Ли Тао провожал правителя взглядом, пока тот не скрылся в море кожи и стали. Что-то кольнуло в его груди. Неожиданный жест императора показался ему почти отцовским.
759 год — настоящее время
Ли Тао появился на тропе в окружении телохранителей. В тени высокого холма стволы бамбука вздымались из глинистых почв, образуя длинный коридор. Шелест зеленого полога возвещал о возвращении наместника домой.
Бамбуковое море скрывало войско, которое он собирал и обучал в течение многих лет. Наличие тайной армии можно было легко приравнять к измене, хотя другие цзедуши поступали точно так же. Они тонко чувствовали общий упадок и беспорядки, ставшие уделом некогда великой империи после смерти могущественного императора. Люди, подобные Гао Шимину, спешили нажиться на нестабильности политической обстановки и прибрать к рукам власть, тогда как Ли Тао стремился поддерживать порядок, даже если это и означало прямое неподчинение Чанъаню.
Мысли наместника плавно перешли от раздумий об укреплениях и армиях к его знаменитой гостье. Неосознанно он пустил лошадь галопом.
Наместник постоянно был обеспокоен. По ночам, лежа на циновке в давящей темноте военного барака, Ли Тао представлял себе едва слышный шелест одежд Лин Суинь. И в звенящей предрассветной тишине он вспоминал звуки ее голоса, едва уловимый аромат духов. С рассветом мысли о ней исчезали, уступая место заботам о размещении войск и выдаче приказов и распоряжений. А потом снова наступала ночь.
Ему необходимо было избавиться от нее. Искушение слишком велико.
Ему необходимо быть с нею рядом.
Подъехав к дому, он выпрыгнул из седла и быстрым шагом направился к боковому входу. Царившая вокруг тишина обеспокоила его. Не было слышно ни шума шагов, ни гула людских голосов. Никто не вышел, чтобы встретить его. Даже в самые спокойные дни наместник привык к шуму, производимому слугами, занятыми своими повседневными делами и обязанностями.
Сердце на мгновение замерло, напряжение сменилось ледяным спокойствием. Ли Тао вытащил из широкого рукава кинжал и беззвучно вошел в залу. Он обвел ее глазами, пристально всмотрелся в темные углы простиравшегося перед ним коридора. Вдруг с галереи до него донесся звук знакомого голоса.
— Я слышала топот копыт?
Облегченно вздохнув, Ли Тао убрал оружие в ножны и резким движением расправил рукава, прежде чем выйти во двор. Двери центральных покоев были распахнуты, открывая вид в сад. Последние сомнения исчезли, когда он заметил фигурку в желтых шелках и с розовой накидкой. Суинь сияла, подобно трепетному огоньку пламени, среди суровых стражников, выстроившихся у входа в сад.
— Наместник Ли. — Блеснула швейная игла, зажатая между ее большим и указательным пальцами.
Ее голос просто не мог звучать так весело и радостно.
— Где Цзиньмэй? — спросил Ли Тао.
— Тетушка отправилась на весенний праздник[15] в Жунчжоу. Все остальные — вместе с ней, за исключением садовника, который слишком слеп, чтобы видеть сияние фонариков, и повара, вынужденного остаться здесь, чтобы приготовить еду.
Ли Тао едва не спросил Суинь, почему она не отправилась вместе со всеми, на мгновение позабыв свой строгий приказ держать ее во дворце и охранять постоянно.
Он прошел через ведущие в сад двери и приблизился к своей гостье.
— Что вы делаете?
— Штопаю, помогаю тетушке. Стараюсь воспользоваться последними лучами солнца.
Она склонилась над своей работой. Серебряная иголка, управляемая ее ловкими пальцами, легко касалась зажатой у нее в руках длинной рубахи. Ли Тао с удивлением узнал; в ней одну из своих рубах. Работая, Лин Суинь продолжала приветливо щебетать.
— Тетушка сказала мне, что раньше она была швеей. Теперь руки ее стали менее проворны. Суставы скрючены, и глаза уже не столь остры, как раньше.
— Вам вовсе не стоит этим заниматься. Элегантная Лин-гуйфэй не должна проводить время за такими ничтожными работами.
— Я почти закончила, — возразила она. — Не так уж и сильно это отличается от вышивки… Вот.
Лин Суинь натянула нитку и быстро перекусила ее. Его внутренности словно стянуло в узел при виде этого беззаботного жеста. Ли Тао опустился подле нее на скамейку.
Взгляд Лин Суинь неодобрительно коснулся его пыльной одежды.
— На этот раз вас не было три дня.
— Неотложные дела настоятельно требуют моего присутствия.
— Неотложные дела требуют вашего присутствия все больше и больше.
Она задавала ему вопросы с видом хозяйки дома, и это, похоже, доставляло ей удовольствие. Лин Суинь облокотилась на ручку кресла и замерла в ожидании ответа. Она чувствовала себя все более комфортно в его присутствии, и то время как он все чаще превращался в натянутую струну при одном только ее виде.
— Таким образом, вы выпытывали все тайны Божественного императора? — спросил Ли Тао.
— Да, — порывисто бросила она. Лин Суинь провела пальцем по гладкой, полированной древесине подлокотники. — Откройте мне ваши беды, и я буду вздыхать да охать, пока они не разлетятся прочь.
