й Иоши и младшие садовники сочли бы позором уйти домой, когда последний их коллега ещё работает. Преступник нервничал – пора красть жемчужину, а за ним следят трое садовников.
Потом ему не повезло ещё больше: пришёл сэр Сэвил и прямо заявил: «Вы арестованы. Вы проникли через ограду храма, убили настоящего Широ, заняли его место, работали под его именем и сейчас собираетесь совершить преступление». Преступник заныл, что он – бедный японский крестьянин с Хоккайдо, поэтому немного отличается от остальных садовников, и хуже говорит на классическом японском, что он никого не убивал, а просто уговорил Широ уступить ему рабочее место на один сезон. И он готов это доказать, поэтому он согласен пойти сейчас с уважаемым незнакомым драконом к Широ, и тот всё подтвердит. Сэр Сэвил опытный и бдительный разведчик, но он плохо знал топографию сада Тенрюдзи. Преступник завёл его на окраину бамбуковой рощи, всадил кинжал в грудь и запихнул нашего бесчувственного друга под кучу срубленных бамбуковых стволов. Так что если бы не уважаемый господин Потапов, мы бы нашли его не скоро. А сам, видимо, сбежал. Полиция аэропортов страны предупреждена, но мы не знаем ни его имени, ни внешности, ничего.
– Как! – воскликнул Цзян. – И вы не выяснили, куда он девал жемчужину?
– Этот преступник не причастен к краже жемчужины, – объяснил Амэ-но-ано. – Это какой-то «левый» преступник, неизвестно откуда взявшийся и неизвестно куда девшийся. Вспомните, что сэр Сэвил сначала был в павильоне любования луной (когда предположительно произошла подмена жемчужины), а потом отправился ловить преступника, назовём его преступником № 3.
– Почему № 3? – спросил Потапов, не очень хорошо разбиравшийся в математике.
– Потому что № 1 – это Великий Кракен. А № 2 – это тот, кто на самом деле украл жемчужину. Мы его не знаем. Подкинуть ложный узелок с фальшивой жемчужиной № 2 преступник № 3 ещё мог – заранее днём, например. Но забрать настоящий узелок с настоящей жемчужиной он не мог, его не было в павильоне.
– А если сэр Сэвил совершил подмену, забрал настоящую жемчужину, спрятал её где-нибудь в саду или роще, а потом для отвода глаз набросился на этого несчастного садовника Широ, выставил его преступником, убил или напугал его так, что тот сбежал, сам в себя воткнул кинжал (не в сердце, заметьте!) и притворился умирающим? – предположил Кецаль. – У нас в американских детективах такое бывает.
– Я не исключаю такую возможность, – печально согласился Амэ-но-ано. – Поэтому к сэру Сэвилу приставлена опытная медицинская сиделка… в звании лейтенанта полиции.
– А сыщик? Который монах? Что он думает по этому поводу?
– Он медитирует, чтобы на него снизошло озарение, – ещё более печально сказал Амэ-но-ано.
– Бедная моя жемчужина, – вздохнул Цзян.
Глава 16. Тайна драконьей лапы
После перерыва было очень интересное заседание, Потапов даже забыл о жутких утренних событиях и слушал с удовольствием. Белый корейский дракон, представившийся Ёнван Пэннен – Страж Запада, в своём докладе сравнивал разницу в законодательстве относительно драконов в Корее и Китае. Оказывается, в Корее ёнванов – драконов морей, рек и прудов так уважали, что не привлекали к судебной ответственности даже если дракон совершал преступление. А в Китае дракона могли отдать под суд не то что за преступление – даже за халатное отношение к своим профессиональным обязанностям. Например, в начале XIX века император Цзя-Цин вызвал дракона Лун-Вана в суд за то, что тот не угодил с погодой (то ли много дождя вылил, то ли мало, докладчик не уточнил). Дракон в суд не явился. Тогда суд признал его виновным и приговорил к ссылке в Илийский округ – жуткое по тем временам захолустье. Правда, потом крестьяне подали апелляцию, дракон был признан раскаявшимся и ему разрешили вернуться. Вот как непочтительно, по словам корейского дракона, китайцы относились к своим драконам. А ведь драконы дали Китаю письменность! За одно это можно было смягчить приговор и ограничиться выговором с занесением в личное дело, что ли.
Тут встал пожилой дракон из Южного Китая и сказал, что письменность Китаю дал совсем не тот дракон, который был сослан в Илийский округ. И вообще это не дракон дал письменность, а знаменитый Фу Си срисовал со спины знакомого дракона знаки, которые легли в основу первых китайских иероглифов. А уж кто такой Фу Си и что он творил в прежние времена – все знают.
Потапов не знал, кто такой Фу Си и что он творил, но все окружающие закивали, и Потапову было стыдно спросить про Фу Си. Он решил потом уточнить у Цзяна. А на кафедру тем временем поднялся тот самый пожилой южно-китайский дракон и начал доклад «К вопросу о происхождении драконов». Оказывается, драконы как раса зародились в Китае и постепенно начали распространяться по миру. У китайских драконов по пять пальцев на лапе, но пока они дошли до Кореи, они потеряли один палец – видимо, стёрли по тамошнему бездорожью. Поэтому у корейских драконов по четыре пальца на лапе. А когда китайские драконы продолжили экспансию и дошли до Японии, то лишились ещё по одному пальцу, и поэтому у японских драконов по три пальца на каждой лапе. А дальше, в Америку, они не пошли, а то бы последние пальцы потеряли, прыгая по островам Тихого океана до Калифорнии.
