– Я не понимаю…
– Не понимаешь, как кто-то столь сильный не желает биться? – спросил старик бесцветным голосом. – Не все созданы для битв, а Геднгейд своё отвоевал давным-давно. Ещё пару лет назад он бы, может, и дерзнул, но не сейчас, жалкий бестелесный призрак. У него нет тела, ты знал? Узнал бы, если бы глядел пристальнее, ведь эти глаза открывают любую сокрытую истину.
– И что теперь?
– М-м-м, вопрос, достойный философского трактата, – вздохнул бессмертный. – Знаешь, был же и другой маг.
– Что? Какой ещё маг? О чём ты говоришь, старик?
– Другой маг, – повторил Жар-Куул, – не такой сильный как Геднгейд, но тоже весьма. И воинственный. Когда он узнал о грядущем, не сомневался ни минуты, стал готовиться к войне, собирать армию, строить твердыни, запасаться продовольствием и, что немаловажно, искать черновики. Он не являлся бескорыстным героем, о нет, такого жестокого деспота было поискать, но он считал весь этот мир своей собственностью и намеревался биться за него до последней капли крови. Как же звали этого смельчака…
– Прекрати, – пугающе тихо попросил Майрон Синда.
Но бессмертным страх неведом.
– Ах, да, Шивариус Многогранник. Славный был воин, и маг удивительной силы.
Вспомнилось предупреждение, оставленное намедни Илиасом Фортуной, просьба крепиться и готовиться.
– Я ни о чём не жалею, – сказал Майрон твёрдо. – И, если бы знал тогда, что за дела творились среди великих, всё равно убил бы это чудовище.
Хранитель Истории молчал, глядя на рива с полным равнодушием.
– Довольно, ты не заставишь меня чувствовать за собой вину или долг, – разозлился Майрон. – Я не обязан, и не трать слов…
Старик пожал плечами.
– Не буду тебя увещевать, – сказал он, щуря свои «грифельные» глаза, – это бессмысленно.
– Рад, что ты понял.
– Я-то давно понял, только ты никак не поймёшь, юноша. Незачем просить о том, что ты и так сделаешь. Сам, без принуждения, отправишься искать черновики моего отца.
– Зачем бы мне?
– Надежда, – был ответ. – Тряпошники все свои поступки мотивируют лишь тем, что им нужен Ответ на Вопрос. Но на самом деле они – создания моего отца, а не самостоятельные личности. Они его продолжение, из чего следует, что Ответ нужен был ему. Что-то терзало Жар-Саара всю жизнь, что-то настолько мучительное, что в определённый момент он просто исчез, оставив решать эту головоломку другим. Завещал свою дилемму.
– Сбежал, – выдохнул Майрон.
– Может быть, – не стал оспаривать бессмертный Жар-Куул. – А ты пойдёшь и попытаешься исправить это.
– Нет.
– Да. Прости, но, хотя с отмеченными Хаосом ничто не может быть предопределено, в твоих дальнейших действиях я уверен.
– Мне будет приятно тебя разубедить.
– Ты просто не можешь поступить иначе. Не из чувства вины, а потому, что, даже после всего остаёшься человеком благородного духа, – героем.
Майрон рассмеялся. Старик не мешал, глядел на лебедей и наматывал спутанную бороду на палец.
– Ну довольно, – сказал Майрон, – если ты не намерен поведать мне историю о Джассаре, старик, то этот разговор я продолжу только с хозяином долины. Если у него будет ещё что-нибудь ценное сказать мне…
– Человек благородного духа, – произнёс Жар-Куул безо всякого легкомыслия, задумчиво, – герой, который принимает удар на себя, идёт по пути жертвенности, указывает для мира путь. Всё это про тебя.
– Довольно делать вид, что знаешь меня.
– Я Хранитель Истрии. Не поверишь, какие люди и нелюди принимали меня в своих покоях, порой даже на смертном одре или во время войны, только чтобы их слова попали вот в эту книгу. Я записывал за королями и архимагами, демонами и небожителями. Многие сохранили о тебе воспоминания, о человек благородного духа. Ты герой, от этого не сбежать. И тебе всегда будет за кого драться.
Старик умолк и посмотрел Майрону за спину, где уже некоторое время стояла Райла.
– За тех, кто рядом, и за тех, кто далеко, – продолжил он, поднимаясь.
Хранитель Истории дрожащими руками перекинул через плечо ремень большой книги и ухватил посох.
– Обдумай ответ, который мне уже известен. Когда будешь готов, я скажу, что нужно делать дальше. А пока… пойду отдохну. За последний час я сказал больше, чем за последние три столетия. Болтовня утомляет…
Жар-Куул заковылял к галантерейщикам, а Майрон обернулся к Райле. Охотница на чудовищ выглядела растерянной, немного испуганной, однако, и радостной оттого, что видела его.
– В крепости был какой-то переполох, радужный маг сказал, что ты… тебя… Да сапог ему в зад, этому Фортуне, я так и не поняла!
Майрон вгляделся в её лицо, внимательнее осмотрел ауру. Поразительно, насколько более яркой она стала после изъятия ртути, а ведь прошло всего ничего времени.
– Как ты себя чувствуешь, Райла?
– О чём ты? Что случилось?!
– Как ты себя чувствуешь? – настаивал он.
