Грегор подумал, что, возможно, для такой работы и надо вербовать сельских дурачков; они умеют сосредоточиться на единственной задаче и, если думают про свою смертность, их эта мысль не гнетет.
– Укуси его, брат!
– Тирелл одет в сталь и толстую кожу, – сказал Грегор, – а если укусить меня, это ничего не изменит.
Он крепко схватил Эдуарда за плечо и вытащил скальпель, думая о Цинтии.
Он сказал ей, что она никогда не поймет, какое всесильное наслаждение – пить из другого жизнь, пока она не иссякнет. Ибо он каждое мгновение понимал, что делает с Доменико Манчини. Он всегда боялся, что голод лишит его рассудка, но куда хуже оказалось, что это не так.
– Наверное, мне действительно не понять, – ответила она. – Вот почему я не могу этого сделать, а вы должны. И еще потому, что вы единственный, кто сделает это без ненависти.
И тут она права, подумал Грегор, нанося второй удар. Мальчик у него в руках дернулся и затих. Ненависти не было. Быть может, и впрямь важно, чтобы ее не было.
Иначе для чего он еще жив?
Джон Мортон расхаживал между клубничными плетями, останавливаясь, чтобы отщипнуть засохший лист или поправить проволоку на колышке. Он потянулся в зелень, сорвал ягоду два дюйма в поперечнике, потер ее пальцем и откусил маленький кусочек.
Над ним валили густые хлопья, и за садовой стеной намело на четыре дюйма снега. Ветра не было, однако в нескольких ярдах над головой Мортона хлопья резко поворачивали в сторону. Только в дальнем конце сада падал снег, и тот таял в футе от земли, проливаясь на нее теплым дождем.
– Magister Maleficarum Johannes Mortoni[74], – произнес из-за зелени Ричард Глостер. – Вы арестованы за опасное и преступное чародейство.
– Есть затруднение в «преступном чародействе» как юридической формулировке, – спокойно ответил Мортон. – Фальшивомонетчика не обвиняют в «преступной чеканке металла», а того, кто крадет городскую воду, в «преступном водоотведении». – Он снова откусил от клубничины.
– Доктор Мортон, вы не из тех, кто нуждается в предупреждениях, и все же предупреждаю: берегитесь.
– Есть, конечно, «преступное проникновение», и это то, что делаете вы, милорд Глостер, и ваши люди. Впрочем, дело легко поправимое: заходите, ваша светлость, вместе со спутниками. И вот вы уже неповинны. Могучее колдовство, не правда ли? – Мортон проглотил остаток ягоды и подошел к ряду невысоких деревьев, увешанных зелеными плодами. – Апельсины с алой, как кровь, мякотью поспеют через неделю. Теперь мне жаль, что я потратил на них место. Однако это была бы хорошая замена горшкам с ягодами: разрежь такой серебряным ножом, и вместо сока…
– Пойдет ли милорд колдун своими ногами, или его потащат в Тауэр в кандалах? – в ярости спросил Ричард.
– Думаю, не будет ни того ни другого. – Мортон сорвал незрелый апельсин, повернул, показал пятно на кожуре. – С порченым плодом можно сделать лишь одно, милорд протектор.
Апельсин начал съеживаться у него в руке, пока не почернел и не стал размером с абрикосовую косточку, а затем рассыпался в прах.
– Кому вы поручите их убить, Ричард? Джеймсу Тиреллу? Или наемнику-греку? Я гадал, какой ответ получу, если пошлю его имя восточным хронистам; Дуки – императорский род. – Мортон хихикнул. – Удивляет ли вас, что мне такое известно? Это сущность магии – обман и запутывание, покуда не произойдет неожиданное чудо. То же верно и для суда.
Он извлек из подмышки зеленый апельсин, показал такое же пятно на боку.
– Знаю, что вы думаете, – сказал Мортон. – Для этого мне не нужно запускать пальцы вам в голову. Это другой плод, а пятно я сам нанес пальцем. Что вполне возможно, но вам никак этого не доказать.
Он отбросил апельсин в сторону.
– Теперь у вас есть два порченых плода, сорванных с древа английской аристократии. Однако вам надо что-то показать Англии, чтобы природа порчи осталась в тайне. У меня есть брачный контакт между королем Эдуардом Четвертым и леди Элеонорой Батлер, заключенный за несколько лет до женитьбы Эдуарда на леди Елизавете Вудвилл. Документ засвидетельствован именем и печатью Стиллингтона из Бата, и, что еще важнее, никогда не был аннулирован.
– Элеонора Батлер умерла, – сказал Ричард.
– Но после женитьбы Эдуарда на Елизавете Вудвилл. Если бы Эдуард и его якобы королева заново принесли брачные обеты после смерти Элеоноры, их дети были бы такие же законные, как… скажем, ваш сын. Однако я точно знаю, что такого не было. Видимо, Эдуард считал, что единожды жениться на Елизавете – и то слишком много. Так что мальчики в Тауэре, или куда вы их упрятали, бастарды, как… как ваши первые двое. Так вот, заверяю вас, без меня вы этого документа не найдете, даже если обыщете весь Холборн и каждую кроличью дыру в Англии. Однако я готов обменять его на полное помилование и охранную грамоту на проезд в любом направлении. – Мортон кротко улыбнулся. – Вы же знаете, я не стремлюсь к богатству.
– Провали́тесь вы со своим обменом, – спокойно ответил Ричард. – Мы заставим Стиллингтона присягнуть.
