— Твой жезл не представляет для нас никакой опасности, — произнес ибн Тарик.
Джим снова опустил глаза. Жезл как жезл, хотя и не такой длинный и толстый, как тот, что был у Каролинуса, когда пришлось вызволять Энджи из Презренной Башни. Тогда с помощью жезла Каролинус заставил отступить Темные Силы, а Джим, Брайен и Деффид ап Хайвел вступили в борьбу с порождениями этих сил и одержали победу.
Жезл как жезл, хотя, может быть, и не такой действенный, как у Каролинуса. И все-таки Джим знал: он не зря лез в гору. Теперь он во всеоружии. Жезл упирался в пол, который соединялся с землей. Жезл вбирал силу планеты!
— Повторяю, твое оружие не представляет для нас никакой опасности, — снова раздался монотонный голос ибн Тарика. — Мы мусульмане. Как ты сам знаешь, ваша христианская магия не может причинить нам вреда. Лучше и не пытайся ею пользоваться.
— Среди вас не все мусульмане, — сказал Джим. Он только сейчас заметил, что руки сидящего в центре треугольника монгола привязаны к щиколоткам. — Байджу, если хочешь, можешь присоединиться к нам.
Джим прикрыл глаза и представил, что монгол стоит рядом с ним.
Из набалдашника жезла вылетела маленькая молния. Пережечь путы Байджу не составило труда. Оказавшись за спиной Джима, монгол пробурчал что-то невнятное. Может быть, это было изъявление благодарности.
— Вот пока и вся магия, — сказал Джим. — Я проделал длинный и трудный путь за этим жезлом. Ты прав, ибн Тарик, с его помощью нельзя причинять зло, и я здесь не для того, чтобы напасть на тебя, а для того, чтобы защитить тех, кто нуждается в моей помощи. Я могу взять под защиту даже тебя, если ты встанешь на нашу сторону. Но для этого ты должен оставить свое колдовство.
Ибн Тарик сверкнул глазами, как загнанный зверь:
— Разве я новичок в своем деле, чтобы обращаться за помощью к человеку, подобному тебе?
Джим промолчал. Теперь, держа в руках жезл, он обрел уверенность, разум его просветлел, а мысли упорядочились. Пришла пора расставить все на свои места.
— Сначала ты просто хотел помешать нам с Брайеном найти сэра Джеффри, — сказал Джим ибн Тарику. — О их намерениях ты, вероятно, случайно узнал у Абу аль-Квасайра, от которого благоразумно скрывал, что ты колдун.
Ибн Тарик снова сверкнул глазами:
— Мне незачем таиться перед магом.
— Если бы ты открылся ему, то был бы дураком, а ты не дурак, — сказал Джим. — Узнав о наших намерениях, ты решил, что мы с Брайеном можем нарушить твои планы, а выяснив, что я маг низкого ранга, рассудил, что справишься со мной без особых хлопот. Когда же тебе не удалось во время перехода через горы втянуть меня в разговор о магии и разузнать о моих способностях, ты устроил так, чтобы нас с Брайеном захватили в плен ассассины. Потом ты предоставил мне еще одну возможность показать себя, когда не воспрепятствовал нашему побегу из Белого дворца.
Ибн Тарик натянуто улыбнулся.
— Но когда мы скрылись из дворца, воспользовавшись одним из простейших магических приемов, ты все же забил тревогу. На твой взгляд, мы узнали слишком много — разведали о потайном ходе. Ты решил, что о нем могут узнать и монголы и тогда они без труда завладеют Белым дворцом. Но скажи мне, зачем нам это надо? Зачем нам, да и Байджу тоже, бежать к монголам из Золотой Орды и рассказывать им о подземном ходе?
— Байджу из Орды, — сказал Хасан.
— Дурак! — вскричал ибн Тарик, уставившись на наставника ассассинов.
Джим посмотрел в глаза Байджу:
— Это правда?
— Нет. — Монгол выдержал взгляд Джима. — Я из Ильского ханства. Я говорил тебе об этом раньше и подумал, раз ты маг, то меня понял.
— Значит, ты специально сказал ибн Тарику, что ты из Орды, — произнес Джим. — И все-таки ибн Тарик лишился покоя, когда узнал, что тебе стало известно о потайном ходе. Он оберегает Белый дворец от нападения монголов.
Египтянин всплеснул руками:
— Я? Я не чужд дружбы с Хасаном ад-Димри, но зачем мне оберегать его дворец от нападения монголов? Да и что может сделать один колдун против целой армии?
— Один колдун действительно не справится с целой армией, — сказал Джим. — Но если колдун поддерживает контакты с мамелюками, которые настроены против монголов, это меняет дело.
— Я не поддерживаю контактов с мамелюками, — возразил ибн Тарик, — хотя не отрицаю, среди них у меня есть друзья.
— Думаю, все-таки поддерживаешь, — сказал Джим. — В тех краях, откуда я родом, таких людей, как ты, называют политиками. Когда я увидел тебя в этой комнате, я задался вопросом, зачем ты говорил с Мюрадом при нас с Брайеном о новом Саладине, который смог бы превратить Египет в империю, да еще упомянул о том, что Мюрад такой же курд, как и Саладин, хотя прекрасно знал, что разговариваешь с сэром Джеффри? Ответ очевиден. Представление, которое ты устроил, предназначалось исключительно для нас с сэром Брайеном. Все было подстроено так, чтобы мы даже не заподозрили, что перед нами сэр Джеффри. В довершение всего ты выпустил на сцену сэра Ренеля. Ты поставил неплохой спектакль, ибн Тарик.
