– Хм, значит, самое время вниз по Волге двигаться, – задумчиво произнёс воевода. – Жаль, Сундовит нам пока не удержать, силёнок маловато. Но вот крепостцу у Земляничной поляны заложить – самое то. Стены готовы, осталось лишь собрать. Возьмёшься? – обратился он к Труану. – Можешь из своих взять любого, кто пожелает, да и сотню воинов в придачу дам. Место бойкое, заодно прикроешь деревни и хутора, что далеко от Роси расползлись.
– А почему бы и нет? – ответил Труан, недолго раздумывая над неожиданным предложением. – Только чур, за постройкой самолично наблюдать буду.
– Вот это по-нашему! – обрадовался воевода и закрепил договор крепким рукопожатием.
Труан Молчаливый явил себя мужем деятельным. Едва заря окрасила горизонт, сотня росских воинов и дружина Труана, сгрузив на ладьи инструмент и провиант, отчалили от росской пристани. Вслед за ними, словно вереница гусей, потянулись плоты, груженные бревнами – будущими стенами новой твердыни, и работниками, которым предстояло воплотить ее в жизнь. Место под крепость было изыскано давно, вычищено от поросли и ждало лишь своего часа. Местные жители, что россы, что мордва, лишь с ликованием встретили весть о возведении постоянной защиты и обещали посильную помощь. Не все из свиты Труана жаждали воинской славы; многие мечтали о мирном труде, но все, как один, изъявили желание разделить с ним новую судьбу. Сам Труан, облаченный в простую льняную рубаху, стянутую кожаным ремнем, стоял на носу ладьи, вперив взор в даль. Казалось, он уже вкушал сладость новой жизни, предвкушал грядущие возможности и грядущие испытания.
Ольстин долго провожал взглядом уплывающие ладьи, пока они не растворились за излучиной реки. В душе его бились два крыла – надежда и тревога. Он лелеял надежду, что новая крепость станет надежным щитом для окрестных земель, а Труан окажется верным союзником, а не притаившимся волком в овечьей шкуре. Но тревога, словно змея, обвивала сердце – слишком уж загадочной была эта фигура, возникшая из ниоткуда и предложившая свои услуги в столь смутное время. "Время рассудит," – промолвил Ольстин, поворачиваясь спиной к седым водам Волги. Дел в Роси было невпроворот. Нужно готовиться к суровой зиме, укреплять стены, обучать новобранцев и держать ухо востро с булгарами, что, словно раненый зверь, зализывали свои раны, готовясь к новой кровавой схватке. Воеводе предстояло доказать, что он достоин той высокой чести и доверия, что оказал ему князь.
Июнь, 1188 года
Стойбище монгольского рода борджигинов
Хасар
Когда Тэмуджин, словно сокол, угодил в чжурчжэньские сети, в сердце Хасара вспыхнула искра злорадства. Вот он, час освобождения от тени старшего брата! Хасар, чья душа изнывала в тени величия Тэмуджина, увидел в его пленении нежданный луч надежды, возможность взрастить собственные амбиции. Вокруг него, словно мотыльки на пламя, слетелись недовольные жесткой рукой Тэмуджина воины, жаждущие перемен. Но большая часть племени осталась верна своему хану. Хасар, чья стрела летела быстрее мысли, чьи мускулы крепли как сталь, а храбрость не знала удержу, был воином от Бога, но лишен дара правления. И тогда, наученный лукавым шепотом хана Торгула, он обрушил свой гнев не на чжурчжэней, заточивших Тэмуджина, а на меркитов. Набег, словно удар грома, оказался успешен, но гнев меркитов, подобно буре, обрушился в ответ.
Хасар, опьяненный легкой победой и подогреваемый лестью приспешников, не заметил, как сам попал в ловушку собственных амбиций. Он грезил о славе, о том, чтобы его имя звучало громче имени Тэмуджина, но вслепую шел к пропасти, не видя последствий своих действий. Вместо того, чтобы объединить племя перед лицом общей угрозы, он посеял раздор и вражду, ослабив тем самым и без того хрупкую силу монголов.
Меркиты, ведомые неутолимой жаждой мести за разоренные стойбища и угнанный скот, призвали на помощь союзников – грозных найманов, и обрушили всю свою испепеляющую ярость на беззащитные владения Хасара. Их воины, словно ненасытная саранча, заполонили бескрайнюю степь, не оставляя после себя ничего живого. Хасар, словно очнувшись от кошмарного сна, осознал, что жестоко переоценил свои силы и недооценил коварного противника. Он отчаянно пытался организовать оборону, но его голос, прежде звучавший как боевой клич, теперь дрожал, как осенний лист на ветру.
Битва разгорелась с неистовой силой, став кровавой и беспощадной. Монголы, верные Хасару, сражались с отчаянным мужеством, но силы были чудовищно неравны. Меркиты, ведомые испепеляющей жаждой мести, теснили их, шаг за шагом отвоевывая утраченные земли, словно хищники – свою добычу. Хасар, в первых рядах, рубился как безумный, словно одержимый злым духом, но даже его необузданная храбрость не могла переломить ход трагического сражения.