– Хорошо. Мне… действительно хорошо. – Она покраснела, смущённо отвела взгляд. – Тренируюсь каждый день, бегаю, машу Олтахаром. Кажется, сил прибавилось.
– Я рад, – сказал Майрон. – Пойдём, хочу с тобой посоветоваться.
День 22 месяца окетеба (X) года 1650 Этой Эпохи, Керн-Роварр.
Двое схлестнулись на просторном балконе, который прилегал к обители Райлы. Она держала в руках грубый муляж собственного меча, сработанный из бронзы, а Майрон орудовал железным ломом длиной с бастардный клинок. Он нападал, она защищалась, держа муляж одной рукой за рукоять, а другой, – под «кабаньими клыками». Железный лом рисовал кончиком восьмёрку, словно рапира, с рёвом рассекал воздух, метил то в плечи, то в грудь, постоянно пытался обмануть, но не преуспевал, хотя финты поражали хитростью. Райле оставалось только продолжать дышать и надеяться, что кости в руках не треснут. Лязг стоял оглушительный.
– Хорошо. – Майрон разорвал дистанцию, опуская лом, утёр пот рукавом. – Моё восхищение, Райла…
Она со стоном выронила муляж и наконец-то прекратила поддерживать ритм дыхания, рот с жадностью глотал воздух, пряный пот тёк ручьями, напитывая сорочку, гудящие руки повисли плетьми, колени тряслись. Сегодня Райла Балекас практиковала Дыхание Второе, Панцирь Малхейна; ей приходилось использовать для обороны слабо подходящий инструмент, но Майрон говорил, что всё это условности.
Ни одно из Семи Дыханий не было жёстко привязано к тому или иному оружию. Разумеется, для Дыхания Первого удобнее держать в руках секиру, для Второго не помешает щит побольше и доспехи попрочнее, для Третьего подходило быстрое и лёгкое оружие, короткий меч или длинный кинжал, Четвёртое хорошо показывало себя с парным оружием и так далее. Условности, одни лишь условности. Можно яростно нападать и с шилом в руках, обороняться двуручным клинком; гарцевать, уходя от врага в тяжёлой броне и с пикой наперевес, а яд сделает любое оружие смертоносно-подлым, даже рыболовный крючок. Всё зависит от человека, его собственных качеств и тренированности.
Майрон решил попытаться научить Райлу Семи Дыханиям и та оказалась талантливой ученицей, восприняла незнакомую блажь серьёзно, стала вкладывать все силы без остатка. Он обучал её сразу Дыханиям Первому и Второму, и, хотя, обучение только началось, охотница совершила большой рывок.
– Боевой опыт даёт тебе преимущество с самого начала, главное, – научиться поддерживать дыхание дольше.
– Это… просто… – она едва могла говорить, – пытка… грудь… разрывается…
– Со временем ты сможешь сбивать свечное пламя на расстоянии восьми шагов одним выдохом и сидеть под водой так долго, что тебя посчитают утопшей.
– Да кому… это… надо?
Он пожал плечами.
Райла выпрямилась, с трудом подняла муляж и прислонила к перилам. На них стоял серебряный поднос, в графинах была тёплая вода с лимоном, и охотница стала пить из горла. Вода полилась по шее на грудь, делая сорочку ещё мокрее. Майрон заметил острые бугорки сосков, более явно проступившие под тканью, а она заметила, что он заметил и, покраснев, отвернулась.
В последнее время Райле казалось, будто пустые кожаные мешочки, оставшиеся от прежней прелести, стали наполняться. Они всё ещё выглядели жалко, словно у старухи, не познавшей радость материнства, но всё же… Нет! Бред! Стыдно позволять кому-то видеть остатки её женственности. Особенно ему.
– Слушай, Седой… ты всегда умел так драться?
– М-м-м?
– Всегда владел мечом?
– Нет. – Он налил себе воды в хрустальный бокал, сделал маленький глоток. – Волшебники не рубятся на мечах, если те не магические. А если меч магический, то зачем его портить таким безыскусным использованием? Можно метать заклинания как жезлом.
– Октавиан, – она опустила голову, вспомнив прежнего возлюбленного, – рассказывал, что у магов есть ограничения по выбору оружия. Как это работает?
Он задумался.
– Якобы когда-то Джассар сказал, что магам негоже хвататься за мечи и топоры, их оружие: посох, жезл и ритуальный нож. Это не жёсткий запрет, но большинство владетелей Дара действительно не выходят за упомянутый список. Ну и, опять же, есть производные, то есть всё древковое, дробящее и короткое клинковое оружие. Я всегда был хорош с рогатиной, протазаном, алебардой, копьём, булавой, шестопёром и кинжалами всех видов. Но меч не давался. Меня пытались научить, однако, всё кончалось пшиком.
– Но теперь твои навыки восхищают.
– Благодарю, – Майрон вернул бокал на поднос. – Думаю, дело в том, что я больше не волшебник.
Она накинула куртку, обернулась, взглянула ему в лицо и поняла, что стоит пока помолчать.
– Слишком много на себя взял во время войны, и моё астральное тело… как будто обгорело. Знаешь, как бывает, если слишком долго пролежишь на солнце. Сначала ты вроде покраснел, неважно себя чувствуешь, а потом теряешь сознание, рвёшь, и кожа слезает пластами. Вот что-то вроде этого, только хуже, и внутри. Не умер лишь благодаря Эгге.
Райла вспомнила доброе старушечье личико.