ялись – тосканские холмы предгорьями, предгорья Апеннинами, один горный перевал другим. Впрочем, почтовая лошадь знала путь, а сопровождавший Цинтию гонец знал постоялые дворы, где можно получить еду, питье и короткий отдых. На ночлег они остановились перед самой полуночью, и то лишь потому, объяснил гонец, что в слабом лунном свете скакать опасно.
Перед отъездом Цинтия вместе с Лоренцо дождалась в тихой комнате, когда вернется гонфалоньер: стражники арестовали двух шпионов и Савонаролу, но заложников в доме не нашли и шпионы ничего о похищении не знали, а флагеллант отвечать отказывался, и непонятно было, удастся ли развязать ему язык.
Лоренцо обещал продолжить поиски. Город большой. А сейчас Цинтии надо скакать в Урбино.
Забрезжил рассвет цвета воспаленной кожи, воздух наполнился криками птиц, настолько безмозглых, что они не сумели освоить даже простую трель. Было очень холодно. Цинтия слезла с лошади помочиться и тут же поскакала дальше, радуясь хотя бы, что одежда сухая и мочевой пузырь больше не давит; у гонца глаза горели нездоровым блеском, и ей не хотелось знать почему.
В горных деревушках, которые они проезжали, было все больше каменных домов, все меньше деревянных; какие-то стены, у которых они останавливались, могли быть крепостными. Все это Цинтия отмечала, как в полусне, но мало-помалу туман в голове рассеялся, и она поняла, что дома здесь и впрямь больше похожи на замки, дорогу то и дело перегораживают ворота, а высоко на обрывистых склонах стоят форты, из которых удобно сбрасывать на путников тяжелые камни. Она спросила у гонца, действительно ли у Федериго де Монтефельтро так много врагов.
– Вовсе нет, синьорина. Новые римляне – византийцы – четырежды пытались отнять Урбино у доброго герцога. Ни одна попытка не удалась, и они отступились.
– Так все это осталось от прежних войн? Форты пусты?
– Нет, синьорина. Герцог говорит, римляне придут снова, так что им готов теплый прием.
В сумерках они обогнули последний поворот дороги и оказались перед воротами с двумя надвратными башнями. Ниже в долине горело множество огней.
– Урбино, – сказал гонец. В голосе его слышалась тревога.
Цинтию изумило число огней; она всегда считала, что Урбино – маленький город.
Тут она поняла, что лишь малая часть огней – городские окна. Вокруг Урбино раскинулся военный стан. Оттуда доносился стук молотов по металлу, и Цинтия различала пламя походных горнов.
Из ворот выступил копейщик.
– Кто здесь?
– Вестник от Медичи из Флоренции, – ответил гонец.
Наконечник качнулся в воздухе. С Цинтии внезапно слетели всякие остатки сна.
– Вы оба вестники? – спросил стражник.
– Мы вместе.
– Ждите здесь, – проговорил стражник и, махнув рукой дозорным на башнях, зашагал по дороге к лагерю.
– Вестник, я сказал! – Гонец, распахнув плащ, показал ливрейную нашивку и крылышки Меркурия на куртке.
Никто не отозвался. Он вытащил из-за пояса жезл Риенци, серебряную палочку, открывающую свободный проход по всей Италии. Ничего не произошло. Он наклонился к Цинтии:
– Что-то тут не так, синьорина. Впрочем, по закону нас не могут остановить. За мной.
Они направили коней в ворота. Два стражника скрестили копья у них на пути.
– Вам велено ждать, – неуверенно сказал один, косясь на серебряный жезл.
По дороге ехал отряд.
– Что, во имя Зефира… – начал гонец и, вглядевшись, с изумлением воскликнул: – Миланские воины?
У Цинтии перед глазами поплыло.
На облаченных в доспехи воинах и впрямь были цветочные эмблемы Милана. А в середине отряда ехал худой человек в алом плаще, отброшенном за спину так, что виден был горностаевый подбой и дублет, расшитый геральдическими лилиями. Левый чулок у него был коричневый, правый – белый.
Руки, держащие поводья, поражали изяществом и белизной. Цинтия видела крючковатый нос, очень маленький рот с оттопыренными губами, черные глаза. И очень бледные щеки с алым румянцем – она знала, что это означает. Перед ней был Галеаццо Мария Сфорца, который насиловал знатных женщин и отсылал их мужьям и отцам иллюминированные пергаменты с подробностями, как это происходило. Герцог Миланский. Вампир.
– У меня послание герцогу, – сообщил гонец, – от мессера Лоренцо Медичи из Флоренции.
– Я герцог, – учтиво произнес Сфорца. – Что за послание?
– Послание герцогу Урбинскому, синьор.
Сфорца почесал подбородок.
– В этой стране так много герцогов. Трудно сказать, кто из них каким городом правит… и каким будет править завтра.
Гонец поднял жезл Риенци и указал на Галеаццо.
– Разрешите проехать, синьор. Вы знаете законы Италии.
– Нет, – небрежно ответил Сфорца. – Я – закон Италии. Стража, схватить этих убийц.
Герцог перевел взгляд на Цинтию. Ее капюшон был опущен, волосы падали на лицо. Глаза Сфорцы расширились, губы приоткрылись.
Цинтия пришпорила лошадь и пронеслась мимо воинов, слыша позади возгласы. Гонец вскрикнул лишь один раз.
