– Седьмой, говоришь?
– Что? – Сбитый с мысли старик недовольно нахмурился.
– Ты сказал о братьях, отце и деде Абсалона. Я впервые услышал их имена, хотя название Сиркха, легендарного мира магии, проскальзывает в некоторых манускриптах древности. Они все явились в Валемар оттуда?
– Верно, – кивнул Жар-Куул, – под предводительством Жар-Махмаада, моего прадеда. Отец упоминал вскользь, что тот был волшебником невероятной силы и с пророческим даром к тому же, но неуживчивый, вздорный. То ли сам покинул Сиркх, то ли его изгнали вместе с семьёй. Вместе они переселились в Валемар, а о том, как жили и чем кончили, не спрашивай. О том не знаю.
– Может ли быть так, что Джассар Ансафарус был самым младшим сыном Жар-Клумаада, – седьмым?
– Может быть, он не уточнял…
– А Жар-Клумаад был седьмым сыном Жар-Махмаада. Семь на семь, – заветное уравнение магии.
Даже охотница, никогда не обучавшаяся Искусству, знала, сколь большой смысл волшебники вкладывали в числа.
– Седьмой сын седьмого сына? Как в сказках?
– Именно, Райла.
– И что это должно значить? – продолжила Райла.
– Самое малое: что Абсалон родился для великих свершений. Маги до сих пор считают, что седьмой сын седьмого сына, как и седьмая дочь седьмой дочери, – это индивиды, способные на невероятные свершения. Но только в тех случаях, когда их не пытаются культивировать. А попытки были. К тому же некоторые «седьмые» не раскрываются. Просто не хотят искать великого жребия, а силой их заставить также нельзя. Вот и пропадает потенциал втуне…
– Поздравляю, – подала голос от камина Грандье Сезир, – ты установил, что богоравный волшебник, владыка всего мира, был способен на великие свершения! Как же мы без тебя не додумались?
Она залилась хрипловатым смехом.
– Не обращай внимания, – посоветовал серый старец.
– И не думал. За столько-то веков жизни внутри неё, верное, все свежие чувства давно испортились, – остался только пропитанный уксусом сарказм.
Смех резко оборвался.
Инициативу перехватила Райла, которой было очень интересно, как Хранитель Истории смог прожить столь долгий срок. Он ведь был живой древностью.
– Кхе, – надсадно кашлянул Хранитель Истории, – всё дело в кипучей натуре нашего отца, юница. Некоторое время он желал преодолеть изъян своего потомства и добиться рождения полноценного Ансафарита. Чтобы достичь этого Жар-Саар изучал потомков уже существующих, искал корень нашей немощи, пытался преодолеть его. Как правило объекты исследований оставались немощными. Изредка в ходе экспериментов они, то бишь мы, гибли. Но ещё реже заканчивалось тем, что у нас появлялись собственные Гении. Ты знаешь, что такое Гении, юница?
Райла постаралась аккуратнее выбирать слова:
– То, как ты ставишь вопрос, дедушка, заставляет меня усомниться, что знаю.
– Пусть твой наречённый пояснит, как-никак Академию Ривена окончил.
Уши Райлы немного покраснели, но она всё же перевела взгляд на седовласого.
– Что такое гении, Майрон?
Тот прочистил горло и стал набивать трубку табаком.
– Термин многозначный. Изначально, гении – духи-хранители различных мест. Поместные божества, обладающие огромной силой на ограниченной территории. Со временем это понятие расширилось, его стали прикреплять к отдельным людям и даже целым семьям. Духи умерших предков символически помещались в семейные усыпальницы и становились гениями родов. Даже в современном Амлотианстве существуют гении…
– Ангелы-хранители? – догадалась Райла.
– Совершенно верно. Но всё это является древним, наиболее архаичным значением термина. Волшебники называли «Гениями» сверхъестественные способности, которыми могут пользоваться даже простые смертные, и которые не зависят от гурхановой подпитки. К примеру, есть заклинание Огненный Шар, которое можно изучить, освоить, сплести, зарядить гурханой и воплотить, – если ты волшебник; а есть, скажем, Гений Огненного Шара. С ним достаточно просто захотеть, чтобы создать сгусток взрывного пламени. Полагаю, именно об этих Гениях говорит…
– А можно мне какого-нибудь Гения? – Глаза охотницы загорелись.
Жар-Куул и Майрон Синда переглянулись неловко.
– Это… затруднительно. Видишь ли, Гении являются, своего рода дарами, которые крепятся к душе. Создавать их могут сущности высшего порядка, – боги, архидемоны. Джассар являлся богоравным, так что…
– Значит, нет, – печально вздохнула Райла.
– А ей действительно пригодился бы Гений, – подала голос Грандье Сезир, – девчоночка-то дохленькая!
– У неё и так есть Гении, – отозвался Хранитель Истории, – своего рода.
– Правда?!
– У всех одарённых есть… своего рода, – признал Майрон. – Хотя и не вполне. К примеру, все маги ощущают ход времени и своё положение в пространстве, не тратя на это магических сил.
– Я никогда особо не чувствовала…
– У тебя другие способности, юница. Полагаю, они сводятся к сильному предчувствию опасности и природной притягательности. А у Майрона Синды также есть Гений Азартной Игры.
– Хм?
– Ты не знал? – почти удивился Жар-Куул. – Большая редкость, могу сказать.
