Осужденного привезли на закрытой повозке и без церемоний приковали к столбу цепями. Он не сопротивлялся, лишь иногда с ненавистью взирал на своих мучителей, пытаясь отослать восседающей на подушке колдунье прямой взгляд. По бокам от нее верхом на наряженных сытых конях замерли Шайя и Бернадет.
Дождавшись, пока знаменосцы и воины выстроятся длинными колоннами до самой кучи наваленных под помост веток, Клодия церемонно кивнула, велев оглашать приговор.
Спустя несколько минут перед помостом появился глашатай и забубнил что-то, то и дело сверяясь с серым мятым листом. Разобрать его сумбурную речь не представлялось возможным, поэтому Клодия, поморщившись, подала ему знак умолкнуть.
Поднявшись в рост на своем паланкине, колдунья обвела торжествующим взглядом присутствующих и произнесла громким, властным голосом:
– Я знаю, что в Принии почитают Воина Ветров, а в Фирапонте надеяться на заступничество мифического брата-собаки. Я скажу вам одно: если хотите жить, забудьте о несуществующих тварях из детских сказок. И помните: покуда на этой земле правлю я, ни героям, ни собакам, ни демонам, ни богам сюда лучше не соваться, – холодный взгляд прошелся по испуганным лицам жителей Паны, – потому что каждого выскочку здесь будет ждать справедливая расправа. Потому что я здесь закон. Закон и порядок.
Довольная произведенным эффектом, она замолкла и села. К столбу с осужденным не торопясь явился палач. Дав отмашку помощникам, чтобы тащили вязанки сухого хвороста, он достал из-за пояса огниво, щелчком высек искру, подпалил клок припасенной соломы и швырнул его мгновенно выросшую рядом кучу веток.
В унисон разбежавшемуся по сторонам быстрому огню, небо начало стремительно темнеть, раскололось у горизонта от яркой бесшумной вспышки и просыпалось первыми каплями дождя.
Минуту спустя дождь усилился, будто назло колдунье, не дал огню разгореться. Слабые всполохи занимались, но тут же гибли, со злобным шипениям выпуская к небесам клубы дыма. Площадь тонула в дыму. Там и тут слышались оглушительное чихание и кашель.
Прижавшись к столбу спиной, Фиро думал о том, что казнь неподобающе затянулась. И пусть в его случае это было скорее хорошо, чем плохо, возможности предпринять что-то у него так и не появилось. Едкий дым лез в глаза и горло, лишая возможности адекватно воспринимать происходящее.
– Да запали ты уже этот проклятый огонь! Какого демона он не горит? – не выдержав, прикрикнула на палача Клодия.
Тот ждать себя не заставил. Поспешно зачиркал огнивом, попутно делая жест помощникам, чтобы подтащили из повозки сухих веток. Не помогло. Как по волшебству огонь вновь погас, а дождь перешел в ливень. В толпе раздались смешки, а кто-то, совсем расхрабрившись, даже отпустил в сторону Клодии пошлую шутку, про то, что «гулящую девку дождь сам отмыть хочет».
Расслышав оскорбление, колдунья рассвирепела и подскочила со своих подушек:
– Чего стоишь, Бернадет! Четвертуй болтливого засранца, живо!
– Как я его найду в такой толчее? – тут же придумала отговорку мечница и лениво зевнула, понукая лошадь отодвинуться от паланкина своей взрывной товарки.
– Сруби бошки дюжине ближайших, что под руку попадутся!
– Нельзя. Люди на грани, разгневаны, как никогда. Мальчишка был их героем, – прозвучало в ответ уныло, но весьма убедительно.
– Грязные отродья, – с трудом сдерживая проступивший гнев, скрипнула зубами колдунья. – Доберусь я до вас, ублюдки, все кишки вам выпущу и головы, как тыквы, поразбиваю.
– Я могу разбить ублюдкам головы, – неожиданно встрял в разговор Шайя и, вытянув из ножен меч, без разбору замахнулся на одного из собственных солдат.
Расторопная Бернадет вовремя окликнула безумного великана, призывая к спокойствию:
– Шайя! Шайя, давай без этого! Сейчас мы все тут спокойно посидим и насладимся казнью, а потом дружненько разойдемся восвояси, – решив вопрос миром, мечница удовлетворенно выдохнула.
– Разводите костер, несите спирт, лейте туда что хотите. Или прикажете самой поджигать его? – в очередной раз зашипела на слуг Клодия.
Те, бледня от страха, принялись раздувать оранжевые чадящие точки, угасающие в глубине хворостовой кучи.
Наконец непогода отступила и огонь занялся. Фиро ощутил, как едкими нитями тянется в легкие дым. В тот миг дым волновал его мало, момент был не тот, чтобы тратить драгоценное время на мысли о подобных пустяках. В голове злым хороводом плясали обрывки последних событий и разговоров, лица друзей и моменты былых битв, над всем эти мельтешением четко и ясно проступало лицо Таши. Фиро скрипнул зубами от досады и разочарования – стоило оживать вновь, чтобы опять потерять новообретенную жизнь на лобном месте Паны? Конечно, стоило, и все ведь могло сложиться по-другому… Могло…
От череды спонтанных мыслей его отвлек шум в толпе. Увидев, что осужденного уже не спасти люди на площади стали петь. Фиро узнал эту песню – «Брат-собака, приди в мой дом…»
– Да заткнитесь вы! Замолчите! – гневный вопль Клодии заставил часть поющих замолчать, но несколько голосов не послушались приказа колдуньи и продолжили.
