– Государь, – продолжил Гильдарион, – прошу, дозволь подавать, мы голодны.
Гоблинские летуны отправлялись к лагерям человеческих орд, осторожно спускались и пересчитывали их, чтобы передать сведения эльфам. Ориентируясь на полученные знания, чародеи наводили дальнозрящие плетения, и лонтильские командующие сами оценивали силу врага.
Цулазий Цультгрин оказался прав, люди собрали несметное число душ. Сотни тысяч воинов обоего полу двигались навстречу эльфам, постепенно объединяясь во всё более крупные формации. В основном, – пехота, намного меньше конницы, дрессированные боевые звери и… что-то непонятное. С некоторыми армиями двигались огромные белокаменные монументы, поставленные на широкие колёса; их тащили дюжины гигантских бахомутов. Монументы были украшены резьбой, лестницы вели от их подножий к вершинам, где находились раскрашенные статуи неизвестных чудовищ.
Через астральные врата на разведку отправилось множество лазутчиков. Их снабдили амулетами, изменяющими облик на человеческий и отдали приказ собрать так много сведений, как только удастся. Последней с докладом перед высшим военным советом предстала Грандивель Сезирэ, опытная убийца-снайпер, хорошо показавшая себя на войне с Круторогими.
– Это передвижные алтари, – сообщала она, – можно сказать, смертные тащат на войну своих богов. Во время стоянок жрецы проводят обряды с жертвоприношениями.
– Что предпочитают их боги? – спросил Арнадон.
– Парную человечину, государь, – ответила Грандивель. – Не меньше десяти жизней каждый день. Кому-то вырезают сердца, вспарывают животы, но чаще просто перерезают горла.
– Как люди относятся к такому обращению?
– Спокойно, государь. Жрецы с руками по плечо в крови пользуются уважением. Ещё я замечала, что в конце всякой церемонии, главный жрец указывает на группу воинов, – огромных, могучих, покрытых цветными татуировками. Я не вполне понимала их речи, но этим воинам люди поклонялись как живым богам, вокруг них всегда было множество слуг, самые красивые девушки и юноши, золотые украшения, головные уборы из кости и самоцветов. Я предположила, что они знатного роду, вероятно полководцы.
– И ты проявила инициативу, – заговорил принц Гильдарион.
– Да, – безо всякого смущения подтвердила Грандивель, – но не преуспела. Подобраться не удалось, рядом с ними было слишком много боевых зверей, таких, размером с хорошего секача. У них толстые кожистые панцири и шипы на морде, а ещё отменный нюх. Учуяли меня и едва не разодрали, пришлось бежать.
Лазутчицу отпустили, позже был составлен план.
Благодаря свободе манёвра принц Гильдарион стал перебрасывать небольшие отряды конницы и пехоты через астральные ворота. Эльфы появлялись в нужном месте, сопровождаемые также чародеями и друидами, уничтожали обозы, вырезали небольшие человеческие отряды и отступали. Эти маленькие порезы не могли сокрушить колоссальную мощь, которую копили смертные, но зато причиняли боль. Они заставляли человеческих полководцев отвлекаться, внушали страх перед вездесущим врагом, вредили путям снабжения. А такая огромная армия нуждалась в снабжении как в воздухе.
Получив больше знаний о народах севера, Гильдарион убедился, сколь слабой была связь между ними. Люди объединились перед лицом общей угрозы, но каждый народ хранил множество обид на соседей, многие жаждали мести. Поэтому целые отряды эльфийских лазутчиков под личиной тех или иных народностей, совершали кровавые вылазки. Некоторое время тактика работала, но потом в дело вмешались жрецы. Их авторитет оказался достаточно велик, чтобы погасить все конфликты, а когда лазутчики покусились на самих жрецов, пролилась первая эльфийская кровь.
– Они не владеют магией, – докладывала Грандивель Сезирэ, которую этим утром полностью исцелили друиды, – вообще. Сама я «слабосильная», но видеть потоки гурханы умею хорошо, и её там не было. Но алтари, даром, что каменные, впитывают кровь как губка. Они пьют гвехацу жертв, полны ею, а жрецы умеют её направлять. Ментальный удар был сильным, я оказалась достаточно далеко чтобы выжить и вытащить одного из наших. Но в ухе ещё стоит пронзительный писк. Мы едва выжили.
Командующие отпустили лазутчицу.
– Ничего нового, – сказал принц Гильдарион, – человеческие жрецы уже пытались использовать силу веры против нас.
– Но идолов они из городов не выносили, – напомнил Эгорхан Ойнлих. – И всё же религиозного экстаза хватало, чтобы люди теряли страх смерти.
– А раскрашенные воины, утопающие в удовольствиях, – не цари и не полководцы, – сообщил принц Нидингаль, который сам выбирал эльфов для службы лазутчиками. – За людскими правителями мы следим издали.
– Кто тогда? – спросил Арнадон.
– Не вполне понятно, государь. Они считаются избранными, все учатся воинскому искусству с пелёнок и получают доступ ко всем мыслимым удовольствиям, но глубже изучить их пока не удалось. Мы слишком плохо знаем человечество.
