– Он умер практически вчера, и ты знала об этом. Придворный маг короля Радована Багряного.
– А! Палача! Да, что-то такое…
– Убери шило, – повторил желтоглазый и опустился рядом с Райлой на колени. – Всё будет хорошо.
Охотница на чудовищ шевельнула рукой, и он осторожно сжал её ладонь в своих пальцах.
– Но сейчас нам придётся расстаться.
Она всхлипнула, позвоночник выгнулся дугой, тело задрожало и вновь распласталось на измятой лежанке.
– Не бросай меня! – взмолилась Райла что было сил.
– Прости, но сейчас я должен уйти.
Губы охотницы дрожали, она смотрела с непониманием, сквозь слёзы, перебарывая смертельную слабость, но не уходя в небытие, ведь после, очнувшись, она узнает, что он вновь исчез.
– Не бросай меня.
– О тебе позаботятся, обещаю.
– Кто, интересно?
– Ты, Сезир.
– Хм?
– Не так ли, Жар-Куул? Безумная Галантерея позаботится о ней? Приложит все силы и возможности, чтобы поставить Райлу на ноги и полностью исцелить от последствий? Ведь иначе пусть весь мир горит, я пальцем не пошевелю, чтобы найти ещё хоть один паршивый черновик.
– А если мы возьмём Райлу Балекас на попечение, ты станешь искать черновики? – спросил серый человек.
В его черепе гудели огненные слова, сердце рвалось из груди, мучимое страхом за ученика, рядом страдала ни в чём не повинная Райла, не хватало ещё треклятых древних книг, но ведь иначе было никак!
– Да. Я не обещаю, что найду их, я даже не верю, что это возможно, однако, я обещаю, что буду искать…
– Этого достаточно, – поднял сухую длань Хранитель Истории. – Шестерня Хаоса крутится, ею нельзя управлять, но её можно направить, и, если ты намерен сдержать своё слово, то у меня получилось.
– Нет, нет! – жалобно скулила Райла, пытаясь сжать его руку сильнее. – Не надо! Не хочу! Не бросай меня…
Он склонился над охотницей, приблизил своё лицо к её лицу, взглянул в полные боли глаза, бережно стёр несколько слезинок бронзовыми пальцами.
– Я не бросаю тебя. Мы разлучаемся, но я тебя не бросаю. Лаухальгадна, друг, подкатись ближе.
– Мря?
– Я даю тебе ответственное задание, оставайся рядом с Райлой, оберегай и защищай её как зеницу ока, пока мы вновь не встретимся.
– Мря? Мряу-мря? – кошачьи уши растерянно подрагивали.
– Никого надёжнее тебя в этом мире нет, и никому иному я не доверил бы столь ответственной миссии.
– Мря… Мря! Мря-я-а-а-а! Мря! – Улыбка блеснула крупными зубами.
– Спасибо, друг. И ты тоже, – Майрон аккуратно отделил живую манжету от рукава, – видимо, я всё же опять оставляю тебя. Прошу, позаботься о Райле, и прости меня если сможешь.
Мимик задрожал всем телом, изменил структуру и превратился в нож с навершием в виде головы ворона, точь-в-точь как тот, что уже был на поясе охотницы.
– Не надо, – шептала она, глядя с мольбой, – пожалуйста…
– У меня нет иного выбора, – лицо Майрона исказил спазм, – или я его не ищу. Райла, возможно, сейчас я совершаю страшную ошибку, бросаю любимого человека ради пустышки, лжи, иду в ловушку некоего рода… но если есть хоть один шанс, что Обадайя действительно в опасности, а я не попытаюсь помочь ему… Я ухожу потому что этот мальчик превыше меня и тебя. Он превыше всего, потому что его Дар может исцелить мир, потому что его доброе сердце может… – ему было безумно стыдно, но Майрон Синда не стал порочить миг искренности ложью, – …исправить то зло, что я натворил. Вот так, Райла, я растил его из корыстных побуждений, с надеждой, что возмещу Валемару всё содеянное, через этот великий подарок. Если он погибнет, значит, всё было зря, а я ненавижу, когда зря. Я ненавижу это больше всего на свете… Не говоря уж о том, что я люблю этого ребёнка.
Он умолк, сомкнул веки, не в силах смотреть ей в глаза. Она больше не молила, а лишь плакала. Он с усилием поднялся, провёл ладонью по скальпу, на котором не осталось волос после удара молнии, повернулся и пошёл прочь.
Грандье Сезир молчала, следя за сценой. Она прожила многие века, увидела и узнала больше чем кто-либо, и ничто не было для неё новым или удивительным. Однако же невзирая на это, даже под гнётом вечности, ей удалось не омертветь в душе, и сейчас древняя искренне жалела их, этих смертных, что живут меньше вздоха, но успевают испытать всю гамму чувств прежде чем распасться прахом. Им так больно.
– Ты не поверишь мне сейчас, девочка, – сказала Грандье, – но поймёшь потом, что это к лучшему.
Майрон шагал всё быстрее и шире, у него появилась новая цель и он стремился к ней.
– Ты не готова играть с ним в одну игру, – продолжала Грандье, – я знаю о чём говорю. Эти старые глаза видели воинов, магов, иных одарённых, самых разных. Сейчас он будет творить дела, которые только ему по плечу, и противостоять другим столь же сильным. Была бы ты рядом, девочка, тебя перемололи бы в кровавую кашицу, искрошили бы в пыль, сожгли бы до белого пепла. Такие как ты сейчас не творят судеб мира и не участвуют в больших событиях. Но я смогу помочь тебе это изменить, если захочешь.
