Погода стала быстро портиться, это очень хорошо замечаешь, находясь высоко над землёй. Не успел Оби опомниться, не успел опуститься, как его окружили духи штормового ветра. Они схватили юношу, закружили, забросали из стороны в сторону, меняя землю и небеса местами. Но волшебник не выпал из седла, только крепче сжал бока торгаста коленями, прижался к облачной гриве и закрыл глаза.
Когда сверкала молния, он слеп сквозь сомкнутые веки, а когда тучи раскалывал гром, всё его тело прошивала боль, – так нещадно трясло. Наконец, в ушах лопнули барабанные перепонки, гром притих. Охваченный ветром, мокрый от дождя, ослепший, Оби метался посреди шторма, надеясь только на то, что земля ещё далеко.
Вспышки стали реже, он открыл глаза и увидел, что торгаст летит прямиком в море. Отстав от шеи, Оби напряг все мышцы, натянул поводья и заставил скакуна уйти из вертикали в горизонталь. Тут же вокруг выросли волны. Вихри создавали из морской воды исполинов в бурунных шапках, ревущих и рокочущих не тише самого грома. Чудо спасало Обадайю от гибели, он бросал скакуна то вправо, то влево, пытался взлететь выше, но ветер не позволял, будто с умыслом толкая обратно. Мир был серым, тусклым, кружащая в воздухе влага слепила, но вот, впереди проявился силуэт. Нечто огромное и чёрное, выделяющееся на фоне грохочущей мглы.
«Суша», – взмолился Оби, – «Господи, пусть это будет суша!»
И в тот час Господь-Кузнец, должно быть, услышал его. Из туманной пелены яснее проступили черты огромных скал и берег у их подножья. Обадайя направил торгаста вниз, а когда копыта ступили на мокрые камни, едва не упал от усталости. Он пробудил Второе Дыхание и только тогда поднялся. Надо было торопиться, – эти чары не давали свежих сил, только подстёгивали резервы организма; если переусердствовать с ними, то в один момент просто упадёшь мёртвый.
Он нашёл в скалах трещину, грот, достаточно далеко от воды. Десяток светящихся мотыльков осветили стены, внутри было пусто, если не считать песка и гнилых водорослей. Первым делом Обадайя применил Исцеление, отчего буйство стихии стало намного лучше слышно. Он даже вздрогнул от неожиданности. Затем осмотрелся, достал из сумки книгу заклинаний и с первого раза смог просушить одежду. Теперь холода можно было не бояться, – плащ хранил всё необходимое тепло.
Юный волшебник сел на землю, достал из сумки сухарей, пиалу варёного риса с изюмом и баклагу воды, промыл уши от крови. Прозвучала молитва, трапеза была короткой, но сытной. Привалившись к стене, он погрузился в состояние полудрёмы, а потом незаметно уснул.
За грохотом бури Оби не услышал осторожных шагов, а когда сон прервался, открыл глаза и увидел у противоположной стены Улву. Она была мокрой и дрожала.
– О Боже, проясни очи мои, изгони мороки…
– Мочой глаза промой, доходимец паршивый, – простучала зубами дева.
– Улва! – Оби вскочил. – Господи…
– Хватит призывать своего беззубого божка! Огонь разведи!
Вместо этого он, однако, попытался высушить её одежду, но не получилось, – заклинание подвело четыре раза подряд. Тогда юноша кое-как вытянул из одежды влагу и поспешил наружу, в бурю. Он бегал вдоль линии прибоя, окатываемый ледяной водой, собирал плавник, а вернувшись, и его высушил; со второго раза создал пламя и вот, занялся костёр.
– Что ты здесь делаешь?! Как ты сюда попала?!
Улва стала снимать одежду: шерстяной плащ, куртка на волчьем меху, шерстяные штаны и укороченные сапоги; несмотря на старания Оби, всё это осталось сыроватым и холодило кожу. Спохватившись, он тоже стал раздеваться. Вскоре они грелись спиной к спине, обсыхала одежда, разложенная на камнях, два торгаста стояли поодаль.
– Улва, как ты…
– Хватит повторять, доходимец. Я летела за тобой.
– Но как?!
Она зарычала.
– На уж поверь, было нелегко! Преследовать в небе, – совсем не то же, что преследовать на земле. Лететь за тобой, искать убежище там, где ищешь ты, и всё это, чтобы ты не заметил.
– Но зачем?
– А зачем ты летишь так далеко?!
– Улва…
– Столица Ривена в другой стороне и гораздо ближе. Я знаю, у меня был учитель из этих земель, пре-пода-вал гео-графи-ю. Ты ослушался этого седого козла и сбежал! Никому ничего не сказал! Что это значит? Что ты задумал?
– Улва, послушай, ты не должна быть здесь!
– Значит, нас таких уже двое, – зло, но рассудительно ответила орийка. – А ну рассказывай!
Воительница ждала ответов, но он молчал и это злило. Вот она почувствовала его прерывистую дрожь, обернулась и увидела, что голова Обадайи опущена, а широкие плечи трясутся. Коснувшись его лица, Улва вскочила.
– Лучше бы это была дождевая вода, а не слёзы!
