сти четыре могучие двенадцатигранные башни: северная Караульная, самая высокая и зоркая, южная Данская (Речная), смотрящая на водную гладь, восточная Оружейная, в ней хранились оружие, и боеприпасы, и западная Тайницкая. Каждая башня имела четыре яруса для ведения боя. Между ними вознеслись семь башен, среди которых особенно выделялись три прямоугольные проездные, смело выступающие за крепостные стены: северо-восточная Сторожевая, северо-западная Степная и юго-восточная Портовая. Все врата были защищены опускными решётками-герсами, ощетинившимися острыми металлическими зубами, и бойницами подошвенного боя.
По замыслу архитекторов, периметр стен должен был составить 648 метров, толщина – 3 метра, а высота – около 9 метров. Завершающим штрихом станет облицовка белым камнем, которая покроет две трети высоты стен и три пятых высоты башен, придав крепости вид неприступный и величественный. Пока все это великолепие было только на бумаге. Стремительней всех в высь росли угловые башни, за ними тянулись простые. А проездные ещё только были в стадии закладки. Князь Юрий часто наведывался в новую крепость, лично контролируя ход строительства. Он понимал, что эта крепость – не просто торговый пункт, а важный стратегический объект, способный не только обеспечить контроль над торговыми путями по Славутичу, но и стать точкой кристаллизации вокруг которой появятся множество новых посадов и сёл, поэтому и имя крепости дали звонкое – Никополь.
Князь не скупился ни на злато, ни на припасы для новой вотчины, и людской поток, словно полноводная река, питал край жизнью. Воевода Корней Суровый, утопающий в ворохе забот, ворчал под нос, словно старый медведь, недовольный зимней спячкой. Но стоило ему подумать, что Юрий не видит, как в глазах воеводы вспыхивал хитрецкий огонек, подобный кошачьему, предвкушающему миску густой сметаны. Юрий отстранил его от бремени управления городами, передав бразды правления расторопным городским головам, оставив наместнику лишь надзор. Главной же задачей Сурового, которого Юрию так и подмывало в шутку окрестить Суворовым – тем более, что в фигуре и чертах лица угадывалось некое сходство – стала подготовка и управление воинством региона, как закаленными в боях полками, так и обучением вольницы иррегулярных отрядов.
Воевода понимал важность своей миссии. Половцы – союзник ненадежный, сегодня дружески торгует, а завтра, поддавшись внезапному порыву, может и разграбить приграничные земли. Потому и держал Корней ухо востро, денно и нощно упражняя ратников в воинском искусстве.
Учил копья метать да мечами рубиться, из луков да арбалетов стрелять метко. Регулярно созывал ополчение, а молодежь, по княжескому указу, два года гоняли в хвост и гриву, отсекая все лишнее, словно от грубого камня, дабы явить миру закаленного воина. И плевать он хотел на ворчание недовольных, дескать, от хозяйства отрывает. Корней знал: лучше пот пролить на учениях, чем кровь – в бою. Тем паче из княжеской казны молодым ратникам жалование платили, пусть и небольшое, да и кормили до отвала.
Юрий же, радея об укреплении власти княжеской, сосредоточился на организационных вопросах. Он видел свою задачу в том, чтобы князь осуществлял надзор и вершил правосудие, а бремя повседневных забот постепенно перекладывал на плечи местной власти. Пока, увы, получалось неважно: остро не хватало людей расторопных, честных и сведущих в делах. До всеобщей грамотности, как до Киева на четвереньках, но планы зрели поистине македонские. Князь мечтал о будущем, где должности городских и сельских голов станут выборными, но при этом подотчетными как общине, так и его воле. Однако спешить он не желал, будучи убежденным, что демократию следует вводить исподволь, словно яд — малыми дозами, чтобы народ окреп и выработал иммунитет к соблазнам анархии.
Март 1189 года
Ирина
Княгиня Ирина, находившаяся на втором месяце, старалась все успеть до того момента как её мобильность будет ограничена. Ещё когда Мария была беременная Юрий напряг своих механикусов, и они выдали чудо, шикарную, удобную карету, с мягким ходом. Так что передвигалась она с комфортом, учитывая, что Юрий в княжестве уделял большое внимание качеству дорог, которые были даже получше римских.
Херсонес оставался единственной игорной гаванью в княжестве, последним оплотом азартных игр. Сколько ни упрашивали Юрия, он оставался непреклонен: за пределами древних стен Херсонеса играм не бывать. - Одного развратного города с «блэк-джеком и шлюхами мне вполне достаточно,» – отрезал он, – и поощрять игроманию в своем княжестве я не намерен. Сначала подпольные казино, конечно, возникали, словно грибы после дождя, но их век был недолог. Либо они быстро разорялись, не выдержав конкуренции, либо попадали в цепкие лапы княжеской службы безопасности. И тогда – полная конфискация имущества и средств, а особо предприимчивых ждала незавидная участь: каторжные работы в самых суровых уголках княжества. Когда жены провинившихся пытались смягчить гнев князя, Юрий оставался глух к мольбам. Когда просить за осуждённых пришли княгини - он терпеливо, но твердо объяснял им суть своей модели управления, именуемой им - "железной рукой в бархатной перчатке". Княжество, говорил он, создает для своих жителей тепличные условия, но за любое нарушение закона карает безжалостно, возможно, даже с излишней суровостью, ну а если ты государственный служащий или княжеский человек, то наказание будет строже в двое, чтобы другим было не повадно.