Потом слово попросил японский дракон Ямато-но и сказал, что он очень уважает достопочтенного профессора Ии-Луна, но по последним научным данным драконы как раса возникли в Японии. А про Китай – это устаревшие сведения, о чём знает любой новорожденный драконёнок. У древних японских драконов, как и у современных, было по три пальца на лапе. Но когда японские драконы вместе с императрицей Дзингу отправились завоёвывать Корею, там были отвратительные дороги, и драконам пришлось отрастить ещё по пальцу, чтобы не скользить по глинистым откосам и каменным осыпям. Поэтому у корейских драконов по четыре пальца на лапе. А потом драконы дошли до Китая, и нужно было перелезать через горы. Так что пришлось отрастить ещё по пальцу на каждой лапе для лучшего сцепления с почвой. Хотя пять пальцев – это, конечно, жуткое извращение. А дальше драконы не пошли, потому что если бы пальцы отрастали пропорционально пройденному километражу, до Англии добрались бы десятипальцевые драконы, что неудобно и нарушает гармонию мира. Кстати, уважаемые монгольские драконы в основном пятипалые, что доказывает их родство с китайскими драконами.
Аудитория забурлила, тибетские, вьетнамские и индийские драконы считали пальцы и вычисляли, кто от кого произошёл. На кафедру неожиданно прорвался Франсуа, которого в программе не было, и, размахивая лапами, начал пламенную речь о том, что хотя у европейских драконов в основном по пять пальцев на лапе, но это совершенно не доказывает, что они произошли от китайских драконов. Потому что у китайских драконов есть борода, усы, рога, а европейские драконы бритые и интеллигентные. И вообще всем известно, что европейские драконы возникли в Париже. Более того, они же и основали в V веке до нашей эры город Лютецию (от слова «летать», то есть город летающих). Но однажды холодным зимним вечером в городские ворота постучали:
– Пустите нас, пожалуйста!
– Вы кто? – спросил сторожевой дракон (в округе рыскали своры свирепых грифонов, так что драконы держали стражу у ворот и на стенах).
– Мы – примитивные кельтские племена паризиев, – ответили из-за ворот. – Мы замёрзли и устали, и за нами гонятся грифоны. Пустите нас, пожалуйста!
Добрые драконы впустили паризиев. Те вели себя прилично, с драконами быстро поладили, да вот беда – очень уж быстро размножались. Дракониха хорошо если раз в десять лет яйцо отложит, а эти паризианки делали каждый год по лялечке, а то и по две. Поэтому город драконов быстро превратился в город паризиев, то есть в Париж. А потом заявились римляне, хотя ни драконы, ни паризии их совершенно не звали. Драконы посмотрели на бодрых легионеров и поняли, что жизнь не удалась и пора убираться, а то Юлий Цезарь шутить не любит. Так драконы расселились по всей Европе, а Париж людям оставили. Только изредка туда прилетают – в Гранд Опера на спектакль или в Орсэ на выставку.
После выступления Франсуа на кафедру полезли драконы английские, итальянские, испанские и даже дракон государства Лихтенштейн и начали ругать Франсуа за ненаучное прославление родного Парижа. А Франсуа, очень довольный, сидел на своём месте рядом с Потаповым и Цзяном и шептал им:
– Слышите? Слышите? Это я их раззадорил! Сразу заседание живее пошло. А то два часа считать пять пальцев у дракона… хе-хе, это вам Париж, а не что-нибудь! Мы Великую французскую революцию сделали! И Июльскую революцию! И Парижскую коммуну!
– Как?! И драконы участвовали в революциях? – поразился Потапов.
– А как же? Картину Делакруа «Свобода на баррикадах» видел? Это про Июльскую революцию 1830 года нарисовано. Помнишь, там в центре картины девушка знамя держит? Так вот, на первом варианте картины Делакруа нарисовал за спиной девушки дракона, который с развевающимися крыльями рвался вперёд, увлекая за собой повстанцев. Это был совершенно реальный дракон, мой троюродный дядя Селестен, героически державший баррикаду на улице Мобюэ. Делакруа его с натуры писал. Но когда художник показал картину коллегам, те сказали:
– Ай-я-яй! Драконов не бывает. Уберите эту аллегорию.
– Это не аллегория. – защищался Делакруа. – Вот если бы вас эта «аллегория» лапой цапнула, вы бы в неё сразу поверили.
– Нет-нет, закрашивайте дракона, вы ничего не понимаете в искусстве, – настаивали академические художники, солидные дяденьки, которые точно знали, что и как надо рисовать.
И Делакруа засомневался и закрасил дядю Селестена, нарисовал вместо него знамя. Так что не горюй, мон шер Цзян, найдём мы твою жемчужину. Всех поднимем на баррикады, разберём этот храм по досочке и найдём! – и Франсуа хлопнул Цзяна по плечу.
– Не надо разбирать храм, – испугался Потапов. – Он такой красивый. Эти коричневые и белые квадраты стен и серебряные крыши – так здорово. Сыщик же сказал, что он знает, кто украл жемчужину.