– Я действительно никогда не проигрывал ни в куп, ни в торжок… но в раджамауту…
– Раджамаута не зависит от слепого жребия или удачи. Формально, это не азартная игра.
Эльфка протяжно вздохнула.
– Ты им расскажешь, как стал бессмертным, старик, или подождёшь, пока они умрут от старости?
– Старик? – переспросил Хранитель Истории. – Я моложе тебя на несколько тысячелетий, Грандье. Кхм. И всё же она права, мы отвлеклись. Где я был?
– Эксперименты, – подсказала охотница.
– Да, верно. Отец удостоил меня чести поучаствовать в его проекте. Ваш покорный перенёс несколько массивных экспериментов над собственной сущностью, и последний возымел странный эффект. Я не только не обрёл Дара, но и стал немощным ещё больше. Мой магический потенциал ушёл в минус, и я получил способность подавлять Астрал, создавать энергетический вакуум.
– Как Джассар не убил тебя, когда понял, что сотворил?
– Он попытался.
Райла грустно потупила взгляд, Майрон понимающе кивнул.
– Сначала швырнул молнию, но та рассеялась. Тогда он поднял огромный алтарь перерождения и раздавил меня им. Как вы понимаете, я немедленно восстал в прежнем виде. Оказалось, что вместе с проклятием астральной пустоты на меня снизошёл Гений Абсолютного Бессмертия. Меня нельзя убить ни одним известным образом, и сам я тоже не могу…
– Странно, – перебил рив, – с таким Гением, ты и стариться не должен бы. Раз оно абсолютное, твое бессмертие.
Хранитель Истории покачал лысой головой.
– Разве же я говорил, что эксперименты пришлись на мои юные годы? Нет, к той поре я уже был древним стариком, и меня взяли как материал ещё и потому, что смерть стояла на пороге. Как дети Жар-Саара мы получали помощь, наши жизни продлевались, но бессмертие оставалось одарённым. Разумеется, отец экспериментировал и на молодых, но радости это ему не приносило. Нас было много, мы были заменяемы, но мы были его крови и Владыка Всего об этом порой вспоминал. Итак, я стал бессмертным подавителем Астрала, первым холлофаром, если хочешь знать. Когда выяснилось, что убить меня нельзя, отец мог просто приказать бросить неудачный эксперимент в жерло вулкана. Пусть бессмертный, однако, много ли вреда я мог причинить, отправившись к огненному Сердцу Дракона?
– Но он этого не сделал.
Ответ был очевиден, правда, Райлу всё же сильно интересовал ещё один вопрос:
– А вас правда нельзя убить, дедушка? То есть, никак?
– Хочешь попробовать?
– Нет! – Она смутилась. – Зачем так сразу предлагать? Это же…
– Уверена? Мне ведь всё равно. Поначалу было даже забавно, юница, но потом немного наскучило.
Грандье Сезир залилась смехом, похожим на птичий крик.
– Вот ведь беспокойная душа. Ну что тебе неймётся?
Эльфка не ответила, только отставила пустой бокал, встала, потянулась и покинула салон. Господин Гроз остался поблизости, облако над его воротником медленно клубилось.
Райла зевнула во весь рот, с удовольствием, поднялась.
– Спать хочу. В этой темноте непонятно, когда день, а когда ночь, так что спать хочется всегда.
– Потерпи, большая часть пути уже пройдена, – пообещал старик, откладывая перо.
Она тоже ушла, и следом покатился Лаухальганда, который всё то время дремал под креслом.
– С каждым днём твоя зазноба всё живее, – заметил Хранитель Истории.
– Благотворный результат лечения, – не смутился Майрон, – долгие годы её тело отравляла ртуть.
– Мне об этом известно, да, очень жаль.
– У меня остался один вопрос.
Серый старец ободряюще кивнул, но собеседник медлил, вглядывался.
– Ну?
– Для меня, – начал Майрон, – разверзлись бездны, после встречи с тобой. Я… говорю о легендах с очевидцем. Обдумываю явления, которые прежнему мне казались бы слишком высокими, слишком сложными. Многое я понял, но кое-что продолжает ускользать.
– Ха?
Рив медлил. На самом деле у него были подозрения, что этот вопрос понукал задать проклятый меч, ни на миг не отстававший от тела. Сам Янкурт со времён Керн-Роварра не проронил ни единого внятного слова, но Майрон Синда умел выглядывать чужие мысли в своей голове.
– Какое тебе дело до всего, происходящего в мире? – наконец продолжил он. – В частности, до смертных и грозящей им беде? Как существо, прожившее так долго, могло не потерять интерес? И…
– Довольно, – проворчал Жар-Куул. – Не путай меня с богами, я бессмертен, но не бессердечен.
– Это твой ответ? А знаешь, что говорят о драконьих глазах? – спросил рив, касаясь указательным пальцем правого века.
– Якобы они способны прозревать истину везде и всюду. Хочешь откровенного ответа, юноша?
Молчаливый кивок.
– Вот он: для меня, пережившего Эпоху Великих Чаров, Вторую Войну Магов, Тёмные Метания, Гроганскую эпоху, и проживающего во времени настоящем, осталась только одна загадка, – отец. Спустя столько времени лишь он ещё по-настоящему интересует меня. Помогая разыскать Ответ на Вопрос, я жажду не столько спасения Валемара от доли тяжкой, сколько хочу понять суть внутреннего конфликта Жар-Саара. Я хочу знать, что вынудило Владыку Всего бросить всё.