– Да это я, нечаянно! – повинился драконёнок. – Мы играли, играли, и – раз! – он загорелся!
– Ничего, – тепло улыбнулся малышу Тимка. – Всего пара досок пострадала. За баней ещё пяток новых имеется.
И тут по двору разнёсся зычный мамин голос:
– Обедать!
– Обедать! – радостно подпрыгнул деть. – Рэй, пошли быстрее! Тут так вкусно кормят! Я утром суп ел с длинными плоскими полосками теста, лапша, называется, а на обед бабуля обещала борщ. Ты слышишь, как пахнет?
И он побежал к летней кухне, виляя на ходу толстенькой попой и заметая следы хвостиком. Запах борща слышали все. Такое трудно не унюхать, особенно, когда борщ варится из самовыращенных овощей и мяса. Петух, углядев, что угроза в виде зелёного кавалера исчезла со двора, шустро выгнал свой гарем на пастьбу. Очень уж ему не хотелось пополнить собой морозилку бабулиного холодильника. Рэй в задумчивости оглядел свою одежду. Сквозь дырки просматривалось загорелое тело.
– Мне придётся отказаться от столь любезного приглашения, – выдал этот аристократичный гад.
Только желудок с ним не согласился и жалобно булькнул. Щёки брюнета заалели.
– У нас гости? – неожиданно раздался папин голос.
Мы втроём резко обернулись. Видимо папу посылали в город в магазин, так как он стоял в калитке с полными пакетами. Тимка ринулся к нему на подмогу.
– Пап, – я немного замялась, – у тебя ничего не будет из одежды для Рэя? Его – пострадала в схватке с ежевикой.
Теперь уже и папа критически осмотрел фигуру Рэя.
– Думаю, мой новый спортивный костюм будет парню в пору. Пойдём, – он передал сумки Тимофею, а сам взял Рэя за локоть и потащил в дом. – Заодно и умоешься.
Зыркнув на меня с непонятным выражением, дракон послушно потопал с папой в дом.
– Саша, а что это за гусь? – вкрадчиво спросил Тимка и подтолкнул меня в сторону кухни. – Откуда он взялся?
– Сам приблудился, – вздохнув, я попыталась взять у брата пакет поменьше.
– Иди, давай, собирательница сирых и убогих, – пробурчал Тимка, а затем неожиданно с тоской в голосе задал вопрос: – Он, что, правда, Тотошку заберёт?
– Правда, – пряча глаза, ответила я. – Мне и самой не хочется расставаться с малышом.
– Так, давай, не отдадим! – вдруг разволновался Тимка. – От хороших хозяевов животные не сбегают.
Я только помотала головой. А что сказать? Я и сама ничего не понимаю.
Бабуля обещала нам вчера, что сегодня всё объяснит: и то, почему мы слышим драконёнка и Тарзана, и то, кто на самом деле Тотошка, и вообще. Может, после обеда расскажет? Приставать к ней с расспросами – гиблое дело. Бабуля – железная леди. Если не хочет говорить, ни за что не скажет. Так что оставалось только ждать.
На кухне нас встретил аромат борща и свежеиспечённых шанежек. Под ногами крутились Тотошка и Муська, Анька уже сидела за столом и недружелюбно сопела, глядя на нас обиженными глазами. Интересно, за что ей прилетело?
– Вас только за смертью посылать, – буркнула малявка. – Есть хочется, а мама сказал ждать, пока все не соберутся. И где твой жених-оборванец? – в упор глядя на меня, закончила она гневную тираду.
– Какой жених? – подняла брови мама и недоумённо посмотрела в мою сторону. – Так это правда?
Она поставила на стол полное блюдо с картофельными шанежками и картинно схватилась за сердце:
– Только через мой труп. Тебе учиться надо! Первый курс ведь окончила! Какой замуж?
– А щас, – буркнул Тимка, выгружая продукты на стол, что стоял у стены. Его использовали для готовки.
– Александра взрослая девушка, – заступилась за меня бабуля. – Сама может решить.
– Какое «сама», ба? – у мамы, похоже, сейчас начнётся истерика. – Ей всего 19 лет! Пусть сначала диплом получит!
– Хватит, – ледяным тоном оборвала её бабуля. – Прекрати истерику, Катерина. Вспомни, сколько тебе было лет, когда замуж выскочила.
Мама поджала губки, подкрашенные розовой помадой, и засопела в унисон с мелкой. А я впервые задумалась: а во сколько, и правда, мама вышла замуж? Ей сейчас 37, мне 19. Э-э-э-э, получается в 17? Как так? Я покосилась на Тимку: он уже закончил разбор пакетов, загрузил в холодильник всё, что там должно храниться, на столе оставались Муськина еда и бутылка кетчупа. Похоже, его этот вопрос не волновал. Тогда я переключилась на бабулю. Она пожала сухонькими плечиками и кивнула на маму. Я уставилась на маму.
– Что? – выгнув недовольно бровь, буркнула родительница. – Так бывает.
Та-а-ак, кажись, меня ждёт очередной сюрприз. Сколько же их ещё ждать? Честно говоря, уже достаточно. Лимит закончился ещё вчера.
– Что бывает? – тут же с любопытством спросила сестра.
– Ничего, – опять буркнула мама и поставила перед ней тарелку с борщом.
– Ф-у-у, опять гадостный борщ! – скривилась поганка и капризно заявила: – Хочу сосиски с пюрешкой!
Бабуля, находясь в вечно активном пофигизме, потянулась, чтобы забрать у мелкой тарелку со словами:
– Мы едим борщ. Кого не устраивает – дорога из кухни открыта всегда!
Это она так завуалированно сказала «открыта нафиг». Бабулечка у нас с аристократическими замашками. Ну, чисто княгиня или графиня.
