Они сели в карету и тронулись. Зайцы-беляки брызнули из-под колес. Жюльетта махала из двора. В верхнем окне двигалось что-то темное – возможно, Стефан.
Когда они свернули на имперскую дорогу и проехали какое-то расстояние, Цинтия спросила Димитрия:
– Валахия, это где?
– Двести миль, если напрямик, на северо-западе от самого Города, – весело ответил он. – Словно палец, воткнутый в глаз Империи. Однако византийцы так и не сумели ее захватить. Горы неприступные, воины непобедимые. Империя этого не признает – не может признать! – однако в мире есть еще страны, которые…
– Знаю, – сказала Цинтия. – Как вы поняли, что Стефан оттуда?
– Сабля и пика на стене. Нигде больше таких нет.
– Wer zerstört ihn die Augen?[39] – спросил Грегор.
– Он познакомился с Жюльеттой в Варне, на Черном море, – ответил Хивел, обращаясь не столько к Грегору, сколько ко всем. – Ее отправили на восток в жены византийскому полководцу в качестве подарка от стратига Оверни.
– Они так поступают? – резко спросила Цинтия.
– Не все, – заметил Димитрий.
Хивел сказал:
– Стефан напал на кортеж с… подарками из Франции. Однако под ним убили лошадь, а его взяли в плен.
– И византийцы его заразили? – спросила Цинтия.
Хивел провел пальцем по стеклянному глазу.
– Он уже был гваэдур, как и все приближенные валахского воеводы… и как сам Влад Четвертый. Это его тисненный на коже портрет висел в комнате. Нет. Византийский полководец велел вставить Стефану в глаза бронзовые гвозди и привязать его лицом к встающему солнцу.
Цинтия откинула голову и зажмурилась. Грегор закрыл лицо руками.
Наступило молчание. Потом Грегор сказал:
– Спасибо, доктор. Я и впрямь был… голоден.
– Как вы видели, Жюльетту недуг не затронул. И ее со Стефаном двоих взрослых детей тоже. Вот почему, когда вы сказали, что никого не заразили, я вам поверил.
– Я так и решил. Как Ионеску попали во Францию?
– Отчасти с моей помощью, – просто ответил Хивел.
Димитрий задумчиво спросил:
– Как давно вы готовите это ваше предприятие?
– Магия состоит в том, чтобы направить много мелких усилий к окончательной великой цели, – сказал Хивел. – Магия нетороплива.
– Мы приближаемся к границе, – сказала Цинтия. – Это английская Франция?
– Мы въезжаем в Турень, – ответил Хивел, не глядя в окно. – Это французская Франция. При Разделении остались две провинции, Анжу и Турень, не английские и не византийские.
– Я вроде немного припоминаю, – сказал Дими. – Буферное государство.
– В некотором смысле, – согласился Хивел.
Грегор снял с глаз повязку и надел очки.
Карета остановилась, в дверцу постучали. Ее открыл воин с церемониальной пикой; поверх кирасы на нем был синий бархатный табард, расшитый геральдическими лилиями. Он слегка поклонился, выдохнув морозный пар.
– Добрый день, судари, сударыня. Позвольте осведомиться о цели вашей поездки?
– Я доктор Гораций Перегрин, – сказал Хивел, – а дама – доктор Катарина Рикарди, мы врачи, едем в Шербур. Этот господин – Грегор, фахриттер фон Байерн, университетский ученый, путешествует вместе с нами. А Гектор – наш личный телохранитель.
– Ваш общий телохранитель, сударь?
– Мой, сударь, – ответила Цинтия.
Пограничный стражник глянул на нее и снова поклонился.
– Спасибо, судари, сударыня. Счастливого вам пути и безопасной дороги.
Дверца закрылась. Карета покатила дальше, мимо небольших, но изящных караульных башенок по обе стороны дороги.
– Прекрасно сказано, доктор Рикарди, – заметил Хивел.
Дими сидел с поднятыми бровями.
– Я немножко знаю, что выглядит подозрительным, – сказала Цинтия. – Один телохранитель на трех путешественников?.. И я знаю, что мужчины… понимают.
Димитрий тряхнул головой и не то чтобы по-настоящему рассмеялся.
– В Анжере столько аристократии, что хватило бы на большую страну, – сказал Хивел, – а то и на две. Есть Рене, герцог Анжуйский, и его двор. И есть Людовик, король Франции, и его двор.
– По крайней мере, они упорны в своих притязаниях, – заметил Дими. – Разделению уже больше трехсот лет.
– В счете поколений французские герольдмейстеры так же скрупулезны, как евреи. Со дня, когда был подписан договор о Разделении, они сохранили на бумаге каждую аристократическую линию и знают имя каждого законного владетеля во Франции, какой она могла быть… и гипотетически в некоем смысле остается.
– Но что делают все эти аристократы? – спросила Цинтия.
– Чем всегда занимаются короли карликовых государств? Строят интриги. У нынешнего Людовика, одиннадцатого по счету, к этому талант. Даже больше, чем талант. Дар. Он рассылает послов по всем городам мира, и там их принимают, будто их прислал настоящий король, сидящий на настоящем троне. Все, даже банкиры, хотя, казалось бы, они должны быть разумнее… Извините, госпожа Цинтия.
– Все так и есть, – сказала Цинтия. – Мессер Лоренцо и его отец часто говорили о «бедном Людовике» и его неоплатных долгах. Впрочем, не помню, чтобы его хоть раз назвали королем… Они лишь упоминали, что решились пойти на риск.
– По той же причине, по какой принимают его послов, – сказал Хивел.
Димитрий добавил:
– Все дети играют в королей и королев, однако есть английская армия на западе и византийская на востоке. И обе состоят не из игрушечных солдатиков.
– У герцога Рене есть дочь Маргарита, – сказал Хивел. – Ее выдали за некоего Генриха. У брака имелись определенные черты игры, однако Генрих Шестой и Маргарита Анжуйская были настоящими королем и королевой Англии.
– Разве Анжу не должен был перейти в собственность Англии?
– Английские советники, которые просватали Маргариту за Генриха, вероятно, имели в виду нечто подобное. Анжу занимает неудобное место на карте, впивается в английские территории, словно колючка в бок.
Дими сказал:
– Византийская картография.
– Да. Безусловно, Генрих Второй предпочел бы провести границы иначе. Однако… последний тезка Генриха не унаследовал многих качеств своего предка. Он страдал… бессилием.
– Вы хотите сказать, был импотентом? – спросила Цинтия.
– Нет. Быть может, он и не отличался страстностью, но Маргарита все же родила сына, и в отцовстве сомнений нет. Я говорю о слабоволии. Для простого человека это всего лишь недостаток, для короля – катастрофа. У Маргариты, впрочем, силы воли было в избытке – хватило и для них двоих, и для всего королевства.
Цинтия спросила:
– Это тоже недостаток?
Хивел рассмеялся.
– Отнюдь нет. Особенно если вы Людовик Одиннадцатый, король несуществующего государства, и вам хочется, чтобы английская и византийская армии схватились из-за двух стран, которыми вы сами не прочь править. Иноземцы будут драться между собой, начнется разброд, народ восстанет…
– И это не кончится в Париже, не кончится в Галлии, бла-бла-бла, – сухо проговорил Димитрий. – Знаю эти рассуждения. Но так не произошло.
– Да. Потому что Ричард Плантагенет, английский герцог Йоркский, развязал гражданскую войну, чтобы заявить свои права на престол и прогнать «иноземную королеву». В гражданских войнах ничего не разберешь.
Грегор сказал:
– И Йорки победили.
– Все чуть сложнее. Ричард Йоркский был убит на войне, и один из его сыновей тоже. Три оставшихся сына продолжали борьбу… и наконец, шестнадцать лет назад, один из них стал Эдуардом Четвертым, да здравствует король.
Дими сказал:
– Государь-Солнце? Я слышал, он великий вождь и талантливый полководец.
– В целом да, хотя Генрих был никудышным вождем, а Маргарите не представился случай проявить полководческий талант. В военном отношении это была довольно скромная война. Ланкастеры бежали в Анжу и девять лет держали здесь такой же игрушечный двор, как все остальные. Потом они собрали недовольных англичан – которых всегда можно сыскать в Бретани и на Котантенском полуострове, – вернулись в Англию, низложили Эдуарда и правили год.
– Как?
– Византия, – догадалась Цинтия.
– Эдуардов брат Джордж, – сказал Хивел.
Дими заметил:
– В гражданских войнах потому так трудно разобраться, что враг часто называет себя, уже воткнув тебе в спину кинжал… Только год, вы сказали?
– Эдуард на итальянские деньги собрал собственную армию и на датских кораблях пересек Ла-Манш. А брат Джордж переметнулся обратно. Было два кровопролитных сражения. Сын Генриха погиб, а самого Генриха заключили в Тауэр, где его очень скоро кто-то убил. Кто – понятия не имею.
Грегор сказал:
– Трудно править страной, в которой два короля.
Хивел продолжал:
– Через некоторое время Рене выкупил свою дочь и забрал в Анжу, где она с тех пор и живет.
– Странно, что Людовик не попытался выдать ее за Эдуарда, – заметила Цинтия.
– Он уже пытался выдать за него свою свояченицу. Все было устроено через Ричарда Невилла, графа Уорика, одного из самых ловких интриганов в Англии: Эдуард получит корону и французскую принцессу, все в течение недели. И тут Уорику сообщают, что у короля уже есть жена – он тайно обвенчался с вдовой рыцаря. Ланкастерского рыцаря к тому же. Уорик позеленел от злости, а Бона Савойская отправилась в другое место.
– Бона, – неуверенно повторила Цинтия. – Она же отправилась в Италию? Вышла за Галеаццо Марию Сфорцу, герцога Миланского.
– Да.
Цинтия спросила:
– Неужели за каждой свадьбой в мире стоят войска?
– Выше титула барона – почти за каждой… Смотрите. – Хивел указал в окно.
Справа вздымалась футов на сорок каменная стена с цилиндрическими башнями по всей длине – их было больше десятка, все в черно-белую полосу. Над стеной на фоне алого закатного неба чернели высокие шпили. Сразу за крепостью в темной Луаре отражались фонари и сторожевые костры.
– Анжерский замок, – сказал Хивел. – Дворец всех правящих династий страны.