тя это и не мешало интриговать, убивать и травить их.
Юрий даже подозревал, что тут задействован эффект кукушонка, или, как его ещё называют, эффект Горца, так что с такими родственниками и врагов не надо.
Ещё Юрий был практически уверен, что этот норманн приперся в гости к нему из-за одной симпатичной севасты, которой с удовольствием перемывают кости в Херсонесе. По-хорошему Юрий бы давно выставил этого Морехода в море, но с ним было около пяти сотен юных искателей удачи, которые были не мене заносчивы, чем их предводитель, и по-хорошему выставить их не получится, а тратить жизни своих дружинников в бессмысленные сечи он не хотел. К тому же, если подходить по всей строгости закона, то Херсонес расположен не в его зоне ответственности.
Вот когда гости захотели заявиться к нему в гости, то конунгу прямым текстом заявили, что это будет расценено, как начало боевых действий. На территорию княжества, в Алистон, допустили только конунга и трёх сопровождающих. Правда, пришлось Юрию тоже выдвигаться в Алистон, чтобы развлекать гостя, пока он трезвый, хорошо хоть компанию в его пьяных посиделках не нужно было составлять, здесь он и сам прекрасно справлялся. Пока Мореход с горя, а севаста взяла за правило регулярно стебаться над не шибко умным викингом, плыл по алкогольным морям, Ставр занимался тем, что пытался выдернуть из дружины Морехода самых перспективных дружинников, не сам, конечно, а через доверенных людей. Как сообщали послухи, недовольство среди воинов росло по мере того, как они тратили деньги, которые планировали зарабатывать.
Градоначальник Херсонеса уже усилил городскую силенциарию (стражу) двумя схолами (одна схола - 500 всадников), которые был вынужден снять с патрулирования дорог, обоснованно опасаясь пьяного погрома. Пришлось Юрию помогать соседям и отправлять тысячу кадетов с наставниками на патрулирование дорог. Таким образом
все были пре деле, и только Юрию приходилось общаться и терпеть этого шумного и вакхально - озабоченного норманна, правда, исподволь Юрий нахваливал ему Шарван и намекал, что талантливый лидер может захватить это небольшое, но богатое государство и закрепиться там, тем более рядом христианская Грузия и Армения. Про что Юрий не говорил, так это про то, что у грузинской царской династии родственные и союзнические отношения с правителями Шарван.
Юрий не сильно рассчитывал, что Мореход прям всё бросит и ринется захватывать Шарван, скорей, он рассчитывал на русский авось и на то, что наёмники любят посплетничать никак не меньше, чем бабушки на завалинках из его прошлого-будущего.
Хотя, если быть откровенным основная ставка делалась не на Морехода, а на другого дальнего родственника Юрия, юного спутника Морехода - Вальдемара, младшего сына датского короля Вальдемара Великого и Софии, дочери минского князя Володоря Глебовича. Нет, это не Юрий оказался такой прозорливый, а Мореход, желая произвести впечатление на Ирину, проболтался, что под его рукой ходит наследник датской короны, а уж потом проверить его слова не составило большого труда.
От Морехода Юрий не ждал ничего хорошего, было у него подозрение, что Айварс подумывает занять его место, убив на дуэли или в ходе тренировочного поединка, поэтому и старается присутствовать на всех его тренировках, но пока норманн не рисковал, то ли чего-то ждал, то ли не был уверен в своих силах, не в плане поединка тут самомнение викинга была заоблочным, а в плане взять власть в свои руки после устранения Юрия.
Однако узнать, чем закончится эта мыльная опера Юрию не довелось, на пятый день из Херсонеса на взмыленном коне прискакал один из дружинников Морехода. Часть дружины, утомлённая долгим ожиданием, подняла паруса и ушла из Херсонеса в неизвестном направлении. Айварс, напуганный перспективой потерять всё своё воинство, как известно, дурной пример намного заразительней, чем позитивный, быстро отбыл, а через пару дней его корабли покинули гавань Херсонеса.
Юрий вздохнул с облегчением, а вот Ставр был не доволен: не всех перспективных воинов удалось переманить. Но и так дружина Юрия пополнилась двумя дракарами и их экипажами, примерно по сотне воинов на каждом. Разбавив экипажи на половину кадетами, Ставр отправил корабли (два дракара и две галеры) патрулировать берега княжества, вылавливая контрабандистов и пиратов.
23 август 1184 года
Борт императорской дроморы
Мария, стоя на носу галеры, с напряжением смотрела вдаль. Облитый опаловым светом моря флот стремительно приближался к Тавриде. Мария чувствовала себя, словно птица, вырвавшаяся на волю из тесной клетки. Раньше на неё столица так не давила, раньше она себя чувствовала намного комфортней, не как рыба в воде, но всё же. Почти два месяца пребывания - и Константинополь буквально высосал из неё все силы, верней, не сам город, а его атмосфера с интригами и сплетнями.
