Грегор фон Байерн смотрел в окно, как гаснут лондонские огни. Хорошая ночь, думал он, чтобы быть в мире со всем миром. Комната была погружена во мрак, только на рабочем столе лежал круг белого света от лампы.
Этот круг заключал в себе его чертежи, литейную форму для пуль, тигелек с застывшим свинцом на погасшей спиртовой горелке и склянки с этикетками на немецком. Посередине стоял деревянный цилиндр в пядь длиной с дыркой на одном конце и прорезями по сторонам.
Грегор выдвинул ящик стола, вытащил маленький пистоль, убедился, что тот заряжен, потом надел цилиндр на дуло; передняя мушка-пластинка вошла, как бородка ключа, и поворот на четверть круга соединил обе детали накрепко.
Грегор пальцем счистил с цилиндра опилки, проверил, не забились ли отверстия глицерином и металлической пылью. Когда что-то предстоит сделать лишь однажды, есть время выполнить все идеально.
Ему подумалось, что в какой-то мере это будет триумфом немецких технологий над византийскими: Восточная Империя так и не догнала Германию в искусстве создания огнестрельного оружия и адских машин.
Если его расчеты верны, цилиндрическое устройство после воспламенения выстрелом создаст яйцевидную зону в два ярда высотой и ярд в поперечнике, где в течение восьми секунд будет сохраняться температура кипящего железа. Грегор предпочел бы бо́льшую длительность, чтобы от него остались лишь кусочки расплавленного металла… и еще, наверное, зубы. Зубы на удивление огнеупорны. Он знал одного вестфальского алхимика, пытавшегося создать искусственное покрытие для зубов.
Однако для него самого этого огня хватит.
Грегор вышел на середину комнаты, подальше от предметов, которые могли вызвать пожар. У него и мысли не было написать объяснительную записку. Вкус крови во рту не объяснишь.
Он насыпал пороху на полку, поднес пистоль к груди, направил дуло вверх.
Дверь отворилась. За ней стоял человек в тауэрской ливрее и с протазаном в руке: выживший из ума привратник Джайлс. Он держал железный ключ.
– Хорошо, – сказал Грегор и, сунув пистоль за пояс, пошел с Джайлсом. Он гадал, не это ли главное его проклятие: ему всякий раз мешают в тот миг, когда он перестает себя ненавидеть.
Джайлс, а за ним и Грегор, подошли к двери каземата. Из-за нее доносился протяжный вой.
Грегор отлично знал, что обычные звуки сквозь эту дверь не проникают. Джон Мортон, конечно, был не обычный человек, но Грегор не верил в демонов, вызванных из преисподней.
Он вытащил из-за пояса пистоль и повернул цилиндр, отключая механизм, но снимать его не стал. Затем кивнул Джайлсу, и тот отпер дверь.
Когда она открылась, вой повторился. Теперь Грегор видел, что звук и впрямь исходит от Мортона, но то не был человеческий крик.
Холод лезвием ножа ворвался в окружающее Цинтию тепло. Она тихонько вскрикнула и потянулась к Антони. Он заворочался; в комнате было темно. Тут она вновь ощутила прикосновение холода – ледяные пальцы у себя на плече.
– Извините меня, доктор Риччи, – произнес из темноты над нею Грегор фон Байерн, – но вам нужно немедленно пойти со мной. Это касается колдуна Мортона.
Он высек искру и зажег свечу.
Прошло некоторое время, прежде чем до нее дошел смысл его слов. Антони Вудвилл слушал, натянув одеяло на спину. Наконец Цинтия спросила:
– Сознается ли он, где держит Хивела?
– Нет, Цинтия, я не думаю, что он сознается. – В голосе Грегора звучала сводящая с ума пустота.
– Так он болен?
– Ради его блага, доктор, я надеюсь, что он умирает.
Она надела рубашку и платье, сунула ноги в туфли. Антони (он был в теплой мантии) на полпути к каземату протянул ей платок накрыть волосы.
Перед казематом с обычным своим отсутствующим видом стоял Джайлс. Дверь была открыта, и Цинтия подумала, что Мортон их всех перехитрил; напустил колдовством видимость болезни и ушел из Тауэра, смеясь над ними. Однако это было не так.
– Пламенеющий бог! – воскликнул Риверс и попытался загородить ей путь. – Не входи туда! Что, если это… заразно?
Цинтия поднырнула под его рукой.
– Это не болезнь, – сказала она. – Принесите сюда фонарь из коридора.
Она потянулась к воющему, корчащемуся существу на полу.
– Одна кость выпускает иглы, как еж, а эта… она вообще как будто… разжижилась. – Цинтия почувствовала во рту едкую желчь. – Что это, во имя Госпожи?
Риверс вырвал у Джайлса протазан и раздавил древком зеленый сгусток, который отползал от Мортона, оставляя за собой слизистый след. Затем нацелил острие на то, что прежде было Мортоном.
Вернулся Грегор, ведя Димитрия и женщину. Судя по виду, их тоже застали в постели.
– Кто это? – спросила женщина.
– Джон Мортон, холборнский колдун, – ответил Риверс. – Убийца Эдуарда.
Женщина протиснулась вперед, чтобы лучше видеть; лицо ее исказилось.
