Он рассказал Брайену все о графе и Мнрогаре, не сообщив, однако, какой вред наносит замку тролль.
Когда он закончил, Брайен покачал головой:
— Джеймс, это выше моего разумения. Здесь же целая история: магия, о которой ты не хочешь мне рассказать, вражда с леди Фалон. Да еще тролль с графом.
— Разве я не рассказывал тебе о целой армии троллей, которые чего-то ждут, прячась вокруг замка? — спросил Джим.
— Рассказывал, но я забыл. Это-то явно нас не касается, ведь они ждут, что кто-то из них заменит здешнего тролля?
— Да, но это лишь поверхностное объяснение. Нас с Каролинусом они беспокоят, ведь тролли никогда не собираются вместе. Они дерутся не на жизнь, а на смерть. Происходит нечто, совершенно не соответствующее природе троллей, и это пугает. Если они ведут себя не как обычно, то и действовать могут совсем не так, как обычно?
— Клянусь невинными младенцами, ведь сегодня их день, об этом я и не подумал!
— Что ж, наверно, мы поймем причину позже. Возможно, нас ждут какие-то иные неприятности.
— Целый поток скверных событий, — подытожил Брайен. — Я никогда не слышал ни о чем подобном. И меня раздражает, что я никак не могу тебе помочь!
Он ударил кулаком по столу и рассеянно схватил свой кубок, чуть не упавший на пол. Джим почувствовал тепло и искренность слов Брайена.
—Я и не ожидал, что тебе придется что-нибудь делать, Брайен, Потому и не рассказывал ничего раньше. Впрочем, я и теперь не должен был беспокоить тебя.
— Нет-нет. Я хочу услышать об этом из твоих уст, Джеймс, и всегда хотел. Я чувствовал, что тебе что-то предстоит. А я-то надеялся, что на праздниках нас ожидает масса удовольствия! Что я смогу показать тебе, как обращаться с копьем во время турнира, как пользоваться другим рыцарским оружием. Я хотел показать и тебе, и Жилю, особенно тебе, Джеймс, но все не было подходящего момента и, кажется, не будет.
— Я все понимаю, Брайен, — сказал Джим. Он внезапно почувствовал себя виноватым — не потому, что у него не нашлось времени для Брайена, а потому, что он уклонился от подобного предложения. У него не было никакого желания обучаться приемам боя с копьем или упражняться с тупым оружием в поединках против других рыцарей. Брайен не давал никакой скидки Джиму, когда им случалось бороться. Во время поединка Брайен действовал с такой силой, будто это настоящая схватка, и Джиму приходилось крепко держать затупленный меч или щит, чтобы парировать удары.
Чувство вины несколько ослабло, но все же при виде реакции Брайена только что владевшие Джимом тепло и покой сменились приступом меланхолии.
— Пусть это не беспокоит тебя, Брайен, — сказал он. — Я что-нибудь придумаю… или Каролинус что-нибудь придумает, и все образуется. Что меня действительно беспокоит, так это возможность потерять магическую силу или же необходимость покинуть эти места. — Он вздохнул. — Знаешь, Брайен, возможно, наш отъезд будет наилучшим решением. Пойми, ведь даже после нескольких лет, проведенных здесь, а мне помогали и ты, и Геронда, и Жиль, и Дэффид, и Арагх, и даже Секох, и многие другие, я все же не чувствую себя частью этого мира. Я оказался плохим магом, и ты сам знаешь мое умение обращаться с рыцарским оружием. Наверно, я никогда не смогу воспользоваться им как следует. Кроме того…
Джим вовремя спохватился. Еще немного и он рассказал бы Брайену, что солгал ему и другим рыцарям во время их первой встречи и что он никакой не барон из местечка под названием Ривероук. Джим не мешал Брайену верить, что уже был рыцарем. Он понимал, что Брайен мог бы критически оценить полученную информацию, но мог и проявить глубоко укоренившиеся в нем общественные предрассудки. Ведь если Джим не рыцарь, если он не барон, то, возможно, он и не благородный человек. А если он не благородный человек, Брайен Невилл-Смит оказывался лгуном, который представил настоящим рыцарям самозванца как своего ближайшего друга.
Это открытие могло глубоко ранить Брайена, хотя он сохранил бы тайну Джима. Немыслимо, чтобы Джим исказил мнение Брайена о друге как о человеке, который вправе носить меч и золотые рыцарские шпоры.
Не то чтобы они у всех были золотыми. Многие рыцари не могли позволить себе золотые шпоры, и в любом случае эти шпоры весьма непрактичны, ведь золото мягкий металл.
Но Брайен уже выговаривал ему:
— …Джеймс, ты слишком серьезно относишься к своим маленьким недостаткам. Ты научишься обращаться с оружием… Я научу тебя, и ты научишься, я тебе обещаю… И узнаешь другие мелочи, из-за которых так страдаешь.
Джим столь глубоко погрузился в меланхолию, что почти радовался ей. Он ответил единственной фразой, смысла которой, как он знал, Брайен не мог отрицать:
— Ты же знаешь, Брайен, я ведь не англичанин.
— Пусть так! — храбро отозвался Брайен. — Но ты отважный рыцарь, ты боролся и победил во многих стычках за правое дело. Все благородные господа и дамы горды знакомством с тобой. Я горжусь тем, что знаю тебя.