Она проскакала через город, направляясь в лагерь; как она и надеялась, на воинах была эмблема Монтефельтро, не Милана. Впереди стоял большой шатер, из-под приоткрытого полога лился свет. Цинтия натянула поводья у самого шатра. Лошадь дышала тяжело. И Цинтия тоже.
Человек с чудовищно переломанным носом и повязкой на правом глазу ухватил поводья раньше, чем она успела их выдернуть.
– Кто вы?
– Это шатер герцога Федериго?
– Ответьте прежде, кто спрашивает, – спокойно произнес человек с изуродованным лицом.
– У меня поручение… от Лоренцо Медичи… сообщить вашему господину о предательстве.
Она попыталась спешиться, не удержалась и упала. Одноглазый подхватил ее и поставил на ноги.
– Идемте. – Он отвел Цинтию в шатер, усадил на стул, налил в кубок бренди и заставил ее отпить глоток. Она ощутила расходящееся по телу тепло.
– Извините меня, герцог Федериго. Я не сразу вас узнала.
Федериго да Монтефельтро потер изуродованный нос.
– Не знал, что там настолько темно. Итак, мадонна, что вы имеете мне сообщить?
– Сфорца… – Она глянула на полог шатра. – Герцог Сфорца убил моего спутника. Он направляется сюда…
В движении герцог Федериго напоминал хорошо смазанный механизм.
– Эй, вы, – крикнул он воинам у шатра, – следите за входом. Никого не впускайте, даже герцога Галеаццо.
Он опустил полог.
– Итак, – проговорил Федериго, скрещивая тяжелые руки, – сообщите мне новости из Флоренции.
Рассказ много времени не занял. Все это время Федериго стоял, как бронзовый, и даже не моргал.
– Я привезла контракт от Лоренцо, – сказала Цинтия, открывая докторскую сумку.
– Госпожа, – ответил Федериго так мягко, как только позволял его голос, – у меня уже есть кондотта. С Миланом. Против Флоренции.
– Что это значит? – воскликнула она. – Сфорца – чудовище.
– А я человек слова, – ответил Федериго. – Я наемник уже сорок лет и ни разу – ни разу – не нарушил контракт.
Он поднял руку, опустил и покачал головой, словно не ожидая, что Цинтия поймет. Она сама не знала, понимает ли.
Герцог проговорил медленно:
– Мне известно, что Сфорца дурной человек. Знали бы вы его отца, великого Франческо… но даже контракт с дурным человеком надлежит чтить.
– Надлежит ли чтить контракт, заключенный с намерением обмануть?
– В чем заключался обман?
Цинтия вспомнила форты в горах и слова Лоренцо. «Ненавидит Империю всеми потрохами».
– Галеаццо лишь марионетка. Это не его война, а Византии.
Федериго сжал кулаки.
– Можете доказать?
– Я – нет. Но возможно, докажет Сфорца.
Федериго зашагал взад-вперед. Пламя фонарей вздрагивало, когда он проходил мимо них.
– Очень хорошо. Я его спрошу. – Он пристально поглядел на нее единственным глазом. – Я не могу нарушить кондотту. Но если это и впрямь новые происки Византии… на Флоренцию через горы идти не близко. Переход может занять долгое время, а зима уже на пороге.
– Спасибо, герцог Федериго.
– Воина благодарят после битвы. Или не благодарят, так тоже бывает. Подойдите ко мне. – Он взял ее руку в свою мозолистую лапищу. – Я помню вас, вы были при летнем дворе Лоренцо. Мой сын решил, что вы колдунья. Это так?
– Нет, милорд.
– Однако вам ведома сила крокуса. – Федериго указал на подвеску. – Гвидобальдо этого не знает, но его бабка была колдуньей. Она вылечила меня крокусом… – Он махнул в сторону ширмы у стены шатра. – Идите туда и ждите.
Цинтия скользнула за ширму и припала к щелочке. Федериго подошел к пологу и крикнул:
– Антонио! Скажи миланцу, что он может войти. Без телохранителей.
Вошел Сфорца.
– Где она?
– Кто?
– Кто. Вестница Медичи. Что она вам сказала?
– А что, по-вашему, она должна была мне сказать, Галеаццо?
Сфорца произнес насмешливо:
– Не пытайтесь разыгрывать со мной интригу, вы этого не умеете.
– Не умею, – ответил Федериго. – Я просто слепой на один глаз боевой конь. Я думал, в вас есть хоть капля отцовской крови, но если Франческо хотел убить правителя, то убивал его, а не совращал других людей…
– Во мне много чужой крови, – с гнусной усмешкой проговорил Галеаццо, – но я не понимаю, о чем вы, Федериго.
Да Монтефельтро объяснил.
– О, как восхитительно! – рассмеялся Сфорца. – Врачи Медичи, которые и прежде были отравителями… и ах, беловолосая девица. Это ведь она Диана Лоренцо, да? Такую девственную лань приятно загнать. Однако вы не смеетесь, Федериго. Я предпочитаю, чтобы мои собеседники либо смеялись, либо вопили.
– Не вижу шутки.
– Жаль. Что ж, вот вам другая. Мне безразлично, нападете вы со мной на Флоренцию или будете сидеть сиднем. Мне нужна была лишь ваша подпись на документе, ваше слово в письменном виде. Из Рима идет довольно солдат. – Галеаццо достал из-за пояса длинный тонкий кинжал и принялся чистить ногти. – Объединение, Федериго. Византия получит Флоренцию, Милан получит Геную и часть Венеции, чтобы спрямить границу. Урбино окажется в центре событий, но вам ведь не привыкать.