Песня снова грянула громче. Покинув свое место, в толпу решительно двинулась Бернадет, но, словно забыв об авторитете грозной мечницы, ее коня оттерли в сторону, а кто-то, похоже, исподтишка всадил ему в шкуру булавку, отчего животное вскинулось на дыбы и, махнув в воздухе копытами, выбило у одного из знаменосцев штандарт. Клодия снова что-то заорала, толпа ответила ей гневным рокотом, а Фиро закашлялся от дыма, которым заволокло помост. Он уже не слышал пения, вычленяя из окружающих звуков лишь один – обреченный, безумный голос Травы, запертого на краю площади в стальной клетке. Песий вой устремлялся ввысь, словно молитва небесам, прошение о последней милости – спасительном дожде…
– Вой сколько влезет, – злорадно проворчала Клодия, выглядывая из-под вовремя поднятой складной крыши паланкина, – твоему хозяину никто не поможет, потому что я здесь решаю, я – закон…
На миг она встрепенулась и нервно взглянула на северо-запад. Там еще пару дней назад, как и везде вокруг Паны, была возведена магическая преграда. Кольцо морока должно было отпугнуть смельчаков, решивших сунуться в логово колдунов в столь ответственное время. Серый лес, пахнущий сухой травой и пылью, вырос за считанные часы. Клодия не сомневалась в его непроходимости. Как растить смертоносные чащи ей поведал Учитель, а уж он знал толк в том в запутывании следов.
Призрачный лес – убийственный, нерушимый покой. На секунду колдунья ощутила, как кто-то коснулся преграды, тронул могучий морок, пытаясь проникнуть сквозь него. Клодия напряглась, изучая степень опасности, но тут же успокоилась. Через колдовскую чащу на ее веку не удалось еще пройти никому…
Мили летели под ноги скакунов, ветер ревел, путаясь в гривах лошадей и плащах всадников, колыхалась трава. Далеко впереди небо сходилось со степью, смыкалось на линии горизонта. Таша до боли в глазах смотрела туда, надеясь как можно скорее увидеть очертания рокового города, но вместо него впереди поднялась размытая в дымку стена. Девушка не сразу поняла, что это за преграда, лишь приблизившись вплотную, рассмотрела серые контуры стволов и едва различимые листья, да боли знакомые…
Лошадь тревожно заржала и закружила на месте, силясь отвернуться от порожденного недобрыми чарами леса. Из-под тяжелых ветвей по выпущенным в сторону степи искривленным хищным корням потекли туманные струи, тягучие и плотные, как загустевшее молоко.
– Стой! – поспешно окликнул Ташу Фредрик. – Лошади туда не пойдут.
– Что за чертовщина? – буркнул Шагрэй, спешился и осторожно коснулся ладонью белой туманной гущи.
– Морок, – напряженно ответила Таша.
Взгляд принцессы судорожно метался по перегородившим степь стволам, путаясь в мути нечетких веток и листьев. Она словно вновь оказалась в подземельях волдэйских «ласточек», в мрачной обители Белого Кролика, из которой нет спасенья. По спине пробежала струйка холодного пота. Время! Время идет, и раздумывать некогда…
В густой траве зашуршали отставшие за время быстрой скачки мертвяки. Они бежали на четвереньках, несмотря на людские тела. Приблизившись к Ученикам, поднялись в рост и замерли на границе с призрачной преградой.
– Сильный морок, – сделал вывод Шагрэй, – все тонет в нем, как в болоте, время сбивается, а стороны света меняются местами.
– Что будем делать? – спрыгнув с коня, поинтересовался Криспэлл и опасливо оглядел лежащий у ног камень, покрытый завитушками незнакомых рун.
Убедившись, что надписи с его скандальной известностью никак не связаны, парень успокоился и пнул камень ногой.
– Сунемся напрямик, – предложил Шагрэй.
– Опасно, – замотала головой Таша, – я была в таком, знаю.
– Тогда обойдем.
– Не обойти, морок наверняка вокруг Паны кольцом висит, – задумчиво прогудел Фредрик. – Да и времени нет вокруг да около бродить.
– Эх вы, руки опустили, и предложить ничего толком не можете! – усовестил приятелей Криспэлл и снова в сердцах пнул многострадальный булыжник.
– Чего копытом-то бьешь, как мерин? Предложил бы чего лучше? – сердито бросил ему Шагрэй, за что чуть не поплатился.
Криспэлл кинулся на него с кулаками, но Фредрик остановил товарища и сосредоточенно указал ему на письмена:
– А вот это идея, – он присел и осторожно коснулся пальцем запыленных канавок древней вязи. – Рунные камни раньше бросали в степи, чтобы передавать по ним силу, если нижний поток слабел. Если такой есть по ту сторону морока, нужно протянуть к нему магическую нить и пройти по ней через лес – с пути уже не собьемся.
– Легко сказать – трудно сделать, – тут же скептически подметил Шагрэй, – чтобы прикрепить нить на другой стороне, надо сначала до нее добраться, а как?
– Я знаю, как, – голос Таши, напряженный, натянутый, нервный, прозвенел в воздухе сталью. – Я пройду на ту сторону и обозначу путь.
– Одна? С ума сошла? – попытался урезонить ее Криспэлл, но тут же умолк.