Дракон в свете луны — страница 2 из 6

Два начала

7

Чунсок уводил её вместе с Дочерьми всё дальше от деревни: Йонг бежала не разбирая дороги, слёзы на щеках, едва вытекая из глаз, высыхали от порывов ветра, и думать ни о чём не хотелось – почти не моглось.

– Отведите её в лагерь, – приказал Чунсок, на развилке вручая Йонг лучницам. – Я вернусь и помогу капитану.

– Сэ![33] – хором выкрикнули те, и две из них подхватили её под руки, отнимая от Чунсока.

По лесу вдруг прокатился рёв – сперва ветер вынес из-за деревьев жаркое дыхание и пыль, потом взвился над ними и тут же упал, раскатом грома распластался по земле звук, дрожащий рык, рвущий на части далёкий шум затихающего боя; в небо ударились стайки перепуганных птиц, в нос пробрался запах гари, прогорклый, затхлый. Йонг прислонилась спиной к стволу сосны, чтобы не упасть, но ноги её не держали, и она скатилась на землю. Та дрожала, будто шла волнами.

– Не могу, больше… – сипло зашептала Йонг, жмурясь и мотая головой. – Столько смертей, там люди…

– Бежим, госпожа, – попросила её та самая лучница, что далёким утром одевала её в ханбок. – Здесь недалеко.

Чунсок скрылся за деревьями, и, пока звуки битвы и звериный рёв не утихли за спиной, она не смела оборачиваться. Только внизу, спустившись с горного склона и почувствовав, как теплеет воздух, Йонг упала на колени и упёрлась руками в землю.

Когда Йонг плутала в горах полдня, время текло медленно и лениво, будто специально выматывая её до изнеможения. Теперь же оно неслось вскачь, точно лавина, и подминало под себя свежие страхи, и не давало опомниться: у знакомых ворот лагеря драконьего войска Йонг оказалась будто спустя мгновение.

Просторный двор был усеян стрелами, догорала казарма, где Йонг переодевалась утром: это место тоже не миновало битвы, и её остатки пылали за гостевым домом, мимо которого лучницы провели Йонг. Она заметила пару мёртвых тел у разорванной, точно пережившей взрыв бомбы, капитанской казармы, и сразу же отвернулась. Дочери подошли к подножию склона, на вершине которого стоял уцелевший храм.

– Идите туда, Лан позаботится о вас, – сказали они и тут же покинули Йонг, будто потеряв к ней интерес.

Йонг решила больше не сопротивляться и не упрямиться – хватит с неё на сегодня вольностей, до добра они не доводят. Она зашагала вверх по узкой тропе, оскальзываясь на сыпучей земле и изредка упираясь исцарапанными руками в отвес скалы. Ещё утром восхождение не казалось ей таким трудным, теперь же Йонг почти сдалась на полпути.

– Ох! – выдохнул кто-то выше.

Йонг зажмурилась – нет, ну только не новые неприятности, она не вынесет! – но к ней спустился человек, присел и подал почти белую в свете зарождающегося утра руку.

– Сон Йонг! – воскликнул наследный принц и заулыбался, будто только её и ждал. – Ты как, цела?

Йонг не ответила, и принц, снова охнув, закивал и заговорил, затараторил.

– Пойдём, я помогу тебе. Обопрись на меня, не бойся, давай-ка поможем тебе добраться до Лан. Эта старушка, знаешь ли, весь разум мой сожрала, пока мы тебя дожидались, да ещё и японцы напали на лагерь… Как они узнали, где мы находимся? Лан сказала, нас охраняет барьер дракона, но то ли силы ослабли, то ли ветер подул не в ту сторону…

Ли Хон дотащил Йонг до дверей храма, прежде закрытых на все засовы, а теперь распахнутых настежь. Внутри были люди: несколько воинов лежали на деревянном полу прямо под золочёной статуей Феникса, между ними сновали женщина и молодая девушка, одетые в старые поношенные ханбоки.

– Ещё раненые? – спросила женщина и тут же всплеснула руками: – Ваша шаманка скоро вернётся? У нас закончились травы и тёплая вода, а этим людям нужна помощь!

Йонг опустилась на колени прямо на пол, опёрлась затылком о стену. Женщина подала ей тряпку и миску, где на дне плескалась вода, девушка присела рядом. У неё на щеках пыльные разводы разделялись высохшей дорожкой чистой кожи. Плакала, она плакала, а потом перестала, прямо как Йонг.

– Разве битва ещё не окончена? – спросила она, помогая Йонг сесть ровнее. – Или вы пришли из деревни?

Йонг безучастно следила за тем, как девушка примерно её возраста смачивает в остатках воды тряпку и подаёт ей, как заглядывает в глаза и ждёт ответов. Отвечать Йонг не могла, не было сил.

– Эти твари! – вскрикнула вдруг женщина, сидевшая рядом с раненым воином в центре зала. Йонг повернулась к ней, принц вздрогнул. – Что мы им сделали? Мы никого не трогали, вели праведную жизнь. Почитали скверного государя!

Ли Хон закашлялся, но уйти ему что-то помешало, вернее, кто-то. Йонг. Она разлепила пересохшие от бега губы, прочистила горло.

– Что случилось? – спросила она, и принц отвлёкся от разгневанной женщины с почти детской радостью.

– Японцы напали на нас, когда Нагиль и Когти ушли искать тебя.

Святые духи.

– Их было немного, никто из войска, насколько я знаю, не погиб, но некоторые, вот, получили ранения. Лан выхаживает их полночи.

«Это из-за меня?» – медленно, словно нехотя, завертелась мысль в уставшем разуме Йонг. Она с огромным облегчением провалилась бы в спасительный сон или даже обморок, но мешали голод и тошнота и свежие воспоминания о мёртвых телах и злом сонбэ. Вот бы вода смыла не только грязь с её рук, но и душевные раны…

– А потом Дочери привели крестьянок из горной деревни, – договорил Ли Хон. Йонг опустила голову, пряча глаза. – Нагиль, должно быть, пошёл туда.

– Японцы заняли наши дома, – добавила девушка рядом с Йонг. – Их предводитель сказал нам убираться, если хотим жить, и прогнал меня и маму. Отец… должно быть, они приказали показать тропы до лагеря. Он не станет этого делать, мы не сдаём грязным животным свою родину!

Йонг не стала отвечать, она закрыла глаза и всё равно видела их – бледные тела, сваленные в кучу в амбаре, словно грязное бельё. Не может она сказать этим женщинам, что муж и отец не вернётся за ними.

– Ты плачешь? – воскликнул вдруг принц. – Юджон-ёнг! Успокойся, всё закончилось, ты теперь в безопасности!

Но даже стены храма не могли подарить ей хотя бы призрачную надежду на то, что теперь ей ничто не угрожает. Йонг подтянула колени к подбородку, упёрлась в них лбом. Все забыть, вот бы она всё забыла…

Зашуршал подол длинной юбки, и перед Йонг появилась, словно дым от благовоний у алтаря соткал её прямо из воздуха, женщина. Йонг подняла глаза.

Женщина была одета в длинный ханбок, закутана по всем правилам в чогори и чхимы; вся в белом, и только воротник и корым у неё были разноцветными – в них повторялись зелёный, красный, жёлтый, белый и голубой цвета, – а из-под юбки выглядывали чёрные танхэ.

– Вы Лан? – догадалась Йонг.

– А ты юджон-ёнг, – кивнула ей шаманка. – И ты больше не убежишь.

Йонг чуть поморщилась, кривить губы в усмешке не было сил.

– Звучит угрожающе. Теперь понятно, отчего все так вас боятся.

Ли Хон по правую от неё руку ойкнул и поспешил спрятать взгляд от шаманки, но та равнодушно качнула головой – склонила её вправо, потом влево, не отрывая от неё взгляда, будто примериваясь.

– Сильная Ци, – цокнула она языком. – А вот дух слабый, еле держится в теле. И как ты ещё жива.

– Сама себе удивляюсь, – огрызнулась против воли Йонг. – Здесь все приложили немало усилий, чтобы это исправить.

– Вижу, – просто согласилась шаманка. А потом добавила, словно обращаясь вовсе не к Йонг: – Ёнг должен многому научиться, если хочет защитить своих людей и таких, как ты.

Ли Хон издал звук, что-то среднее между удивлением и возмущением, но Йонг не обратила на него внимания, как и на предупреждающий тон шаманки, вовсе к ней не относящийся.

– Вы про Нагиля, да? – устало спросила она, смотря прямо на Лан. – Это он ёнг. Верно?

* * *

Лан оставила юджон-ёнг рядом с принцем и крестьянками и велела отдыхать, а сама двинулась к нагорью в лесу, ведомая драконьим зовом.

Она нашла его у ручья – сажа покрывала неровную поверхность скалистого берега, землю укутал ровный слой пепла от сожжённых в одно мгновение листьев и травы. Раненый воин в рваных одеждах сидел в центре чёрного пятна и хрипел: втягивал ртом остывающий воздух, выдыхал горячие рваные стоны. Рубаха свисала с его плеч лохмотьями, частично скрывая три длинных широких шрама, обнимающих дрожащее тело со спины через правое плечо и доходящих почти до пупка. Два шрама затягивались на глазах, третий, посередине, самый глубокий, с трудом сочленялся жилами в открытой ране поверх голой кости в ключице.

– Я предупреждала тебя, что будет, – сказала шаманка, нисколько не удивившись. – На земле Огня ты слабее, чем где-либо ещё. Твой прошлый трюк и так ослабил защиту лагеря, теперь они беспомощны и открыты.

Нагиль понимал это и сам, почувствовал, едва вернув себе тело, как уходят в холодную после ночи землю остатки сил, как вытягиваются из его тела нити, окружавшие горный хребет и лес перед рекой, и растворяются в ждущей их почве.

– Придержи нотации… – дым вырвался изо рта Нагиля вместе с обрывками слов, – пока я… не восстановлю силы.

– Придётся уходить в другое место, – проворчала Лан, будто не расслышав его. Нагиль вскинул к шаманке затухающий яростный взгляд, но та даже не вздрогнула. – Всё равно юджон-ёнг ты обратно в таком состоянии не вернёшь.

Она вытащила из разноцветного мешочка на поясе пшеничные колоски, стряхнула тут же прилипший к колоскам пепел и провела по дуге над головой Нагиля. А потом протянула ему:

– Вот, съешь.

Он подчинился без прежнего упрямства: взял ослабевшими пальцами три высохших стебля со вздутыми чешуйками и выдавил себе в рот несколько зёрнышек. Проглотил, морщась и недовольно жмурясь.

– Легче?

– Нет.

– Станет легче.

Пока Нагиль приходил в себя и натягивал на схваченное ознобом тело подпалённые лохмотья, в которые превратился его чонбок, шаманка подняла с земли сломанный огнём и ветром сук высохшего дерева и повела им по выжженной земле вокруг воина. Заключила его в ровный круг, взглядом пригвоздив к центру. Нагиль и не двигался – не было сил.

Лан разделила круг надвое, на одну его половину кинула круглый камешек хризопраза: «инь», на другую – осколок изумруда размером с кроличий глаз: «ян». Нагиль сделал глубокий вдох и вытянул вперёд руки, в которые шаманка высыпала горсть бобов.

– Огонь ослабляет Дерево, – произнесла она, медленно облекая гортанные звуки в слова, – Вода его питает.

– Да знаю, – вяло рявкнул Нагиль. Бобы он сжал в кулаке, лучше не становилось.

– Под язык их положи и терпи, – цыкнула шаманка, по третьему разу обходя нарисованный на земле круг. С северной стороны она добавила две длинные черты, с восточной – одну прерывистую и одну длинную, с южной, под пустым взглядом Нагиля, провела две короткие линии.

– Будешь всё рисовать? – спросил Нагиль, когда Лан закончила с западной стороной круга. Теперь его сковывали вычерченные в саже восемь линий, и поднимающийся ветер кружил песок и пепел, закручиваясь в спираль над его головой.

– Если хочешь с руками-ногами остаться, жди и терпи, – отрезала шаманка.

Он и терпел. Пошевелиться не мог, только положил под язык бобы, как приказала Лан, и уронил руки на колени – все в грязных разводах от проступающего пота на натянутой, недавно лопнувшей коже. В суставах зудело, ныли сраставшиеся под жилами кости. Слишком медленно. Он знал, что времени на отдых у него нет, по крайней мере, сейчас, пока юджон-ёнг ходит по его земле. Он знал, что Дракон заберёт у него все силы, если вырвется, и понимал – впрочем, не полностью, – к чему это может привести.

К пустой беспомощности. К злости. К новым потерям, вероятно. Думать о том, как много людей пострадало в лагере, не было сил, и он отбросил эти мысли до момента своего возвращения.