– Никто такого не заслужил, – сказала она и отвернулась.
И тут же вскрикнула.
Привратник Джайлс прошел мимо нее, мимо Димитрия и Риверса. Его тень упала на то, что было Мортоном.
Шоссы на Джайлсе были порваны, вернее, рвались на коленях. И без того ветхий, шов на плече лопнул окончательно. Джайлс привалился спиной к стене и полусел, полусполз на пол. Руками, в которых, казалось, не было суставов, он принялся стягивать башмаки. Пальцы ног, получив свободу, выросли на дюйм и высунулись из чулок.
С лица у него сходило что-то вроде комочков куриного жира, с головы сыпались клочья седых волос. Он ухватился длинными пальцами за лицо, потянул его вверх, погладил пятнистую лысину. Потом вздохнул и закашлялся. На губах выступило немного крови.
Хивел Передир устремил на собравшихся один глаз и одну пустую глазницу.
– О, до чего же приятно видеть вас всех, – почти шепотом выговорил он, – видеть вас и снова знать ваши имена.
Тело Мортона теперь трепетало беззвучно.
– Хивел… это ж не вы его так? – спросила Цинтия.
– Он сам себя так. Здесь перед вами шестьдесят лет магии, настигшей своего творца. – Хивел покачал головой. – Но в каком-то смысле это моих рук дело. Он тревожился и попытался мысленно меня проверить… и я заставил его меня выпустить. – Он снова покачал головой. – Это опасное событие.
Цинтия вновь потянулась к человеческой груде на полу.
– Его сердце еще бьется.
– Вам его не спасти. Даже как такую развалину… и мистрис Шор права: никто не заслуживает такой жизни. – Хивел подполз к Мортону, склонился над ним. – Теперь ты успокоишься, Джон? Боли не будет. Без проклятий, хорошо, Джон?
Лицо Мортона перекосилось, глаза вылезли, как изюмины из овсяной каши.
Ветер закружил по комнате пыль. Цинтию сбило с ног, она упала, вскрикнув от боли в бедре. Хивел часто дышал, вокруг его ладоней вспыхивали огоньки. Ветер вырвался в дверь, раскидывая остальных; Дими ухватил Джейн Шор, чтобы та не упала. Затем смерч унесся по коридору и вверх по лестнице.
– Он был такой холодный, – сказала Цинтия, когда Антони помогал ей встать.
Хивел, по-прежнему стоя на коленях, поглядел в потолок.
– Это была смерть, – сказал он. – Только одна, но сильная.
– Чья? – спросил Димитрий.
Хивел поднял руки.
– Не могу уловить!
Грегор шагнул к Хивелу, взял его за левую ладонь и протянул свободную руку Димитрию. Джейн Шор присоединилась к цепочке, затем Риверс. Цинтия взяла за руки его и Хивела.
Она ощутила покалывание в пальцах, почти болезненное. Что-то утекало из нее – как будто сама жизнь, – и она чувствовала каждую артерию и вену словно огненную нить.
– Шон, девин[75], – прокричал Хивел, – за что?
И тут все стихло и в сознании, и в теле Цинтии. Она по-прежнему держала Антони и Хивела за руки, понимая, что иначе упадет.
Она знала… и, по мере того как весть распространялась по кругу, видела, что и остальные знают…
– Антони, вы пойдете со мной? – спросил Хивел. – Мы с вами знаем его дольше всех.
– Конечно, Передир.
– Я его человек, – сказал Димитрий.
Хивел ответил мягко:
– Не для этого. О том, что у тебя умер сын, лучше узнавать не от собрата-воина.
Когда они выходили из комнаты, Джейн Шор крепко сжала руку Димитрия и сказала:
– Ты скоро ему понадобишься.
Димитрий кивнул.
Джейн указала на каземат и спросила:
– А что… с этим?
Грегор достал из-за пояса маленький пистоль; Цинтия заметила, что на дуле закреплен какой-то предмет.
– Этим займусь я, – сказал Грегор и, когда Цинтия его уже почти не слышала, добавил: – Mehr Arbeit für den Todesmann[76].
Часть пятаяЗавершения игры
На день ли краткий эта слава нам,
Иль долго ею наслаждаться будем?
Глава 13Дракон
Февраль истаивал в март, однако в атмосфере Лондона царила студеная зима. Коронация должна была исцелить страну, но теперь король горевал, и земля недуговала.
Ричард сидел на троне после ухода советников, по-прежнему в простом золотом венце, и перекатывал в руках скипетр.
Димитрий сказал:
– Милорд, вряд ли они так недовольны, как может показаться из их слов, но им нужен вождь.
– Вождь должен знать, куда вести своих последователей, – ответил Ричард, – и что им обещать. У меня нет наследника. А все остальные у нас закончились, верно? Мой отец, все мои братья и все их сыновья… даже безнадежные претенденты вроде Гарри Бекингема.
Вошел Ричард Ретклифф с туго свернутым листом бумаги.
– Может, кое-кто и есть, ваша светлость. Некий человек сеял крамолу…
Ричард забрал у него бумагу, развернул и пробежал глазами. Это было воззвание, отпечатанное с резных досок на подвальном станке. Дими прочел:
Коль Англия пред чужаками в прахе,