Надо всем этим действом маленьким солнцем парила сфера.
– Вот и всё, – разнёсся голос Геда Геднгейда, – кончено, колдун.
Он был там, стоял внизу, среди ничтожных останков эмблемы, крохотная чёрная фигурка, опирающаяся на посох. Он не мог управлять Гекатонхейром, потому что чудовище оказалось в ином измерении. Оно было разделено, однако, – не уничтожено, и потому колдун не мог его восстановить. Отпустить тварь он также не мог, ибо не имел шанса вызвать её обратно.
– Кончено, – провозгласила сфера вновь. – Это всё, колдун? Где же твоя Тьма? Где твоя мощь?
Слова полного превосходства прозвучали, и тогда калека внизу, смотревший единственным снулым оком, поднял посох над головой.
– Вот она, здесь. Именем Второго Учителя…
///
Зиру обезумела, ненависть и жажда убийства затмевали все мысли в её голове, заменяли все чувства. Она прекратила быть человеческим существом, став одушевлённым порывом; ни на мгновение не замолкал звон когтей, выл разрезаемый воздух, трещали жилы и лопалась под одеждой кожа. Зиру визжала на пределе сил, и голос её кромсал Синду, когда тот становился слишком напорист, когда ей нужно было спастись от гибели.
Гигант наседало как огненный шквал, его меч жёг, а кулаки били словно молоты, он не боялся её, наоборот, улыбался всё шире, а в глубине глазниц не осталось ничего кроме янтарного пламени. Не окажись её ненависть столь сильна, Зиру сама бы испугалась.
Госпожа убийц металась по узкому пространству моста, то и дело цепляясь за край, проскальзывая снизу и выскакивая с другой стороны, она бросала себя вперёд как пушечное ядро, врезалась в гиганта, впивалась великолепными когтями и рвала кольчугу, ткань под ней, добиралась до плоти ненавистного убийцы. Она уже слизнула его кровь с когтей раз, – ошпарилась, по жилам ублюдка бежал кипяток, а из пасти шёл пар!
– Всё равно убью!
Он едва успел защититься от потрошащего вскрика, подставил правое предплечье, на котором появился новый шрам, крутанулся и завертел мечом, возобновляя щит огня. Мост дрожал под его шагами, а слуги всё ещё не нашли черновик. Они не помогут, если она не попросит, а она не попросит, потому что отомстить за отца, – это её, верной дочери долг. И счастье.
Крохотная часть рассудка, не поддавшаяся лихорадке боя, с горечью признавала, что не сможет одолеть его. Не по силам. А ведь он даже ещё не прибегал к магии. Просто не считал её достойной, играл в воина…
– Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу!
Два вскрика он отбил мечом, третий проскользнул мимо вращающегося клинка и разбился о браслет, что ублюдок носил на левом запястье. Зиру поняла, – единственный шанс для неё сейчас, прибегнуть к иной силе. Взглянуть ему прямо в глаза! Вблизи, чтобы плёнка гнева не защитила разум! Поймать в ловушку! Страх сделает то, что не смогла гномья сталь!
И она бросилась на высшем пределе возможностей, превратилась в росчерк, позабыла об усталости, об ожогах, о лопнувшей коже и сгоревшей одежде. Она поймала клинок левой ладонью, четыре когтя правой вонзила ублюдку в плечо, скрежетнув по костям, а потом она оплела ногами его талию и сдавила, словно страстная любовница. Их глаза оказались на одном уровне, так близко, что Зиру могла увидеть две янтарные звезды в каймах налитых кровью сосудов, а её враг увидел меняющие форму и цвет маслянистые пятна, водившие хоровод на поверхности склер, безумно притягательные, и пугающие.
– Теперь ты мой…
Она смотрела изо всех сил, затягивая Синду в мир его страхов, но он… Свободная рука убийцы приобняла Зиру за поясницу и прижала к торсу. Он надавил так сильно, что вопль женщины унёсся в потолок и пропал там без толку. Её хребет сломался, а рука, твёрдая как железо продолжала давить.
Пальцы разжались, освобождая огненный меч. Гигант наконец отпустил Зиру, та упала, ослеплённая болью, почти ничего не понимающая, но всё равно попыталась ударить, протянула левую руку с когтями. Он перехватил запястье, наступил на плечо, ломая ключицу и рёбра, дёрнул! Больно! Как же больно! Ублюдок хотел вырвать протез целиком, но не смог, – локтевой сустав лопнул.
Тем временем слуги нашли нужное зеркало и достали черновик.
///
– Вот она, здесь. Именем Второго Учителя ты падёшь, – прошептал колдун.
Гед Геднгейд вновь создал проекцию своего облика под сферой. Наконец эмблема оказалась заперта, и кто бы знал каких сил стоило держать её в зеркальном хранилище. Однако же появилась иная беда, – артефакт великой мощи, Опора Сильных. Из поколения в поколение он менял хозяев, забирая у каждого частицу могущества, превращался в оружие немыслимой силы… пока не был отвергнут.
Гнев, что испытывал посох Архестора, поднимался к небу столбом алой энергии, он жаждал мести и когда колдун ударит, Гед падёт. Если бы не помощь родного дома, помощь Керн-Роварра, он не смог бы и того, что уже удалось. Бесплотность делала величайшего среди волшебников калекой, четвертинкой себя прежнего, и сейчас, он со всем присущим самообладанием признавал, что дальше сражаться не сможет.
– Подумать только, какая невыразимая сила, – сказал Геднгейд. – И всего в одном артефакте. Сразу видно, что ковал его не кто иной как сам Архестор, Господин Битв.