– Вставай, – велела вдруг Лан, закончив с рисунками. Обещанного прилива сил не случилось, Нагиль с неудовольствием отметил, насколько ослабли все мышцы в его теле и насколько безвольно он себя чувствует – будто из костей вынули стержни, и те превратились в хлопковые нити, на которые натянули внутренние органы, как мясо для вяления.

– Мне потребуется… твоя помощь.

Лан поджала губы, прищёлкнула языком и протянула ему свою палку вместо руки.

– Ты должен усмирять Дракона, а не позволять ему питаться твоей яростью, – говорила она, пока Нагиль поднимался, пытаясь голыми ступнями нащупать твёрдую горную породу под ногами. Шаманка зашагала впереди него, и ему пришлось нагонять, оступаясь, и опираться на поданный ею сук. Она продолжала ворчать: – Должен направлять энергию на контроль внутри себя, а не наружу.

– Я попросил о помощи. – Нагиль выплюнул бобы и вытер рот резким движением. – А не об очередном уроке Сдержанности и Терпения.

Лан его выпад не оценила.

– Посильную помощь, какую могла, я уже оказала. Только ты, моджори-ёнг[34], слушать меня должен был, прежде чем поддаваться на провокации изгнанника. Знал же, к чему ваши встречи приводят, зачем сунулся?

– Юджон-ёнг спасал, – отрезал Нагиль. Лан не остановилась даже на пригорке, чтобы дождаться его, и сошла вниз лёгкой поступью, в которой никак не угадывались прожитые ею годы.

«Эта доживёт до ста лет, как её старуха», – снова подумал Нагиль и поковылял следом.

Драконом он добрался до границы между густым лесом и рощей, отсюда до лагеря было несколько долгих минут пути на своих двоих. Лан шагала впереди, ведя по земле другой палкой и сообщая его телу путь.

Шёл Нагиль с трудом: волочился за шаманкой, с которой их разделяло больше десяти лет, будто был немощным стариком. Ноги не слушались, руки отказывались подниматься и болтались вдоль тела, точно тяжёлые плети. Чунсок и остальные, должно быть, уже добрались до лагеря, думал Нагиль, и сообщили всем печальные новости. Он представил лица бедных крестьянок и невольно нахмурился. Усталый разум дал слабину – он на мгновение порадовался, что не самолично беседует с бедными женщинами.

Шаманка привела его к храму – тот встретил Нагиля распахнутыми настежь дверьми, внутри прямо на полу лежали его люди. Дэкван – ранен в ногу. Его уже перевязали, и теперь он спал, бормоча во сне проклятья. Бумин – ранен в спину. Широкий порез шёл от лопатки до талии наискосок, крови было много. Его тоже перевязали, зачем-то затянув под бинты обугленную доску от сгоревшей казармы.

Прямо под статуей Феникса, в дыму догоревших сандаловых палочек, сидела, прислонившись спиной к ногам птицы, юджон-ёнг. Спала, понял Нагиль по мерному дыханию госпожи, когда подошёл ближе.

– Она ела? Почему её не отнесли в гостевой дом, он же уцелел?

– Откуда мне знать? – огрызнулась Лан. – Садись и не мешай мне, съешь вот ещё.

Она протянула ему пшеничные колоски – и где только брала их в этих горах, – а сама присела осмотреть раненых.

Нагиль сел рядом с госпожой – на расстоянии вытянутой руки, чтобы не беспокоить, – и жевал зёрнышки пшеницы, с трудом проталкивая их в сухое горло. Прежде Лан не пускала его в храм, боясь, что это разозлит Феникса. Передумала? Видно, его сила совсем угасла, раз теперь он не чувствовал вторжения чужой Ци в своё тело и разум.

Разве что ощущалось Ци госпожи, забывшейся рядом с ним в усталом сне. В ней, в теле, почти не осталось сил, но Нагиль чувствовал живой дух в мерном её дыхании. Вдох – вырывается из груди слабый инь – прохладный в этом утре воздух с отголосками сандала, выдох – заполняет тело набирающий силу ян, как солнечный свет, проникающий в храм.

Госпожа вздрогнула и завозилась, Нагиль поспешил отвернуться, сделав вид, что рассматривает бедное убранство храма.

Смотреть тут было не на что: храм Огня был заброшен долгие годы, и на его восстановление сил одной Лан не хватало; внутри не было никаких украшений, только голые стены и старая статуя Феникса из жёлтого золота, посеревшего от времени. Лан почистила птицу, принесла ему дары, чтобы задобрить, а потом изрисовала храм смолой и сажей, чтобы указать путь Дракону, но Нагиль чувствовал, как эта земля, питаемая энергией Алого Феникса, вытягивает из него силы. Огонь ослабляет Дерево.

Лан предупреждала, что оставаться на территории храма Огня было рискованно, но лучшего решения для своих людей он не нашёл. Здесь их окружали Единые горы с севера и Золотые – с юга, Тоннэ, рядом с которым на этот раз открыла Глаз Бездна, находился за узкой горной цепью и рекой. Ему всего-то и нужно было вернуть юджон-ёнг обратно в Священный Город, а уже после Лан указала бы им любое другое место, куда можно было переместить лагерь. Теперь перемещаться придётся с новыми людьми – и новыми проблемами.

Госпожа зашевелилась; в солнечных лучах, пробивающихся из-за скал и бессовестно заглядывающих в храм, белым пятном проступили на старом деревянном полу её голые щиколотки.

– Вы вернулись, – пробормотала она сквозь пелену ещё свежего сна, – я наложила шину тому парню, он всё шевелился, и кровь…

– Только зря бинты перепачкала, – проворчала Лан, даже не глядя в её сторону. – Больше не помогай, он почти не дышал из-за этой доски.

Госпожа проглотила тихие извинения и отвернулась. Нагиль невольно мазнул взглядом по её голым ногам, закашлялся и стянул со спины остаток обожжённой рубахи, уронил его на пол.

– Прикройтесь, госпожа, – попросил он. – Нельзя вам в таком виде…

…ходить, сидеть рядом с ним, делать вид, что ничего не случилось.

Она совсем проснулась и выпрямилась. Проигнорировала рубаху Нагиля, но вскинула на него встревоженный взгляд.

– Ты… Ты ранен?

Нагиль коснулся плеча, боль запоздало вгрызлась в него и тут же отпустила.

– Нет, уже нет, – ответил он. Госпожа смотрела на него без стеснения, рассматривала испещрённую старыми шрамами шею и плечи. Коснулась взглядом размазанных пятен крови на животе и руках.

Она не казалась сейчас перепуганной, как тот несчастный подросток – Гу Ке Шин, напомнил себе Нагиль и зажмурился, прогоняя вспыхнувшее в памяти видение, – или даже как первый мужчина в смешном наряде. Она сидела рядом с ним, горбила спину и смотрела на него глазами, повидавшими слишком многое за последние лунные сутки.

– Ты спас мне жизнь, – хрипло сказала она. – Тебя ранили из-за меня.

– Небольшая плата, – ответил Нагиль, и госпожа дёрнулась к нему – всем телом, точно ведомая чужеродной силой.

– Большая, – отрезала она таким тоном, что спорить с ней, даже если он и думал об этом, расхотелось. – За меня прежде никто не вступался, рискуя собой. Спасибо.

Нагиль вспомнил, с каким ужасом она выбегала из амбара, как кричала и плакала оттого, что увидела мёртвых.

А потом вспомнил, как без сомнений она шагнула к нему и выбрала его сторону.

– Помоса, – сказала вдруг она. Госпожа Сон Йонг, повторил про себя Нагиль.

– Простите?

– Помоса, – повторила она и указала вверх, на крышу храма. – Буддийский храм, самый старый на территории Пусана. Я ездила сюда, когда была маленькой, вместе с родителями.

Нагиль возражать не стал, хоть госпожа и говорила совершенно противоречивые вещи. Она бросила на него короткий взгляд и продолжила с большим воодушевлением, будто получила его немое согласие.

– Говорят, в эпоху Троецарствия на этом месте один монах вместе с королём Мун Му молился о победе над японскими захватчиками. Через неделю их совместных молитв небо сжалилось и опустило в местный ручей золотую рыбку. А потом японские войска были разгромлены армией, спустившейся с небес, и король повелел поставить тут храм. Пом-о-са, – произнесла она, непривычно растягивая слово на длинные высокие звуки, – храм, где плавают золотые рыбки нирваны.

Нагиль не решился переспрашивать, что значит всё то, что госпожа только что наговорила – чушь чушью, но мало ли что ей рассказывают в Священном Городе ещё такого диковинного.

– Это храм Огня, – сказал он после выразительной паузы. – Ему покровительствует Алый Феникс.

– Фениксы у вас тоже водятся? – спросила госпожа и поморщилась – Нагиль не понял, от неприязни или же от любопытства.

– Нет, – возразил он. – Легенды гласят, что раньше эти земли населяли все Великие Звери, но со временем они вымерли, и остались только драконы. А потом исчезли и они.

Госпожа повернулась к Нагилю и посмотрела ему прямо в лицо – и этот прямой взгляд прижал его язык к нёбу и отрезал оставшиеся слова.

– Ты последний, – сказала она. – Последний дракон. Да?

Нагиль коротко кивнул: не заметив в ней и тени страха, он вдруг почувствовал себя пойманным врасплох её взглядом.

Госпожа Сон Йонг горько усмехнулась и опустила голову.

– И это совсем не Чосон из прошлого… – Она прижала грязные ладони к лицу и устало выдохнула, растирая ими глаза. – Боги. В какую же передрягу я попала…

* * *

Ему потребовался весь оставшийся день и вечер, чтобы восстановить силы хотя бы настолько, чтобы ходить без помощи палки и посторонних – на Вонбина пришлось нарычать дважды, чтобы тот не совался к нему, предлагая своё плечо.

Нагиль боялся, что после внезапного набега застанет лагерь опустошённым, но его воины справились лучше, чем он мог предполагать ещё полгода назад. Было несколько раненых, серьёзно никто не пострадал, а самураи потеряли троих. Его лагерь выдержал, потому что японцы напали небольшим отрядом, но теперь – права была Лан – оставаться на прежнем месте они не могли.

Нагиль приказал выдвигаться на новое место этой же ночью, уставшие воины не посмели его ослушаться.

Позже, когда весь лагерь уже окружил оранжевый свет факелов, Дочери принесли хорошую весть. Нагиль поблагодарил Гаин за послание – она снова отказывалась идти отдыхать, но Нагиль пригрозил ей двумя ночами патруля, и Гаин, пряча неудовольствие, ушла из почти разрушенной казарменной части.

Погибших крестьян следовало бы схоронить в горах близ их деревни, но земля там была твёрдая и неуступчивая, и Гаин со своими лучницами нашли место у крохотного истока реки Накто, где можно было без труда выкопать могилы. Для ритуала всё было подготовлено – тратить несколько дней Нагиль не мог, но жена и дочь одного из погибших заверили его, что всё к лучшему.

Он сидел в полуразрушенной капитанской казарме, чувствуя, как ширится в груди сердце – от сомнения, как скоро новая ноша перестанет тяготить его голову и плечи, и он ещё долго не сможет сосредоточиться на делах более приземлённых.

Войска генерала Тоётоми продвигались на север слишком быстро, ополчение собиралось со всей страны слишком долго, их сил не хватало на то, чтобы сдерживать японцев у границ Кванджу. И вскоре, он полагал, его воинам придётся идти через Единые горы и спускаться к реке Накто, чтобы отрезать Тоётоми от столицы. Хансон пустовал – с тех пор, как король и его свита покинули его, в городе почти не осталось людей; фермеры либо ушли в ополчение, либо сбежали в горы, оставив столицу с открытыми воротами. Но Хансон всё ещё был стратегически важным объектом и не мог пасть под натиском японцев без последствий.

Защищать пустой город – вот же задача для воинов дракона…

Вернувшиеся из патруля Дочери Дарым и Юна привели к нему юджон-ёнг. Госпожа смотрела на Юну широко распахнутыми глазами и повторяла: «Совсем как настоящая», будто та была фарфоровой куклой из коллекции Минской Империи. Нагиль кивнул Дочерям.

– Если все готово, скажите Чунсоку выдвигаться.

– Сэ, ёнгданте! – кивнули Дочери. Он отметил, как вытянулось от удивления лицо госпожи, как губы зашевелились, проговаривая незнакомое её слуху слово.

– Помогите остальным, – попросил он, и Дочери, бросив на госпожу Сон Йонг недоверчивый и любопытный взгляды, ушли по коридору к выходу. Заголосил, призывая к общему сбору, Чунсок снаружи.

Госпожа осталась стоять перед Нагилем, облачённая в мужской чонбок, более подходящий воину, а не бледной девушке, чьё пребывание в чосонских землях грозило бедами и новыми смертями. Нагиль окинул её внимательным взглядом.

