– Это звезда возлюбленной Иштар, ваша милость.
– «Возлюбленной»! Вы зовете возлюбленной жабу и целуете ее. Но да, это Ее звезда. И теперь, когда геральдических львов Англии присвоило Оскверненное Солнце, это мой знак. – Она поглядела на звезду, потом на Хивела. – Я Иштар. Я дверь, ведущая в бурю. Из-за меня братья будут убивать друг друга.
Маргарита левой рукой поймала медальон, стиснула его в кулаке и повернулась к Грегору. Глаза ее сверкали, из голоса пропала всякая мелодичность.
– И я Ламия, которая за смерть родного сына убьет детей Геры.
Она выставила кулак с зажатой звездой, между стиснутыми пальцами выступила капля крови.
– Ты. Украдешь. Жизнь. У детей Геры Вудвилл.
Хивел сзади потянулся к ее затылку.
– И у подлой Невилл. От которой мой сын не получил ничего. И которая сбежала в постель Ричарда Плантагенета.
Хивел коснулся пальцами ее волос.
Маргарита уронила руку и проговорила без прежнего жара:
– Идите. Я повелеваю вам ехать в Англию. Убивайте там, как добрые англичане.
– Ваша милость.
– Мадам.
– Пусть я низложена и лежу нагой на полу дома мертвых, – спокойно проговорила Маргарита, когда они шли к выходу, – и все же я дверь, которая впустит бурю.
Окровавленная звезда Иштар со звоном упала на плиты.
Димитрий стоял у окна аудиенц-залы. Внизу во дворе двигались огни, однако ни звука не проникало через закрытые рамы. Дими глянул на Цинтию, та глянула на Рейнара, тот улыбнулся им обоим. Шпион удобно устроился в кресле Людовика, огонь камина подсвечивал очертания его щек.
Цинтия спросила:
– Вы доверяете мне, мессер Рейнар?
– Дотторина, ваш вопрос по меньшей мере дурно сформулирован, – любезно ответил Рейнар.
– Забираю его назад… У меня есть некие основания думать, что проникший сюда колдун разыскивает меня. И если мы покинем замок, он нас не найдет.
– Здесь он вас не найдет совершенно точно.
Димитрий сделал шаг от окна.
– Синьорина, – сказал Рейнар, – я видел вас со скальпелем в руке. Между нами нет различия. Главное не хозяин, главное дело. – Он встал, повернулся к Димитрию и на греческом с сильным акцентом спросил: – Вы были их воином, прежде чем сменить службу?
– Да.
– Тогда, полагаю, вы знаете порядок. – Рейнар отвернулся от Дими и посмотрел на Цинтию: – Удачи вам, дотторина. Свидимся, сестра.
Димитрий правым кулаком двинул Рейнара в бок, левой ладонью рубанул его за ухом, подхватил падающее тело и уложил на пол.
– Лучшему отцовскому шпиону как-то пришлось получить сотню плетей, – сказал Дими Цинтии. – Теперь, когда мы избавили его от необходимости объяснять свой поступок, идем, пока нас не вынудили объяснять наш…
Он в изумлении попятился от Рейнара, с чьего лица сошла магическая завеса. Цинтия ойкнула.
– Хивел сказал, что такого рода магию поддерживать трудно, – очень тихо проговорил Дими. – Теперь мы знаем, чего ради она прилагала такие усилия.
– Она сказала, что между нами нет различия, – глухо ответила Цинтия.
Воздух во дворе обжигал морозом, полная луна сияла, как свежеотчеканенная монета. Плащи они забрать не успели; латная куртка Димитрия поблескивала в лунном свете, платье Цинтии отливало лиловым. До ворот надо было преодолеть примерно сто ярдов, залитых серебристой белизной. Слева двигались желтые фонари.
– Бежим? – спросила Цинтия, подбирая подол.
– Нет. – Слово вырвалось клубом белого пара. – Идем быстро, но спокойно. От тени к тени.
Они двинулись под деревьями, вздрагивая и замирая всякий раз, как рядом скользил луч фонаря. Димитрий совершенно слился с ночью, даже его морозное дыхание казалось частью сада; Цинтия ниже натянула рукава и, перебарывая озноб, продолжала идти.
Наконец впереди показались ворота – прямо за ярко освещенным открытым пространством. В арке стояли стражники.
Дими похлопал Цинтию по плечу и указал: возле группы статуй, примерно на таком же расстоянии от ворот, замерли две фигуры в плащах. Одна фигура выпростала из рукава белую руку и указала на ворота.
Цинтия вытащила шпильки, рассыпав волосы по плечам. Шпильки выпали из занемевших пальцев и звякнули о мостовую.
– С-спойте мне н-неподобающую песню. – Она подтянула подол и заколола его над коленом.
– Что? – От неожиданности Дими чуть не заговорил слишком громко.
– Вы с-сказали, что знаете. На французском, надеюсь. – Цинтия взяла его руку и положила себе на плечо. – Вы французский рыцарь, а я французская дама. Так ведите себя естественно, пока я не заледенела и не разбилась.
При звуке голосов стражники взяли копья на изготовку, но увидели пьяного мужчину и простоволосую женщину в красном платье. Он горланил: «Сорок четыре рыцаря в шатре Львиного Сердца», она хихикала.
Парочка уже почти наполовину миновала арку ворот, когда натолкнулась на строй вооруженных людей.
– Эй, Жак, где ты ее подцепил?
– И куда потом денешь?
