– Андрис, – позвал он, – слышишь меня? Что с тобой?
– М-м-м… – ответил советник, затихая.
– Что он сказал? – спросил лекарь, взглянув на меня.
– М-м-м, – повторила я испуганно.
– До этого! – раздраженно перебил старик.
Я пожала плечами.
– Вы же не могли не слышать! – возмутился седовласый.
– И что? – нагло заявила я. – Мне теперь стать его секретарем и записывать каждое слово?
Старик удивленно заморгал, а я с ужасом подумала, что переборщила и выдала себя.
Страх липкой волной прошелся по спине, сдавил виски, доводя до головной боли. Еще немного, и я сама призналась бы во всех грехах, даже в тех, что никогда не совершала.
Посмотрев на остальных мужчин, я наткнулась взглядом на столик у камина, зацепившись за него как за спасительную соломинку.
«Ну конечно, он же пьяница! – пронеслось в голове. – Вот оно!»
Резко вскочив с места, я подошла к столику и наполнила бокал янтарной жидкостью, оставшейся в бутылке, из которой недавно пил король.
Выдохнув, сделала пару глотков, сразу же ощутив нестерпимое жжение, от которого даже слезы выступили на глазах.
– Вам плохо? – спросил толстяк заботливо.
– Хорошо! – рявкнула я, набирая воздух носом и пытаясь восстановить дыхание. – Но отца жалко до слез. Я же не совсем бессердечный.
– А, ну да, – неуверенно кивнул седой, переглядываясь с третьим, молчаливым типом в длинной черной мантии.
Я отпила еще. И еще.
«Хочешь быть принцем? – спрашивала у себя. – Тогда думай как он, поступай как он».
Жидкий огонь распространялся по телу, от горла в стороны, наполняя меня всю, разжигая пьянящее чувство вседозволенности. Казалось, что я пью не алкоголь, а храбрость, глоток за глотком, до самого дна бокала.
– Ваше высочество, – седовласый смотрел выразительно, в его голосе сквозили неприкрытое обвинение и прохлада, – нам бы хотелось поговорить с вами, если вы не против.
Он выразительно посмотрел на бутылку, где еще оставалось немного жидкости, скривил губы.
– Против! – заявила я, хватая за горлышко практически пустую тару. – Обойдетесь без меня. Вас вон… как много, а я всего один у папы. Заберу рыжего с собой и пойду посплю. Как только прояснится что-то, сообщите мне.
– Но… – Толстый краснолицый от возмущения даже за медаль схватился и рот открыл, не в силах его закрыть.
– Что?! Вы мне запрещаете? – спросила со смехом.
– Нет, конечно.
– Еще бы.
Я поманила за собой бледного Тина и пошла к выходу, широко расставляя ноги. Пол отчего-то качался, стены тоже стали разъезжаться в разные стороны. А потом случилось и вовсе странное: дверь раздвоилась.
Остановившись посередине, между дверями, я задумчиво обернулась и сообщила:
– Вам это не поможет! Я все равно разберусь, какая из них правильная.
И пошла к правой. Перед самым выходом рядом объявился Тин и аккуратно направил меня левее, ловко успев поймать убегающую ручку в виде головы дракона и потянуть на себя.
– Прошу вас, ваше выс-сочество, – парень слегка заикался.
Я кивнула и вышла, продолжая помнить о своей роли. Расправив плечи, шагнула за порог и налево. И снова Тин повернул меня в другую сторону, «напоминая»: «Сюда».
Мы в тишине проследовали к покоям принца, поздоровались со стражником и вошли, после чего я, облокотившись на стену, спросила:
– Ну как я?
– Вы… даже лучше принца, – пролепетал Тин. – Он, оказывается, еще может удивлять приближенных его величества.
– В хорошем смысле удивлять? – обрадовалась я, пытаясь сконцентрироваться на собеседнике, разъезжавшемся надвое.
– Э-э… Да. – Парень улыбнулся и попросил: – Присядьте пока. Я, с вашего позволения, схожу и узнаю, как там… эра Айгари.
– Да! – Я закивала, позволяя Тину отвести себя к креслу и усадить в него. – Узнай все и доложи мне. Слушай, а может, я сама?..
– Нет-нет, – испугался он, – лучше не нужно. За вами следят, поэтому прошу, побудьте здесь. Я вернусь – не успеете опомниться.
Парнишка убежал, не дав возразить ему. А я осталась одна наедине с тишиной. Повернув голову, увидела сразу три окна, за которыми стелилась ночь. И вопросы снова ожили в голове, не позволяя успокоиться: сколько же сейчас времени? Что же будет, когда король очнется? Почему Геррард вспоминал именно меня, будучи в полубредовом состоянии?..
Улыбка сама появилась на губах, а веки сомкнулись всего на минутку…
Мой разум вместе с телом погружался в пустоту, превратившись в невесомую снежинку. Плавно кружа и лавируя, эта снежинка летела с неба на голую землю, позабыв о страхах и бедах бренного мира.
От прилива счастья хотелось заливисто смеяться, как никогда в жизни: теперь можно было не таиться ото всех, быть собой.