Отрицать её влияние на жизнь своих подчинённых он больше не мог. Они уже пострадали из-за внезапного вторжения японцев в их лагерь, уже готовились к похоронной процессии в горы и уже снимались с места раньше времени, забыв о необходимом отдыхе. Мальчишка и дед Пхи, присматривающие за гостевым двором, восстановить который воины дракона были не способны, уходили вместе с ними, и этот факт напрягал не меньше присутствия госпожи.

Её вины в том не было. Нагиль сам взял на себя обязательства и сам отвечал за свои решения – не госпожа диктовала ему условия. Когда-то точно так же он вызволил наследного принца и теперь терпел его рядом с собой, пусть тот не мог похвастаться ни должной силой, ни приличным владением мечом и луком.

– Вы можете отдохнуть, – заговорил Нагиль, когда молчание между ними натянулось тугой тетивой. – Завтра нам предстоит долгий путь, и вы…

– Я бы хотела присоединиться к похоронной процессии, – сказала госпожа чуть дрогнувшим голосом. Она смотрела на него, но взгляд был пустым – даже после дневного сна и приличной трапезы (Вонбин отдал ей свою порцию против её же воли) она выглядела уставшей и бледной, бледнее, чем прежде, когда только попала в драконий лагерь.

– Простите? – оторопел Нагиль.

Госпожа пояснила, несколько смутившись:

– Я бы хотела пойти вместе с Ильсу и остальными на гору.

Ильсу была дочерью одного из погибших крестьян – это она вместе с матерью встретилась воинам Нагиля и помогла отыскать короткий путь к горной деревне. Без указки Ильсу Нагиль и остальные, не так хорошо знакомые с местностью, вряд ли наткнулись бы на беличью тропу, которой пользовались собиратели трав.

– Вам стоит отдохнуть и набраться сил, – ответил Нагиль. Госпожа стояла перед ним, их разделял опустевший после взрыва казармы стол и тысячи и тысячи миров, возможно; потому прямо сейчас, даже стоя перед капитаном в одежде его воинов, юджон-ёнг казалась чужой.

Нагиль распорядился одеть голоногую госпожу во что-то более подходящее её статусу хотя бы на время обряда, но воины не смогли отыскать ничего женственного и отдали ей самый маленький мужской ханбок.

– После похорон Гаин найдёт вам…

– Я бы не хотела, – прервала его госпожа. Закусила губу, поправила себя же: – Не так. Я бы хотела отдать дань уважения людям, которые погибли из-за меня.

Слова были сухими, но ударили Нагиля: он почувствовал, как Ци госпожи, ещё утром казавшееся пульсирующим светом, наливается тягостной скорбью. Откуда это, подумал он и тут же отсёк лишние вопросы. К ночи госпожу наполнял инь, вместе с набирающей силу луной обретал другую форму, отличную от той, с которой он уже познакомился.

– Они погибли не из-за вас, – сказал Нагиль, скрывая волнение. Так ли права была Лан, что посчитала госпожу случайной участницей печальных событий? Вдруг она всё же была юджон-ёнг, которого ждали несколько столетий?

– Неважно, пришёл ли сонб… – госпожа осеклась, сжала руками подол чогори. – Пришёл ли Ким Рэвон, чтобы специально убить их или чтобы найти меня – неважно. Важно, что невинные люди мертвы. Я тоже оказалась не в том месте и не в то время, но я жива.

Госпожа вскинула подбородок, упёрлась взглядом в Нагиля – теперь она смотрела прямо в него, и невольно он ощутил, что тело отзывается на этот взгляд. Дракон спал, насытившись ночной битвой, но и в своём спокойствии чувствовал то же самое. Как Ци тянется к И. Он был Энергией, она – Намерением. Сейчас Нагиль понимал это без подсказок Лан.

– Ильсу никто не вернёт отца, её матери никто не вернёт мужа, – договорила госпожа твёрдо. – Я думала об этом весь день.

– Вас не винят в их смерти, – сказал Нагиль. Госпожа кивнула.

– Будь это иначе, я не осталась бы в твоём лагере. Не моя вина, что они погибли, но их смерти случились из-за меня. Я не хочу, чтобы другие вновь гибли из-за моего положения, каким бы неправильным оно ни было.

Нагиль не ответил. Возражение почти сорвалось с языка, прерывая жаркую речь, но он зажал его между зубов и не дал наполнить словам душный воздух. Госпожа смотрела на него и ждала ответа или молчаливого согласия – или духи знают каких слов и каких действий. Наконец он кивнул.

– Вы не виноваты ни в одной смерти, что уже обрушилась на Чосон, – сказал он. – Их были тысячи и будут ещё тысячи, и я не могу гарантировать, что вас они больше не коснутся – помимо вашей воли или благодаря вам. Но я дал вам слово. Вы вернётесь в Священный Город так скоро, как это станет возможным, и я всеми силами постараюсь уберечь вас от новых бед.

Госпожа нахмурилась. Не то, не те слова. Ветер задувал в дыру в стене позади Нагиля, трепал немытые свалявшиеся волосы госпожи, поднимающаяся из-за горизонта луна выбеливала её и без того бледное лицо, на котором усталые глаза смотрелись тёмными провалами и почти пугали.

Нагиль вздохнул.

– Ваше положение… – заговорил он тише, чем прежде, – несправедливо. Смерти крестьян и Ильсана – несправедливы. Но не неправильны. В нашем мире смерть – всего лишь один из этапов цикла. Умершие уходят туда, откуда пришли. Они станут духами и будут оберегать своих потомков, вести их по пути истины. Ильсан не исчез, не растворился в небытии, он будет присматривать за своей женой и дочерью вместе с предками своего рода. Он присоединился к ним раньше, чем ему было предначертано, это правда, но его гибель – всего лишь пересечение черты. Та[35] Ильсу проживёт достойную жизнь, чтобы смерть её отца не стала бессмысленной.

– Да, – сказала вдруг госпожа, отпуская подол чогори. – В моём времени… нет, в моём мире – в моём мире смерть тоже является частью цикла. Но вера не умаляет скорбь.

– Не умаляет, – согласился Нагиль. – И тем не менее мы должны принять её и прожить как заведено, чтобы жить в мире с собой. Поступайте, как велит сердце, – добавил он, уже намереваясь покинуть казарму и присоединиться к похоронной процессии. – Я уважаю ваше решение, и если хотите, вы можете присоединиться к нам.

Теперь слова были правильными – лицо госпожи прояснилось, взгляд стал осознаннее. Нагиль кивнул ей, обошёл стол и шагнул к выходу, но в дверях остановился и, чуть обернувшись, выдохнул:

– Командир-дракон.

Госпожа потянулась за его словами.

– Что?

Нагиль повторил:

– Командир-дракон. Ёнгданте. Вам не обязательно использовать это слово, чтобы звать меня. Достаточно просто имени.

– О, – госпожа неуверенно кивнула. – Хорошо. Спасибо.

Он вышел, прошёл по коридору с абсолютно прямой спиной и на несколько ударов сердца замер рядом с казармой. Пальцы, сжимающие рукоять меча всё это время, затекли, и ему потребовалось несколько мгновений, чтобы разжать их.

8

Место будущего захоронения располагалось на северном склоне горы, но восточнее деревни. Йонг шла сразу после Ильсу и считала шаги – процессия из десяти воинов, шести лучниц, принца, мудан, жены покойного Ильсана, его дочери и самой Йонг медленно взбиралась в гору; скрипели на поворотах слабо протоптанной дороги доски с телами, которые несли воины, вздыхали Ильсу и её мать. Нагиль в начале колонны указывал мечом путь, следом за ним шагала, скрипя туфлями, шаманка. Она несла в руках зажжённые ещё в храме Огня благовония – ладан и, кажется, полынь, их сплетающийся горько-бальзамический запах стекал вниз по склону в безветренном воздухе, касаясь каждого.

Йонг придержала Ильсу под руку, когда та замерла на тропе; Ильсу обернулась и коротко кивнула. В лунном свете её лицо показалось Йонг особенно бледным, но глаза были сухими – плакать она перестала ещё до омовения тел погибших и теперь только изредка всхлипывала. Они почти не говорили: после того как в лагерь принесли Ильсана с другими крестьянами, Ильсу с матерью занялись подготовкой к похоронам без лишних вопросов, словно ожидали такого исхода, и вели себя спокойнее, чем, Йонг полагала, должны были бы.

К заготовленным могилам пришли уже за полночь.

Лан прочертила вокруг шести неровных ям круг, бросила на четыре его стороны зёрна – пшеница, просо, гаолян и бобы. Йонг ждала, что сейчас Ильсу и её мать заплачут, но те не проронили ни слезинки, не издали ни звука. Даже когда тела крестьян и Ильсана опустили в могилы, ночную тишину разрывали только резкие песнопения шаманки. Она пела на незнакомом Йонг языке – это был китайский, или древний корейский, или же совсем неизвестный ей выдуманный язык выдуманного Чосона… Йонг поморщилась, в очередной раз насильно прогоняя из головы мысли о неправильной эпохе, в которой очутилась.

Лан принесла жертву духам горы – Йонг ждала, что она обратится к хосину[36], но шаманка оставила у корней раскидистой сосны зажжённую веточку полыни, а в землю опустила косточку абрикоса и смоченным в воде пеплом прочертила на стволе символ – пернатую птицу с размашистыми крыльями и острым клювом.

Алый Феникс, догадалась Йонг, наблюдая чуть в стороне от остальных. Воины насыпали из земли и извести могильные холмы, Ильсу с матерью кланялись земле и Фениксу, а Дочери передавали им готовые синчжу[37] для алтарей. Все были заняты делом, и Йонг не хотела мешаться под ногами.

Рядом с ней стоял молчаливый больше обычного Вонбин и изредка косился на Йонг, стискивая меч. Она не знала, можно ли говорить во время ритуала, и на всякий случай тоже молчала. Только под конец церемонии, когда всем позволили подойти к могилам и отдать дань уважения погибшим, она решилась сказать:

– Что означают семь точек на чхильсонпханах[38]? В моём врём… в моём мире мы рисуем семь звёзд Большой Медведицы, но здесь это не она…

Вонбин нахмурился и покосился на Чунсока – Йонг слышала, как перед началом ритуального восхождения Чунсок отчитал его и пригрозил лишней сменой в карауле, если Вонбин снова прозевает юджон-ёнг. Вероятно, говорить им теперь было нельзя, но Йонг не слушала правую руку капитана и не обязана была следовать его приказам.

– Это Лазурный Дракон, госпожа, – тихо проговорил Вонбин, когда Лан завела новую песнь вместо того, чтобы позволить Ильсу и матери оплакать крестьян.

– Лазурный Дракон? – переспросила Йонг, тоже тихо. – Нагиль же…

– После того как все Великие Звери исчезли и остался только Дракон, мы просим его охранять покой наших предков, – пояснил Вонбин.

– Но Алому Фениксу жертвы всё же приносите…

Вонбин, нисколько не смутившись, кивнул.

– Мы на земле Феникса, должны чтить его владения. Если бы ёнгданте был драконом Огня, было бы проще.

Йонг вся обратилась в слух.

– Прости, что?

– Госпожа? – икнул удивившийся Вонбин.

Закашлялся и гаркнул Чунсок, бросил в их сторону рычащее слово, и Вонбин опустил взгляд в землю и втянул голову в плечи.

– Что это значит? – спросила Йонг. Вонбин не отвечал, почти отвернулся. – Я не понимаю.

– Вы и не должны понимать, – наконец пробормотал он. – Это ёнглинъ, драконий язык. И пуримгарра[39] сказал мне заткнуться.

Йонг склонила голову, из-за плеча Вонбина пытаясь высмотреть Чунсока. Правая рука командира-дракона стоял с абсолютно прямой спиной у первой могилы с факелом в руках и смотрел не на кланяющихся Ильсу с матерью, а на Йонг. Она поморщилась и отвернулась. По-настоящему злой его взгляд не был в новинку, но прямо сейчас задел сильнее прежнего – будто Йонг после возвращения ожидала получить от него хотя бы равнодушие к своей персоне, а не явную неприязнь, граничащую с ненавистью. Что она ему сделала?…

Она вновь обратила внимание на Вонбина, чувствуя, как слёзы обиды собираются в уголках глаз.

– Если я поднесу духу горы прядь волос, это будет хороший или дурной знак? – просипела Йонг. Вонбин снова икнул.

– Я не уверен, что Алому Фениксу нужны ваши волосы, госпожа, – пробормотал он. Покосился на Йонг, переступил с ноги на ногу и вдруг сказал: – Лучше оставьте ему пот.

– Что?