– Ба! – вцепилась мама в её руку. – Анечка сегодня не в настроении, не обращай на неё внимания!
Сестрица смекнула, что может остаться голодной до вечера, это ей не дома, где все её капризы исполнялись мгновенно.
– Ладно, – надула она губы. – Если вам жалко маленькой сосисочки, то съем я ваш противный борщ.
Мама облегчённо вздохнула.
– Кушай, Тотошенька, – ласково сказала бабуля, ставя перед дракошкой большую миску с борщом, в котором плавала нехилая ложка сметаны и разломленная на кусочки шанежка. – Такого тебе больше нигде не подадут, – и погладила зелёные рожки.
Деть вдохнул запах, зажмурился, облизнулся и с наслаждением опустил мордаху в миску. Муське положили её корм. Она царственно фыркнула. И непонятно было: то ли от возмущения, что её блюдо отличается, то ли от сознания собственного превосходства. Разговаривать с нами она не стала, только заработала розовым язычком.
– Подождём мужчин, – сказала бабуля. – Саша, – обратилась она ко мне, – после обеда соберёшь своему гостю и варанчику поесть в дорогу.
Да, мы негласно решили, что Тотошка будет вараном. Драконы у нас же не водятся.
– В какую дорогу? – забеспокоилась Анька. – Тотошка уезжает?
– Да, Рэй пришёл за ним. Никакой он мне не жених, – ответила я.
Глаза мелкой стали наполняться слезами и в следующую секунду она уже ревела в голос.
– Не хочу-у-у-у! Пусть он останется-а-а-а! Ма-а-а-ам! Купи-и-и-и! Купи его у этого оборванца-а-а-а! Зачем ему такой вара-а-а-ан? Пусть себе ещё лови-и-ит! – выдала сестра, болтая под столом ногами так, что сам стол ходил ходуном.
– Анечка, детка, – хлопотала над ней мама, – где же он у нас будет жить? – пыталась она успокоить младшенькую.
– У бабули! Целое лето-о-о-о!
– Солнышко, но ты же осенью в школу идёшь, в первый класс! – родительница с раздражением бросила в мою сторону: – Не могла после обеда сказать! Вечно ты всё портишь, бестолковая!
– А чего это она? – дракончик удивлённо поднял от миски испачканную в борще морду.
– Это наша принцесса выказывает протест, – бабуля сложила руки на груди. – Ей новую игрушку подавай!
Деть облизнулся, подошёл к мелкой, встал ей передними лапами ей на колени и заглянул в глаза:
– Ну ты чего? Я буду в гости приходить! Или ты с ведьмой Сашей к нам!
Но Анька его, конечно, не понимала. Она судорожно обняла дракончика и ревела. Белуга от зависти бы сдохла, не выдержав конкуренции. Деть растерянно моргал золотистыми глазками и кряхтел: хватка у мелкой железная.
– Хватит, – ледяным голосом сказала бабуля. По кухне, казалось, прошелестел холодный ветерок. – Зверь – не игрушка. Хочешь, – сама к нему съездишь, посмотришь, как Тотошка живёт.
Слёзы на Анькином лице высохли мгновенно.
– А можно?
– Только через мой труп! – взвилась мама. – Там может быть опасно! И потом, Анечка, мы же с тобой на море собирались!
– Да ну его! – радостно отмахнулась мелкая. Деть, пользуясь неожиданной свободой, отскочил обратно к миске и принялся торопливо чавкать. – Что я, море не видела? Я лучше к Тотошке!
– Нет! – категорически отрезала родительница. Её рука угрожающе сжала половник, но, глядя на вновь готовую пустить ручьи слёз доченьку, поправилась: – Если папа разрешит, то пожалуйста.
Анька на мгновение задумалась. Папа всегда делал то, что скажет мама. Её глаза блеснули радостной синевой, но затем сестрица опять скуксилась:
– Всё равно, не хочу, чтобы его забрал этот оборванец.
– Анна! – рыкнула бабуля. – За языком следи!
Анька притихла, затем украдкой показала язык. Почему-то только мне.
Наконец, отворилась дверь, и в кухню вошёл папа с Рэйнардом.
– Знакомьтесь, – улыбался папа. – Рэйнард Шерзский, знакомый Александры и владелец нашего Тотошки!
– В смысле «владелец»? – деть недоумённо вытаращил глаза. С бородёшки скатилась крупная капля борща и смачно шлёпнулась на пол. Муська покосилась, вздохнула и слизнула её.
– Очень приятно, – улыбнулась бабуля.
– Не надолго, – язвительно буркнула Анька, а, получив от бабули многообещающий взгляд, поёжилась и с надеждой посмотрела на маму. Мол, чего молчишь, когда любимое чадо обижают?
– Это наша бабушка, Елизавета Максимилиановна, – продолжал папа. – Это мама Александры, Екатерина Александровна, это младшенькая – Анечка, ну, а с Тимофеем, я так понял, ты знаком.
– Прошу к столу, – хлебосольно пригласила хозяйка и мужчины уселись на деревянные табуретки.
За столом воцарилась торжественно-похоронная атмосфера.
Глава 7.
Я ела и краем глаза наблюдала за Рэем. Держался тот достойно, хоть сначала и промелькнули на его лице ужас пополам с растерянностью. Но, буквально, один миг. Скорее всего, парня шокировала сервировка, ведь подали только одну ложку и вилку для шанежек. А может, он никогда не ел борща. Мама готовила украинский борщ, только без пампушек, а с шанежками, потому, что они выпекались, а пампушки жарить надо, а мама жареное старается не есть, и мы за кампанию. Сметану к борщу подали домашнюю, у тёти Зины, соседки, покупаем. Бедный Тотошка вылизал миску и жалобно шевелил хвостиком.