– Драма, достойная быть воспетой в легендах, – проскрежетала Зиру, пряча взыгравшую ревность.
– Да… Прекраснейшая госпожа, поскольку Арам Бритва больше не довлеет над нами, позвольте помочь вам добраться до Индаля. Ведь мы всё ещё намерены вернуть к жизни Второго Учителя, не так ли?
– Несомненно! – воскликнула она. – Индаль, Шан Баи Чен, я помню! Но сначала нужно посетить Охсфольдгарн. Там живёт гном, ковавший мне конечности.
Искусные целители часами трудились над тем, что осталось от Арама Бритвы, а его генетические сыны неотступно сторожили предводителя. Архимаг сильно пострадал в инциденте, лишился ног, большей части кожи, многих мышц. До поры его дух держался в теле только благодаря силе воли, но это шаткое положение удалось преодолеть.
Изуродованный, однако, живой и даже пребывающий в сознании Арам лежал на целительском алтаре и следил за тем, как его плоть нарастала на восстанавливаемых костях. Невзирая на чары Обезболивания, он испытывал сильнейшие муки, но не позволял им проявиться на обезображенном лице.
– Владыка, – обратился один из целителей, войдя в покои, – Илиас Фортуна хочет встретиться с тобой, но воины не пускают.
– Пусть войдёт, – велел Арам. – Желай он мне зла, не прилагал бы стольких сил ради моего спасения.
Появился радужный архимаг. С первого взгляда на его лице замечались следы истощения.
– Ты спас меня лишь для того, чтобы сохранить Орден, – молвил Арам Бритва.
– Разумеется, – подтвердил Фортуна, – для чего же ещё? После смерти Шивариуса, мне известно доподлинно, что Алый Дракон едва не распался. Слишком многое было завязано на личности лидера. Хвала тебе, старик, что сохранил Орден, если бы сегодня тебя не стало, никто, увы, не принял бы руководство новичка, а зачем тогда, спрашивается, я предавал Геднгейда? Нет, нет, всё это должно стать моим, всё без остатка. А значит, ты должен жить.
– Рад, что мы хорошо понимаем друг друга, – молвил повелитель металлов.
Фортуна запустил пальцы в роскошную шевелюру, провёл их ото лба до затылка, вздохнул.
– Что ты намерен предпринять, Арам?
– Моё решение неизменно. Данзен Прекрасный отправится в Абсалодриум и перехватит там белый черновик.
– А колдун и уродина?
– Пусть их. Я допустил ошибку, посчитав, что они безопасны теперь. Я поплатился за свою ошибку. Пускай бегут.
– А как же возмездие, Арам?
– Не имеет смысла. Прямая выгода всегда в прерогативе. Отступников следовало бы покарать, но положение вещей изменилось.
– Как же?
– Лёжа здесь, я имел несколько частных сеансов связи с другими членами правящего совета. Старые друзья-соратники желали скорейшего выздоровления, а заодно, спрашивали, не пытаюсь ли я узурпировать власть, препятствуя возвращению Второго Учителя?
– А ты пытаешься? – спросил Илиас.
Геноморфы все разом вздрогнули, металл их доспехов потянуло к Араму, плащи едва не разомкнулись от хаотично изменяющихся магнитных полей. Гнев архимага был силён, однако, скоротечен.
– Если бы я знал способ вернуть Второго Учителя к жизни, то не пожалел бы собственной, – сказал он. – Все, к кому я обращался, в один голос твердили о невозможности возрождения. Можно было только ждать. Лишь одна полоумная, вздорная и не вполне здоровая девка продолжала годами требовать того, сама не знала, чего.
– Но другие члены совета теперь не так уверены в её полоумности? – подметил Илиас.
Бритва моргнул.
– Оказалось, что некоторые опрометчиво полагают Эгидиуса доверенным и очень верным последователем нашего всеобщего патрона. Якобы этот индивид положит остаток жизни ради Второго Учителя, а теперь, когда они заедино с дочерью почившего… Члены совета и сами не знают, что это должно значить, но они подозрительны и, подчас, недальновидны.
– Иными словами некоторые из них думают, что колдун и уродина имеют жизнеспособный план по возвращению Шивариуса на этот свет, а ты, злодей, по ясным причинам намерен строить им препоны.
– Верно, – вздохнул Арам Бритва. – Таким образом, догонять и наказывать отступников сейчас было бы весьма несвоевременно.
– Политика. И ты всё это так оставишь?
– Я сказал «сейчас», – пророкотал повелитель металлов. – Пройдёт время, они не преуспеют, яркость сегодняшнего события померкнет и наказание свершится.
Илиас Фортуна медленно потёр ладони, взглянул на свои ногти, цокнул языком.
– А если преуспеют?
– Тогда я паду в ноги Второму Учителю и буду ждать наказания за свою недальновидность. А что до тебя, Илиас, ты окажешься в услужении у того, кого превзойти не сможешь.
Глава 14
Ретроспектива.
Паровоз «Инистое копьё» нёсся по железноколёсным путям Кхазунгора, пронзая тьму фронтовым фонарём. Он пыхтел и шипел, таща за собой два вагона: углярку и жилой.
