– А вместе мы осилили бы.
Эгорхану было слишком больно, чтобы продолжать тратить силы, переубедить хобгоблинов невозможно.
– Великий каган разделяет наши мечты, Эгорхан. Скоро люди останутся лишь на фермах, потому что ограм нужно их мясо, а гоблинов не останется вообще. Дивный новый мир грядёт.
Вождь улыбнулся во всю жабью пасть, медленно поднялся.
– Ты действительно веришь в это, Зуни? Ваша затея обречена, вы все ляжете в землю и станете перегноем. Если поможешь мне освободится, то клянусь…
Предатель рассмеялся.
– Думаешь, я пришёл поскулить, Эгорхан? Думаешь, я испугался поражения и своей незавидной судьбы? Ошибаешься. Невиданное войско идёт на Аскариат, мы возьмём столицу и повалим царственный ясень, невзирая ни на какие шипы, ловушки, чары. Из Дикой земли постоянно тянутся подкрепления, десятки тысяч собакоголовых с большими обозами, и все они жаждут оказаться в первых рядах. Когда великий каган говорит с ними, собакоголовые сходят с ума от жажды крови и желания послужить ему. Их ведёт их царь, Эгорхан, их царь вместе с ними. А где твой Рогатый Царь? Он так и не показался из своего дворца. Эльфы гибнут тысячами, а его могучих чар всё не видно. Уленвари, несчастное вы брошенное племя.
Хобгоблин ушёл, а эльф остался с осознанием горькой правоты предателя. Если бы Рогатый Царь вступил в бой, если бы призвал свой великий Дар, сама реальность обратилась бы против врага. Но его не было.
– О Матерь Древ, – шептал Эгорхан, – если бы я только мог вырваться, если бы я только мог…
Но древнее божество не слышало его в этот тёмный час, как не слышало и многие разы прежде. Великий Сорокопут оставался подвешенным, его кровь капала на почерневшие доски, а палачи то и дело возвращались к делу. Когда они наконец устали, убрались к дальней стенке чтобы перевести дух и поесть, покрытый ранами, истощённый эльф протяжно застонал.
– Кто угодно… любая сила, которая слышит меня… любая сила, которая неравнодушна… помоги мне! Я заплачу цену, только помоги мне выбраться отсюда… заплачу… любую цену!
Когда псоглавы захватили его, лишили всего: оружия, доспехов, одежды. Лишь кольцо они не смогли забрать, потому что оно спряталось под кожу. Потом, когда палачи взялись за работу, эльф чувствовал, как артефакт медленно перемещается по его жилам, прячась от ножей. Возможно, он до сих пор не сошёл с ума от боли, лишь потому что оно забирало часть себе, как делало с гневом, тоской и ненавистью. В последнее время кольцо пригрелось на сердце Эгорхана, куда псоглавы ещё не добрались, оно затаилось и ждало, пока наконец не трепыхнулось.
– Любая сила, – стонал древний.
Палачи отвлеклись от еды, зарычали на пленника, мешающего им отдыхать, а тот вдруг дёрнулся от неожиданности.
– Иные оставили тебя, Эгорхан Ойнлих, – прозвучал шепоток из самого тёмного угла, – но мы всегда были рядом. Ты призвал нас, Эгорхан Ойнлих, и мы пришли. Дом Ворона уже здесь.
Стремительная расплывчатая тень метнулась к псоглавам и распорола им глотки прежде чем твари успели даже вскрикнуть. Другие тени, две, три, медленно приблизились.
– Мы вынесем тебя отсюда, Эгорхан Ойнлих, не беспокойся ни о чём. А пока спи.
Какой-то порошок был брошен ему в лицо, и эльф потерял сознание.
///
В месте, где Эгорхан проснулся, было очень темно, однако, не полностью. Оно походило на большое переплетение длинных чёрных прутьев, паутины и чёрного пуха, будто гнездо гигантского ремеза. Эльф лежал на подстилке из сухих листьев и хвои, со свода медленно падала пыль.
Он привстал и сразу обнаружил, что истерзанное его тело не болит. Удивление было оглушительным. Ещё Эгорхан обнаружил, что не один. На полу, в небольшом отдалении от ложа, стояли на коленях… эльфы? Тонкие фигуры их теперь выглядели чёткими, тела были наги, но кожу покрывала какая-то чёрная краска, поглощавшая свет, лишь бледные лица белели. Эгорхан заметил, что кончики ушей этих эльфов были срезаны, что на их пальцах когти, а меж ног у каждого лежала маска с длинным вороновым клювом; из чёрных косиц торчало много вороновых перьев.
– Господин пробудился, – провозгласила женщина-эльф неопределённого возраста. – Дом Ворона приветствует тебя.
Эгорхан сглотнул, ему хотелось пить. Он некоторое время изучал этих гротескных существ, пытался привыкнуть к их виду, но быстро сдался.
– Кто вы такие?
– Мы…
– «Дом Ворона» – это не ответ.
– Но больше нечего сказать, – женщина-эльф чуть склонила голову в одну сторону, затем в другую. – Имён нет. Воспоминаний… почти нет. Мы – дом Ворона, и мы пришли на помощь, как было обещано. Ты не потерял дар.
Эгорхан посмотрел на свою руку, но кольца на привычном месте не нашёл. Оно всё ещё было рядом с сердцем, и отчего-то эльф знал, что некогда зелёный оникс почти полностью почернел. Осталась единственная тонкая жилка.
