– Конечно поеду! – ответил Эллери.
– Эллери тоже будет, – произнес инспектор в микрофон. – Вы кого-нибудь еще пригласите, мистер Марш?
– Лесли Карпентер. Если речь идет о наследстве, ее эго больше других касается.
– Когда вы договорились?
– На среду, в половине третьего, у меня в конторе.
– То есть на завтра?
– Да.
– Мы приедем. – Инспектор повесил трубку. – Интересно, что преподнесет эта блондинка?
– Я уже тому рад, что у кого-то хоть что-то нашлось сообщить, – заметил Эллери. – До сих пор расследование вообще не сдвигалось с мертвой точки.
Бюро Марша находилось на Парк-Роу, в одном из старых зданий, пропахших сыростью и плесенью. Впрочем, прежде в этих домах жили состоятельные люди.
В первый раз Эллери так и ждал увидеть здесь пожилых джентльменов, разгуливающих по коридорам в костюмах времен принца Альберта, и чиновников с бакенбардами в кожаных нарукавниках и зеленых очках, сидящих на высоких табуретах.
Но он ошибся. Наоборот, в комнатах, отделанных нержавеющей сталью и стеклом, со скрытым внутренним освещением, трудились современные молодые люди.
Котора выглядела очень деловой. Мисс Смит не составляла исключения.
– Они в кабинете мистера Марша. Ждут вас, инспектор, и вас, мистер Квин, сказала она и дважды кашлянула.
Инспектор извинился за опоздание, сославшись на интенсивное уличное движение в Манхэттене, поинтересовался, как остальным удалось прибыть вовремя, и приютился в уголке. Мисс Смит заняла другой угол, закинула ногу за ногу и положила на колени блокнот для стенографирования.
Среди присутствующих Эллери заметил незнакомого человека лет сорока с небольшим, с внимательными колючими глазами и кожей цвета жареной говядины. На нем было обычное одеяние членов «Плейбой-клуба». При их появлении незнакомец сурово посмотрел на часы. Эллери стало ясно, что господин защищал интересы Одри Уэстон, рядом с которой сейчас и находился.
– Думаю, единственный человек, которого ты не знаешь, – сказал Марш Эллери, – это Сенфорд Эффинг, юридический консультант Одри Уэстон.
Эллери хотел было протянуть адвокату руку, но тот нетерпеливо произнес:
– Ну, может быть, теперь мы все-таки приступим к делу?
Марш знаком пригласил Эллери садиться, сам устроился на своем месте и закурил любимую ментоловую сигарету.
– Хорошо, мистер Эффинг, – сказал он. – Мы начинаем. Можете делать ваше заявление.
Эллери улыбкой приветствовал маленькую Лесли Карпентер, кивнул отцу и стал внимательно слушать.
– Мисс Уэстон сообщила мне, – заговорил адвокат, – что в одном из важнейших пунктов завещания Джона Бенедикта наличествует довольно своеобразная формулировка. Вы не могли бы, мистер Марш, зачитать это место? Я имею в виду фрагмент, относящийся к Лауре.
Марш открыл верхнюю половину сейфа, вытащил оттуда рукописный вариант завещания Бенедикта и протянул его Эффингу.
– Все правильно, мисс Уэстон, – удовлетворенно произнес тот. – Бенедикт оставил свое состояние – цитирую: «Лауре и детям». Мистер Марш, что означает здесь выражение «и детям»?
– Детям Лауры, – ответил Марш.
– Но ведь напрямую это отсюда не вытекает, не правда ли?
– На что вы намекаете? – испуганно спросил Марш.
– Формулировка весьма обтекаема. Если бы Бенедикт имел в виду детей Лауры, он бы гак и написал: «детям Лауры» или «Лауре и ее детям».
– Что за чушь! – запротестовал Марш. – О каких детях мог говорить Бенедикт, кроме тех, которые должны были родиться у него с Лаурой?
– Нет, он подумал обо всех детях, – ответил Эффинг, скаля зубы в улыбке. – Своих, конечно. Независимо от того, кто их мать.
– Такие нам вообще не известны, – решительно заявил Марш, но в глазах его появилось сомнение.
– Через три секунды вы с одним познакомитесь, мистер Марш. Мисс Уэстон, расскажите этим людям то, что мне рассказали.
– У меня есть ребенок, – впервые за все время заговорила блондинка с театральными интонациями в голосе. – От Джонни. – До сих, пор она сидела, скрестив руки и опустив голову, но теперь сжала кулаки и вызывающе оглядела собравшихся. В се бесцветных глазах появился какой-то серый отблеск. Они казались камешками, отражающими солнечный свет, – И нечего так на меня смотреть, Эл! Я говорю правду.
– Для настоящего адвоката подобное утверждение – пустой звук, – резко бросил Марш. – Тебе это и Эффинг подтвердит. При таких значительных претензиях прокурор обязательно потребует веских доказательств. Даже если ты их предоставишь, я не поручусь, что твоя интерпретация этого пункта завещания выдержит критику в зале суда. Насколько я помню, Джонни ни разу не обмолвился о том, что он отец твоего ребенка. Я говорю это не только как его адвокат, но и как один из самых близких друзей.
– Он же ничего не знал, – парировала Одри. – Так и умер в неведении. Ко всему прочему, Дэви родился после развода.
– Как же Бенедикт не заметил, что ты находишься в интересном положении?
– Мы расстались прежде, чем оно стало бросаться в глаза.
– И ты никогда не говорила о том, что беременна?