А потом все вокруг прекратило кружиться, и передо мной появился небольшой сквер – зеленый, с множеством ярких цветов и с аркой, увитой розами. В центре арки стоял пастырь – высокий сухопарый мужчина с лысиной, тянущейся от лба к макушке. Откашлявшись, он щербато улыбнулся, открыл толстую книгу и заговорил глубоким, хорошо поставленным голосом:
– Согласны ли вы любить свою жену? Чтить ее, разделять с ней горе и радость? – Священнослужитель смотрел мне в глаза, и слова его задевали самые важные струны души, даже слезы наворачивались, а в горле стоял ком.
Терзаемая переживаниями, я не смогла ответить ему, потому просто кивнула, прикрыв глаза от накативших чувств.
Надо же, такой день!
Я с детства мечтала обрести вторую половинку и сделать супруга самым счастливым мужчиной! Меня учили быть покорной, верной и любящей. Клянусь, я бы смогла влюбить в себя любого, нашла бы способ снять свое проклятье и сделать нашу семью образцом для подражания остальных. Мама с пеленок внушала, как все это необходимо, а папа внимательно следил за моим воспитанием, не позволяя непокорности взять верх над разумом. Ошибки выйти просто не могло.
Мне подошел бы любой смельчак, не побоявшийся соединить судьбу с такой девушкой. Вот только они сбегали, стоило понять, что проклятье – не шутка. Кто-то, убегая, ломал ноги, кто-то отделался легкими неприятностями в жизни… Но всех, кто пытался стать ближе ко мне, захватывала нехорошая участь.
В шестнадцать лет меня впервые поцеловали. Тобиас, сын конюха, краснея, признался мне в чувствах, а после зажал в тесных объятиях неподалеку от сараев. Он прижался горячими губами к моим губам и какое-то время горячо дышал мне в лицо, давая понять, как у нас все может быть серьезно. В конце этого почти поцелуя я чинно отругала его, как велели приличия, и ушла с гордо поднятой головой, а потом долго стояла у окна в своей комнате и улыбалась как дурочка. Это было невероятно здорово – чувствовать, что нравишься кому-то, хоть приличия и не одобряли подобного. Я даже подумала снова поехать верхом, как только представится случай. Вот только через несколько часов у Тоби началась лихорадка, да такая, что лекари едва смогли выходить бедолагу. Сразу после выздоровления он уехал…
Тогда-то я впервые поняла, что попрощаться с проклятьем может быть не так уж и просто.
Ян Корст стал третьим претендентом на мою руку, счастливым, удивительным случаем. Он, зная о моей проблеме, сказал, что не боится, и предложил обручиться. Я согласилась, а вся семья гадала, через сколько парень сбежит. Но и тут ему удалось нас поразить: неприятности обходили Яна стороной, будто и не было никакого проклятья. Во мне снова зародилась надежда, и я готова была танцевать от счастья, решив, будто само мироздание благоволило нашему союзу…
Но прошел месяц, второй, полгода… год.
Время шло, а жених не спешил становиться мужем. И отец выдвинул предположение: «Возможно, страдать должны только те, кто тебя любит, Мари? Ну или хотя бы симпатизирует… Потому Корсту и везет. Он не испытывает к тебе чувств, дочь».
Я злилась, опровергла слова отца и настаивала на обратном, пока терпение родителя не лопнуло и он не разорвал помолвку.
Но Ян не сдался, и вот мы у алтаря.
Открыв глаза, повернула голову к жениху и удивленно моргнула. Вместо Яна на месте второй половинки стояла принцесса Теона Флебьести. Она протянула ко мне руку и погладила по лицу, проговорив почему-то мужским голосом:
– Вы должны встать с кресла и перейти на кровать, Мари, иначе утром все тело онемеет.
Я отпрянула от ее высочества, ударив ее по руке, и в ужасе уставилась на жуткое зрелище: священнослужитель начал таять. Он исчезал вместе с аркой и розами, зато кто-то схватил меня за плечи, ощутимо встряхнув.
«Стражники! – поняла я и с размаху залепила пощечину ближайшему из них.
Тот громко, витиевато выругался голосом старшего советника и приказал очнуться немедленно.
Я открыла глаза, вяло моргая и прижимая к груди саднящую ладонь. Сознание медленно нехотя прощалось со странным сном и возвращалось, навевая воспоминания о случившемся.
– Ох! – Схватившись за голову, я пошатнулась: мир вокруг плыл. – Как мне плохо…
– Вам плохо? – Андрис, стоящий неподалеку, гладил скулу и смотрел с осуждением. – Мало мне магического истощения, озлобленного короля, требующего немедленного разрешения проблем, и принца, жалующегося на то, что с грудью спать невозможно. Еще и вы добавки выдали, милая эра.
– Погодите. – Я постаралась сфокусировать взгляд на Геррарде, вцепилась руками в подлокотники и уточнила: – Что вы сказали про принца?
На миг мне показалось, что в комнате кончается воздух, и я стала задыхаться.
– Что там с грудью?!
– Спокойно, – попросил старший советник. – За Максом присматривает ваша прелестная гувернантка. И поверьте, ему сейчас очень нелегко. Я даже подумываю переманить вашу помощницу в замок.
– Съерра рядом с ним?
– Всю ночь, – кивнул советник, протягивая мне ладонь. – Позвольте, я вас доставлю к кровати.
– Зачем это? – нахмурилась я. Но за руку его взяла и поднялась.
Андрис улыбнулся и направил меня в сторону спальни со словами: