– Позволь тебе помочь, – сказал Антони.
– Хорошо.
Он растер Цинтии ладони и руки, пристально глядя на ее лицо, чтобы не сделать слишком больно. Один раз она поморщилась. Он сказал: «Извини» и начал растирать другое место. Наконец она легла лицом вниз на кровать, а он, задрав ей юбку, принялся массировать бедро.
Она зарылась лицом в локоть, потому что не хотела показывать Антони силу своих чувств.
Он сказал:
– Я рад, что ты будешь завтра здесь, с королевой.
– Я не собираюсь быть с ней.
– Как ты можешь ее оставить?
– Она будет спать, с ней сиделки, а завтра битва, ты разве забыл? Или ты будешь командовать не только людьми на конях, но и полевой хирургией?
Он повел рукой вверх от ее копчика.
– Знаешь, кто такой был граф Уорик?
– Отец Анны, конечно.
– Да. Так вот, я видел, как он погиб. В той битве он потерпел поражение, потому что друг Тидира граф Оксфорд бежал с поля боя. Уорик бился в доспехе, но пешим – по какой-то причине, связанной с честью дамы. Ты видела, как мало хороший доспех мешает движениям, а у графа Уорика он был из лучших, и все равно несколько простых воинов нагнали его, повалили на землю, открыли забрало и вогнали ему в лицо ножи. Он был в расцвете лет, Цинти, но от крестьянской лошаденки не убежишь…
Одна рука Антони лежала у Цинтии на бедре, другая на плече, так что он крепко прижимал ее к кровати. Что-то теплое упало ей на шею, и она поняла, что это слеза.
Тут Антони содрогнулся с головы до ног и помог ей сесть на краешек кровати. По лицу его не видно было, что он плакал.
– Извини, – сказал он, поправляя на ней платье. – Еще раз извини.
– Антони, – сказала Цинтия, пытаясь сообразить, скучала ли по нему, когда сперва он, а потом она порознь уехали в Уэльс. Вспомнить так и не удалось. – Почему нам трудно быть друзьями, у которых любовь?
– Потому что я лучший рыцарь Англии, – ответил он, идя к двери, – как сказали бы дешевые поэты, а ты непременно хочешь быть реальной. – Он улыбнулся без всякой горечи. – Спокойной ночи, друг Цинтия. Береги себя завтра в бою.
Когда дверь между ними закрывалась, оба улыбались.
Легкий туман светился вокруг бронзовой пушки и кавалерийских шлемов; солнце золотило полированную сталь.
Пушки Норфолка стояли на западной бровке Амбиенского холма, нацеленные вниз. Рядом Грегор фон Байерн смотрел в оптический дальномер; в нескольких футах от него стоял кубический ящик со стороной примерно в фут, сделанный из тяжелого старого дерева, черного, как свинец.
Чуть дальше, вместе с основной частью конницы, расположились Ричард, Димитрий и граф Риверс, за ним – граф Нортумберленд с северными пикинерами. Тыл замыкал Джеймс Тирелл с небольшим кавалерийским отрядом.
Почти в миле к северу, но отчетливо видимый с холма, стоял фланговый отряд под командованием сэра Уильяма Стенли. Его брат, страдающий потовой лихорадкой лорд Стенли, занял такую же позицию на юге.
Примерно в полумиле впереди, на южном склоне холма, инженеры соорудили возле колодца деревянную хижину на помосте. Здесь ждала Цинтия с несколькими хирургами и деревенскими парнями, поклявшимися, что не боятся крови.
Кожа поскрипывала, цепи позвякивали. Трава под древками пик шуршала, будто громко перешептываясь. Заржала лошадь, кто-то закашлялся.
С запада появился Красный Дракон.
Его широкое тело было в милю длиной, извивающийся хвост – не меньше, шея вздымалась на три высоты четырехсотфутового Амбиенского холма. Глаза его горели фонарями, из пасти капал огонь.
Дракон надвигался по крохотным людишкам, словно человек, идущий по меховому ковру; некоторые разбегались от него, однако никого не затоптали и не отбросили в сторону.
И, надвигаясь, дракон менялся.
Чешуя была то медная, то опаловая, то гранатово-багровая, а то цвета запекшейся крови. Из гребня на его спине выросли шипы, раздвоились, защелкали, словно ножницы, и сложились. На ногах проступили узловатые мускулы, в следующий миг они утратили жесткую форму, и вот уже в них показались приводные ремни и цепи. Голова выросла, утратила рога, усы, клыки и языки, разделилась на множество голов и вновь слилась в одну. И лишь глаза-фонари горели неизменно.
Хивел сидел под деревом чуть севернее холма, его лошадь щипала траву неподалеку. Свой глаз лучшего английского стекла он держал в горсти и через светящийся зрачок наблюдал за драконом.
Сквозь глаз он видел колдуна – его несли на носилках позади дракона. Колдун был щуплый, лысый, одетый в просторные облачения из бархата и китайского шелка. Он сидел, скрестив ноги.
И еще Хивел видел Генри Тидира в золотом доспехе с красным эмалевым драконом. Тидир шел под брюхом дракона к передним ногам.
Между армиями уже оставались последние сотни ярдов.
Артиллеристы на холме поднесли фитили к запальным отверстиям. Поднялся дым, прокатился грохот. Хивел ощутил первые содрогания в узоре событий, первый тяжелый рывок у себя в сердце.
– Смотрите! – крикнул один из пушкарей.
Огромное круглое ядро из пушки-серпантины летело на удивление медленно, так что его полет можно было следить глазами. Другие ядра меняли траекторию, взлетали вверх.
Дракон вдохнул их и выплюнул обратно.
Одна из пушек Норфолка взорвалась. Канонир с воплем покатился по склону.
Грегор поправил очки, силясь рассчитать кинетическую энергию, необходимую для этого фокуса.
Артиллеристы перезаряжали пушки. Грегор ими не командовал, так что его слово веса не имело.
Ричард сказал:
– Отчего он не покажется? Он же меня наверняка видит! Поднимите знамя выше!
Когда рассеялся пороховой дым, Дими различил византийских наемников на левом фланге Тидира. Центурия копейщиков; сто всадников, при каждом два пехотинца для поддержки. Их в болото на противоположном фланге не загонишь. Но если они поскачут в атаку вверх по склону…
Тогда они все погибнут. Негоже таким славным воинам пасть жертвой адских машин, сооруженных бескровным змеем.
Передовой отряд Тидира под знаменами графа Оксфорда двинулся в атаку на западную оконечность холма. Пушки громыхнули, воину в первом ряду снесло голову, но остальные ядра угодили в драконью пасть и были выплюнуты обратно. Полетели комья взрытой земли, еще две серпантины сбило с лафетов.
– Отступаем! – крикнул старший артиллерист. – С орудиями, организованно, чтоб вам пусто было!
Пушкари ухватили орудия за ремни и потянули назад. Пикинеры и аркебузиры Норфолка расступились, давая им проход.
Грегор, не обращая ни на кого внимания, прошел к деревянному ящику и откинул боковую крышку. Внутри было устройство из трех пружин, спускового механизма часов и склянок с гремучей ртутью. Центральную часть занимала сложная паутина, сплетенная из запального шнура.
Грегор взвел три рычажка и повернул указатель на гравированном бронзовом диске. Пружины загудели, тихо защелкали вращающиеся шестерни.
Вчера под его руководством на северном склоне закопали три дюжины мин: зажигательных, взрывчатых и осколочных. Через двадцать минут, как раз когда люди Тидира будут над ними, механизм воспламенит их все; даже если две пружины не сработают, хватит и одной.
Грегор не знал, оттеснит ли это нападающих к южному склону, но их точно станет меньше, а мины не послужат кормом для красного дракона.
Будет очень много крови, внезапно подумал он.
Сейчас в хижине было двое раненых – канонир с оторванной рукой и воин, которому арбалетной стрелой пробило латы и бедро. Цинтия оставила другого врача извлекать стрелу, а сама принялась обрабатывать культю канониру. От шока он не чувствовал боли и смотрел на нее спокойными ясными глазами.
Открылась дверь.
– Доктор Риччи.
– Сэр Джеймс, закройте дверь и не двигайтесь – вы все в пыли.
– Миледи, вы нужны королеве.
– Что с ней?
– Не знаю, миледи. Я лишь передаю сообщение и привел для вас лошадь.
– Все хорошо, мэм, – сказал канонир, – езжайте к королеве.
Тут его голова запрокинулась, и он умер.
Не снимая окровавленного фартука, Цинтия вышла следом за Тиреллом.
Хивел смотрел на людей в драконе. Они продвигались вперед, направляя его, ибо это, безусловно, были они, все их мечты о свободе, победах и власти.
Дракон состоял из них. Уничтожить его значит в некотором роде уничтожить их. И ради чего? Ради короны, трона. Ради власти.
У дракона горел только один глаз. Хивел заморгал, чтобы прочистить зрение.
Гонец, чуть не падая, подбежал к графу Риверсу.
– Ричард, доктора Риччи… вызвали к королеве.
– Что? – переспросил Ричард, словно не расслышал. – Анни умерла?!
– Нет, Ричард… она больна. Больше ничего.
– Это твоя смерть, Тидир! – Король обернулся. – Вперед, Антони, Димитрий, братья, мы поскачем к нему и заставим его дать нам бой, заставим их всех – Тидира, его дядю и Оксфорда. – Ричард улыбнулся. – Так убитых будет не больше пяти.
– Ричард, – неловко проговорил Риверс. – Анни не умерла. Но Цинтии может потребоваться помощь. Возможно, нужна будет операция. – Он покачнулся в седле. – Я поручу своих воинов Димитрию и поскачу к ней. Я и прежде ей помогал.
Так Вудвилл все-таки трус, смутно подумал Дими.
– Скачите, – с презрением ответил Ричард. – Скачите, Галахад. Возложите обагренные кровью руки и целите гнилым целомудрием.
– Спасибо, сир. – Риверс поворотил коня и поскакал через ряды своих оторопелых воинов.
– Я знал, что вы не отважитесь! – крикнул ему в спину Ричард. – Знал, что вы не выступите в честном поединке! – Он повернулся к Дими: – Что ж, брат Балан. Поскачем в атаку вместе?
– Нет, – сказала Цинтия. – Не пытайтесь выпрямить ей руки и ноги. Просто держите ее мягко. Постараемся, чтобы она не нанесла себе увечий.
Женщины, прижимавшие королеву Анну к кровати, глядели на Цинтию с сомнением и немного испуганно. Спина Анны опять выгнулась, почти на фут от кровати. Проклятье, подумала