Ирина любила посещать Херсонес. Её привлекала не столько азартная атмосфера, сколько возможность прогуляться по древним улочкам, ощутить связь времен. Они вкладывали огромные деньги в реставрацию греческого и римского наследия города и это давало отличные результаты. Путешественники со всего мира стремились в Херсонес, чтобы днём прогуляться по прекрасным улочкам, а ночью окунуться в развратно-азартный коктейль. Словом, Херсонес днём и ночью как говориться, две противоположности. Да и затраты на город начали себя оправдывать, не только игорный бизнес и древнее искусство, в княжестве это было делом добровольным и любой знал, что за попытку заставить кого-то что-то сделать против воли наказание только одно – отсечение головы, но и туризм, а также продаже всякой мелочёвки, которую Юрий назвал мудрёным словом –сувениры, приносили хорошую прибыль.
Здесь, в тени колонн и статуй, бойко шла торговля экзотическими товарами, прибывшими из дальних уголков мира. По правде говоря, обе княгини поначалу отнеслись к этой идее со скепсисом. Первые месяцы словно подтверждали их опасения: половина торговых мест пустовала, а среди немногочисленных торговцев преобладали приближенные ко двору. Но словно искра, раздутая ветром, разнеслась по миру молва об этом диковинном месте. И вскоре рынок превратился в настоящую Мекку для купцов и путешественников. Дошло до того, что Мария сама попросила мужа выделить ей место для торговли душистым мылом, шелковистыми шампунями, изысканными духами и прочей косметикой, производством которой она увлеченно занималась. Юрий не стал отнимать заветное место у других торговцев, а приказал возвести вдоль главной дороги, ведущей к рынку, ряд ажурных лавок из стекла и бетона. По две из них он щедро подарил своим жёнам. Когда же Ирина вскользь заметила, что, в отличие от сестры, ей торговать нечем, Юрий лишь загадочно улыбнулся. Но уже через две недели у Ирины красовались лавки, полные освежающих напитков, которым Юрий дал мудреное название – «лимонад». Для них были созданы диковинные сосуды, словно вышедшие из сказочных снов, из которых искрящиеся напитки щедро разливались жаждущим. Помимо прохладного лимонада, посетителей манили соки, терпкий квас, рубиновый морс и душистый узвар, а воздух трепетал от аромата свежайшей сдобы. Эти заведения, с легкой руки князя окрещенные "парсами" (лат. pars – часть, перекус), подобно кофейням, мгновенно покорили сердца гостей и горожан. Вслед за Херсонесом, "княжеские парсы" расцвели и в других крупных городах княжества. Множество подражателей пытались повторить успех, что лишь вызывало довольную улыбку у Юрия, ведь городская казна ощутимо пополнялась. Однако никому не удавалось воссоздать утонченную атмосферу и неповторимый вкус княжеских заведений.
После совещания со своими помощниками, которым Ирина все больше передавала бразды правления, она решила навестить княжеское имение «Севастос» под Херсонесом. Там, словно алхимик, Яков Коровин воплощал в жизнь их с Ириной сумбурный, но многообещающий замысел. Вопреки ожиданиям, ее взору предстала лишь суетливая картина: людской муравейник, копошащийся в земле, что-то усердно роющий, что-то торопливо подкладывающий. Ничего, что могло бы зацепить взгляд и разбудить воображение. Ирина нахмурилась. Она ожидала увидеть нечто более… возвышенное. Но вместо этого перед ней раскинулась хаотичная панорама земляных работ, словно здесь готовились к осаде, а не к строительству. Сдержав вздох разочарования, Ирина направилась к центру этого бурлящего муравейника. Она узнала Якова Коровина по его неизменной широкополой шляпе и запачканным землей перчаткам. Он что-то оживленно объяснял группе рабочих, размахивая руками и тыкая шестом в землю.
– Яков, что здесь происходит? – спросила Ирина, стараясь перекрыть гул стройки. – Строим, – максимально невозмутимо ответил Яков, будто речь шла о чем-то само собой разумеющемся.
– Я как-то иначе себе это представляла, – призналась Ирина, с сомнением оглядываясь вокруг.
– Так ведь земляные работы да фундамент – это для непосвященного всегда хаос. Вот когда стены начнут расти, тогда и глазу будет за что зацепиться, и разуму – понять, что к чему.
– С усадьбой и парком мне и сейчас понятно, – ответила княгиня, – а что вы строите вот тут? – спросила она, указывая вправо от себя.
– Как что? – удивился Яков. – То, о чем вы так долго мечтали, княгиня. Виноградники! Самые лучшие виноградники во всем княжестве! Помните, вы говорили, что хотите создать вино, которое затмит клареты? Вот мы и готовим, под надзором княжеского винодела, для этого почву. Ирина улыбнулась. Она действительно давно вынашивала эту идею. Виноградники, раскинувшиеся на склонах холмов, омываемых морским бризом, – мечта, которая казалась почти несбыточной. Но Юрий, как всегда, поддержал ее, выделив землю и лучших специалистов. И вот, благодаря энергии и таланту Якова, мечта начинала обретать реальные очертания.