Он пытался сдерживаться, но плакал, плечи вздрагивали всё заметнее. Улва не знала, что делать. На Оре мужчины тоже, бывало, плакали, и воительницы хирда говорили, что в таком случае глупого мужика приводит в чувство хорошая оплеуха. Обадайя был непробиваемый, когда держал щит, лупи его хоть топором, хоть мечом, но сейчас… казалось, оплеуха убьёт этого слезливого слабака. Девушка опустилась на колени, попыталась приладиться так, иначе, она не умела этого всего, не умела быть… мягкой. Потому что на Оре мягкость – значит слабость, а слабые умирают рано.
Объятье вышло неловким, но это оказалось тем, в чём нуждался юноша. Потом он рассказал ей всё, поведал о той ночи, когда что-то овладело учителем и Оби чуть не погиб; как с небес явился ангел, оградивший от опасности. Как юноша получил миссию.
– Крылатый человек пришёл с неба и сказал тебе, что ты особенный?
– Ангелы – не люди. Я видел существо в длинных одеждах и сияющей броне, белый капюшон скрывал его лицо, но над головой пылали нимбы, а за плечами было шесть крыл, сотканных из чистейшего света… он назвался Ундариэлем, Эхом Молота, Гласом Господним. Спас меня и приказал исполнять Замысел Господа-Кузнеца. – Обадайя всё ещё дрожал, невидящие глаза прикипели взглядом к одной точке, слёзы иссякли. – Ему нужно орудие в мире смертных, и почему-то выбор пал на меня, недостойного…
– Крылатый человек пришёл с неба и сказал тебе, что ты особенный, – повторила Улва, не понимая, где ошиблась.
Он улыбнулся, совсем чуть-чуть, но от этого на душе у неё полегчало.
«Дурак», – думала орийка, – «думаешь, что удержишь щит надо всем миром, а на самом деле слабый, мягкий».
– Значит, магом ты не станешь. А кем тогда?
– Кем пожелает меня видеть Он.
– Опять! – От её крика в гроте родилось эхо. – О бестолковый олений пердёж! Сначала твоей жизнью командовал мой дурной старый отец, а теперь ты решил вручить её в руки… кого? Невидимого бога, посылающего крылатых людей?! Ты сам-то не хочешь решать?!
– Все мы во власти Его, даже если не осознаём…
– Сколько рёбер тебе не жалко? Могу сломать все, ты же исцелишься? – Когда у неё заканчивались слова, Улва всегда переходила на язык кулаков. А обычных слов у неё никогда не было много.
На это Оби лишь шмыгнул носом.
– Как только смогу, продолжу путь, мне нужно в Алиостр, – там начнётся служение. Если я этого не сделаю, очень много душ будет утрачено, что недопустимо. Такова моя миссия.
Она собралась с силами.
– Тогда я с тобой. Сюда дошла и дальше пойду.
– Тебе нельзя.
– Крылатый люди запретили?
– Нет, но это совсем другой мир. Женщина-воин, язычница…
– И мальчишка со слезливыми глазками. Ты мне указывать не будешь, сама решу.
– Улва, – он посмотрел очень пристально, – я всё отдал бы, чтобы остаться дома. Хоть ты воплоти мою мечту, лети назад, живи и будь счастлива.
Она больно щёлкнула его по носу.
– Я с тобой.
– Но почему? Это только моя миссия…
– Потому что ты мягкий и слабый, а я сильная и упорная. Смирись, ведь этому учит твой никчёмный бог, верно? Смирению, – усмехнулась орийка.
А ещё она верила, что была лучше своего отца и не могла бросить любимого человека, но этого из Улвы не вытянули бы даже раскалённые клещи.
– Вытри сопли, доходимец, и давай уже накорми чем-нибудь, я отощала, пока гонялась за тобой.
Буря лютовала весь день и часть ночи, только под утро следующего дня пастухи туч разогнали свои отары. Обадайя вышел из грота очень рано, оглядел пляж, заполненный водорослями и плавником, обернулся и обомлел.
– Улва, погляди на это!
– Солнце? Да, яркое, – она вышла наружу, щурясь, – наконец-то! Думала, не увижу больше никогда…
Она проследила его взгляд и задрала голову, присела от удивления.
На высоких чёрных скалах, давших им приют, зиждились огромные чёрные же стены; полуразрушенные башни, барбаканы и парапеты с тысячами зубцов.
– Посмотрим сверху, – решил Обадайя.
Вместе они поднялись в небо на торгастах, так высокого, что смогли увидеть очертания небольшого острова целиком. Стало ясно, что не на скалах стояла крепость, а на горе, которую кто-то когда-то стесал, чтобы построить стены. Крепость была старой и явно заброшенной, с высоты открывалось множество следов разрухи, но большинство построек ещё держались. В самой середине каменного плато виднелось нечто странное. Кто-то вырубил там совершенно огромный карьер, круглую ступенчатую чашу; в её теле на разных уровнях зияли провалы пещер, уводивших во тьму.
Обадайя жестом показал, что надо спускаться и направил торгаста первый. Лишь оказавшись на самом дне карьера люди поняли, настолько же огромным тот был. Счёт пещерам шёл на десятки.
– Я знаю, где мы, – сказал юноша вдруг, – это Гнездовье.
– И? – нахмурилась Улва.
– Прости, – он улыбнулся виновато, – в этой крепости династия Гроганов держала своих драконов.
– Гроганы, – северянка напрягла память, – драконьи всадники? Те, что ещё присылали к нашим берегам свои чёрные корабли?
– Именно. Сарос Гроган завоевал целый мир благодаря драконам. Спустя поколения сила его потомков стала иссякать, они теряли власть над королями неба, пока один, Рискан Отец Драконов, не породил бастардов…