– Оставь её, глупая старуха, – вздохнул Хранитель Истории, – дай погоревать вдосталь.
Райла смотрела вслед Майрону. Когда держаться не осталось сил, она издала пронзительный первобытный крик, но он уже не слышал. В голове отрёкшегося мага гремели слова:
«Utnag ongri boren shie. Angren soruz giel shie. Vagorn nazgot iychash shie. Dumgoj rohan varn shie. Vayshan umlo corn shie. Etnag larga gorott shie!»
Майрон выправил дыхание и перешёл на бег, ринулся по бескрайней равнине Ирийад чёрным вихрем.
День 5 месяца иершема (XI) года 1650 Этой Эпохи, предместья Астергаце, Эстрэ.
Этим утром, когда над снегами простиралась туманная зыбь, а морозный воздух грыз суставы, кардинал Родриг дю Тоир стоял на коленях перед алтарём Молотодержца и молился. У него оставалось немного времени для приватного общения с Господом-Кузнецом, и надо было воспользоваться этой возможностью с толком.
Десятки тысяч людей окружили Астергаце сплошным кольцом, лишь немногие из них являлись дисциплинированными солдатами, прочие, – обыватели, жители сожжённых городов и деревень; отмеченные Пегой, получившие второй шанс; пилигримы, флагелланты, ищущие странники, прочий сброд. Всем этим нужно было руководить, постоянно держать немыслимые орды в подчинении, укреплять их веру проповедями, Литургиями, вовремя обеспечивать пищей, водой, топливом, и, разумеется, контролировать золотарей. Первое, что постигает полководец, получая армию в управление, – без золотарей всё это начнёт дохнуть от боевого поноса раньше, чем на горизонте покажется противник.
Кардинал был могуч, но и он уставал, не спал сутками. Сейчас, наконец-то, выдалась минута для одиночной молитвы, какое же блаженство!
Общение с Господом-Кузнецом прервали крики, доносившиеся снаружи церкви. Ноздри кардинала раздулись, брови сошлись на переносице, и, схватив секиру, он бросился мимо рядов скамей, вырвался из храма. Взгляд Родрига был дик, широкая грудь вздымалась, а борода струилась на ветру как огромное знамя.
– Кого должен зарубить добрый амлотианин, чтобы просто помолиться в тишине и покое?! Кого, ублюдки, я спрашиваю…
– В расположение войск вторглись, монсеньор! – воскликнул подбежавший адъютант. – Демон едет сюда!
– Никто не является демоном, пока я не скажу, сопляк! – взревел кардинал по-медвежьи, брызгая слюной. – Где он?! Подать мне этого…
На улицах, среди домов, где он приказал расквартировать солдат, множилось смятение. Доблестные гренадиры вскрикивали, злословили, начинали звать на помощь Господа… а то и собственных матерей. Тем временем к церкви выехал всадник, весь покрытый грязью, сгорбленный в седле как собака на заборе, но… какой же грозный! Туман по-особому струился вокруг незнакомца, извивался потоками, бил из-под плаща, изо рта и ноздрей, танцевал на коже, как дикое пламя. Саму кожу покрывали ломанные узоры.
– …демона… – выдохнул кардинал.
Внезапно скакун пал, а демон оказался на ногах как ни в чём не бывало, будто всю жизнь загонял несчастных лошадей до смерти. Только теперь люди поняли, насколько он был огромен, чужак возвышался над отборными гренадирами, подавляя их, и даже огромный дю Тоир ощутил дурноту.
Из-под слоя грязи местами выглядывало бледное лицо, скальп демона порос седой щетиной, под плащом виднелись доспехи, из-за спины торчала рукоять меча, хотя не видно было перевязи. И глаза. Они горели глубоким янтарным светом, два сгустка воспалённой боли на подрагивающем лице.
– Именем Господа-Кузнеца, – прогрохотал кардинал, поднимая длань в священном жесте, – изыди, демон!
Приказ клирика столь высокого сана не мог оставить равнодушным ни одно исчадье Пекла. Гигант же не дрогнул, только несколько вен вздулись на его лбу и висках, да бровь презрительно изогнулась.
– Видит Бог, попробовать стоило. Но ведь Он дал нам разное оружие для сокрушения проклятых врагов Его!
Секира со свистом рубанула воздух, кардинал ударил и зарычал от боли в костях, – мерзавец схватил лезвие оружия своей рукой, да так жёстко, что вибрация ушла в рукоять!
– Я пришёл сюда не развлекаться, старик. Мне нужен мальчик.
– За этим не в нашу добрую Церковь, грязный девиант!
Кардинал отпустил рукоять, прошёл в близкую стойку, обхватил гиганта поперёк груди и со стоном оторвал от земли.
– И что же? – Демон выбросил оружие, опустил руки и зажал плечи кардинала между своими боками и локтями с такой силой, что у дю Тоира брызнули слёзы. – Ты достаточно потешил квелую старческую удаль?
Он легко обрёл свободу и сам обхватил противника, но уже поверх рук. У кардинала затрещали кости, из груди вышел весь воздух, вены в глазах налились кровью, а чужак всё давил и давил, пока не отпустил вдруг. Старик рухнул на грязный снег и долго пытался вдохнуть. Ему было жарко посреди зимы, – не туман струился вокруг демона, тот источал жар как доменная печь или как… демон.
Схватив князя Церкви за в