— Дэвид Келлер сказал, что папина книга — это политический динамит.
— Теперь, когда мы знаем, что книга исчезла, мне просто хочется сделать то, что предложила мама, и продолжать жить дальше.
— Мне тоже, — согласилась Белла. — Я подумываю о том, чтобы устроиться на работу.
— Что? — вырвалось у Пич.
Она так была занята собственными проблемами, что не слишком задумывалась, а как живется Белле.
— Ты слышала, дорогая. Мне необходимо чем-то себя занять. Раньше я хозяйничала по дому, наводила в нем красоту, но дом скоро будет продан. И что мне тогда делать?
— А куда ты хочешь устроиться? — спросила Пич.
Белла пожала плечами.
— Я не очень-то многое умею. Наверное, смогла бы работать в модном магазине.
Сердце Пич болезненно сжалось. Как тяжело Белле говорить эти слова, как она, наверное, переживает!
— Мне очень не нравится, что ты будешь продавать платья тем женщинам, которые раньше были твоими подругами.
— Меня это не смущает, дорогая. Они и остались моими подругами.
Пич бросила отчаянный взгляд на Ари. Их взгляды встретились, и он кивнул, словно подтверждая: «Сообщение принято».
— А не хотите попробовать что-нибудь другое? — обратился он к Белле.
— Конечно. Я не согласна с избитой поговоркой, будто старую собаку нельзя научить новым трюкам. А что вы имеете в виду?
— Берт мне говорил, что у вас хорошо получается компоновка журнального макета.
Белла любовно улыбнулась Берту, потом снова повернулась к Ари.
— Берт — прирожденный льстец. Я принесла ему домой несколько макетов, когда он выздоравливал после ранения, но вряд ли это можно назвать компоновкой.
— Ты чересчур скромничаешь! — воскликнул Берт. — Ты сделала гораздо большее, а не просто принесла макеты. Я никогда бы не закончил работу вовремя, если бы ты мне не помогала. Твои предложения были бесценны.
— Берт уже давно требует дать ему помощника, — сказал Ари Белле. — Если вы согласны, я возьму вас на тех же условиях, что и Пич. С точки зрения зарплаты и продолжительности рабочего дня тут хвастаться нечем, но зато какая приятная компания!
Белла широко улыбнулась Ари, потом потянулась через стол и пожала ему руку.
— Возможно, это злоупотребление семейными связями, но я согласна.
— Это надо отметить, — заявила Пич. — Давайте забудем о грязной посуде и выпьем шампанского у камина.
— Это второе прекрасное предложение за сегодняшний день, — объявила Белла.
— А первое? — спросила Пич.
— Работа, детка. Не знаю, как вас благодарить.
— Благодари Ари. Он ведь главный редактор.
Пич пошла к бару и достала из холодильника последнюю бутылку шампанского «Дом Периньон». Поставила ее на поднос вместе с четырьмя бокалами, принесла поднос на кофейный столик и села.
Вот так ей бы хотелось провести всю оставшуюся жизнь, подумала она, обводя взглядом дорогие ей лица, пока Ари открывал и разливал по бокалам шампанское. У них получилась такая дружная семья, какую только можно себе представить.
Фруктовый аромат шампанского навевал воспоминания о других праздниках в этой самой комнате, но ни один из них не был так сладок, как этот.
— За будущее, — произнесла Пич, поднимая бокал.
Рядом с ней Ари пробормотал:
— Лехаим.
— Что это значит? — спросила Пич.
— За жизнь, — ответил он. — Я тоже за это выпью, — согласилась Белла.
— В такую ночь гораздо приятнее провести вечер у камина, чем куда-то ехать, — сказал Берт, подбрасывая в огонь еще одно полено. Белла и Берт устроились на диване. Ари растянулся на полу рядом с Лентяем, а Пич присела неподалеку на коврик возле камина. Хотя ветер и дождь продолжали штурмовать дом, она чувствовала себя надежно защищенной. И ей хотелось, чтобы этот вечер длился вечно.
* * *
Два часа спустя Пич глядела на угасающие янтарные угли камина и впервые за много месяцев ощущала покой. Это время пролетело в оживленной дискуссии о будущем журнала.
— Мне хотелось бы написать статью о политической коррупции в Долине, — говорил Ари, имея в виду область, граничащую с Рио-Гранде.
— Мы никогда ничего подобного не публиковали, — колебалась она.
— Я знаю, тебе нравится, что в «Техасе изнутри» нет никакой политики, но я и не стану писать ничего слишком уж резкого. Тем не менее существуют интересные параллели между тем, что происходит в Долине, и тем, как делали политику в Арканзасе, когда Билл Клинтон был еще ребенком.
— В каком смысле?
— В обоих случаях существует почти кровосмесительная связь между деньгами и властью. Все это знают, но никто об этом не говорит.
Уверена, что могу открыть перед вами некоторые двери, привести вас к людям, которые ни с кем не стали бы разговаривать, — сказала Белла.
Ари одобрительно улыбнулся:
— Вы говорите как настоящая журналистка.
— Придержите коней, вы оба, — осадила их Пич. — Такая статья означала бы крутой поворот в политике журнала. Я слишком много выпила, чтобы принимать подобные решения сегодня.
Ари с заговорщицким видом подмигнул Белле, затем произнес:
— Но ты можешь подумать об этом завтра.
Не успела Пич ответить, как зазвонил телефон.
— Вот и спасение, — сказала она и пошла к столу, чтобы ответить.
Вежливый голос с южным акцентом, который она надеялась никогда больше не слышать, прозвучал в трубке:
— Можно Пич Морган?
Целую секунду Пич колебалась, не бросить ли трубку.
— Пич, это вы?
Пич нажала кнопку громкоговорителя. Пусть уж все слышат, что скажет ей эта Синклер.
— Что вам нужно, мисс Синклер?
— У меня хорошие новости, по крайней мере надеюсь, что они хорошие. У меня есть книга вашего отца.
— Сегодня утром вы сказали, что выбросили ее. В какую игру вы играете?
— Пожалуйста, выслушайте меня. Я не лгала, когда сказала, что избавилась от рукописи и от дискет. По правде говоря, этот материал настолько взрывоопасен, что я боялась хранить его в доме.
— Тогда зачем вы меня беспокоите? У нас уже половина одиннадцатого. Это значит, что в вашей местности уже половина двенадцатого. Разве вам не пора в постель? А то морщины появятся.
— Пич, у вас есть все основания меня ненавидеть. Но выслушайте меня спокойно. В ту ночь, когда я выбросила рукопись, я была так расстроена, что почти не понимала, что делаю. Ваш сегодняшний звонок меня напугал. Мысли в голове путались. Но когда приехала домой, я вспомнила кое-что. Я ввела книгу вашего отца в память своего переносного компьютера, которым с тех пор не пользовалась. Я выбросила распечатку и дискеты, но не стерла книгу из его памяти.
Пич показалось, что она сейчас задохнется.
«Боже мой, неужели снова?»
— Вы уверены?
— Компьютер сейчас стоит передо мной на столе. На экране первая глава. Я могу распечатать «Политику стяжательства» за несколько часов — если вы все еще хотите ее получить.
Пич посмотрела в окно на бушующую непогоду. Ей показалось, что рев ветра эхом отдается в ее сердце. Картинка того безопасного, благополучного будущего, которую она нарисовала в своем воображении, задрожала перед ее мысленным взором и растаяла, словно мираж.
Несколько часов назад она примирилась с мыслью о том, что с прошлым покончено. И обещание свое ей не сдержать. А теперь Джин Синклер снова давала ей шанс.
— Начинайте печатать, мисс Синклер. Я буду у вас завтра. Как только закажу билет на самолет, сообщу вам, когда меня ожидать. — Она попрощалась, обернулась и увидела уставившихся на нее Ари, Беллу и Берта. — Знаете что, люди, эта безумная гонка все-таки еще не закончилась, — произнесла она, слабо улыбнувшись.
— Ты не можешь завтра лететь в Вашингтон, — сообщил ей Ари.
— Почему?
— Потому что я не могу лететь с тобой. Мне надо закончить декабрьский номер. Не стоит объяснять тебе, какая произойдет катастрофа, если он не выйдет вовремя. С точки зрения прибылей от рекламы это самый важный номер в году.
— Тебе нет необходимости все бросать. Мне не нужна нянька.
— Но тебе может понадобиться телохранитель.
— Не говори глупостей. Никакая опасность мне не грозит. Никто не знает о рукописи, кроме нас четверых и Джин Синклер.
* * *
Рэндольф Сперлинг сел за стол, который раньше принадлежал Блэкджеку Моргану, открыл верхний ящик и достал кубинскую сигару. Хотя в здании курить запрещено, будь он проклят, если будет выходить на улицу вместе с уборщиками. По его мнению, он платил достаточно большой налог, чтобы делать в своем кабинете все, что заблагорассудится.
Не слишком торопясь, он глубоко затянулся, потом несколько мгновений подержал дым во рту, прежде чем выпустить его. Нет ничего более успокаивающего, чем вкус по-настоящему хорошей сигары.
Еще пара затяжек, и он почувствовал себя достаточно спокойным, чтобы в очередной раз позвонить Пич Морган. Сперлинг ослабил галстук, положил ноги на стол и набрал номер Пич. После третьего гудка трубку сняла Белла.
После обмена обычными приветствиями и «как поживаете» она сказала:
— Вы меня чудом застали дома. Я только что вошла. У нас тут всякие события.
— Какие-нибудь неприятности? — спросил он с тщательно отмеренной долей озабоченности.
— Совсем наоборот. Я только что вернулась из аэропорта, провожала Пич.
— Не знал, что она опять собирается путешествовать.
— Я тоже, до вчерашнего вечера.
Рэндольф тут же насторожился. Он задрожал, словно охотничий пес, унюхавший дичь. Последние две поездки Пич — сначала в «Заповедник», а затем в Вашингтон — не принесли ему ничего, кроме неприятностей.
— Что же произошло вчера вечером?
— Вы, наверное, знаете, что Блэкджек написал книгу?
Еще бы! Если бы не эта чертова рукопись, стал бы он названивать Белле.
— Если честно, я не верил в ее существование.
— Пич сейчас летит в Вашингтон за ней.
Сердце Рэндольфа пустилось вскачь, словно антилопа, за которой гонится лев. Книга Блэкджека могла его утопить. Он заплатил небольшое состояние бывшему агенту Управления по борьбе с наркотиками, чтобы тот выследил и уничтожил ее. Когда этот человек, настоящий профессионал в своей области, сообщил о своей неудаче, Рэндольф решил, что этой книги просто никогда не существовало. Как мог он быть таким самонадеянным?