– Эх, умеют некоторые греться!
Человек в шлеме с плюмажем сказал:
– Мы не можем их пропустить, пока суматоха в замке не уляжется. Отведите их назад в…
Дими пальцами ткнул его в горло, а Цинтия с размаху наступила ему на ногу и основанием ладони саданула стражника в челюсть.
Черный плащ плеснул над двумя стражниками, и они тихо осели на землю под руками Хивела, стиснувшего им шею. Еще двоих Грегор ударил по затылку; раздался жуткий треск, и стражники рухнули в конвульсиях. Белое лицо Грегора очень четко вырисовывалось в свете факелов.
Цинтия сказала:
– Мы не…
– А мы да, – ответил Хивел. – Быстрее в карету.
Грегор набросил на плечи Цинтии свой плащ и запрыгнул на козлы. Остальные забились внутрь. Грегор тронул вожжи, и карета понеслась прочь.
– Документ уже не в замке? – спросила Цинтия.
– Его там никогда и не держали, – сказал Хивел, глядя в окно кареты. – Ну что, согласился Людовик вам его продать?
– Думаю, он был не прочь.
– И Маргарита тоже.
Карета остановилась перед закрытой лавкой; черную вывеску украшали серебряные звезды и ухмыляющаяся луна. «А. ГИЛЬОМ, – гласила надпись, – ASTROLÓGE PHILOSOPHÉE[45], KARNACISTE».
Димитрий попробовал открыть дверь. Она была заперта.
– Постучать?
– Нет, – ответил Хивел. – Его покамест отвлекать нельзя, и ни с кем другим нам лучше не встречаться. Черный ход. – Он глянул на луну, которая сейчас висела высоко в небе. – Скорее.
Дими кинжалом поднял задвижку на черной двери и открыл ее двумя руками, придерживая, чтобы не скрипнула. Они вошли в грязную кухоньку, пропахшую дымом, пивом и старым сыром.
За дверью на деревянной лестнице лежала полоса света. Димитрий аккуратно шагнул на нижнюю ступеньку. Она скрипнула, но негромко, и никаких звуков сверху за этим не последовало.
На верхней ступеньке стоял подсвечник, из помещения на втором этаже бил алый свет, как от печи, но без жара.
Просторное помещение венчал куполообразный потолок. Все было красным и черным в свете фонарей с кроваво-красным стеклом. По стенам фигуры богов в египетском стиле подпирали потолочные балки.
Посреди комнаты сидел за столом человек. Зеркальная столешница отражала млечный лунный свет из отверстия в центре купола. В этом свете лежал исписанный пергамент с лентой и печатью.
Колдун – он был на удивление молод – поднял руку, запрокинул голову и начертал в воздухе какую-то фигуру, другая рука скользила по столу, за пальцами тянулись световые пятна. Модель планетной системы в углу защелкала и зажужжала, эмалевые шарики-планеты закрутились в темноте на медных шестернях.
По краям документа возник радужный ореол, отраженный в зеркальной столешнице: две радуги, разделенные тьмой. Из ниоткуда потянуло сквозняком, занавеси и карты на стенах колыхнулись.
Димитрий сделал шаг.
В дверном проеме опустилась портьера света. Дими отскочил от нее, упал на одно колено. От его кожаного рукава шел дым.
Грегор шагнул вперед. «Стой!» – крикнул Хивел. Цинтия потянулась к обожженной руке Дими. Хивел засучил левый рукав, встал на колени и уперся в пол растопыренными пальцами правой руки.
Колдун, Гильом, медленно встал. Хивел напрягся, зажмурился и сунул голую левую руку в дверной проем. Световая завеса исчезла. Желто-белые молнии заплясали по плечам Хивела, по его правой руке. Половицы под его растопыренными пальцами затрещали и почернели.
– Вперед, – прохрипел Хивел.
Димитрий вскочил и протолкнулся между Цинтией и Грегором в красную комнату. Над головой Гильома зажглась искра, и от нее разошелся конус белого света.
Дими остановился, занеся кинжал; быстрым движением запястья он метнул клинок в колдуна.
Лезвие ударило в конус света и зависло здесь, острие было на две ладони от груди Гильома. Затем на острие возник сгусток белой энергии и побежал по лезвию, не оставляя за собой ничего, кроме светящегося металлического порошка, который тут же развеяло поднявшимся ветром.
– Гильом! – крикнул Хивел. – Димитрий… не прикасайтесь к нему.
Димитрий глянул на стол. Пергамент затуманился, сделался прозрачным, хотя его отражение в стекле было по-прежнему четким. Дими попытался схватить документ, но пальцы прошли сквозь стекло.
Гильом метнулся в конус. Дими отступил на шаг, стиснул рукоять короткого меча. Колдун поднял кулаки. Грегор вбежал в комнату. Гильом ударил по конусу света изнутри, вкруг его кулаков заклубилась тьма. Рот разверзся в крике, но ни звука не вырвалось наружу. Что-то сползало с рук Гильома, с его лица. То были клочья мяса. Димитрий смотрел как зачарованный.
– Для него все кончено, – сказал Хивел. – Документ.
Дими потянулся за документом, но коснулся лишь стекла.
– Его нет. Осталось только…
– Подобие, – из последних сил выговорил Хивел.
Димитрий сжал рукоять меча, но Грегор уже вытащил маленький стальной пистоль. Сверкнуло пламя. Печать Генриха VI разлетелась на осколки стекла и кусочки алого воска.