Големы, – кочегар и машинист, – вели его окольными путями, постоянно сворачивая на побочные линии, а также маленькие, порой даже заброшенные станции. Иначе было никак, ведь по оживлённым путям подземного царства ходили поезда гномов, а «Инистое копьё» ни в каких расписаниях не значилось. Малейшая ошибка големов или гномов грозила катастрофой, но пока что, к счастью, ни те, ни другие не нарушали расписания.
В жилом вагоне ехало всего пять пассажиров, так что места им всем хватало с избытком. Компанию Майрону и Райле составляла троица галантерейщиков. Хранитель Истории должен был провести седовласого рива в святая святых магии, – бывшую столицу мира Абсалодриум Раздвоенный. Грандье Сезир и господин Гроз, тем временем, охраняли старика словно живое сокровище.
Кроме собственной комнаты, каждый пассажир мог проводить время в салоне, – большой удобной комнате с креслами, напитками, набором колод для купа и торжка, а также прочими приятными мелочами. Именно там предпочитал коротать своё время Жар-Куул. Серый старец раскрывал перед собой огромную книгу и писал в ней пером, не нуждавшимся в чернильнице. Он запечатлевал историю, которой был свидетелем здесь и сейчас.
Это нисколько не мешало бессмертному рассказывать истории прошлые, которых было у него бесконечно много. Бывало, Райла часами сидела в глубоком кресле с чем-нибудь горячительным и слушала о событиях прошлых тысячелетий. Рассказы изобиловали подробностями, секретами, интригами, а всякий раз, когда Ворона отказывалась верить, Жар-Куул повторял:
– Настоящая история – самая интересная. Ни один сказитель не придумает такого, что было бы интереснее перипетий истории настоящей, юница. Правда, он слушает безо всякого удовольствия, замечаешь ли?
Райла обратила внимание на хмурого словно туча Майрона.
– Тебе не нравится?
– Большую часть этих историй я знаю и сам, – ответил он, – из учебников, хроник, летописей. В разные времена разные историки записывали их для потомков, а потомки, вроде меня, старательно учили. Теперь мне кажется, что все эти историки из разных времён были одним единственным индивидом.
– Некоторые, несомненно, были, – кивнул Хранитель Истории. – Но ты недоволен по иной причине.
– Было обещано…
– Помню, юноша, помню. Что хочешь знать?
Майрон шумно вздохнул, слишком многое вертелось на языке, любопытство требовало утоления. Наконец бывший волшебник решил.
– Сын Джассара? Ни в одной летописи не сказано, что у него был сын. Или дочь.
– И, тем не менее, у него нас было несчётное количеств, – молвил старик. – Жар-Саар жил многие тысячи лет и всё это время являлся образцом здоровья, бессмертной силы. Его тяга к женщинам никогда не ослабевала, а семя было крепко, и дети рождались неизменно здоровыми, красивыми, крепкими. Не смотри, что дряхл, юница, я пережил свой срок на много, много тысяч лет.
К столу приблизился господин Гроз. Как понял Майрон, его приталенный белый костюм с серебряными и золотыми вставками на воротнике, рукавах и штанинах являлся артефактом, привязывающим элементаля к Валемару. Внутри малой формы таилась мощь целого урагана, гнев бури тысячелетия. И вся эта мощь ныне посвятила себя тому, чтобы поднести напитки на подносе, аккуратно расставить бокалы. Древняя эльфка Сезир сидела в сторонке, протянув босые ступни к железной печке и посмеивалась над чем-то.
– Если вас…
– Ансафаритов, – вставил Хранитель Истории.
– Если вас было так много, то почему мир забыл о вас?
– А зачем о нас вообще было помнить, коли все мы, все до единого, родились немощными? Бездарными.
Майрон не донёс бокал до рта.
– То есть?
– Ирония, юноша. Вся сила, вся несметная мощь была сосредоточена внутри нашего отца. Никуда она из него не уходила, ни детям не передавалась, ни внукам, ни правнукам. Более того скажу, он зачинал детей от самых могущественных магесс мира, которые были счастливы слиться в экстазе с Абсалоном. Но все их дети также оказывались немощными.
– Почему, дедушка? – спросила Райла.
– Он тоже хотел знать почему? – ответил старец. – Не то чтобы бессмертному требовался наследник, он ведь был вечен, наш отец. Однако же неспособность достойно продолжить род печалила его, Жар-Саар остался единственным. Сгинул его дед Жар-Махмаад, пророк Сиркха, Указывающий Пути. Сгинул его отец Жар-Клумаад, седьмой сын Жар-Махмаада. Сгинули все шестеро братьев его: Жар-Дермиаал, Жар-Кузгаалир, Жар-Вахилаам, Жар-Жектаани, Жар-Умгифаан и Жар-Фиаал. Мой отец остался последним истинным волшебником в семье.
– А что с ними стало, дедушка?
– Я и сам охотно узнал бы об этом, юница. Но ко времени моего рождения все эти имена помнил один лишь Жар-Саар, а он не считал нужным особо откровенничать с детьми. Нас ведь были тысячи за всё время, я говорил? Тысячи смертных, которые рождались, чахли и умирали на его глазах. Вероятно, чтобы не разрывалось сердце, он решил не привязываться слишком уж. Или ему изначально не было дела до немощных…
Майрон производил в уме нехитрые подсчёты. Как бывшего волшебника его задела одна деталь.