Кровь лилась рекой, окрашивая степь в багровые тона. Стрелы свистели над головами, словно злые духи, предвещая неминуемую гибель. Кони ржали в предсмертной агонии, а воины, с искаженными от боли лицами, падали на землю, устилая ее своими телами. Хасар видел, как один за другим его верные нукеры складывают головы, защищая его. Ярость и отчаяние переполняли его сердце.
В какой-то момент, в самой гуще битвы, Хасар оказался окружен врагами. Найманы, закованные в тяжелые доспехи, надвигались на него, словно железные големы. Их мечи сверкали в лучах солнца, готовясь обрушиться на его голову. Хасар отбивался с яростью обреченного, но силы его таяли с каждой минутой. Он чувствовал, как усталость сковывает его движения, а раны, нанесенные врагами, начинают невыносимо болеть.
Внезапно, словно гром среди ясного неба, раздался боевой клич, и на меркитов обрушилась новая волна монгольских воинов. Это подоспели подкрепления, ведомые андой (побратимом) Тэмуджин, Джамухой. Свежие силы вдохнули надежду в сердца измученных воинов. Битва вспыхнула с новой силой.
Исход битвы оставался неясным, каждый по восточной традиции приписал её себе. Но для рода борджигинов она оказалась катастрофической, из тринадцати тысяч нухуров (воинов, дружинников) в строю осталось около трёх тысяч.
Июнь, 1188 года
Шамкир
царица Тамар
Кызыл-Арслан, грозный владыка Ильдегизидов, с непреклонностью скалы отверг требования о выдаче Фаррухзада, брата павшего шахиншаха, нашедшего приют под его кровом. Правитель Азербайджана, чьи войска в кровопролитной сече с византийцами, потерпели поражения, не в виде утраченных на западе земель, жаждал реванша. Смута, разгоревшаяся у северных соседей, явилась словно дар небес. Здесь и беглецы, отступившие вместе с братом убиенного ширваншаха, и вожделенная возможность присоединить к своим владениям плодородную Муганскую долину. Обстановка с обеих сторон накалялась, и столкновение казалось неизбежным. К тому же, взор царицы Тамар, словно хищная птица, был устремлен на бакинскую нефть, обещанную ею крестоносцам. И если правый берег Куры находился под властью Аюб ал-Идриса, самопровозглашенного эмира Бакинского эмирата, за котором маячили уши правителя асов, то левый берег пока оставался под железной пятой грозного Кызыл-Арслана.
Когда армия Великого Атабека Азербайджана дерзко попыталась переправиться через Куру, она столкнулась с яростным отпором воинов Аюб ал-Идриса, чьи ряды были усилены неудержимой осетинской конницей. В это же время, словно разящие клинки, объединённые силы прорвались через Аракс в двух местах. Мурганцы, ведомые Ашкар Сункуром, разыграли искусную шахматную партию, лишь имитируя нападение на Тебриз, не вступая в решающую схватку, но хитроумно сковывая силы противника. И пока внимание азербайджанцев было приковано к этому манёвру, грузинская армия, подобно хищному зверю, совершила глубокий обхват, сокрушая немногочисленные местные гарнизоны и овладевая Ардебилем, отрезая северную группировку азербайджанских войск от основных сил.Паника охватила ставку Великого Атабека. Весть о падении Ардебиля, ключевого логистического узла, разнеслась подобно лесному пожару. Теперь северная армия, завязшая в боях у Куры и скованная действиями Ашкар Сункура, оказалась в ловушке. Назревала катастрофа, способная перечеркнуть все амбициозные планы Азербайджана.
Аюб ал-Идрис, подловив противника во время переправы через Куры, перешел в контрнаступление. Осетинская конница, словно вихрь, сметала остатки азербайджанских отрядов, загоняя их в Куру, лишая их возможности перегруппироваться и нанести скоординированный удар. Ашкар Сункур, убедившись, что основные силы противника связаны, прекратил имитацию наступления и начал отвод своих войск, готовясь к перехвату отступающих азербайджанских частей.
Грузинская армия, закрепившись в Ардебиле, рассылала мобильные отряды, перехватывая коммуникации и уничтожая обозы. Великий Атабек, осознавая критичность положения, отдал приказ о немедленном отступлении северной группировки. Однако маневр оказался запоздалым.
На обратном пути азербайджанские войска столкнулись с ожесточенным сопротивлением восставших талашей, а у переправ через Кара-Су их поджидали грузинские засады. Армия Великого Атабека, деморализованная и лишенная снабжения, несла огромные потери. К исходу кампании от армии Великого Атабека остались лишь жалкие остатки. Амбициозный поход обернулся полным разгромом, а могущество Азербайджана было серьезно подорвано.
Кызыл-Арслан, молил о перемирии, суля дружбу нерушимую и союз политический. В ответ же услышал от царицы Тамар слова, острые как кинжал: «Дружба, что казны не полнит, легче макового зернышка весит».
Дополнение. Титулы византийской империи. Реформа.
Высшие чины государства:
1. Автократор. (Император) - (с греческого «самодержец») - император.
Дарован золотой двуглавый орел, с глазами из фиолетового бриллианта и буквой «А» на щите – знак отличия, который надлежало носить на левой груди, являя его величие на официальных приемах.
2.Басилевс (Василевс)– Отец императора. Возглавляет Синклит. Обладает правом вето на решения императора, может быть преодолено решением Синклита.