Князь не забыл о Ратмире, прислал на помощь три галеры с греческим огнём, да тысячу половцев под предводительством своего дядича Данила Кобя́ковича. В целом под рукой Ратмира оказалось под три тысячи воев, да пять боевых галер, сила немалая. Вот только по словам лазутчиков у Ивана порядка десяти тысяч человек.
Ратмир выслушал лазутчиков, хмуря брови. Новости были скверные, но ожидаемые. Беглый князь, да еще и с такими амбициями, – это не просто разбойничья шайка. Это серьезная угроза, с которой придется считаться. Смоляне и валахи, подпитывающие берладскую вольницу оружием, тоже не добавляли оптимизма. Значит, за спиной у Ростислава стояли влиятельные силы, заинтересованные в дестабилизации обстановки в регионе.
Греческий огонь и половецкая тысяча – помощь, конечно, существенная, но против десяти тысяч берладников её может оказаться недостаточно. Нужно было думать, как обратить численное преимущество врага в свою пользу. Помниться князь все говорил, что воюют не числом, а умением. Вот этот тезис он и планировал воплотить в жизнь, если Иван все же решиться начать с Белгорода.
Август 1188 года
О́вручское кня́жество. Овруч
Рю́рик Ростисла́вич
Глава Ростиславичей был взбешен и неприятно огорошен, или верней наоборот неприятно огорошен, а уж потом взбешен. Ростислав, его сын, едва успевший вкусить брачного ложа с восьмилетней дочерью Всеволода Владимирского, вернулся из Торческа с вестью, от которой леденела кровь. Берендеи, словно выпущенные из клетки дикие звери, целыми родами покидали обжитые земли, устремляясь в бескрайнюю степь. И что горше всего – половцы, чья вражда с берендеями казалась незыблемой, не только не чинили им препятствий, но и встали стеной, не позволяя княжеским дружинникам преследовать беглецов. Юный князь Торческий, шестнадцатилетний мальчишка, едва успевший утвердиться на престоле, в одночасье лишился чуть ли не половины своей паствы.
Рюрик задумчиво погладил свою короткую, клиновидную бородку. Берендеи, хоть и слыли «своими погаными», верой и правдой служили щитом, охраняя южные рубежи княжества. Их внезапный уход зиял черной дырой в обороне, и Рюрик, как никто другой, понимал, чем это грозит. Половцы, почуяв слабину, словно волки, обязательно воспользуются возможностью поживиться в богатых городах и селах. А князь киевский Святослав, как коршун, не простит ему, если не обеспечит безопасность его владений.
Однако, гнев Рюрика был обращен не столько на беглых берендеев и их покровителя, в роли которого он подозревал крымского князя Юрия Андреевича, сколько на собственную слепоту. Он упустил нечто важное, недоглядел, проморгал. Не могли же люди, десятилетиями служившие Киеву, просто так, без причины, сорваться с насиженных мест. Значит, тому была причина, и причина веская, как набат.
«Найти! Допросить! Выяснить!» – приказал он себе, словно военачальник, бросающий в бой свои полки. И немедля, словно стрелы, должны быть отправлены самые надежные люди в Торческ, Саков, Берендичев, Берендеево, Ижеславль, Урнаев и другие земли, где обитали чёрные клобуки, дабы распутали они клубок обстоятельств, словно искусные ткачи. А главное – узнать: сколь родов покинуло обжитые края, и что стало той искрой, что разожгла пламя бегства.
Князь Рюрик не любил ждать, особенно когда дело касалось безопасности его земель. Пока гонцы седлали коней, он вызвал к себе воеводу Мирослава, человека немногословного, но надежного, как скала. Мирослав был не просто воином, но и опытным дипломатом, умевшим находить общий язык даже с самыми упрямыми степняками.
- Мирослав, собери три сотни лучших воинов, – приказал Рюрик, – и отправляйся в Торческ. Там разберись на месте, что к чему. Но действуй осторожно, не провоцируй половцев. Главное – выясни, что толкнуло черных клобуков на бегство. Ищи тех, кто остался, кто может рассказать правду. Не верю я, что все они разом с ума сошли.
Мирослав поклонился и вышел, а Рюрик остался один на один со своими мыслями. Он чувствовал, что за бегством берендеев кроется нечто большее, чем просто недовольство. Возможно, крымский князь Юрий Андреевич плетет интриги, стремясь ослабить Киев. Или за этим кроется другая история. Но для того чтоб противодействовать надо сначала понять чему, а уж потом озаботиться вопросом как? В любом случае, Рюрик понимал, что времени у него мало. Каждая потерянная пядь земли – это удар по его власти и по безопасности его княжества. Рюрик подошел к окну, вглядываясь в серую даль. Замок Овруч, стоявший на высоком холме, казался неприступным, но князь знал – даже самые крепкие стены бессильны против предательства и обмана. Его взгляд упал на реку Норынь, лениво несущую свои воды к Ужу. Там, на юге, начинались земли чёрных клобуков, теперь опустевшие и тревожные.
Мысли его прервал тихий стук в дверь. На пороге стоял молодой дружинник, запыхавшийся после долгой скачки.
- Князь Рюрик, гонец из Киева! – выпалил он, протягивая князю, свернутый в трубку пергамент. Рюрик развернул послание. Печать Святослава Всеволодовича, великого князя Киевского, говорила сама за себя. Текст был краток и суров: "Бегство берендеев – удар по моей державе. Требую немедленного выяснения причин и восстановления порядка. В противном случае, пеняй на себя".