Мортон покачал головой.
– Он слаб и телом, и рассудком. И помните, очень многие англичане рождены вне брака, даже при живой первой жене. Нет, чтобы доказать вероломство Эдуарда, вам нужен документ.
Ричард задумался, потом сказал:
– Нет. Это как-то… мелочно.
Он обернулся к садовым воротам:
– Доктор, каким было состояние принца Уэльского, когда вы осматривали его в Ладлоу?
Цинтия отбросила капюшон и шагнула вперед; ее трость глубоко уходила в мягкую садовую землю.
– Узелковое воспаление артерий, ваша светлость. Которое, безусловно, должно было привести к смерти в ближайшие месяцы.
– Эта ли болезнь сгубила принца?
– По моему врачебному мнению, которое я готова подтвердить под присягой, болезнь повлекла за собой цепочку последствий, приведших к его смерти.
– А что с герцогом Йоркским?
– Одно из осложнений передалось молодому герцогу. Будь я рядом, я бы объяснила, что детей опасно держать вместе.
Мортон зааплодировал.
– Браво! Брависсимо, синьорина дотторина! Видите, Ричард, как полезно предъявить неожиданного свидетеля; вы совершенно меня обезоружили. Так как мне теперь спасти свою жизнь?
Ричард ответил:
– Бекингем клянется, что передал вам Хивела Передира живым. Где он?
– А, милорд колдун Передир. Когда я увидел даму, то подумал, что речь зайдет и о нем. – Мортон легонько поклонился Цинтии: – Позвольте сказать, доктор Риччи, я очень рад видеть вас живой. Воины были уверены, что убили вас… но расскажите, как вы сумели выжить? Надеюсь, вы не слишком страдали?
Цинтия сказала:
– Долгая история, милорд колдун, и я не доставлю вам удовольствия ее выслушать.
– Вы несправедливы ко мне, мадам, – сказал Мортон, и обида в его голосе была до удивления неподдельной. – Я чистый тавматург; все мои действия совершаются не ради духовных, а ради исключительно практичных целей. Не я утопил человека в вине, не я отправил женщину на дыбу за то, что она была любовницей покойного короля. – Он сорвал алую ягоду. – Я не потому обрезаю плети, что ненавижу листья, и я поливаю их не ради удовольствия утопить насекомых, а если я порой сею… клубнику раздора, то другие охотно подают ее на свой стол.
– Тогда скажите нам, где Хивел, – ответила Цинтия, гадая, может ли человек настолько увериться в собственной лжи.
– Вы сами понимаете, что это невозможно. Особенно теперь, когда я понимаю, чего вы хотите. – Он глянул на Ричарда. – Я не состою в дружбе с Нимуэ.
Ричард, сдерживаясь, проговорил:
– В том ли вы положении, чтобы торговаться?
Мортон протянул Цинтии клубничину, а когда та не взяла ягоду, пожал плечами и откусил сам.
– Мы возвращаемся к обреченным мальчикам. Вам по-прежнему нечем убедить простолюдинов; репутация Риччи из Флоренции для них пустой звук, как и редкие болезни. Понимаете, – вкрадчиво продолжал он, – их дети умирают каждый день, а они не могут позвать врача. Врачи есть у высокородных, что-то вроде исцеляющих жрецов-инженеров. Разумеется, это неправда, но бедняки не верят, что ваши дети умирают. – Он вздохнул. – А поскольку многие убеждены, что эта дама не обычная смертная, они не поверят ее объяснениям.
– Они поверят мне, – произнес голос из ворот, и к ним, распахнув плащ, шагнул высокий мужчина. Под плащом у него были бархат, серебро и сталь, а солнце, пробиваясь сквозь кружащий снег, золотило его светлые волосы.
Мортон открыл рот, но язык у него как будто прилип к гортани. Наконец он выдавил единственное слово:
– Риверс?!
– Сюрприз, – ответил Антони Вудвилл.
– Я слышал, что приказ о вашей казни был отдан верному Джеймсу Тиреллу, – сказал Мортон, быстро приходя в себя. – Неужто в Англии ни на кого нельзя положиться?
– По счастью, приказ верному Джеймсу Тиреллу отвез безалаберный паж Беннет, и Тирелл решил препроводить меня не к Плутону, а к Ричарду. А теперь послушайте, доктор. Я лучше Ричарда понимаю, как это бывает между учеными-соперниками, но я согласен, что вы должны нам открыть, где Передир.
– О, я не смею, сэр; это цена моей жизни.
Что-то затрепетало в воздухе над ними, и все подняли голову; алый с золотом плащ летучей мышью порхнул на плечи Мортона. Тот закутался поплотнее.
– Мне уже случалось быть в заточении. Полагаю, вы станете меня пытать. Но предупреждаю: каждую минуту вы будете думать о тех муках, что терпит за это Передир, и в конце концов так себя истерзаете, что выпустите меня на волю.
Мортон двинулся к садовым воротам. Проходя мимо Цинтии, он остановился и сказал:
– Когда вы упрекнули меня в противоестественных наклонностях, вы знали, что Антони Вудвилл здесь?
У ворот ждали несколько воинов. Двое держали наготове железные оковы.
– Прошу вас, не здесь. – Мортон обернулся на зеленые кустики, деревца и купол снега над невидимой преградой. – Позже, конечно, вам придется это сделать, но только не здесь… Я не хочу видеть, как все они умрут.