Полководцы ещё посовещались и пришли к общему решению:
– Будем покусывать и дальше. Люди продолжат собираться в более крупные армии, чтобы лучше обороняться, а вскоре мы сгоним их как овец в единую отару. Вынудим на большое сражение в долине Нан-Мангул, вот здесь, – принц Гильдарион указал на световую карту, отметив точку между потоками двух больших рек. – Прибудем раньше и подготовимся как следует, а при необходимости сможем отступить…
– Отступить? – переспросил Эгорхан Ойнлих, дерзновенно перебив принца. – Ты в чём-то сомневаешься?
– Хороший полководец сомневается всегда, дядя, – пояснил Гильдарион степенно, – кроме самых важных, переломных моментов. Я уверен в победе также сильно, как и в том, что против нас выступит больше полумиллиона смертных. Тактика укусов за пятки не поможет нам перебить их всех и за сто лет. Будь мы в лесах, то, может быть… но не на чужой земле. Поэтому нужно большое сражение. И я никогда не пошёл бы на него без поддержки магии.
– Благо она есть у нас, а не у них…
– Но вот, что я понял, побеждая людей, – вернул Эгорхану должок принц, – они не столь просты и не столь слабы, как мы считали.
– Не хватало ещё начать превозносить этих полуживотных.
– Дядя, – произнёс Гильдарион тяжеловесно, веско, проявляя силу характера и даже нотку превосходства над куда более старшим воином, – позволь поведать тебе о том, что пока наш народ томился в оковах рабства, все эти земли, на которых мы воюем сейчас, подвергались набегам орочьих орд. Ты знаешь, что орки жили на большой суше когда-то?
– Слышал не раз, но не придал значения, – ответил Эгорхан мрачно.
– А я придал. Орки, – первые враги, с которыми мне довелось сразиться, и я познал страх смерти. А люди запада страдали от зеленокожих многие века. Их варварство и дикость – ответ на суровое прошлое. В иное время я предпочёл бы приложить усилия для налаживания связей со смертными, однако, уже слишком поздно. Много крови пролито, много врагов нажито, отныне либо мы выбьем их, либо они раздавят нас. И второе недопустимо.
Рогатый Царь имел обыкновение больше слушать, а не говорить на военных советах. Он полностью доверял стратегическому таланту сына и шурина, а вступал лишь когда замечал возможный конфликт. Эгорхан был очень категоричен во всех суждениях и не любил менять решения. Гильдарион всегда казался спокойным словно гладь Дальнира в безветренную погоду, но, если приложить усилие, его можно было превратить в пожар безумной ярости. Владыка лесов хранил баланс между ними.
– Мы соберём смертных в долине Нан-Мангул и разгромим их, – провозгласил Арнадон Освободитель, – а затем двинемся дальше и зачистим земли северо-запада. Нам нужно хотя бы одно тысячелетие мира, чтобы восстановиться, укрепить леса и встретить людей несоизмеримо большей силой, если они сунутся вновь.
– Я думал, мы намерены решить вопрос окончательно, государь, – обратился к нему Ойнлих. – Западный мир должен принадлежать эльфам… и другим народам, которые проявили разумность, заключив с нами союз. Людям места нет.
– Эгорхан.
– Государь?
– Что ты видишь, когда смотришь на людей?
– Что вижу, государь? – Ойнлих почти не задумывался: – Несовершенных, уродливых, ничтожных подобий нас, эльфов. Бесполезных и бессмысленных.
– Надеюсь, со временем ты сможешь изменить своё мировоззрение.
– Изменить? Почему, государь?
– Потому что именно так на нас смотрели илувари, Эгорхан.
Старший асхар над конницей мимовольно сжал кулаки. Ему не хотелось походить на проклятых поработителей ни в чём.
– Я сказал своё слово. Ступайте, сыны.
Долина Нан-Мангул имела форму почти правильного овала, её возвышенные края поросли лесом, но в середине, была лишь редкая рощица.
На южном конце долины в идеальном порядке выстроилась лонтильская армия, детище гордого Гильдариона. Впереди всех старший принц поставил элементалей земли, – тысячи массивных эльфоподобных фигур, состоявших из почвы и камня. За элементалями выстроились растянутой цепью сорок шесть эттинов, – двуглавых лесных великанов. Ничтожно малое число, и всё же, то были отборные эттины, старые, громадные, со шкурой толстой что кора столетнего дуба и огромной силой в руках.
За войсками авангарда принц Гильдарион поставил четыре пятитысячные фаланги копейщиков, а одну большую, семи с половиной тысячную оставил позади, в резерве. Между фалангами и по флангам заняли место конники Эгорхана Ойнлиха, – десять треугольных формирований по двести пятьдесят всадников. Айонны призвали двенадцать огромных элементалей земли в форме холмов и вырастили на их макушках каменные укрепления с бойницами. В каждой такой передвижной крепости засели лучники, – по пять сотен на холм.
Мохобороды, вооружённые огромными булавами и широкими щитами, стояли за кавалерией, в промежутках между фалангами; сэпальсэ ждали на флангах и чуть позади основных сил. Гоблинские лучники стояли за эльфийской пехотой, а гоблинские летуны парили на высоте. Табун белоснежных единорогов пока что находился в резерве, подданные царя Громорокотрана рыли раздвоенными копытами землю, пускали пар из ноздрей, трясли длинными как копья рогами, но пока что сдерживали жажду крови, ожидали.