– Дэви был зачат в самую последнюю ночь, – ответила Одри. – Потом мы сразу развелись. А у меня тоже есть гордость, Эл… Я просто хотела отомстить за то, как он со мной поступил. Выбросить человека, словно изношенные сапоги. В общем, я решила потом, когда он станет совсем старым, взять и выложить ему, что все это время у него был сын… Ну а теперь он никогда ничего не узнает.
– Теперь, – вмешался Эффинг, – после его смерти ситуация изменилась. Почему сын должен отказываться от того, что принадлежит ему по закону? Тем более, речь идет о крупной сумме. Вы же знаете, как прокуроры относятся к детям. Они борются за их права, точно львы. Короче говоря, мисс Карпентер должна подготовиться к неприятным событиям.
Эллери бросил на Лесли быстрый взгляд, но, похоже, ее настроение нисколько не испортилось, только лицо немного побледнело.
– В таком случае расскажите нам о ребенке побольше, – внезапно потребовал инспектор Квин. – Полное имя? Где и когда родился? Имеет ли опекуна? Если нет, то где и с кем живет? И… ну, для начала, пожалуй, хватит.
– Не отвечайте, мисс Уэстон! – посоветовал Эффинг с интонациями полицейского. – Я не разрешаю без подготовки. В протокол можете записать, что мальчика зовут Дэви Уилкинсон. Уилкинсон – девичье имя моей клиентки. Арлен Уилкинсон. Одри Уэстон ее театральный псевдоним.
– Этого Джонни тоже не знал, – сказал Марш. – Почему, Одри?
– Просто не интересовался. – Руки ее снова легли на колени, а голова опустилась.
Марш вытянул губы.
– Мисс Уэстон чувствовала, что не сможет дать ребенку нужное воспитание, – продолжал Эффинг, – если по-прежнему останется актрисой. Поэтому отдала его в одну приличную семью. Соглашение было подписано еще до рождения мальчика. Но показать Дэви, когда потребуется, она сумеет. Люди, которые ребенка усыновили, также заинтересованы в том, чтобы его будущее было обеспечено.
– Но из того, что мальчика можно показать, – бросил Марш, – вовсе не следует, что отцом его был Джонни Бенедикт.
– Ничего, на суде вы не так запоете! – заявил Эффинг с неприятной улыбкой.
– На суде? Простите, но у вас странные представления об обязанностях адвоката. Лично для меня они заключаются только в том, чтобы сохранять состояние Бенедикта. Со своими претензиями вы должны были обратиться прямо к прокурору. Сохраните-ка для него свое красноречие, Эффинг. Копию нашей беседы моя секретарша вам пришлет.
– Напрасно вы хотите тратиться на судебные издержки. – Сенфорд Эффинг расстегнул куртку. – А копии мне не нужно – я все записал на магнитофон.
Он показал крошечный аппаратик.
Когда Одри и ее адвокат удалились, Марш обратился к мисс Карпентер:
– Не волнуйся, Лесли. Вряд ли им удастся доказать, что ребенок от Джонни. Тем более, она при свидетелях заявила, что никогда не рассказывала Бенедикту о сыне. Потому я и старался выяснить все как можно подробнее. А завещание составлено довольно четко: если ко времени своей смерти он не будет супругом Лауры, все его состояние переходит к тебе, Лесли. Так что, стоит ей только ее появиться с доказательствами своих законных прав – а это кажется мне теперь маловероятным, – и ты можешь ничего не бояться.
– Непосвященный человек вечно сталкивается со всякими трудностями, – заметила Лесли. – Я имею в виду дела с адвокатами.
– А именно?
– Совершенно невозможно понять ваши вычурные ходы. Юридический аспект меня совсем не интересует, Эл. И если я удостоверюсь, что ребенок мисс Уэстон действительно от Джонни, вопрос о завещании будет закрыт раз и навсегда. Я считаю, что законные права принадлежат только его сыну. Ну, конечно, я уже и об осуществлении планов своих мечтала – больше всего хотелось организовать строительство в Западном Гарлеме, – но руки у меня не опустятся ни в какой ситуации. Всегда я была бедна как церковная мышь, и вечно меня преследовали неудачи. Так что я просто вернусь к своим мечтам, буду ждать, сама стирать чулки и сушить их на батарее. Очень рада была снова вас увидеть, инспектор, и вас, мистер Квин. И вас, мисс Смит. Расскажите мне, чем все закончится, Эл.
И, одарив каждого улыбкой, Лесли исчезла.
– Вот это девушка! – проговорил инспектор. – Будь я помоложе лет на тридцать…
– Слишком хороша, чтобы ее качества соответствовали действительности! – сердито бросил Эллери, но, когда отец спросил: «Что ты сказал, мальчик?» – он только покачал головой: – Так, пустяки. Не имеет значения… – И занялся своей трубкой.
– Благодарю вас, мисс Смит, – произнес Марш, и та, поднявшись, гордо прошествовала мимо Квинов к двери. Из комнаты она выпорхнула легко, словно девочка.
– Складывается впечатление, – продолжал Марш, – что во всем скрыта какая-то ирония. Посудите сами: один из пунктов завещания Бенедикта-старшего позволял двоякое толкование, и Джонни воспользовался им, чтобы получать по пять миллионов после каждой своей женитьбы. А теперь такая же история происходит с его личным завещанием. Неужели так трудно прислушаться к советам адвокатов и не составлять подобные документы самостоятельно… Ну а Дэви меня все же беспокоит.