– Пот, – повторил Вонбин, краснея. – Алому Фениксу мы отдаём пот. Лазурному Дракону – слёзы, Жёлтому Единорогу – слюну, а Черепахе… госпожа, если хотите отблагодарить Феникса, смахните с себя пот на его алтарь.

Йонг посмотрела на собранный алтарь у сосны – доска с символом Феникса, разбросанные вокруг злаковые и бобовые, – и кивнула. Когда пришёл её черёд кланяться, она поклонилась перед могилами дважды, а после, никем не останавливаемая, подошла к алтарю Феникса. За ней следили – Лан, отошедшая в сторону, стоящий поодаль Вонбин. Ильсу и её мать, воины драконьего капитана и сам Нагиль. Он преодолел разделяющее их расстояние, остановился совсем рядом с ней и опустил на её напряжённые плечи резонный вопрос:

– Госпожа, что вы делаете?

– Отдаю… – начала Йонг, чувствуя, что готова заплакать – снова. Оттого, что участвует в похоронной процессии, оттого, что чувствует на себе буравящий взгляд Чунсока, что позади неё свежие могилы ещё не скоро зарастут травами и не скоро уйдут из памяти лица мёртвых, оттого, что всё это случилось, пусть и косвенно, по её вине тоже. Она сказала Нагилю, что не винит себя и не допустит, чтобы другие винили, особенно Чунсок, и всё ещё верила в это. Но оборванные чужой рукой жизни не вернут ни убеждения Йонг, ни другие её решения, какими бы правильными или неправильными они ни были.

– Вы не обязаны, – сказал Нагиль. Йонг моргнула – и капля крупной слезы сорвалась с её ресниц и упала на алтарную доску Феникса. Смутившись, она отёрла щеку тыльной стороной ладони и отошла, оставив переполняемого вопросами капитана рядом с алтарём.

* * *

Нагиль сказал, что у них нет времени на полноценный отдых, и дал всем короткую передышку после похорон – длиной в полночи. С рассветом все должны были собрать свои вещи и двинуться вдоль горного хребта на север.

Когда Йонг проснулась, в разрушенной битвой женской казарме никого не было. Она вытащила себя на свежий воздух и ахнула в голос.

В лагере было пусто: воины Нагиля за ночь успели собрать провиант, сгрузили оружие на телеги, запрягли немногочисленных лошадей и увезли всё подальше от побережья, оставив на месте только амбар и одинокий гостевой дом. Старик-хозяин и его внук, Ган, тоже ушли вместе с драконьим войском. Разобрали даже то, что уцелело от казарм – остатки их соломенных крыш мелкими стогами пристроились в ряд у выжженного бока холма, неровным слоем покрывали землю то тут, то там.

– Вонбин, отправляйся вперёд к Дэквану и остальным. Проверь, не забыли ли они что-то. Потом вернёшься за нами, – говорил Нагиль, стоя у гостевого дома. Йонг зашагала к нему, чувствуя, как гудит от тревожного полусна на циновках всё тело.

Вонбин коротко кивнул и скрылся за углом гостевого дома.

– Чунсок, мы с тобой прикроем отход, ты проследишь, чтобы с женщинами ничего не случилось. Они идут с нами.

– Это будет затруднительное путешествие, капитан, – заметил Чунсок. Нагиль хлопнул его по плечу.

– Ты прав. Тем не менее мы не можем бросить их здесь.

– И даже юджон-ёнг?

– Эй!

Йонг остановилась рядом с Нагилем и его правой рукой – Чунсок окинул её полным досады взглядом, будто по его планам Йонг не должна была проснуться сегодня утром. Она решила, что будет игнорировать недовольство Первого Когтя начиная с этой секунды.

– Госпожа Сон Йонг, – поздоровался с ней Нагиль и опустил голову. Взгляд мазнул по рассечённой ещё в крестьянской деревне губе, на которую Юна, поразительно похожая на коллегу Йонг, наложила мазь из толчёных трав, чтобы залечить. Йонг трогала языком горький жмых, пока не слизала его совсем, и теперь по привычке облизывала губы.

– Все уже ушли? – спросила Йонг. Нагиль кивнул.

– Почти. Мы с вами, Чунсок, Ильсу и её мама отправимся, как только вернутся Дочери и сообщат, что путь открыт.

– А остальные…

– Уже покинули лагерь.

– Ясно.

Нагиль протянул Йонг поданную Чунсоком турумаги тёмно-зелёного цвета.

– Оденьтесь, – сказал он. – Мы срежем путь через горы, там будет холодно.

Йонг понимала и без подсказок со стороны, что путешествие к новому месту стоянки займёт какое-то время, длительное время. Даже дневной переход через горы был бы сложным для опытных воинов и лучниц, но с Йонг, Ильсу и её матерью продвижение вперёд стало очевидно непростой задачей.

Она молча приняла одежду и ушла, пряча взгляд, искать воду для умывания. Хорошо бы ещё поесть… Но об этом она подумает позже, после того, как решит для себя, чего стоит опасаться больше – того, что её достанут японцы вместе с сонбэ в горах, или того, что Чунсок раньше не выдержит и убьёт юджон-ёнг.

Йонг даже не знала, что это значит – это прозвище, которым её наградил капитан драконьего войска. Стоит ли расспросить его о своей роли в планах генерала Тоётоми и остальных? Стоит ли бояться ещё и предназначения, которому Йонг, очевидно, не соответствовала?

Сможет ли она вернуться домой до того, как её фигура обретёт вес в этом мире? Независимо от своего положения Йонг понимала одно: пока другие верят в её значимость, она будет желанной мишенью.

Становиться яблочком в десять очков она не хотела – и неважно, как сильно её охраняли драконовы воины.

– Когда врата откроются снова? Кто их открывает? Есть ли какое-то расписание у этих врат?

Йонг шагала вместе с Ильсу и матушкой Кёнхой между Нагилем и Чунсоком и задавала вопросы через каждый шаг. На все это ответ у капитана драконьего войска был один: он не знает. Прежде врата держались двадцать девять дней и закрывались с новой луной, за это время он успел отправить обратно юджон-ёнг и позаботиться о том, чтобы японцы не нашли его лагерь и его воинов, а теперь на его плечи ложилась и безопасность его воинов, и безопасность юджон-ёнг, и он не знал ответов на все вопросы.

– Я пропустила демо-день. Меня уволят в любом случае, как только вернусь домой. Если я вообще вернусь домой. И почему я об этом думаю?…

Вопрос был риторическим; Йонг не требовала от напряжённых сопровождающих ни поддержки, которой те дать не могли в любом случае, ни вежливого участия. Но Нагиль всё равно остановился у шаткого мостика через ручей и подал руку сперва матушке Кёнхе, потом Ильсу, а потом и Йонг, чтобы она не скатилась с влажных скалистых выступов.

– Это праздник? – спросила Ильсу, дождавшись, когда Йонг спустится на вытоптанную тропу.

– Что?

– Дымо-день, – уточнила крестьянка. – Это праздник дыма и огня в твоём городе?

Йонг смутилась и не смогла подобрать слова. Они прошли ещё немного, обогнули поваленную ветром старую липу, что уже несколько месяцев, должно быть, держала путь вниз с горы. Только после десятка шагов Йонг вернулась к Ильсу с ответом.

– Это что-то вроде испытаний. День испытаний для умных людей. Если хорошо себя покажешь, то можешь получить премию… награду. Ну и ещё сможешь продвигать свой проект дальше с финансированием от руководства.

– С чем от чего?

– С финансиров… Ох. Это сложнее, чем я думала.

Поравнявшийся с ними Чунсок усугубил ситуацию:

– Что за испытания? Стрельба из лука? Верховая езда?

– Н-нет, – поморщилась Йонг. – Мы даже не дерёмся.

Лицо Чунсока вытянулось от удивления.

– Странные испытания, – заключил он, прокашлявшись. – Потому в вашем городе живут одни слабаки.

Йонг постаралась не обращать на него внимания, но даже обещание самой себе игнорировать Первого Когтя не сильно её выручало. Он вернулся в хвост их короткой колонны и продолжал буравить затылок Йонг напряжённым взглядом, будто теперь винил её за собственный интерес к сказкам из Священного Города.

Ильсу оборачивалась, пряча глаза за распущенными волосами. Она и матушка с утра сходили на реку и помылись, следуя заведённому ритуалу[40], а Йонг все проспала и потому теперь шагала по горной тропе, потея и чувствуя, как грязь с тела собирается в складках тёплой турумаги.

Вот бы окунуть голову в чистую воду, чтобы смыть пыль хотя бы с волос. О благах цивилизации вроде душа и ванны Йонг уже даже не заикалась.

Сможет ли она вообще вернуться?…

– Я понимаю, вы напуганы, – сказал Нагиль; они впятером друг за другом взбирались всё выше в горы – кажется, на этот раз лагерь перенесли на возвышенность, подальше от храма Огня, который съедал драконьи силы. – Как только мы придём на новое место, Лан попросит духов о помощи.

Йонг обошла его и теперь шагала впереди, и, хотя помощь шаманки её заинтересовала, оборачиваться она не стала и останавливаться – тоже.

– Госпожа, держитесь между мной и Чунсоком, – попросил Нагиль второй раз, обогнал Йонг и бросил на неё сердитый усталый взгляд. – В этой части гор стоят деревни разбойников.

Она замерла, заставила сердце замедлить бег. Злость, что одолевала её совсем недавно, поутихла и забылась из-за крестьян в деревне, из-за страха, засевшего в груди болезненным напоминанием о собственной беззащитности, из-за похорон и молчаливой тоски, источаемой матушкой Кёнхой. Теперь она будто просыпалась в Йонг с новой силой и набирала обороты, мешала мыслить здраво. Стоило бы успокоиться и вспомнить, что Нагиль и его воины помогают ей, и нет их вины в том, что добродушная девчонка из двадцать первого века увязалась за своим бедовым парнем в не-Чосон.

Йонг вскинула голову к небу. Сейчас оно было светлым до болезненной рези в глазах. Ночью же даже за густой листвой звёзды светили так ярко, что Йонг без труда находила самые сложные созвездия, висящие над Корейским полуостровом. Здесь они были такими же, как в её родном мире. Здесь многое было таким же, как в прошлом её родного мира.

Многое, но не всё.

– Нагиль, – позвала Йонг. Нагиль не обернулся, но сбавил шаг. Чунсок возмущённо запыхтел позади, а матушка Кёнха ахнула и заворчала что-то про вежливость, о которой молодое поколение позабыло совсем. Ильсу не к месту покраснела. Йонг смутилась только теперь – когда они разговаривали с капитаном в гостевом доме, разница в возрасте между ними была последней причиной для волнений. Сейчас же, поравнявшись с Нагилем, она отметила, что он выглядит старше её, по крайней мере лет на пять.[41]

– Да, госпожа Сон Йонг?

Йонг моргнула несколько раз, сбавив шаг.

– Сколько раз Бездна открывала Глаза?

– Вы называли её чёрной дырой, – подсказал Нагиль, и Йонг испытала невольное удивление. – Несколько. Пять раз.

– Это происходило каждый месяц?

– Нет.

Некоторое время он молчал и заговорил снова, когда они остановились попить воды и растереть уставшие ноги.

– Первый раз врата появились тридцать три луны назад вблизи Обезьяньего плато, – сказал Нагиль в воздух. – Во второй раз – на Тэмадо. Тогда Ким Рэвон привёл сюда юджон-ёнг впервые. Не будем останавливаться, госпожа, нам ещё долго идти.

Он зашагал дальше, постоянно оборачиваясь, хотя Йонг не спотыкалась и не медлила, стараясь услышать каждое слово.

Изредка по обе стороны от невытоптанной тропы слышались шорохи и свист – это Дочери перемещались между деревьями и сообщали друг другу и своему капитану, что путь дальше открыт. По планам Нагиля, они должны были прийти на новое место раньше остальных.

– А третий раз?

– В третий раз врата открылись в Алмазных горах. А после – у подножия Тёмных гор. Мы нашли его не сразу, – Нагиль замолчал и продолжил, только когда Йонг поравнялась с ним на тропе и попыталась обойти, – того мальчика.

– Того, что стал имуги? – переспросила Йонг. Чунсок за её спиной оступился, тревожно зазвенел меч у него на поясе. Йонг не обернулась, но вздрогнула.

– Да, – выдохнул Нагиль. – Гу Ке Шин. Они держали его в пещерах между горами, туда трудно подобраться. Мы пришли, но было слишком поздно.

Мысль о том, что Нагиль убил человека – совсем юного, подростка! – легла в и без того растревоженное сознание Йонг, как в болото: всколыхнёшь о ней память, она вернётся на поверхность, оставишь без внимания на долгое время, и она осядет на самое дно и забудется, увязнет в иле и скроется под другими тревогами. Чунсок топал позади Йонг громче прежнего, и звон его меча сейчас беспокоил больше воспоминаний о незнакомом ей Гу Ке Шине.

– Я тоже могу стать имуги?

Нагиль резко остановился.

Сомнения волновали её и прежде, но ещё недавно она считала их несущественными – когда доверилась сонбэ и ждала возвращения в свой мир через чёрную дыру у Тоннэ. Раз та закрылась, не оставив и следа, перспектива стать безрогим драконом снова замаячила на горизонте её событий. И пугала. По-настоящему.

– Нет, госпожа Сон Йонг, – процедил Нагиль, тихо и жёстко, как сквозь зубы, – вы не обернётесь змеёй.

Чунсок неодобрительно выдохнул – Йонг отметила это запоздало, уже после того, как ощутимо замерло, сбиваясь с ритма, стучащее в груди сердце. Она кивнула, хотя никто на неё не смотрел, и Нагиль не смотрел и не мог видеть её молчаливого согласия, и тут же зашагала вперёд, глядя себе под ноги.

– Если вы станете имуги, я первым обнажу меч, – пообещал Чунсок – громко, чтобы Йонг услышала и испугалась, должно быть. Но угрозы цели не достигли – Йонг шагала по тропе, слыша, как колотится сердце прямо у неё в голове, стуча изнутри по перепонкам.

Нагиль стискивал рукоять меча, висящего на поясе, и не дышал до тех пор, пока госпожа не дошла до спуска с холма.

* * *

Было совершенно очевидно, что они задерживались из-за женщин: Йонг шагала быстро, как могла, старалась придерживать матушку Кёнху под руку, но то сама запиналась о торчащие из земли камни, то матушка спотыкалась о свои же усталые ноги, и Чунсок то и дело придерживал женщину, чтобы не дать свалиться в чернеющую слева бездну. Ильсу давно не оглядывалась и с видимым усилием волочила ноги. Они шли вдоль ущелья, срезая путь, хотя могли пересечь реку ниже по течению и добраться более безопасным способом.

– Скорость – наш залог безопасности, – заключил Нагиль. Чунсок спорить с ним не стал, а Йонг не поняла, между чем они делают выбор, и в итоге по горной тропинке шла вместе с матушкой и Ильсу очень медленно и с опаской косилась вниз.

Солнце уже клонилось к горизонту, когда они решили сделать привал. В отвесной скале, вдоль которой они медленно пробирались к более широкой части дороги, обнаружилась пещера – когда-то здесь отвалился целый кусок горы, оставив после себя пустоту с висящими над головой на высоте в два человеческих роста каменными зубьями.

Нагиль оставил Йонг и Ильсу с матушкой в пещере, а сам вместе с Чунсоком ушёл поискать воду. Йонг достала из висящей на плече сумы остаток рисового шарика от завтрака, протянула его женщине. У Ильсу была недоеденная от бедной утренней трапезы лепёшка. Втроём они разделили скромный обед.

– Вы знаете, куда мы идём? – спросила Йонг. Ильсу помотала головой, матушка Кёнха зажмурилась – сухие веки, точно бумажные, закрыли мутные глаза, и плоское лицо женщины почти слилось по цвету с её серым ханбоком.

– Идём, куда скажут, подальше от японцев, поближе к столице, – сказала Кёнха. – Говорят, наш король бежал на север, да только я всё же верю, что под стенами Хансона безопаснее, чем у берегов. В глубине страны нас не достанут японские захватчики.

– Достанут, – нехотя возразила Йонг, произнесла это тихо, чтобы не пугать женщину. Пусть этот Чосон отличался от Чосона из прошлого её родного мира, события этого времени здесь развивались похоже.

Что есть у корейского народа, чего не хватает японцам для победы? Дракон без надёжного тыла из королевской армии. У генерала Тоётоми были люди, много людей. И был Рэвон, знающий слишком многое даже для того, кто пробыл в Корее Йонг не так долго.

– Адмирал Ли Сунсин вам поможет, – вспомнила Йонг, и тяжелеющее от предположений сердце трепыхнулось в груди свободнее. Точно, герой Ли Сунсин одолеет японский флот, а после вернёт Чосону независимость. Стоило поговорить о нём с Нагилем, вместе они справились бы с захватчиками Тоётоми быстрее и эффективнее…

– О ком это ты? – спросила вдруг Ильсу, и Йонг вынырнула из своих мыслей и бросила на неё недоверчивый взгляд. Ильсу ответила Йонг точно таким же.

– Адмирал Ли Сун… герой страны. Будущий герой.

Ильсу и её мама переглянулись, Кёнха покачала головой.

– Из какого ты города, девочка? – спросила Кёнха.

От неуклюжего ответа её спасли вернувшиеся с водой Нагиль и Чунсок.

– Вы отдохнули, матушка? – последний склонился к женщине и вежливо ей кивнул. – Нам стоит поторопиться, если хотим спуститься в ущелье до темноты.

Йонг смотрела на Нагиля. Его называли Драконом Дерева, вместе с другими он поклонялся Фениксу и приносил жертвы землям огня. Здесь, в этом не-Чосоне, где вымышленное из мира Йонг соприкасалось с реальным, где существа из сказок были настоящими, а герои из прошлого Йонг – выдуманными, где было столько совпадений и ещё больше различий с её собственным миром, Нагиль становился в один ряд с Ли Сунсином – был героем и защитником больше, чем простым человеком.

Спасёт ли он её прежде, чем вырвет свою страну из лап Тоётоми? Йонг вновь подумала о том, что могла бы довериться дракону, даже если до сих пор верила в него с натяжкой. Адмирал Ли Сунсин прежде тоже был бесконечно далёк от Йонг, а теперь у неё был вероятный шанс встретить его – пускай и в параллельном мире не-Чосона.

* * *

– Я держу вас, вы не упадёте, – подбодрил Нагиль в начале нового отрезка пути.

Нагиль притянул Йонг ближе к себе, когда мелкое крошево у неё под ногами посыпалось в ущелье; рука у него была горячая, почти лихорадочный жар. Йонг чувствовала в сгибах его ладони старый шрам, похожий на тот, что украшал ладонь Рэвона, и гадала, было ли это простым совпадением.

– Если я упаду, ты превратишься в дракона и подхватишь меня? – спросила она, гоня прочь ненужные сейчас мысли.

– Я не смогу сейчас разбудить дракона, госпожа Сон Йонг, – неожиданно сказал Нагиль. Йонг вскинула голову, чтобы увидеть его лицо в опускающемся на горы сумраке.

– Что? Почему?

– Я ещё слишком… – он помедлил с ответом, но заметил взгляд Йонг и сдался: – Я ещё слаб, чтобы будить дракона.

Йонг шагала теперь по правую от него руку, зажатая между ним и щербатыми скалами, и впервые думала, что дракон внутри человека не похож на привилегию. Может быть, проклятием он тоже не был, но Йонг видела Нагиля, когда он еле ходил и держался за трость, как старик, и понимала, что сама не заплатила бы подобной цены за могущественное существо в своей груди.

– Но я защищу вас любым способом, – пообещал Нагиль – вырвал слова из глотки, будто боролся за них с самим собой. Ещё одно обещание. Йонг никогда не удостаивалась подобных почестей, ей было бы гораздо привычнее, если бы Нагиль вёл себя как хмурый и злой Чунсок.

В её мире к словам относились проще: сказал одно – сделал другое, потому что имел в виду вообще третье. Слова Нагиля были не такими. Они были простыми и понятными, без второго дна, и несли ровно тот смысл, который он в них закладывал, – защитить, обезопасить, вернуть домой. Но можно ли им верить, не зная, как относятся к обещаниям в этом мире?

– Сонб… Рэвон сказал, ты не можешь соврать, – прошептала Йонг, обходя выступ каменной глыбы. Нагиль придержал её за руку, помог перебраться через обрыв тропы.

– Драконы не лгут, – нехотя произнёс он. Йонг поморщилась.

– В отличие от людей, – согласилась она. Люди врут даже себе. Взять хотя бы сонбэ, который боролся за чужие идеалы и следовал чужой воле, а свои желания скрывал от самого себя и гордился этим, похоже.

– Люди тоже не лгут, – возразил ей Нагиль. Йонг остановилась перед спуском с холма и дождалась, когда он пройдёт вперёд и подаст ей руку – ладонь легла в ладонь быстро и легко.

– В моём мире люди лгут постоянно, – сказала Йонг.

– А в моём они обманывают себя.

– Это одно и то же, Мун Нагиль.

Они остановились, чтобы дождаться отставших Ильсу, Чунсока и матушку Кёнху, и пошли дальше по более широкой тропе все вместе.

– Я не был бы столь категоричен, госпожа Сон Йонг.

Йонг замолчала; спокойный и ровный голос Нагиля влился ей в уши и впитался в кровь вместе с кислородом. Возражать ему больше не хотелось, и часть пути она гадала, является ли это своеобразной драконьей магией или его собственным влиянием.

Считал ли Нагиль, что тот же Рэвон обманывал себя?

– Откуда ты знаешь сонб… Ким Рэвона? – наконец спросила Йонг, когда сил ломать голову уже не осталось. Нагиль бросил куда-то в сторону шипящее слово, ругательство, и качнул головой – заметались по плечам пыльные пряди волос.

– Мы учились у одного мастера.

Йонг удивилась бы, если бы не усталость, сковавшая все мышцы её тела.

– И что случилось?

Нагиль не отвечал – некоторое время она слушала размеренный такт его шагов, не сбиваемый, точный. Потом он посмотрел на Чунсока, бросил на него короткий взгляд поверх головы Йонг, и тот отошёл назад, придержав матушку и Ильсу, и зашагал на расстоянии пары метров от своего капитана и любопытной юджон-ёнг. Вряд ли это решение далось грубому воину так просто.

– Ким Рэвон должен был стать Драконом, – сказал Нагиль. Йонг сбилась с шага и чуть не запнулась. – Должен был служить королю и оберегать страну.

– Почему же теперь он служит японскому генералу?…

Нагиль вздохнул.

– Потому что не прошёл ритуал посвящения, дракон не выбрал его сосудом. Мастер Вонгсун… Мастер возлагал на него большие надежды, предрекали, что Ким Рэвон станет защитником Чосона, его щитом. Но что-то пошло не так. Ритуал оборвался, мастер Вонгсун отозвал своё решение и лишил Рэвона поддержки. Если бы он…

Небо за горным хребтом быстро темнело, будто в дневной свет вливали чернила, разбавляли его синим и серым, мешали оттенки – будто кто-то невидимой рукой разводил на небе ночь.

Йонг не заметила, как прошёл день, но и теперь её занимали вопросы важнее времени суток.

– Нагиль?

Нагиль молчал, стискивал рукоять меча в ладони и почти плавил металл горячими пальцами.

– Имей Рэвон достаточно терпения и смирения, мастер простил бы ему и его гордыню, и жадное тщеславие. Но ему было мало Чосона и мало служения королю.

– И он выбрал Тоётоми, чтобы завоевать две страны сразу… – догадалась Сон Йонг. Нагиль кивнул. Йонг вспоминала сонбэ из пусанского института, понимая, что совсем не знала его. И с чего она решила, что может как-то повлиять на Рэвона, когда он с первой же минуты в этом мире твердил ей как заведённый: «Ты моя надежда, Сон Йонг, ты должна помочь мне».

Нет, в который раз подумала Йонг. Не должна.

Не её война. Не её мир. Не её драконий защитник. И вмешиваться ни во что она не будет – только найдёт способ вернуться домой.

Йонг покосилась на Нагиля, опустила взгляд к руке, стискивающей меч. Должно быть, он тоже считал себя преданным Ким Рэвоном. Ох, Сон Йонг, зачем тебе думать об этом?…

Но слабый тоненький голосок уже зародился в отдалённой части её сознания, той, куда Йонг не заглядывала с тех пор, как повзрослела; этот голосок шептал ей с первой встречи с Нагилем – «Давай поверим ему, давай поможем ему, давай поддержим его!», – потому что мало в жизни Йонг было людей, которые говорили то, что имели в виду. Ещё меньше в её жизни было драконов.

И если бы сонбэ Ким Рэвон стал драконом вместо Нагиля, оказалась бы она здесь? Привёл бы Нагиль Сон Йонг в свой мир, чтобы доказать, что он не хуже своего друга? Вряд ли.

9

Они спустились в ущелье, когда солнце уже скрылось за зубастым горным хребтом, и, несмотря на тёплую турумаги, Йонг ёжилась и растирала руки, лишь бы не дать холоду сковать тело. Она часто и слабо дышала – переход выпил из неё все оставшиеся силы и бросил бесконечно длинной каменной тропе на забаву, и к концу дня Йонг чувствовала, что теряет себя. Хотелось есть и спать, но ещё больше – просто сидеть и не двигаться.

Днём Йонг не замечала Дочерей, только слышала их редкие шаги и свист, на который Нагиль и Чунсок отвечали с мудрёной витиеватостью, точно выводили песню. Но едва под ногами Йонг оказалась ровная поверхность земли, широкая дорога в сочленении двух гор, она заметила разгорающийся огонь у зева пещеры и знакомые фигуры перед ней. Дочери поймали кроликов и двух белок, Юна разводила костёр, Дарым несла в ковшике воду.

– Ораёнъ[42], – поприветствовали они подошедшего к огню Чунсока. Тот ответил кивком и сел, вытягивая к костру ноги. Нагилю девушки поклонились, перекинулись с ним парой слов на том же непонятном Йонг языке, затем Юна пригласила поближе к огню матушку Кёнху.

На Йонг она и её напарница почти не смотрели. Та гадала, все ли лица, которые она видит здесь, имеют своих двойников в её собственном мире. Юна была поразительно похожа на её коллегу, но Дарым Йонг видела впервые. Как и Чунсока, Ильсу и остальных. Как и Нагиля.

Йонг села немного дальше от костра, чтобы дать место Ильсу и её матери, прислонилась спиной к покатому своду пещеры. Та была чуть влажной от обрушившегося к ночи холода, покрыта тонким слоем зелени – плющ тут вился от самой земли и прорастал упрямым сорняком сквозь трещины, обнимал стены пещеры, создавая мягкую прослойку между спиной Йонг и камнями. Она откинула голову на плющ, прикрыла глаза.

Несмотря на пробирающий до самого дна желудка голод Йонг провалилась в сон тут же, будто и не спала прошлой ночью.

– …через день, если поторопимся. Лан будет ждать вас, Вонбин сказал, что приведёт её в назначенное место.

– Нет нужды торопиться.

– Капитан.

Йонг очнулась от запаха жареного мяса – рот наполнился слюной ещё до того, как она пришла в сознание, – и потому чуть не захлебнулась, с трудом разлепляя губы. Те покрылись неприятной коркой, щипала царапина в уголке. Йонг потянулась на запах еды, ещё не открыв глаза, но услышала разговор Дочерей, Чунсока и Нагиля, и осталась на месте.

– Мы не можем идти с нашей обычной скоростью из-за женщин, им нужен отдых и частые перерывы, – говорил Нагиль. – Поэтому я просил вас идти со мной короткой тропой. Если бы мы повели всех вдоль реки в таких условиях, путь занял бы у нас всю луну. Остальные прибудут на место через пять дней, мы окажемся там немного раньше, даже если сбавим скорость.

– Это всё ещё опасный путь, – возразил ему Чунсок. – Здесь повсюду разбойничьи деревни.

– Поэтому нас так мало, – сказал Нагиль. – Мы не привлекаем внимания, но должны быть начеку.

Йонг открыла глаза: размытый мир обретал чёткость, силуэты сидящих у костра воинов замкнулись в границы тел. Лицом к ней сидел Нагиль, Чунсок напротив, Дочери по обе стороны от него. Ильсу спала в пещере рядом с матерью. Йонг была накрыта тёплой турумаги, пахнущей пеплом.

– Мне не нравится этот план, капитан, – отрезал Чунсок. Нагиль не стал с ним спорить.

– Мне тоже, – согласился он, но голос стал тише. – Только иного выбора у нас нет. Или предлагаешь оставить женщин в горах, отдать в руки разбойникам или японцам?

Чунсок виновато опустил голову.

– Науйо.

– Небо рухнет, – заявила вдруг Дарым, – а дырка всё равно найдётся.[43]

Нагиль усмехнулся – впервые на памяти Йонг, – смешок вышел глухим и кратким, но всё же выдавал облегчение.

– Точно. А теперь отдохните. Я сменю Чунсока в час тигра[44]. Просыпаемся на рассвете.

– Сэ, ёнгданте! – отозвались Дочери, Чунсок сдержанно кивнул.

Язык, которым пользовалось драконье войско, был странной смесью корейского с чем-то ещё, незнакомым Йонг, будто воины брали чужеродные слова и вплетали в старый корейский диалект, что-то среднее между столичной формой и провинциальным говором. Будто чистую воду мешали с красками. Будто в рисовую кашу добавили авокадо – и перетёрли так, что не разделить.

– А как быть с юджон-ёнг? – спросила вдруг Юна, вставая с места. – Она ничего не ела.

Йонг всмотрелась в лицо девушки – всполохи от огня оставляли на её щеках оранжевые пятна, красноречиво выделяя ненадуманное волнение.

– Поест, если проснётся, – отозвался Чунсок. Нагиль кивнул ему, оставил у костра и ушёл отдохнуть под своды пещеры.

Йонг услышала оттуда тихое: «Юна. Спасибо за беспокойство». И ответное, смущённое: «Дэ надаль[45], ёнгданте».

Йонг не знала, оставаться ли ей на месте, пытаясь уснуть, или всё же присоединиться к сидящему в одиночестве у огня Чунсоку. Тот точил меч о камень, горбил спину, и некоторое время Йонг могла рассматривать его затылок и широкие плечи, обтянутые тёмной турумаги, без боязни быть обнаруженной. Только спустя некоторое время он всё же выпрямился.

– Поешьте, упрямая госпожа, – сказал он без заминки, но не обернулся, чтобы совсем прижать Йонг взглядом к камням. Она могла бы удивиться, но отчего-то поняла, что ожидала подобного от Первого Когтя. Йонг кое-как поднялась на ноги, размяла затёкшие руки.

– Спасибо, – сказала она сипло, когда подошла к костру, и протянула турумаги Чунсоку. Тот кивнул на сухой камень рядом с собой, одежду не взял.

– Отдайте её капитану. Утром – сейчас оставьте себе.

Он говорил коротко и тихо, Йонг не решилась спорить, особенно в тот момент, когда он подал ей зажаренную на вертеле тушку белки. Она никогда не ела белку.

Мясо было жёстким, неуступчивым, отдавало сухим хвойным запахом и палой листвой. Не хватало соли и перца, зато обгоревшая кожица хрустела на зубах, вызывая мысли о стоматологических процедурах всевозможных масштабов. Мечтай, Сон Йонг. Не умрёшь с голоду – уже хорошо.

Йонг не заметила, как обглодала тушку непривычного зверя до самых костей, и теперь, извозившись в саже и жире, утирала рот рукавом турумаги. Желудок свело после целого дня голодовки.

– На том склоне течёт ручей, – сказал Чунсок, всё это время делавший вид, будто не слышит, как громко ест Йонг, и не замечает её присутствия рядом.

Йонг отложила в сторону вертел – тонкую веточку с заострённым концом, которой при желании можно было проткнуть шею. Рядом с Чунсоком, напряжённым и сердитым до самых кончиков пальцев, Йонг чувствовала себя так, словно в любой момент они ожидают нападения с гор и держать при себе хоть какое-то подобие оружия – необходимая данность, а не одолевающая её паранойя.

– У тебя есть кинжал или… – заговорила Йонг, осматривая горы. Было так темно, будто кто-то накрыл ущелье плотной завесой – даже свет множества звёзд, такой яркий для глаз Йонг, не мог дотянуться до земли, где она сидела.

– Кинжал? – переспросил Чунсок. Осмотрелся вслед за Йонг и хмыкнул: – Вы не сумеете с ним сладить, упрямая госпожа.

При иных обстоятельствах Йонг передразнила бы его, выдала бы саркастичное замечание про его тон, но теперь на это не было сил. Она просто кивнула.

– Тогда составь мне компанию.

– Что?

Йонг пояснила:

– Посторожи меня. Я хочу помыться, это займёт от десяти минут до получаса, плюс подъём на склон. Не хочу, чтобы меня нашли какие-нибудь разбойники.

Чунсок вскочил на ноги, будто его ужалили. Йонг решила было, что он согласен пойти с ней и теперь придётся смущаться и отказываться от его помощи, но он вытащил из-за пояса нож средней длины и молча протянул ей.

– У вас полчаса, – проворчал он. – Потом я отправлюсь за вами.

Рукоять ножа была тёплой, нагрелась от тела своего хозяина, а лезвие – блестящим, с отражающимися в нём искрами из костра. Йонг схватилась за него обеими руками, и Чунсок снова хмыкнул:

– Говорил же, вы с ним не сладите.

Йонг бросила ему хмурый взгляд и ушла, еле перебирая усталыми ногами. Вообще-то помощь Чунсока была бы очень кстати, и Йонг не шутила на этот счёт, даже если первое желание после своих слов испытывала только одно: забрать их назад. Горы ночью – совсем неподходящее приключение для девицы вроде неё.

В слабом теле – слабый дух, а в Йонг её душа еле теплилась и трепыхалась, точно огонёк свечи, готовый потухнуть от любого неверного движения или порыва ветра.

– Ладно, Сон Йонг, – бурчала она сквозь стиснутые зубы, поднимаясь по склону к ручью, указанному Чунсоком. – Вот увидишь, тебе станет легче после ледяной ванны.

То, что вода в горном ручье будет обжигающе холодной, она не сомневалась ни на мгновение и заранее готовила себя к шоку. Но лучше смыть с себя трёхдневный слой грязи, пота и слёз, а потом отогреться у костра, пусть Чунсок будет ворчать сто лет, что она стучит зубами.

Ручей – неширокий поток, собирающийся выше по склону и стекающий в небольшую запруду на изгибе горы, – приветливо журчал, в его воде отражались звёзды, дрожа на слабой ряби. Йонг стянула с себя турумаги, положила поверх неё нож Чунсока и присела на камни. Вода была невозможно ледяной, пальцы тут же свело до боли. Йонг невольно охнула, вздох унёсся вверх по склону и затерялся среди стволов сосен и в пучках тёмной травы, торчащих из камней прямо в отвесной скале.

– Ладно, – повторила она, – это не должно быть так ужасно. Всё лучше, чем ходить грязной…

Она опустила в воду обе руки, зажмурилась от охватившего тело шока – казалось, сердце застыло, так стало холодно. Йонг опустила голову ещё ниже и плеснула в лицо водой. Если её и клонило в сон от усталости всё это время, вода выдернула и голову, и тело, и само сознание из дремоты и заставила судорожно глотать ртом воздух – тот оседал в горле изморосью, сразу же думалось о простуде, лихорадке, об отсутствии медицины в здешних местах…

Йонг приходила в себя и не услышала шороха и тихих шагов за спиной. Чунсок был прав: она не справилась бы с ножом – едва заслышав посторонний шум, Йонг с трудом повернулась и попыталась ухватить нож окоченевшими пальцами, но тот выскользнул обратно в складки турумаги, а Йонг накрыла тонкая тень.

Пора звать на помощь.

– Юджон-ёнг? – раздался над ней женский голос, и Йонг скатилась коленями в ручей и почти закричала – холод сковал горло.

Охнула и засуетилась позади Юна, помогла ей выкарабкаться из воды.

– Зря вы пошли одна, юджон-ёнг, – запричитала Юна. Йонг дрожала всем телом, отвечать не могла. – Я помогу вам, давайте помогу.

Обратно они вернулись вдвоём: Юна вела Йонг под руку, та спотыкалась и почти падала от холода. Зато помылась, думала Йонг. Всё же лучше, чем блуждать по горам потной и вонючей, как сто больных свиней.

– Я просил поторопиться, – заворчал Чунсок, едва они приблизились.

Юна усадила Йонг ближе к костру, подала разогретую в глиняной кружке воду.

– Говорил же, ни с чем не справитесь, – продолжал Чунсок. Йонг бросила на него равнодушный взгляд и спряталась в идущих от кружки клубах пара.

– А ты и сам хорош, – бросила вдруг Юна. – Капитан сказал присматривать за юджон-ёнг, а ты отправил её одну в горы.

– Я в няньки не нанимался, – возразил Чунсок. – Не обязан таскаться за ней, как пёс на привязи.

– Чунсок!..

Йонг отставила кружку резким движением, Юна захлебнулась словами и прикрыла рот. Чунсок смотрел на Йонг злым, по-настоящему злым взглядом, и это вконец её добило.

– Я не просилась, – начала она и тут же закашлялась. Становилось жарче – плохой знак, совсем плохой. В волнах накаляющейся лихорадки Йонг совсем сбилась и продолжила хриплым, низким голосом: – Я не просилась в твой мир и не просила страданий. Не знаю, в каких бедах ты меня обвиняешь, все они явно не превышают тех, что уже свалились на мою голову. Будь у меня выбор, я бы точно не согласилась на подобное, но я здесь, и мне некого винить, кроме Ким Рэвона, а ты не можешь винить меня, хочется тебе того или нет.

Чунсок сощурился, отложил в сторону меч. Окинул Йонг внимательным взглядом, прежде чем ответить, и его лицо не дрогнуло, когда он заговорил:

– Вы представляете угрозу всему нашему лагерю. Не мы привели вас сюда, но мы возвращаем обратно, рискуя жизнью.

– Чунсок, – жалобно позвала Юна. Йонг сглотнула густую вязкую слюну – солёная, это тоже плохо.

– Ни явно, ни косвенно я никому не желаю зла, – сказала она, чувствуя, как сознание отслаивается от реальности, как её бросает в дремотный морок. – Твой капитан обещал мне защиту, и я поверила ему, хотя, видят духи моего мира и этого, здесь я никому не могу доверять.

– Так покиньте нас и ищите путь домой в одиночестве, – сказал Чунсок. Без злобы, но с читаемым в каждом звуке высокомерием. Это Йонг разозлило, хотя повысить голос или сделать его твёрже она уже не могла.

– Не очерняй своего капитана, – бросила Йонг. Только теперь Чунсок изменился в лице, взгляд потемнел.

– Капитан сделал для вас больше, чем должен был, не вам судить его, – выплюнул он.

– Это ты меня вынуждаешь, – отрезала Йонг. Чунсок подавился воздухом, зашуршали мелкие камни у него под дрожащими ногами. Йонг продолжила, прерываясь на каждый болезненный рваный вдох: – Ты его Первый Коготь, должен поддерживать его слова действиями, но твои собственные желания вредят общему делу. Ты не нанимался мне в няньки? Я и не просила. Но твой капитан дал мне слово.

Юна прижала руки к лицу и качала головой, Чунсок смотрел на Йонг так, словно в любую секунду мог броситься на неё с мечом и перерезать горло. О возможной гибели Йонг сейчас не думала. Сознание утекало сквозь выстроенную внутри защиту, рушило её стены, и она могла бы заплакать, но не было сил.

– Вы не имеете ни малейшего понятия, – засипел Чунсок, – как важен наш капитан для этой страны. И как неважны для неё вы.

– Я в курсе, – отозвалась Йонг. Силуэты Чунсока и Юны растекались перед глазами мутными оранжевыми пятнами на фоне тёмно-синего неба. – Я здесь никто, капля в чужом океане. Так почему бы не избавиться от меня прямо сейчас, а? Убей меня, пуримгарра, Первый Коготь Дракона.

Она не заметила, как удивление заморозило лицо Чунсока, как ахнула Юна.

– Убей меня, – повторила Йонг, – и прекрати свои страдания. Раз видеть меня тебе так не нравится.

– Вы не боитесь, что я исполню вашу же волю? – спросил Чунсок. Юна ойкнула и опустилась между ним и Йонг.

– Пуримгарра, не нужно этого!

– Боюсь, – согласилась Йонг, не услышав Юну вовсе. – Я не хочу умирать и хочу вернуться домой. Но я не могу защитить себя, ты прав, я слаба и беспомощна, и, если ты сейчас захочешь убить меня, я не смогу защититься.

– Тогда почему…

– Ты говоришь, я угрожаю всем вам. Чем может грозить целому лагерю опытных воинов одна слабая девчонка, я не знаю. Но раз Первый Коготь меня боится, видно, дело серьёзное.

Чунсок скрипнул зубами, потом выругался. Йонг могла бы записать себе победу в словесных дебатах, но была слишком занята тем, что цеплялась за остатки сознания всеми силами, которые ещё теплились в ней. Разум утекал в небытие.

– Похоже, тебе придётся заделаться ещё и доктором, Первый Коготь Дракона, – промямлила Йонг, падая вперёд на Юну. – Кажется, мне нужна помощь…

* * *

Следующие несколько дней Йонг просыпалась и засыпала, просыпалась и засыпала, и всё это время мир перед глазами вертелся и прыгал из стороны в сторону, а горы мешались с землёй, и голоса людей втаптывались в землю их же шагами. Иногда мир замирал: Йонг уговаривали попить воды и оборачивали горящий лоб мокрой тряпкой, пахнущей травами, – нос раздирал запах имбиря и жжёного дерева. Она бормотала то ли слова благодарности, то ли проклятья, и снова проваливалась в лихорадочный сон.

В какой-то момент ей почудилось, что она летит: волосы трепал ветер и успокаивал пылающую голову, ладони касались шершавой чешуи, жар которой выпаривал с кожи пот, и воздух пах пеплом и гарью, а ещё чем-то нежным, пробивающимся сквозь затхлые запахи.

Цветущей сливой.

Когда Йонг очнулась, этот запах уже испарился, но она помнила его в остаточном после лихорадки видении: ускользающий аромат, затхлый и свежий одновременно. Словно горело цветущее дерево.

Она лежала в деревянном доме с низкой соломенной крышей, её накрывало пуховое одеяло, под головой была подушка, набитая рисовым зерном, под спиной – тонкий матрас. На мгновение Йонг подумала, что вернулась к себе, а соломенная крыша ей чудится.

На улице мерно стучал топор, откуда-то издалека раздавались приглушённые голоса – крики и снова стук, какой-то бытовой, но непривычный шум. Не гудели машины, не тараторил диктор в утренней передаче, не звучала подборка лучших песен из супермаркета на углу.

Йонг всё ещё пребывала в чужом ей мире.

– Чунсок просил привести юджон-ёнг в деревню, когда она придёт в себя, – зазвенел незнакомый голос прямо за стеной дома. Лёгкие шаги замерли напротив закрытого окна. – Он собирается рассказать о ней остальным, будет неудобно, если она останется в стороне.

– Но ты сказал, что она ещё слаба, – запротестовал Вонбин.

– Да, сказал и от своих слов не отказываюсь, – подтвердил незнакомец. – Но это единогласное решение всей Лапы Дракона. Я с ним согласен тоже. Накорми её и приведи, я послежу за ней.

Загремела посуда, Вонбин ойкнул и несколько раз выругался – незнакомыми, жёсткими словами, которые прозвучали словно раскаты грома или катящиеся по склону горы камни. Йонг решила, что лежать и слушать о себе сплетни – это пустая трата времени, и потому выползла из-под тёплого одеяла. Она была одета в знакомую ей турумаги, но всё равно даже на спёртом, пахнущем по́том воздухе её сперва пробрал озноб, а потом сковало от холода.

Где это она? Как давно здесь находится?

У порога стояла пара танхэ, Йонг зацепила их в последний момент и отворила скрипучую дверь – в глаза ударил слепящий белый свет, и только потом в резких солнечных лучах проявились очертания вещей. Двор был обнесён старым забором и пустовал: бедная земля, покрытая редким слоем пожухлой травы, осколки разбитой посуды и ржавый серп у крыльца. Только посередине двора стоял столик на низких ножках, да слева была пристройка – навес с соломенной крышей, под которым стояли большие глиняные сосуды с водой.

Вонбин выбежал к Йонг в тот момент, когда она шла к навесу с кувшинами, чтобы умыться. Ноги плохо её слушались, тело вело из стороны в сторону, и колючий холод мешал двигаться. Вонбин бросился ей на помощь и помог дойти до навеса.

– Вам лучше лежать, пока совсем не поправитесь, – говорил он, в словах проскальзывали знакомые Йонг интонации – так мог возразить Нагиль, но не Вонбин.

Она умылась ледяной водой, поморщилась, когда пальцы свело и холод пробрал до костей на неприветливом ветру, задувающем из подлеска за забором.

– Сколько я спала? – спросила Йонг. Вонбин усадил её за столик и беспокойно топтался рядом.

– Два дня, кажется. Капитан принёс вас вчерашним утром, сказал, вы простудились в дороге.

Йонг осмотрела выглядывающие из-за крыши дома вершины лип с редкими ярко-зелёными листьями, оглянулась через плечо. Всё, что их окружало, это уже привычный глазу лес с полуголыми деревьями и бело-серые шапки гор, затянутые дырявыми облаками. Понять, какое время суток, было практически невозможно. Знать бы вообще, какой сезон сейчас окутывает Корейский полуостров в этом мире.

– Дня три прошло, – прикинула Йонг, вспоминая мутные сновидения о переходе в горах и полёте. Что из этого было сном, а что – правдой?

– Все уже собрались, – продолжил Вонбин. – Капитан отлучился, мы ожидаем их к полудню.

– Их?

– Его и Лан. Они спустились в долину, но скоро вернутся. Здесь вам ничто не угрожает, юджон-ёнг.

Знать бы ещё, где это – здесь…

Вонбин принёс Йонг миску с кашей и глиняную кружку с водой. Она не хотела есть, хотя желудок, похоже, прилип к позвоночнику. Йонг поморщилась, взяла миску двумя руками. В ячменной каше плавали грибы и порубленный корень женьшеня. На вкус – как сопли с землёй, грибы скрипели на зубах, и Йонг с трудом проглотила всё, лишь бы не чувствовать подступающей к горлу тошноты. Это от голода.

Какой бы едой её здесь ни кормили, травить, кажется, никто не собирался, так что даже отвратительная каша была просто делом привычки и вкусовых предпочтений.

– Так где же мы? – спросила Йонг, отодвигая миску. – В очередном горном лагере?

– Не совсем, – замялся Вонбин, всё это время простоявший рядом, как часовой у врат Кёнбоккуна[46] в дни демонстрационного караула. – Чунсок попросил вас спуститься в деревню, госпожа, но вы можете остаться, если…

– Нет, – перебила его Йонг. Лицо Вонбина вытянулось от удивления. – Нет, пойдём. Кто мы, чтобы спорить с пуримгарра, да?

Вонбин фыркнул и тут же закашлялся.

Они вышли со двора и спустились по каменистой тропе в низину, прошли мимо старых разрушенных домов, похожих на тот, в котором Йонг проснулась. То тут, то там ей на глаза попадались следы чужой жизни – глиняные черепки, рукоятка от топора рядом с деревом, сам топор, ржавый и расколотый, у каменного идола с испорченной головой. Это место выдавливало из себя прошлое, как живое, не давало старому быту остаться в недрах своей земли. Йонг решила, что её спрятали в заброшенной деревне. Удобное место для той, кого в этом мире быть не должно, – она могла оставаться здесь призраком наравне с духами, не покинувшими свои старые жилища.

Но Вонбин привёл к живым.

В низине были люди – драконье войско занималось хозяйством: кто-то вычёсывал усталых лошадей, кто-то таскал воду в низкие, прижатые друг к другу, словно испуганные дети, дома, Дочери проверяли оружие и точили ножи. Поверх шума из многослойных разговоров о погоде, японцах и ужине Йонг расслышала голос Чунсока – тот стоял в дверях самого большого дома и призывал всех к тишине.

– Есть новости от капитана!

Вонбин, оглянувшись на Йонг, кивнул и подошёл поближе. Йонг проследовала за ним.

– Как вы все знаете, – заговорил Чунсок, – некоторое время назад нам пришлось задержаться у Тоннэ. Мы надеялись управиться со всем быстро, но нам помешали.

– Кетча путак![47] – прозвучал чей-то резкий окрик, тон был похож на ругательство. Йонг не узнала голос, но к нему тут же присоединились другие, и слово разошлось волной по толпе. Тут было больше людей, чем Йонг помнила, – казалось, войско дракона выросло за те несколько дней, что они шли порознь.

– Дело не только в японцах. – Чунсок вскинул руку, и взволновавшаяся толпа нехотя успокоилась. Воин чуть впереди Йонг сплюнул себе под ноги, она попыталась отодвинуться, но её уже теснили стоящие позади люди, и отходить было некуда.

– Сон Йонг? – охнула Ильсу.

Йонг обернулась, заметила ту рядом с растрёпанным мальчишкой из гостевого дома. Он вытягивал шею, пытаясь рассмотреть Чунсока. Ильсу потянулась к Йонг.

– Ты поправилась? Мы с матушкой волновались, когда капитан забрал тебя по пути в деревню, думали, ты совсем плоха…

– Я в порядке, – улыбнулась Йонг, понадеявшись, что выглядит увереннее, чем себя чувствует. Её всё ещё вело, спины стоящих впереди людей плыли перед глазами, если она резко поворачивала голову. Надо было не идти на поводу у своего упрямства, а оставаться в доме, как предлагал Вонбин. Но теперь поворачивать было поздно; кроме того, даже по прошествии нескольких дней в забытьи она всё ещё злилась на Чунсока и не хотела давать ему повода упрекать себя в новых недостатках.

– Вы знаете, наш капитан не любит секретов, – продолжал Чунсок, повышая голос. Йонг усилием воли удерживала внимание на Первом Когте. Хотелось пить. Зря она оставила кружку с водой у дома. – Мы бы хотели прояснить всю ситуацию.

Он говорил «мы», держался прямо, держал перед собой меч. Он говорил от лица своего капитана тоже, и потому его следующие слова вышли неприятными для Йонг, пусть и ожидаемыми.

– Японцы снова выкрали дракона из Священного Города, и нам пришлось вмешаться, – сказал Чунсок.