— Гордость! — раздался хриплый презрительный голос из темного угла. — Игрушка — и только. Среди вещей, которые стоит принимать всерьез, гордость
— пустое место.
Джим глянул пристальнее. Глаза его уже полностью привыкли к полутьме комнаты, в которую через щель в стене пробивался единственный светлый солнечный луч, и он увидел то, что ему следовало заметить раньше. В самой глубокой тени самого отдаленного угла лениво развалился на боку Арагх. Волк встал на лапы и прошел вперед, его крупная гордая голова оказалась между лицами Джима и Брайена.
Глава 26
—Арагх! — воскликнул Джим.
Он был убежден, что волк ни за что не войдет в дом, если этого можно избежать. Такой поступок противоречил разумной предусмотрительности волка, — в месте, которое может оказаться ловушкой, он не появится никогда. Логово или тесная нора, куда Арагх мог заползти и где не было места для кого-то еще, а потому его могли атаковать только с фронта, вполне устраивало его. Такое место было удобным убежищем для одного. Но жилища людей, особенно замки, были очень просторны, здесь волка могли атаковать со всех сторон сразу; к тому же здесь было обилие сильных запахов, которые отвлекали нюх.
— Ты давно здесь, Арагх?
— Я пришел вместе с Брайеном, — ответил Арагх. — Мы встретились в логове Мнрогара, поднялись по лестнице, прошли через конюшни, а потом вверх по ступенькам башни. Слуги занимались своими делами, ели и пили, как и гости в зале. Мы никого не видели. Никто не видел нас. Мы были готовы представить дело так, будто я просто большой пес. Но никто ничего не спросил.
— Отлично, я рад видеть тебя, Арагх, — сказал Джим. — Солнце, бьющее из бойницы, ослепило меня, иначе я заметил бы тебя гораздо раньше. Ты, возможно, даже лучше Брайена понимаешь, как я не подхожу к здешнему обществу.
Арагх фыркнул. Казалось, он сейчас повернется к Джиму хвостом и уйдет
— так волки выражают крайнюю степень презрения, — но он этого не сделал.
— Если ты хочешь, чтобы наша дружба кончилась, ты нашел нужные слова, Джеймс. Что это за нытье, будто ты щенок трех дней от роду? Ведь ты говорил, что приехал сюда из какого-то другого места, или я не прав?
— Нет, ты прав. Только я…
— А когда жил там, ты ведь был мужчиной?
— Конечно.
— Не драконом?
— Нет. Но к чему ты ведешь…
— Я волк, — прервал его Арагх. — Я был волком всю свою жизнь. И останусь волком до того дня, когда меня убьют. После этого пусть вороны долбят мои кости. Это неважно. Ты был мужчиной, где бы ты там раньше ни жил. Ты мужчина и здесь. Оставайся мужчиной, чего тебе еще надо? Придет время, когда ты столкнешься с кем-нибудь, кого не сможешь убить. Тогда ты умрешь. Все умирают. Но ничто не изменит того, что от рождения до смерти ты был мужчиной. А остальное неважно.
Брайен издал горловой звук, будто собираясь заговорить. Арагх посмотрел на него, и Брайен снова опустился на стул, подперев голову рукой.
— Если ты хотел сказать мне, что волк не может понять положения Джеймса, — обратился Арагх к рыцарю, — я тебе отвечу так. Это ничего не значит по сравнению с тем, что я — это я, Джеймс — это Джеймс, а ты — это ты. Мы те, кто мы есть. И делаем то, что можем. А когда уже ничего больше не можем, умираем и уходим, выполнив свое назначение и заполнив годы своей жизни. Чего же еще можно требовать? — Волк вновь посмотрел на Джима, сознавая, что попался на удочку из-за симпатии к своим друзьям.
— Ты прав, Арагх, — только и смог сказать Джим.
— Конечно, я прав. — Арата посмотрел на Брайена: — Ты хотел бы поспорить, Брайен?
— Ха… Что ж, благородный человек больше, чем просто человек. Честь, долг… Но в твоих словах много верного, Арагх.
Да, подумал Джим, в этом что-то есть. К собственному удивлению, он почувствовал себя лучше. Его настроение изменилось, он ощутил подъем энтузиазма. Внезапно он спросил:
— Кстати, Арагх, ты разбираешься в гоблинах?
— Не очень. Я вижу их время от времени, когда они мчатся на струйке дыма по лесу. Но они ведь существа домашние, и у меня с ними нет никаких дел, они боязливы, как полевые мыши.
— Плохо, — сказал Джим, обращаясь к самому себе. — Я просто раздумывал, как они живут. Один из них, тот, который живет в камине буфетной Маленконтри, явился сюда вчера и рассказал мне о клиффсайдских драконах.
— Драконах? — переспросил Брайен. — А при чем тут клиффсайдские драконы?
— О, Секох прислал мне сообщение. Разве я не говорил тебе?
— Не припомню, чтобы ты мне об этом рассказывал, Джеймс, — сказал Брайен. — Надеюсь, это не та очередная трудность, с которой ты столкнулся?
— Если говорить честно, то да. — Джим уже так много рассказал Брайену, что чувствовал себя свободным говорить и об этом. — Драконы хотят прилететь на праздник.
— Драконы? Сюда? — Брайен уставился на Джима. — Им явно стоит лучше подумать. В замке нет ни одного рыцаря, который бы не хотел расправиться с ними, если они явятся. И зачем им сюда прилетать?