Князь поморщился. Святослав, как всегда, был далек от реального положения дел, сидя в своем златоверхом Киеве. Ему важен был только престиж, а не судьба людей, живущих на окраинах княжества. Но спорить с ним было бесполезно. Придется действовать.
Рюрик вновь подозвал Мирослава.
- Возьми с собой не три, а пять сотен воинов, – приказал он. – И не только в Торческ. Обойди все земли чёрных клобуков. Найди хоть какую-нибудь зацепку, хоть ниточку, за которую можно ухватиться. И помни, Мирослав: действуй хитро, как лис, но будь готов к бою, как волк. От этого зависит, не только моя власть, но и судьба всей нашей земли.
Август 1188 года
Великая степь
Кочевья хана Кончака из рода Шарукидов.
Ветер Великой степи, извечный скиталец, яростно трепал кожаные полы шатра хана Кончака. Раскинувшееся по бескрайним просторам кочевье напоминало огромное пятнистое чудовище, дышащее огнем очагов. Кони ржали, женщины хлопотали у очагов, дети с азартом гоняли пыль. Но в сердце хана царила тяжесть, не поддающаяся ветру.
С тех пор как в степи объявился чужак – русский внук хана Кучума, правнук Аепы, – мир перевернулся, словно опрокинутая юрта. Лукоморская орда, некогда платившая дань Кончаку, ныне как хорошо выезженный конь была под его дядькой - каганом Кобяком. Бывший соратник, прошедший огонь и воду, а ныне постыдно ударился в торговлю да земледелие, что словно ядовитая плесень, разъедала степной уклад. Еще поколение-другое, и вольные кыпчаки забудут вкус кочевой жизни, променяв ее на тесные города и смрадные хутора, уподобятся оседлым черным клобукам. И пусть сила Кобяка росла, как тесто на дрожжах, притягивая к себе мелких ханов из Поднепровья и подчиняя орду с Днестра, Кончак видел в этом лишь неминуемую гибель степной вольницы. Нужно действовать немедля, пока еще крепка рука, но в открытом бою лукоморцев не одолеть. Остается лишь одно: объединить все орды кыпчаков, кочующих от Волги до самого Дуная, и искать союзников, для которых гибель Кобяка и его племянника Юрия – вопрос выживания.
Хан Кончак окинул взглядом свое кочевье. Он видел силу и слабость своего народа. Воины его были отважны и умелы в бою, но разрозненность и междоусобицы ослабляли их. Ему предстояло сломить вековые традиции, убедить гордых ханов забыть о личных амбициях и объединиться перед лицом общей угрозы.
Но как убедить тех, кто привык видеть в другом лишь соперника? Как заставить их поверить в то, что только вместе они смогут противостоять растущей мощи Кобяка? Кончак знал, что слова тут бессильны. Нужны были действия, пример, способный зажечь сердца и вдохновить на подвиг.
Первым делом нужно отправить гонцов во все концы степи, призывая ханов на курултай. Обещал не золото и власть, а лишь возможность сохранить свою свободу и независимость. Многих этот призыв оставит равнодушными, другие отнесутся к нему с подозрением, но нйдутся и те, кто готов был выслушать.
Одновременно с этим Кончак начал искать союзников за пределами степи и в первую очередь его взор упал на русские княжества. Кончак понимал, что русские князья – это зыбкий, непредсказуемый союз. Раздираемые междоусобицами, ослепленные жаждой власти, они редко видели дальше стен собственного княжества. Лишь две-три фигуры из всего сонма русских князей могли подойти на роль союзника. После долгих раздумий выбор пал на Всеволода Владимирского, еще один дядька Юрия, которому людская молва приписывает убийство двух старших братьев и их детей, ради княжеского стола.
Сквозь земли русские и половецкие неслись слухи о его жестокости и непомерных амбициях, а значит, он был готов на все ради достижения своих целей. Кончак решил обратить это в свою пользу. К Всеволоду отправились послы с богатыми дарами и посулами помощи в борьбе за великокняжеский престол, и, конечно же, в войне против племянника.
Август 1188 года
Торецк
Кун-тугды, князь чёрных клобуков из племени торков.
С дозволения половецкого кахана Кобяка, Юрий выделил торкам земли меж Волгой и Иловлей. Не пришлись по нраву вольным половецким кочевникам эти земли: леса дремучие, дубравы тенистые, да топи болотные – не степной то приволье для их лихого коня. Зато торкам, более осевшим, нежели кочевавшим, приглянулись эти угодья.
Семь тысяч торкских семей, ведомых князем Кун-тугды, потянулись за Юрием, и средь них – две тысячи воинов-рубак. Тысячу лучших Кун-тугды отправил с Юрием в Суздаль, во главе их поставив наследника своего – Злотана. Другая же тысяча принялась усмирять и обживать новую родину. Возвели град посередь выделенной земли и, без затей, нарекли его Торецком. И для земледелия, и для скотоводства хватало плодородной земли и простора. В междуречье селились не только торки, но и русские семьи. Торки уже больше ста лет жили бок о бок с руссами, переняли часть их традиций и обычаев, и князь тому не препятствовал, а лишь радовался. Чем больше переселенцев, тем легче будет выполнить просьбу князя – со временем поставить по Волге поселения, через день пути. Юрий особо наставлял: выполнять не спеша, дабы быть уверенными в их безопасности. Как ни странно, местных жителей почти не было. Семьи бродников, в малом числе жившие вдоль Иловли, на прибытие торков отреагировали настороженно, но постепенно привыкли к новым соседям. Торки не были враждебны, их воины, хоть и суровы на вид, не притесняли бродников, а ско