– Сейчас ты почувствуешь её на себе, – прошептал колдун.
Геднгейд почти не обращал на него внимания, видел только, что у этого несчастного вместо полноценной души огрызок, половина, быть может.
– Что ж, я умру, – вздохнул великий, – раз таков мой жребий. К тому же, я и сам не против принять смерть.
– Почему?
Он пожал бесплотными плечами:
– Мало в мире вещей, которые вызывают во мне жгучую нелюбовь. Одна из них, – глупость. Я ненавижу её в других и презираю в себе. Три века назад я совершил непростительную глупость, отвергнув сию мощь и возмездие неминуемо. Давай же, бей.
Набалдашник, украшенный рогатой змеёй, указал на Геда.
– Скольких проблем удалось бы избежать, – продолжал хозяин долины, глядя смерти в глаза, – с таким оружием я одолел бы даже Господ, одержал величайшие победы в мире, повторил подвиг самого Джассара Ансафаруса. Может, даже стал бы новым Абсалоном.
Посох в руке колдуна дёрнулся, его энергетическая сигнатура изменилась. Самую малость сперва.
– Как звали посох Джассара? – задумчиво спросил Гед Геднгейд. – Кажется, тоже Опорой. Верно, так и звали, Опора Джассара. Воистину, не звучное имя делает артефакт великим. Твой посох получил от создателя имя Опора Сильных и только сильные вправе его направлять. Что ж, сейчас ты сильнее меня, колдун, даром что я истинный архимагистр. Всё правильно, неси своё возмездие. Глупость должна быть наказана.
Посох дёрнулся сильнее, пальцы колдуна едва удержали древко.
– Я знаю, что ты делаешь, – прошептал он едва слышно.
– Для этого не нужно быть хранителем императорской библиотеки, всё ведь просто.
Посох дёрнулся яростнее и на этот раз обрёл свободу. Он поплыл к Геду Геднгейду, разительно меняясь, уходя от инструмента тёмной воли к сияющему зеркальными гранями, золотом и серебром орудию славы. Вместо змеи в набалдашнике раскинула крылья величественная птица. Маг протянул руку, посох мягко ткнулся ему в ладонь… и прошёл насквозь.
– Ах, какая досада, у меня же нет материального тела.
Трепет ударил посох плашмя, но с такой силой, что древний артефакт упорхнул на добрых полста шагов.
– Никогда не понимал, – выплюнул повелитель зеркал, – зачем сильным опора? Мне – не нужна.
Долей мгновения позже Солнечное Копьё прошло сквозь колдуна. Жалкий уродец подсуетился, успел выставить чёрную полусферу, которая поглотила хазгалову долю заряда, но без посоха силы его были ничтожны, и малефик упал без чувств.
Гед Геднгейд огляделся, оценил ущерб, нанесённый его дому, перечёл в уме Нержавеющих.
– Однако же я очень устал…
///
Майрон крутанул Светоч Гнева, отбивая полетевшие с разных сторон кинжалы и звёздчатые лезвия. Пятеро мутных, едва ощутимых аур носились во мраке, перепрыгивали с зеркала на зеркало, метая короткие клинки. Назойливые мухи вызывали бешенство! Седовласый рубанул наотмашь, швыряя мечом пламя, рубанул ещё раз. Ножи летели со всех сторон, несколько уже испили крови, от свежих ран по телу шёл холодок, распространялся яд.
Промедление грозило бесславной гибелью, но броситься за моккахинами он не мог. Те превосходили в ловкости и скорости, выманивали от выхода. Если он отдастся гневу, то настигнет, самое большее, одного, а остальные сбегут. Тем временем поодаль валялась недобитая тварь, мерзость, изошедшая из чресл Шивариуса. Она ещё дышала, а свистящие в воздухе ножи не позволяли закончить начатое. Стоило отвлечься, и отравленное лезвие придётся в лицо, шею, или ещё куда, – от кольчужного плаща мало что осталось.
– Гнус, – хрипел он, выдыхая пар, – мошкара!
На то, что убийцы устанут нечего было надеяться, скорее уж он выбьется из сил. Поддерживать дыхание становилось всё труднее, он уступил гневу, бился слишком раскованно, слишком яростно, теперь мышцы рвались, рёбра трещали, связки грозили лопнуть… Раньше убийцы не мешали, почему начали? Им неведома честь, напали бы разом, но нет, остановили его в шаге от победы… Они нашли главное сокровище Геднгейда, заполучили черновик!
Возвращение контроля помогло мыслить ясно, однако, кислорода всё равно не хватало, тело поедал внутренний жар. Как же вымотала его эта тварь… Майрон сорвал с пояса фляжку с мандрагоровой ракией, щедро плеснул на мост и взмахнул мечом, – оглушительно громыхнуло, вспышка была ослепительной, но рив стоял к ней спиной и увидел всех до единого врагов. Они потеряли зрение, а он смог выделить среди них одного, носившего поперёк талии туго связанный платок узнаваемой формы и размера.
Майрон прыгнул с моста, ухватился за раму, зеркало прокрутилось, он отпустил и был подброшен инерцией, достиг следующего зеркала, вскочил на поверхность и нашёл баланс, следующий прыжок едва не окончился падением в темноту, но вот он достиг зеркала, где стояла увешанная оружием фигура. Светоч Гнева полоснул вдоль туловища, ткань полыхнула, и убийца ухнул в пустоту. Майрон едва не упустил черновик Геднгейда, но не уступил, и даже сохранил равновесие на качающейся поверхности.