Положение отца на троне по-прежнему было достаточно шатким, несмотря на поддержку купцов и ремесленников. Многие аристократические семьи были недовольны утратой своих позиций, вместе с ними недовольство проявляли генуэзские купцы, которые из-за политики отца лишились огромных барышей.
На время внутренняя оппозиция присмирела после успехов Михаила Враны, который в морском сражении разбил объединённый кипрско-сицилийский флот, после чего вернул Кипр под руку империи. На фоне этого успеха были зачищены особо активные противники императора. Правда, генуэзцам удалось организовали поход против Византии латинян и венгров, но на это раз отец скупиться не стал и перенаправил их энергию на отвоевание у сельджуков Котитеи и Смирны при поддержке византийского флота. Неизвестно, чем закончится эта авантюра, но это позволит Михаилу Врану при помощи армии успокоить недовольную знать, предъявив ей ультиматум. В качестве наглядного образца и козла отпущения был выбран род Ангелов, который в последнее время забрал слишком много силы, император предложил им вернуться на историческую родину, которая расположена на восточных рубежах империи, частично уже попавших под власть сельджуков, отвоевать свой лен. А для того, чтобы у Ангелов не возникло желание отторгнуть часть территории империи, или пойти на Константинополь вместо того, чтобы воевать с сельджуками, отец подпер их армией Алексея Аксуха, которая официально значилась как резервная.
Марии пришлось окунуться в интриги отца и активно помогать ему, чтобы в итоге получить помощь которая ей требовалась. Попутно пришлось отбивать две попытки отца выдать её за нужного человека. Но наконец она вырвалась на простор, из городской тесноты, при этом ухватила больше, чем рассчитывала, но, конечно, намного меньше, чем хотелось. Вместо четырёх кораблей, на которых она отплывала из Крыма, не считая флот брата, обратно она вела целых десять военных и двадцать грузовых, это, не считая десятка вертких элур, выполнявших функции дозора.
Не у каждого государства такой флот в наличии имеется, у той же Грузии или Алании ни одного приличного корабля нет, не доверяют морю выходцы с гор.
Флагман был способен выйти один против полусотни арабских дау, и оставить победу за собой, остальные суда были не так мощны, но тоже не подарок любому сопернику.
Пираты, которые быстро расплодились на оставленном без присмотра морском пути, разбегались в панике в стороны, особенно после того, как не особо прытких или наглых её флот потопил мимоходом.
Теперь у неё есть инструмент, чтобы навести порядок на северном участке пути. Сделать предстояло многое, и от первых шагов будет завесеть, как охотно захотят ехать другие мастера на новое место жительства, пока же она набрала или молодых мастеров, которые ещё не успели зарекомендовать себя, или вовсе подмастерьев, которые не могли вступить в цех из-за отсутствия средств.
Главным своим успехом Мария считала мастеров Евстратия и Дионисия, в Константинополе их считали странными, первый всё время пытался, большей частью неудачно, внести улучшения в производство шёлка, а второй пытался улучшить животных, понятно, что личные деньги у них быстро закончились, а давать на безумные эксперименты никто денег давать не захотел, в итоге Мария практически выкупила их семьи у ростовщиков. Кроме ремесленников и бывших рабов Мария везла с собой значительную библиотеку, в которой были собраны все произведения авторов, в которых рассказывалось о землях, расположенных на берегах Понта, а также все, что она нашла по ремёслам, Марии пришлось значительно прочесать имперскую библиотеку в поисках нужных сведений и загрузить переписчиков, чтобы забрать с собой всю интересующую литературу. Вышло немало, пришлось под книги и свитки выделить целый корабль.
Насколько хватало глаз — море тянулось синей простынёй, ясное гладкое, и только узкая снежно-белая полоска прибоя бежала по его левому краю, широкой каймой очерчивая золотой песок, который сменил зеленый пояс плавень. Воздух, разогретый горячим полуденным солнцем, буквально плавился над песчаной поверхностью берега — все мерцало, как в стране грез. Флот приближался к устью Борисфена, вот-вот появятся развалины древнего греческого города Борисфениды, пришедшего в упадок после основания Ольвии.
Сразу за ними раскинулись песчаные пустоши, где-то здесь расположены залежи песка, из которых древние греки выплавляли железо. Мария вычитала об этом в произведении «О чудесных слухах», принадлежавшему неизвестному автору, помеченному в имперской библиотеке как ПсевдоАристотель. Вот как он говорит об этом: «Рассказывают о совершенно особом происхождении железа халибского и амисского; оно образуется, по рассказам, из песка, несомою реками; песок этот, по одним рассказам, просто промывают и плавят на огне, а по другим — образовавшийся от промывки осадок несколько раз ещё промывают и потом плавят, прибавляя так называемый огнеупорный камень, коего много в той стране; этот род железа гораздо лучше прочих, и если бы оно плавилось не в одной печи, то, кажется, ничем не отличалось, бы от серебра. Только одно — это железо, по рассказам, не подвергается ржавчине; но добывается оно в незначительном количестве