– Тогда ответьте мне, зачем вы здесь? Зачем я здесь? Что вам от меня надо и что вы потребуете взамен?
Женщина, казалось, задумалась.
– Мы… пришли… потому что так пожелала Тьма, господин. Она выбрала тебя, а мы должны тебе помочь.
– В чём? Для чего я понадобился… Тьме?
– Мы не знаем. Дом Ворона лишь следил и ждал. Кольцо сказало нам, что ты готов, и мы прявились. Распоряжайся нами на своё усмотрение.
Глаза древнего эльфа сузились.
– Я должен поверить в это?
Трое из дома Ворона поднесли руки к горлу, вонзили когти и разорвали собственную плоть. Три истекающих тёмной жижей тела повалились на пол.
– Скольких из нас будет достаточно, чтобы доказать полное самоотречение и жертвенность, господин? Мы не боимся смерти и не имеет корыстных намерений.
Эгорхан Ойнлих увидел своё отражение в расползавшейся луже.
– Допустим, – сказал он. – Мне нужно подумать.
Тёмные терпеливо ждали, пока Великий Сорокопут изучал собственное тело. Раны были затянуты, утраченные куски вернулись на место, но шрамы свидетельствовали о пережитом.
– Расскажите мне, как идёт война?
Он спросил и тут же пожалел, ибо каждое слово предателя подтвердилось. Враг наступал на Аскариат, медленно, но неуклонно. Королева переправила мирное население в Вадаэнтир и теперь собирала силы для защиты священного ясеня. Её сыновья вели стремительную войну, ослабляя захватчиков, но тех были несметные полчища, вооружённые топорами и огнём.
– Что известно о доме Сорокопута?
– Погиб в Закатной Крепи. После падения Тёрна остались только ничтожные крохи, и никто не знает о судьбе твоих сыновей и дочери.
Эгорхан сжал кулаки, костяшки хрустнули и побелели.
– Моя жена?
– Об айонне Мелитиль ничего неизвестно, господин, вероятно, она погибла в Закатной Крепи вместе с богодревом.
Он издал тихий стон.
– Рогатый Царь?!
– Не появлялся с начала затворничества.
– Где он?! – взорвался Эгорхан и вскочил. – Где?! Что он делает, пока враг топчется посреди его дома, сносит стены, выбивает окна и двери, мучает его семью?! Где он?!
Тёмные хранили молчание, только на худых лицах проявились некие подобия улыбок.
– Вы можете… доставить меня в столицу? Доставить раньше, чем псоглавы осадят её?
Женщина задумалась ненадолго.
– Мы сможем.
– Тогда выступим немедленно!
– Да, господин. Но сначала забери то, что принадлежит тебе по праву.
Один из эльфов приблизился на полусогнутых. Он положил к ногам Эгорхана Ойнлиха Травяного Ужа в родных ножнах и с целой перевязью.
– Мы выкрали его из шатра, когда забрали тебя. Мы поступили правильно?
Древний поднял меч обнажил волнистый зелёный клинок на две трети, взглянул в собственные глаза сквозь отражение.
– Да.
///
Зима была на исходе, но ещё цеплялась за власть.
Эльфы дома Ворона путешествовали по тайным, известным лишь им тропам, умело «исчезали» даже на фоне белого снега. Эгорхану не единожды пришлось следовать за ними внутрь хорошо спрятанных пещерок и лезть по глубоким норам словно червю. Те всегда были сквозными и, миновав зловонье сырости, Велики Сорокопут выбирался с обратной стороны, однако, уже совсем в другом месте леса, за много часов и дней от входа.
– Какая это магия? – спросил он.
– Это не магия, господин, – ответила женщина-эльф, приподняв свою маску, – это области извечной Тьмы. Если есть место, в котором никто и никогда не зажигал свет, будь то пещера или нора, мы может попасть через это место в другое такое же.
– А если занести в пещеру факел?
– Она станет обычной.
– И никаких заклинаний? Ни один чародей не догадается… невероятно.
За неполный день отряд преодолел огромное расстояние и добрался до окрестностей столицы.
Аскариат сильно изменился. Его внешнюю крепостную стену, построенную на основе древнего кромлеха, теперь огибала вторая, выращенная из железных деревьев, неописуемо высокая и, что важнее, – толстая. Друиды создали вокруг столицы едва ли не скальный хребет, который щетинился длинными шипами. Те торчали и из земли, острые, блестящие маслянистым ядом. Чтобы вражеская пехота не смогла расчистить дорогу штурмовым зверям, был выращен живой лабиринт, полный чудовищ и магии. Надо всем этим возвышался царственный ясень, богодрево, древобог, душа лесов. Его могучие, голые по зиме ветви держали на себе улицы верхнего города и, собственно, королевский дворец.
– Я хочу попасть внутрь, – сказал Эгорхан. – Сможете меня провести?
– С величайшей осторожностью, господин, сможем.
– Тогда ведите.
Они были непревзойдёнными лазутчиками. Эгорхан видел, как тёмные эльфы передвигались по отвесным поверхностям ровно пауки, как прятались в любой тени, как бесшумно бегали, прыгали, и расчищали путь от лишних глаз. Так они проникли внутрь королевского дворца, где из полов росли живые травы и цветы, где из стен протягивались ясеневые ветви, на которых пели птицы.
На страже королевских покоев стояли два лаушани; их головы были увенчаны лосиными рогами, а ноги, – раздвоенными копытами, по коже, где её не скрывала шерсть, тянулись ритуальные татуировки.