– И ночью рубили? – холодно спросил Эйнар вертлявого толстяка.
– А как же, ваша светлость. Факелы запалили и…
– А если бы кто-то под лёд ушёл в темноте?
– Так мужички верёвками обвязались, ваша светлость, – изогнулся в угодливом поклоне староста.
– А ты почему не обвязался?
Предостережения в голосе хозяина мужик не уловил, а потому с охотой ответил:
– А мне зачем? Я отсюда смотрел, с бережка.
– С бережка, значит… – мрачно повторил Эйнар, глядя на узкую щель во льду, которую уже успели проколупать. До воды народ пока не добрался, но трещин вокруг хватало. И ухнуть в невидимую бездну можно было в любой момент.
– Там и дети носятся, – вставила я, указав на мелькающие то тут, то там спины вездесущих мальчишек. – Может, без рыбы обойдёмся? Такими темпами лишь к весне прорубят.
– До весны ждать не будем. Староста! Всех со льда долой, чтоб ни души там через пять минут не было. А лучше и на берегу всех разгоните. Нечего глазеть. Ещё посечёт кого искрами или горячим паром.
Я почувствовала, как меня осторожно тянут за рукав, и опустила взгляд. Рядом стоял Тойс.
– М-м-м… Госпожа… Простите, госпожа… Но можно мне… сказать?
– Говори.
– Простите, госпожа… – он явно смущался, но всё же довёл свою мысль до конца. – Но наши пролезут.
– Пролезут?
– Ага. Не удержат их мужики. Да и держать не станут. На кой им? Простите, госпожа.
– Ах, вот оно что, – сообразила я, вспомнив собственное детство. Нас тоже удержать мало что могло. – Молодец, что сказал. А как насчёт гостинцев? – Я указала на привязанную к карете корзину. – Гостинцы удержат?
– Гостинцы удержат, – просиял мальчишка и рванул прочь.
– Только сам никуда не влезь! – крикнула я ему вслед.
Он только закивал на бегу. А мне на плечо вдруг легла тяжёлая рука. Я вздрогнула и оглянулась.
– Спасибо, – Эйнар не смотрел на меня, но чувствовалось, что обращается он только ко мне. – О детях я не подумал. Эти сорванцы действительно заберутся в любую щель.
– Это не я. Это Тойс подсказал.
– И с гостинцами тоже Тойс подсказал? Удивительно, но с каждым днём вы всё сильнее превращаетесь в любимую госпожу, – он махнул рукой в сторону поселян. – Они вам верят.
– А вы? – не сумела сдержаться я. – Вы мне верите?
– Я? – Эйнар помолчал немного, но всё-таки ответил искренне. – Я очень хочу верить.
Хочет, но пока не верит или не решается поверить… Эйнар коснулся губами кончиков моих пальцев в привычном поцелуе и направился к берегу. А я вернулась к карете.
Там уже собралась стайка детей, с любопытством вытягивающая шеи в сторону реки. Пришлось срочно раздавать яблоки, хлеб и мясо. Я так увлеклась, что лишь дружный изумленный возглас подсказал, что Эйнар превратился в дракона.
На этот раз муж не стал ворочать тяжести. Вместо этого он развернулся к воде, снеся хвостом какой-то несчастный заборчик, и несколько раз выдохнул яркое жаркое пламя. От берега почти до середины реки протянулась широкая полынья. Дети взвизгнули.
Дракон ещё несколько раз полыхнул огнём, словно заглаживая края, и вновь превратился в человека.
– Тот, кто полезет к воде, гостинцев больше не получит, – строго напомнила я, перекрикивая детский гвалт. – Как и подарков на Новогодие.
– Подарков? Каких подарков? – река оказалась мгновенно забыта, и на меня уставились десятки глаз.
– На праздник. Как у вас начало нового года празднуют?
Ребятня смотрела с недоумением.
– А вы… вы сами разве не знаете? – тихонько спросил кто-то.
И тут же получил подзатыльник от Тойса.
– Эх, ты! – с долей превосходства заявил он. – Госпожа милость оказывает – спрашивает! А вы пялитесь, как бараны! Или думаете, что лорды так же, как мы, снежками друг другу в лоб забубонят и спать идут?!
– А! Ну да! Простите, госпожа хорошая! – зазвучало со всех сторон.
Представив, что сказал бы Эйнар, вздумай милая супруга запустить ему в лицо комком снега, я невольно усмехнулась – бедолага дракон полинял бы на месте.
– Так как у вас празднуют? – повторила я. – Неужели только снегом бросаются?
– Сейчас я всё обскажу, миледи, – с достоинством выступил вперёд Тойс. – По первости – верхнее солнце встречают. Как оно заберётся на самый верх, так всяк в самое красивое нарядится и на площадь идёт, оттуда богам люд лучше всего видать. Там плошать нельзя: веселись, пляши, песни пой, глядишь, заметят светлые боги, одарят чем. А как солнце на убыль пойдёт, значит, боги спать ложатся, можно расходиться. Но мы-то хитрые! Когда боги спят, и взрослые по домам отправились, мы проверять начинаем, кого одарили, а кого нет: сходимся на снежный бой! Кто к первой звезде с целой мордой останется, тот и главный до летнего солнцестояния. Значит, любят его светлые боги – подсобили.
– Понятно, – протянула я. На краю сознания мелькали какие-то смутные, но пока не оформившиеся идеи. – И что, каждый поёт, кто во что горазд?
– А то как же! – важно кивнул Тойс. – Всяк до бога докричаться хочет.