— И когда тебе пришли в голову эти несуразные измышления? — спросил египтянин.
— Я уже сказал: когда увидел тебя в этой комнате. Я смотрел на тебя через щель наверху, из помещения, которое соединяется с домом Мюрада. И все-таки я думаю, когда ты разыгрывал свой спектакль, ты говорил о создании империи не только потому, что хотел ввести нас с сэром Брайеном в заблуждение.
— И ты решил, что я сам хочу стать вторым Саладином, чтобы во главе египтян пройти с огнем и мечом полмира, как Александр, а потом стенать, что больше некуда направить свои стопы?
— Нет, я так не решил, — резко ответил Джим. — Думаю, твои помыслы более прагматичны. Ты хочешь возродить опорные пункты ассассинов и вооружить тех не только обычным оружием, но и колдовством. Задумал набрать молодых колдунов и послать их в крепости, которые собираешься поднять из руин. Себе же ты отводишь роль учителя этих колдунов, с помощью которых, оставаясь в тени, намереваешься направлять действия ассассинов.
— Ты фантазируешь, — сказал ибн Тарик.
— Я не фантазирую. Это ты размечтался об империи. И начал строить ее здесь, в Белом дворце. Когда Хасан ад-Димри был суфием, ты предложил ему власть и богатство. Пока он оправдывает твои ожидания, ты ему помогаешь. С помощью колдовства заманиваешь в ряды ассассинов рекрутов.
— Это всего лишь твои домыслы.
— Я знаю, что говорю. Хасан ад-Димри был по-своему неплохим человеком, а ты наставил его на путь зла. С помощью Хасана ты укрепил Белый дворец, и все-таки этот единственной оплот твоей империи не может устоять перед нападением монголов. Вот почему, по твоему разумению, Байджу, Брайен и я должны умереть. Вот почему над Хасаном ад-Димри тяготеет проклятие.
— Ты нанизываешь одну ложь на другую, — холодно произнес ибн Тарик. — Тебе самому хорошо известно, что проклятие тяготеет не над Хасаном ад-Димри, а над сэром Джеффри.
— Это так, — сказал Джим, — но ты, как колдун, не все знаешь о проклятиях или, во всяком случае, не умеешь предотвращать их пагубные последствия. Проклятие сродни тяжелой болезни. Оно пожирает человека, над которым тяготеет. Ты заметил признаки болезни Хасана ад-Димри слишком поздно, чтобы исправить положение. К тому же ты сам подорвал силы Хасана, заставив его отречься от своих убеждений, соблазнив завидным положением среди ассассинов. Болезнь не оставляла Хасана, он с каждым днем слабел. Слабый наставник ассассинов тебе был не нужен. И тогда ты устроил так, чтобы проклятие перешло к сэру Джеффри, а ценности из Белого дворца перекочевали в Пальмиру, в дом почтенного Мюрада.
— Сэр Джеффри — христианин. Как я, мусульманин и колдун, мог освободить от проклятия другого мусульманина и наслать это проклятие на христианина?
— Ты действительно не мог этого сделать. Ты не мог наслать проклятие и на Хасана ад-Димри. Мусульманин не может использовать магию против христианина, христианин — против мусульманина, и любой из них — против своего единоверца. Так кто же наслал проклятие на Хасана? Этого не мог сделать и Келб. Или Келб — вовсе не Келб?
— Нет? — Громовой голос отразился от стен и наполнил всю комнату, а над тем местом, где только что сидел Келб, внезапно закрутился клуб дыма. — Я — Сахр аль-Джинн! — продолжал звучать голос. — Келб как был, так и остался моим презренным слугой. Я принял его обличье, чтобы следить за тобой на Кипре. Соломон, сын Давида, заточил меня в кувшин и бросил в море. Но теперь я обрел свободу. Перед вами не какой-нибудь демон или колдун, а сам Сахр аль-Джинн, джинн джиннов.
Дым немного рассеялся. Перед находящимися в комнате предстал повисший в воздухе помост, на котором громоздилось безобразное существо с тремя глазами и смещенным в сторону ртом, то самое, которое явилось Джиму и Гобу, когда Джим попросил Келба обернуться джинном.
— Ты всегда был самонадеянным и хвастливым болваном, — раздраженно проговорил ибн Тарик. — Время, проведенное в кувшине, тебя ничему не научило. Какая в тебе сила?! Из всех присутствующих ты самый слабый. Ты только что был псом, так и оставайся им еще девяносто девять жизней.
Джинн исчез. На его месте закрутил хвостом уродливый рыжевато-коричневый пес. Он пару раз тявкнул и пропал.
— Достаточно разговоров, Джеймс, — напомнил о себе Брайен. — У нас есть мечи. Пора заняться всерьез этим неверным и его джинном. Христианский клинок разит и мусульманина, и сверхъестественное существо, иначе не было бы крестовых походов.
— Помолчи, Брайен! — вмешалась Геронда. — Все не так просто, как ты думаешь.
Джим посмотрел вверх. Висевший в воздухе дым почти рассеялся. От Сахр аль-Джинна остались одни воспоминания. Может быть, Брайен чего-то не понял? Да и самому Джиму еще не все было ясно.
— Джинн, даже Сахр аль-Джинн, не может наслать проклятие, — продолжил Джим, снова поглядев на ибн Тарика. — Из всех стоящих ниже того, кого мусульмане называют шайтаном, только существа нескольких царств могут насылать проклятия. И лишь те, кто составляет Царство дьяволов и демонов, являются на зов колдуна.