И она продемонстрировала свои намерения нежным, исковым шепотом, шедшим, казалось, откуда-то из глубины ее горла. Этот низкий, чувственный звук подействовал на наместника как самая искусная ласка. Ли Тао улыбнулся и покачал головой, наблюдая ее игру.
Все это притворство, напомнил себе он. Прекрасная, изящная ложь и, тем не менее, чарующая.
— Армия Гао движется на юг, — начал рассказ Ли Тао.
Наместник взглянул на ее лицо, прежде чем продолжить. Перед ним была приветливая маска, не отражающая никаких эмоций.
— Так же, как и армия императора, — добавил Ли Тао.
Вся ее беззаботность померкла.
— Вы так спокойно говорите об этом.
— Это было неизбежно.
— Вы хотели этого?
— Нет. — Одно это слово стало самым большим признанием, которое он доверял кому-либо, признанием, раскрывающим его истинное отношение к неминуемой битве. Ли Тао потер пальцами виски, и усталость накрыла его стремительным потоком, будто где-то прорвалась плотина. — Мне хочется рассказывать вам вещи, которые следует скрывать.
— Тогда сохраните при себе ваши тайны, — промолвила она мягко, — и откройте все остальное.
Хитрость, уловка. Скорее всего, ложь, однако звучит как доброта и милосердие, подумал он.
— Император Шэнь хочет контролировать власть цзедуши, опасаясь восстания, — начал Ли Тао. Его грудь словно стягивал железный обруч. — Однако без наших армий границы падут под натиском кочевников.
— Оспаривая власть Шэня, вы ослабляете империю.
— Значит, приказы правителя нельзя оспорить?
Лин Суинь некоторое время помолчала, обдумывая ответ, но так ничего и не сказала.
— Было время, когда Шэнь мог бы послушать меня, но сейчас… — Ли Тао закрыл глаза и откинул назад голову.
— А другие военачальники? — спросила она.
— Они слишком здравомыслящи, чтобы принять чью-то сторону, однако Гао вовсю мутит воду и, вероятно, добьется своего.
Менее хитроумный и влиятельный человек сперва напал бы на слабого, однако Гао не хотел ввязываться в долговременную войну. Он предпочитал вначале вынудить вступить в бой сильнейшего и посмотреть, как другие столкнутся с ним в кровопролитной битве. Старый лис к тому же хотел представить всю эту борьбу как верноподданное служение императору.
— Гао всегда знал, как манипулировать двором. Все, что ему для этого нужно, — это иметь среди тысячи дворцовых слуг нескольких, полностью ему подвластных.
Ли Тао открыл глаза и увидел, что Суинь воткнула иголку в подушечку для булавок и тщательно сложила рубаху у себя на коленях, быстрым движением расправив углы аккуратного свертка.
Не стоило тащить ее за собой в ловушку, в которую угодил он сам, винил себя Ли Тао. Ему бы следовало вернуть Лин-гуйфэй в дом у реки и сложить с себя ответственность за судьбу бывшей императорской наложницы. Однако Гао по-прежнему желает ей смерти. Лин Суинь нуждается в защите, хочет сама она этого или нет.
— Вы знаете, что сегодня полнолуние? — проговорила Суинь нарочито беспечным голосом. Она отложила и сторону сложенную рубаху и откинулась на спинку кресла, рассматривая дворик. Ее взгляд устремился ввысь, поверх изогнутых скатов дворцовой крыши. — Все домашние каждый год отправляются на весенний праздник в Жунчжоу.
Он кивнул:
— Они остаются там на несколько дней до окончания всех церемоний.
— Вы никогда не ездите с ними?
Никогда ранее ему не приходила подобная мысль в голову.
— Мы могли бы встретить праздник во дворце, украшенном изящными фонариками, — продолжала она, когда Ли Тао не ответил. — И есть сладости. Лин Суинь прикладывала все усилия, чтобы развлечь его, однако он не был искушен в искусстве праздной беседы. Вслед за ней Ли Тао взглянул в темнеющее небо. Луна еще даже и не появилась на небосклоне.
— Больше всего я скучаю по праздникам фонарей в Лояне. Фонарики подвешивались на веревках, протянутых от одного балкона к другому. — Она провела пальцем в воздухе воображаемую линию. — Все выходили на улицы и собирались вместе в этом море огней.
Лицо Суинь сияло восторгом при воспоминании об этих описываемых ею картинках. Сколько раз мальчишкой Ли Тао бродил в гуще праздничной, весело гомонящей толпы в Лояне? Задирал шею, чтобы взглянуть на парившие высоко над головой бумажные фонарики, озарявшие темное небо сверкающими, разноцветными огоньками.
— Фонарики могли гореть в Лояне всю ночь напролет, — заметил он.
— Вы бывали в восточной столице? — спросила Суинь.
Она искренне улыбнулась ему, и улыбка буквально озарила ее лицо. Рука ее свободно обвила подлокотник, и Тао едва сдерживал себя, чтобы не сжать ее пальцы своими ладонями. Однако сделай он так, то мог бы спугнуть представшую перед ним веселую ясноглазую девочку, и ее место снова займет искушенная соблазнительница.
Ли Тао резко поднялся:
— Вы ездите верхом?
— Я не знаю.
Потрясенная, она уставилась на него, однако, не раздумывая приняла протянутую руку. Впервые Лин Суинь не задала ни одного вопроса, просто позволив ему принимать решение.