– Только не слышат нас боги, – шмыгнула носом какая-то тощая девчонка с тремя смешными косичками.
– А может, слышат, только разобрать не могут, если каждый своё орёт. Вот вы тут гомонили – сами себя не слышали, не то что друг друга.
Дети переглянулись.
– А как иначе? – неуверенно спросил кто-то.
– А все вместе, хором, – улыбнулась я. – Боги всех услышат и всех заметят.
– Но мы так не умеем.
– Научу. Хотите?
– По-господски?
– Ну, пусть будет по-господски, – не стала спорить я.
– Даже если боги услышат, всё равно не заметят, – опять вмешалась худенькая девочка. – Там вся деревня соберётся. Откуда у нас столько обновок?
– Ничего. Мы постараемся, чтобы заметили.
– У меня мясник всё заберёт, – буркнула она.
– Это мы ещё посмотрим.
– Госпожа Фрейа, – из-под локтя вывернулся Тойс. – Вас господин зовёт!
Я оглянулась. Эйнар и правда уже стоял у кареты, держа под уздцы коня. «Надо же, как быстро время пролетело», – удивилась я, заметив склонившееся к закату солнце. Словно испугавшись упоминания грозного господина, детишки разбежались, а я медленно направилась к карете.
Всю дорогу домой вспоминала многочисленные школьные утренники и прикидывала, во что одеть ребятню так, чтобы боги их точно заметили. А если мясник всё же протянет к чужому свои загребущие лапки… Что ж, заставлю его и впрямь надеть костюм снежинки. Пусть покрасуется: это ему точно не поможет – боги со смеху забудут, зачем вниз посмотрели.
В таких розовых мечтах я даже не заметила, как карета доехала до особняка.
Но стоило войти в свою комнату, как локоть тут же сжали сильные мужские пальцы.
– Хватит увёрток, – Олаф задвинул засов на двери, перекрывая путь к побегу. – Пора всё обсудить.
Глава 11
– Что вы здесь делаете, Олаф?! – возмутилась я, безуспешно пытаясь вырваться. – Немедленно уходите!
– Не раньше, чем получу ответы на вопросы.
Протащив через всю комнату, он силой усадил меня в кресло у туалетного столика, а сам, не найдя ничего подходящего, плюхнулся прямо на кровать.
– Мне надоела твоя холодность и весь этот официоз, Фрейа. Если ты опять что-то задумала, так и скажи. И объясни всё!
– Я не должна ничего объяснять, – я сложила руки на груди и отвернулась к окну. – Объясняться придётся вам, когда сюда придёт Эйнар.
– Не придёт, – ухмыльнулся Олаф.
– Это ещё почему? – вздернула бровь я.
– В конюшне обвалилась крыша. Да так неудачно, что не войти, – гадко улыбнулся мужчина, нахально развалившись на моей кровати. – Досадно, но предсказуемо. Усадьба старая, неухоженная, хорошо, что вам потолок на голову не падает.
– Это вы…
– Даже если и я, то что это меняет? Важно, что в ближайшие полчаса Эйнар здесь точно не появится. Хенрике я передал, что ты не в духе и не желаешь, чтобы тебя беспокоили. В соседних комнатах никого нет, я проверил. Впрочем, вряд ли среди ваших слуг остались идиоты, которые захотят подвернуться тебе под горячую руку. Так что нам никто не помешает. Итак, я слушаю. Что ты задумала?
– Ровным счётом ничего.
– Ну, разумеется, – фыркнул Олаф, всем своим видом выражая недоверие. – Ты прямо сама невинность, да?
– Именно так, – отрезала я. – И прекратите мне «тыкать».
– В присутствии лишних ушей я веду себя осмотрительно, – отмахнулся он.
– И тем не менее мне неприятно такое обращение.
– Ого, какие мы грозные. Тебе стало скучно, раз решила, что самое время облить меня ледяным презрением? Изволь, потерплю. Так чем же вы настолько недовольны, дорогая сестра, что так упорно пытаете всех вокруг своей холодностью?
– Я всем довольна и хочу, чтобы так и оставалось. А для этого мне нужно, чтобы вы перестали ко мне приставать, хватать за руки и… И все эти двусмысленные намёки тоже ни к чему.
– А за что же в таком случае мне следует вас хватать? – мерзко ухмыльнулся Олаф.
– Перестаньте. Вы прекрасно поняли, что я имею в виду.
– О… наверное, мне стоит заслужить прощение? Как это сделать, милейшая Фрейа?
– Покинуть мою комнату. А если вернётесь в столицу, так я буквально воспылаю сестринской привязанностью.
– Эдак, чтобы дождаться любви, мне надо будет совершить самоубийство, – хохотнул он.
– Зачем же? Достаточно просто уехать за пределы империи, – я постаралась повторить его самодовольную ухмылку. – В таком случае обещаю повесить где-нибудь ваш портрет и порой ронять скупую слезу на раму. В среднем раз в год. Устраивает?
– Не знал, что к вашим многочисленным недостаткам прилагается ещё и жадность, – хмыкнул он и, посерьёзнев, подался вперед. – Шутки в сторону – у нас не так много времени. Что вы задумали, Фрейа? Почему так холодны со мной?
– Потому что я люблю своего мужа и флирт с его братом мне совершенно не нужен.
Олаф сморгнул, уставившись на меня с таким удивлением, словно я сморозила несусветную глупость.
– И нечего так смотреть, – сердито проговорила я. – Если вам неизвестно слово любовь, то…