь? Не то слово! Моя репутация тоже была поставлена на карту. Блэкджек чуть было не утянул меня вместе с собой на дно.
— Его жена и дочь говорят, что он собирался вернуть себе доброе имя.
— Чепуха. Даже Блэкджек с его хорошо подвешенным языком не выкрутился бы в такой ситуации.
— Он когда-нибудь упоминал о том, что пишет книгу? — Ари задал этот вопрос и увидел, как встревожился Сперлинг.
— Какую книгу?
— Несколько дней назад Пич и ее матери позвонил литературный агент. Очевидно, Блэкджек связался с ним за пару недель до смерти. По словам этого агента, Блэкджек написал совершенно разоблачительную книгу о правительстве.
— Если сенатор передал книгу агенту, почему вы задали этот вопрос?
— Он не послал всю книгу целиком, только три главы и краткое содержание. Остальная часть рукописи исчезла.
— Очень жаль. Пич и Белла, наверное, очень расстроены. — Сочувствие Сперлинга было фальшивым, как купюра в одиннадцать долларов. Этот человек — хамелеон, подумал Ари, и не слишком приятный к тому же.
— Значит, вы ничего не знаете об этой книге?
— Абсолютно ничего. Но с другой стороны, я не был доверенным лицом сенатора.
— У вас есть какое-либо предположение, кому бы он мог о ней рассказать?
— Знаете эту поговорку, насчет «шерше ля фам»? Поспрашивайте у других. Может быть, знает кто-то из тех, кого он трахал, кроме народа Соединенных Штатов.
— Вы можете подсказать мне имена?
— Я вам уже сказал, что мы с сенатором не были близкими друзьями.
Сперлинг встал, показывая, что разговор окончен, обошел вокруг стола, взял Ари под руку и проводил его до двери.
— Жаль, что не смог вам почти ничем помочь, — произнес он противным голосом. — Если я могу еще что-либо для вас сделать, звоните, не стесняйтесь.
Рэндольф так спешил отделаться от Раппапорта, что буквально вытолкнул его за дверь. Какого черта он согласился встретиться с этим журналистом, корил себя Рэндольф, возвращаясь к письменному столу. Какое счастье было бы оставаться в неведении.
Раппапорт подтвердил его худшие опасения. Ему очень не хотелось передавать эту информацию дальше. Он набрал номер телефона в Вашингтоне, который помнил наизусть, пересказал то, о чем узнал, а потом внимательно слушал, пока повелительный голос говорил ему, что надо сделать и как это сделать.
К тому времени когда в трубке раздались гудки, Рэндольф весь вспотел. Он подождал, пока тиски, сжимавшие его грудь, хотя бы немного ослабнут, потом набрал номер хьюстонского агента Управления по борьбе с наркотиками и объяснил ему новое задание.
— Делайте все, что потребуется, только найдите эту проклятую рукопись. Разнесите дом Пич Морган по камешку, если понадобится. И ради Бога, не попадитесь, не то нас обоих повесят.