Улица была узкая и темная, но довольно чистая. Приятно пахло готовкой и чем-то пряным, непонятным.
Хивел остановился под вывеской: медное рельефное изображение котла-треножника, из которого поднимался нарисованный на коже пар. Хивел постучал, дверь приоткрылась.
– Передир! – донеслось из двери, затем тише: – Передир. Заходите. Заходите все.
Человек, впустивший их в дом, был сгорбленный и низкорослый; он двигался семенящей походкой и походил на карлика. Нос у него был большой и прямой, улыбка – кривая, над глазами нависали кустистые брови.
– Квентин Котельник, – представил его Хивел. – И, что большая редкость, настоящий алхимик.
– То есть вы хотите сказать, он умеет превращать свинец в золото? – вежливо спросил Грегор.
– Я хочу сказать, он не говорит, будто это умеет. Квентин, я слышал, у вас для меня новости.
Кривая улыбка сделалась скорбной.
– Да, и новости эти дурные. Заходите все, тут теплее.
В дальнем конце дома было жарко. Отсюда, из комнаты, наполненной паром, и шел странный запах, который они почувствовали снаружи. Здесь он щекотал ноздри и ударял в голову. На огне кипели с полдюжины металлических котлов, на полках теснились склянки всех форм и размеров. Повсюду стояли горшки и корзины с сушеными травами, пучки сухих листьев висели под потолком.
Квентин остановился перед одним котлом, еще сильнее согнув горбатую спину.
– Мне надо им заняться, Передир. Веди остальных в комнату.
Хивел через плотно закрывающуюся дверь провел спутников на каменную лестницу и дальше в сводчатое помещение с колоннами. Столы и полки здесь были заставлены сложными химическими аппаратами.
– На столы не садитесь, – предупредил Хивел. – И осторожнее с лужами.
Димитрий оперся рукой на колонну, но тут же отдернул ладонь и ощупал поверхность пальцами.
– Трубы, – заключил он и привалился к камню плечом, согреваясь сквозь кожаную куртку. – Чем он занимается летом?
– Исследованиями, – ответил Квентин, входя с лестницы. – За городом некому учуять мои ошибки. – Он протянул Цинтии букетик сухих цветов. – Бессмертник, мадемуазель Риччи, фенхель и розмарин. Я немного знаком с вашим отцом; у нас в Анжере много подагриков. Как поживает доктор?
– Он умер, мастер Квентин, – спокойно ответила она.
– Ох.
Квентин уронил руки, и они повисли, как у марионетки. Цинтия забрала у него букетик.
– Розмарин, – сказала она, – для памяти.
Квентин поднял лицо и немного просветлел.
Затем повернулся к Хивелу:
– Теперь мои дурные вести, Передир. Документ Кларенса и впрямь существует. Он у королевы Маргариты, и та намерена с его помощью сгубить Кларенса.
– Кто такой Кларенс? – спросил Дими.
– Джордж Плантагенет, герцог Кларенс, – сказал Хивел. – Вероломный брат короля. – Он вновь обратился к Квентину: – Почему сейчас?
– А вы не слышали? Ну да, вы снова были на востоке. Так вот. Год назад у герцога умерли жена и сын, после чего он отчасти повредился в уме. Вроде бы собрался жениться на французской наследнице, какой-то бургундской даме…
Димитрий скривился.
– А потом… совершил убийство под видом правосудия. Какую-то несчастную женщину, служанку герцогини, вытащили из постели, обвинили в отравлении госпожи, осудили и повесили. И все за одно утро. И еще казнили слугу за убийство мальчика.
Квентин отвернулся. Плечи его напряглись.
– Люди с радостью подхватывают любой слух, но в данном случае я знаю, что история правдива. Мне ее поведал Людовик, специально вызвав меня к себе.
– Почему вас? – спросила Цинтия.
Не поворачиваясь к ней, Квентин ответил:
– Потому что, согласно свидетельствам, герцогиня умерла более чем через девять недель после того, как ей подсыпали яд. Людовик хотел знать, существует ли такой медленный яд, и если да, смогу ли я его изготовить.
– А он существует? – спросил Дими.
– Нет, конечно! – ответила Цинтия.
Все надолго замолчали; можно было различить, как булькают котлы этажом ниже.
Квентин смущенно произнес:
– Простите меня, сударыня. Ваш отец, разумеется, говорил мне, что вы тоже врач, но я позабыл.
– Ничего страшного, мастер Квентин.
Он кивнул.
– Были и другие слухи. Обвинения в убийстве посредством колдовства, в том, что герцог сорвал заседание королевского совета, и даже в мятеже.
– Еще одном, – заметил Хивел.
– Говорят, что король Англии очень зол. И, возможно, его брат зажился на свете.
– Дров за свою жизнь уж точно наломал слишком много. И документ определенно не умерит Эдуардов гнев. – Хивел оглядел собравшихся. – Я говорил, что Кларенс поддержал Генриха Шестого в год, когда того восстановили на престоле. С тех пор ходят слухи о документе, с печатью Генриха, назначавшем Кларенса наследником английской короны, если у Генриха не останется мужского потомства. Очевидно, это была плата за возвращение Ланкастеров к власти. – Хивел поглядел на Квентина, – У вас есть подобия?
– Да.
– Несите их.
Квентин странно на него взглянул, собрался было возразить, но промолчал и засеменил прочь.
– Расчистите этот стол. – Хивел указал на квадратную столешницу из темного стекла.
Димитрий переставил склянки, Грегор собрал в стопку и переложил бумаги.
– Но герцог ведь не может низложить брата на основании одного-единственного документа, – сказала Цинтия.
– Хватало и меньшего, – ответил Грегор.
– А Кларенсу хватило бы дури попытаться, – добавил Хивел. – Но замысел не в этом. Маргарите незачем объявлять его наследником, тем более что у них с Генрихом изначально не было такого намерения. Нет, документ предназначен для Эдуарда и для суда.
Вернулся Квентин со свитком и несколькими небольшими предметами. Он переставил с другого стола спиртовку, затем протянул Димитрию коробочку и маленький напильник.
– Это чернила, которыми пишут официальные документы Людовика. Изотрите их в порошок. Профессор фон Байерн, владеете ли вы хорошим писарским письмом?
– Да, – ответил Грегор.
Квентин вручил ему перо и склянку с жидкими чернилами.
Хивел развернул пергамент и придавил по углам.
– Дата должна быть… июль или август перед их отплытием. Август, наверное. Чтобы у Джорджа не было времени передумать. А года они по-прежнему считали от первой коронации Генриха. Август, 33-й год правления Генриха. Напишите вот здесь, Грегор. А здесь: Генрих VI, Rex Britanni[40], Маргарита Regina[41], Георг Кларенс. Поймите, вы не стараетесь подделать их подписи, только установить точки подобия.
– Понимаю. Я видел, как это делали в Библиотеке, чтобы восстановить поврежденные рукописи.
– Только сейчас, – с нажимом произнес Квентин, – это происходит на расстоянии, при более слабом подобии и требует несравнимо больших усилий. Госпожа доктор, приглядывайте за Передиром, на случай если он…
– Ой, Квентин, прекрати, – мягко сказал Хивел. – Не настолько я стар.
Квентин огляделся.
– Так ты им сказал? Ну так вот, он вам солгал. Ему по меньшей мере…
– Chaudronnier, – одернул Хивел.
Квентин умолк и взял из коробки палочку воска для печати.
– Тот же состав, который применяет Людовик. Как мне надлежит знать.
Он поднес воск к пламени светильника. Отчетливо запахло дикими вишнями.
– Где печать? – спросил Димитрий.
Не отвечая, Квентин поднес размягченную палочку к бумаге и стал смотреть, как падают тяжелые красные капли.
Хивел свел пальцы правой руки и потянулся к воску.
Цинтия подняла руку, чтобы его остановить, но Грегор ее удержал.
Пальцы Хивела зависли в доле дюйма от жидкого воска. Глаза его были зажмурены, лоб наморщен.
Воск, без всякого физического прикосновения, начал деформироваться.
На нем проступил профиль: глаз, нос, подбородок. По краю крохотные участки воска просели, образовав вдавленные буквы.
Хивел открыл глаза.
– Чернила, пожалуйста, – чуть сдавленным голосом выговорил он.
Квентин взял у Димитрия мисочку измельченных чернил и, постукивая по ней, начал высыпать порошок на бумагу. Черные пылинки прыгали, как муравьи на сковородке, и зависали, образуя дымчатые очертания букв. Рисунок потемнел, стал четче.
Цинтия прочла:
– «…и если сказанный Генрих умрет, не оставив мужского потомства, сказанный Георг унаследует его…»
Квентин взял склянку с бронзовым распылителем, большим пальцем нажал на поршень. На бумагу осел туман из мельчайших капелек. От него пахло аммиаком.
Хивел немного расслабился. Цинтия положила руку ему на запястье, сдвинула рукав и нащупала пульс.
Квентин присыпал бумагу песком, помахал над ней рукой.
– Закрепляется неплохо.
Документ был не совсем четкий, но вполне читаемый.
Димитрий сказал:
– Этого хватит, чтобы повесить герцога.
– Вы не юрист, – заметил Грегор.
– Эдуард тоже, – сказал Хивел. – Подержите передо мной.
Димитрий взял документ за правый угол, Квентин – за левый; они подняли пергамент вертикально.
Хивел прочел документ несколько раз. Дышал он с некоторым усилием. Затем он резким движением сорвал со свитка печать. Буквы тут же начали расплываться.
– Теперь, – сказал Хивел, – мы отправимся за оригиналом.
Цинтия приложила два пальца к горлу Хивела, коснулась его лба.
– Завтра, – твердо сказала она.
Наступило короткое молчание. Наконец Хивел ответил: «Да, вы правы, завтра» и, отвернувшись от них, сделал шаг. В следующий миг он пошатнулся. Все четверо метнулись поддержать его, но Хивел сам устоял на ногах.
– Замещающий морок, – сказал Хивел, – не так утомительно поддерживать в течение долгого времени, как обманную внешность или отвлекающую иллюзию. – Он отвел пальцы от скул Грегора. – Вот.
– Не вижу разницы, – сказала Цинтия. На плечах у нее лежало полотенце, волосы были зачесаны наверх.