Воины заволновались – больше половины из них Йонг видела впервые, больше половины не знали о существовании Йонг. Стало не по себе, она попыталась протиснуться сквозь толпу назад, туда, где было больше воздуха и меньше людей, но её зажали, и Ильсу оказалась совсем рядом, на расстоянии одного вдоха.

– Мы хотели доставить её обратно, но врата закрылись раньше.

– Её? – зазвучало со всех сторон эхом. Йонг зажмурилась, будто всеобщее нарастающее удивление могло причинить ей боль.

– Что это значит? – спросила женщина в первых рядах. Чунсок повернулся к ней, повёл плечом. Сердитый, неуместный жест, он выдавал раздражение, какое Йонг уже успела ощутить на себе и повторять такой опыт не желала.

– Это значит, что некоторое время с нами будет жить юджон-ёнг, – договорил Чунсок.

Воины зашумели, со всех сторон послышалось это странное, теперь знакомое слуху Йонг прозвище.

– Юджон-ёнг! – вздыхала толпа, словно единое существо о тысяче голов. – Юджон-ёнг! Нерождённый дракон![48]

Йонг попыталась выпутаться из кокона чужих рук и ног и лишь привлекла к себе больше внимания. К ней оборачивались, ахали, хмурились новые лица, и поверх их макушек Йонг увидела глаза Чунсока.

Тот смотрел на неё, но ожидаемого торжества в его взгляде Йонг не заметила.

10

– Женщина! – звучало вокруг.

Слово, повторяемое многими голосами, гудело в низине и расслаивалось, уносясь поверх голов к старым домам. Йонг вжала голову в плечи, когда Ильсу присоединилась к общему удивлению и выдохнула совсем рядом с ней:

– Это тебя искали японцы!

Её схватили за руку, потянули в сторону. Вонбин, пробравшийся к Йонг через соратников, оттолкнул человека перед собой.

– Давайте уйдём, госпожа, я отведу вас наверх!

– Нет!

Их остановила женщина – высокая, одетая в зелёный ханбок Дочерей, но Йонг прежде не сталкивалась с ней и потому отпрянула в испуге. Та нахмурилась.

– Если уйдёшь сейчас, – сказала она, склонившись к Йонг, – станешь предметом сплетён и пересудов. Лучше останься.

– Чтобы вы смогли обругать меня за все беды, которым я якобы стала причиной? – огрызнулась Йонг. Женщина выпрямилась, явно читаемое на её лице удивление быстро сползло к сжатым губам.

– Мы никому не желаем зла, – сказала она и подняла руку. – К тому же ты женщина, пусть и юджон-ёнг.

Йонг вывернула плечо из-под её ладони, упёрлась спиной в Вонбина, который сдерживал напирающую толпу.

– На заре тигр не разбирает, кто перед ним, монах или пёс[49], – процедила Йонг. Женщина неожиданно усмехнулась.

– Мы не звери, госпожа, – сказала она и тут же крикнула: – Разошлись, дайте пройти! Она вам не мешок серебра!

Вонбин помог им добраться до крыльца, где стоял Чунсок, женщина почти силой втащила туда Йонг, обрушив на людей целый град шипящих ругательств. Йонг оказалась перед лицом многоголовой толпы, на обозрении нескольких десятков людей, взбудораженных и неприятно удивлённых. Где-то среди них стояла оглушённая новостью Ильсу.

– Капитан сказал, что она под его защитой! – выкрикнул Вонбин, когда Йонг встала напротив Чунсока. Тот возвышался над ней, сжимал губы в тонкую линию, хмурился. Меч перекочевал из одной его руки в другую, словно он раздумывал, не пустить ли его в ход немедленно.

– Никто не причинит ей вреда, – произнёс Чунсок, хотя его тону невозможно было поверить. Он взглянул на своих людей и добавил, понизив голос: – Я не думал, что вы будете здесь так скоро, упрямая госпожа.

Это извинение? Прозвучало совсем иначе, будто Чунсок делал ей одолжение. Йонг сглотнула сухой ком в горле, покосилась на Вонбина. Парня оставили внизу, женщина, что привела Йонг, поймала её взгляд и кивнула.

– Можешь представиться, – сказала она. – Мы здесь защищаем таких, как ты, а не отправляем к праотцам, точно выродки Тоётоми.

По взглядам, направленным на неё, Йонг могла бы судить иначе, но спорить не стала. Не время, не место для лишних слов, особенно в её положении: от испуга, взобравшегося по желудку к самому горлу, Йонг тошнило ещё больше, и съеденная каша грозилась выползти наружу.

Она спрятала дрожащие руки в подоле турумаги, натянула пояс и намотала его на пальцы. Спокойно, Сон Йонг. Господин дракон обещал тебе защиту от своих же людей, они ведь его послушают… Послушают же?…

– Меня зовут Сон Йонг. – Она медленно поклонилась, стараясь не опускать голову слишком низко – пол и без того ходил волнами, когда она смотрела себе под ноги. – Меня затащили в этот мир против воли, но ваш капитан сказал, что я не стану драконом и не превращусь в змея, поэтому…

– Откуда ей знать? – негромко возмутился парень лет двадцати, похожий на Тэгёна, коллегу Йонг, если бы тот был помладше. Йонг почувствовала, как свет слепит ей глаза.

– Я…

– Капитан дал ей слово, – вдруг заявил Чунсок. Йонг вздрогнула и обернулась. – В нашем лагере никто не причинит ей вреда, и мы поможем ей вернуться в Священный Город. Если она не обернётся имуги.

Последнюю фразу он договорил уже тише, красноречиво взглянув на Йонг. С той частотой, с которой Мун Нагиль давал ей обещания, за которые держались все в его войске, Чунсок, правая рука капитана, оставлял предупреждения, о которых Йонг не просила.

Предупреждения, что легко было превратить в угрозы.

– Так она юджон-ёнг? – переспросили в толпе. – Пуримгарра, если капитан верит, что она не будущий дракон, значит…

– Значит, он сделает всё возможное, чтобы она им не стала, Кантэ, – остановил вопросы Чунсок. Обвёл взглядом своих людей и кивнул женщине, которая привела к нему Йонг. – Гаин, распорядись, чтобы юджон-ёнг отвели место в казарме с Дочерьми. Собрание окончено, пусть все расходятся.

Он развернулся лицом к дверям дома и хотел уже скрыться в нём, но Йонг преградила ему путь. Чунсок вздохнул, опустил голову – он был куда выше её и выше, должно быть, своего капитана.

– Кэму? – Йонг замешкалась, и он перевёл, закатив глаза: – Что?

– Ты заставил меня говорить, когда я не была готова к выступлениям, – заявила Йонг. Вскинула подбородок, высмотрела в тени крыльца напряжённое лицо Первого Когтя. – Не хочешь теперь сам выслушать?

Чунсок покосился сперва на Гаин, затем вновь перевёл взгляд на Йонг: от неё не ускользнуло то, с каким нежеланием он соглашается с ней.

– Хорошо. Хочешь говорить – говори. Но в доме, не здесь.

Йонг зашла после него, Гаин и двух молодых людей примерно одного возраста – Дэкван и Чжихо, насколько Йонг могла судить по рассказам Дочерей, которые присматривали за ней раньше. Вонбин остался ждать её снаружи, она кивнула ему и закрыла за собой дверь.

Четыре человека сели за широкий стол с выжженным на поверхности знаком в самом центре – инь и ян с четырьмя символами, разложенными на четыре стороны света. Север, юг, запад, восток. Рядом с ними были выведены изображения четырёх знаков зодиака[50], но все, кроме Лазурного Дракона, затёрлись и потускнели от времени.

– Итак, – заговорил Чунсок, обращаясь к замершей в шаге от него Йонг. – Ты хотела поговорить.

Пришедшие с ним люди рассматривали Йонг. Йонг рассматривала их.

Вонбин говорил о них в ночь похорон. Первый Коготь, пуримгарра, – правая рука капитана Чунсок. Второй Коготь, сыгунгарра, предводительница Дочерей Гаин. Третий Коготь, тырсэгарра, мастер боевых искусств Дэкван. И Четвёртый Коготь, куаргарра, лекарь Чжихо.

Четыре человека, наиболее значимые в драконьем войске после капитана. Его советники и помощники. Лапа Дракона.

Теперь они смотрели на Йонг, которую больше не прикрывал собой Мун Нагиль, и ждали, должно быть, когда она оступится. Как скоро они смогут выгнать Йонг из лагеря, где их командир пообещал ей защиту? Как быстро решат, что она представляет для них угрозу, как уже решил Чунсок? Мог ли он повлиять на остальных Когтей так, как влиял на них Нагиль?

Йонг на несколько секунд задержала дыхание, чтобы успокоить разбушевавшееся в груди сердце, и открыла рот.

* * *

В некотором смысле – болезненном, неадекватном, искривлённом фантазиями смысле – положение Йонг было даже интересным. Она наблюдала, как на новом месте разворачивается воинский лагерь, как слаженно работают все подчинённые Нагиля, как из гружёных телег и повозок заново вырастают посреди заброшенного поселения рядом с бурной рекой казармы, жилые постройки и ангары. И думала, что родители отдали бы всё на свете, чтобы оказаться на её месте.

Занимался вечер. Йонг покинула казарму вместе с Вонбином и Чжихо – лекарь вызвался отвести её к дому и осмотреть. Пока она говорила, сидя перед Лапой Дракона, Чунсок смотрел на неё враждебно и хмурился, Гаин пыталась перебивать, а Дэкван за всеми наблюдал без единой эмоции на лице. И только Чжихо поставил перед ней стул, усадил её и принёс миску с горьким отваром.

– Мы сделали скоропалительные выводы, – сказала Гаин, прерывая затянувшееся молчание после того, как Йонг закончила свою речь. Правая рука капитана нехотя кивнул.

– Возможно, опасности вы не представляете, юджон-ёнг, – добавил он, глуша звуки, словно боролся с самим собой за каждое слово. – Капитан подтвердил, что в вас нет силы дракона и стать безрогой змеёй вам не грозит. Тем не менее…

Чунсок поднялся со своего места – с его ростом он нависал над Йонг и мог показаться злым великаном из старых сказок, если бы Йонг оправданно не злилась на него всё это время.

– Итак! – молчащий до этого Дэкван хлопнул по столу и тоже поднялся. – Мы закончили, верно? Пока юджон-ёнг остаётся с нами, никто в нашем войске не позволит ей пострадать. Особенно Чжихо.

Все покосились на лекаря, тот хмыкнул и заговорил, не отвлекаясь от своего занятия – он крутил миску двумя руками, и отвар в чаше ходил кругами, а травинки перемешивались друг с другом, создавая узор.

– Скажем так, я не буду доволен, если кто-то здесь навредит госпоже. Я не для того выхаживал её, чтобы любой из вас потом доводил её до нового обморока. Выпейте это, юджон-ёнг.

Йонг взяла миску. Травинки сложились на дне в символ тайцзи. Великий предел. Йонг зажмурилась и выпила лекарство. Как и ожидалось, оно было горьким, стекло вниз по горлу и осело в полупустом желудке, и тут же захотелось воды. Жжёное дерево и тонкая нотка из каких-то цветов, Йонг потрогала языком зубы, на которых остался неприятный осадок.

– Я провожу вас к дому, юджон-ёнг, – сказал Чжихо, принимая у неё миску.

– Сон Йонг, – сказала Йонг. Лапа Дракона вскинула к ней удивлённые взгляды. – Моё имя. Та Сон Йонг, если хотите.

Чжихо снова хмыкнул и повёл её к выходу, где их встретил встревоженный Вонбин.

* * *

Нагиль вернулся к вечеру, как и обещал, хмурый и молчаливый больше обычного. Йонг узнала о его возвращении от Вонбина и спустилась в деревню к остальным, чтобы отыскать шаманку, но столкнулась с капитаном у главной казармы. Тот разговаривал со своим войском, люди слушали его куда внимательнее, чем прежде Чунсока, но спокойным никто не выглядел.

– Никому из нас здесь ничто не угрожает, – говорил Нагиль. – Вы видели госпожу? Она обычная девушка, такая же, как любая другая в нашей стране, она так же, как и остальные, нуждается в защите. Мы поклялись защищать всех, так? Почему вы боитесь?

– Мы не боимся! – запротестовали воины, все разом. Они переглядывались между собой, шёпотом передавали друг другу свои тревоги. – Но юджон-ёнг несёт опасность, вы сами знаете!

Йонг остановилась в стороне от толпы, выискала среди людей Ильсу и окончательно расстроилась. Та казалась не испуганной, а злой.

– Это не так, – возразил капитан и вздохнул, растирая лоб мокрым рукавом. – Я не чувствую в ней силу дракона. Мне вы верите?

– Да, капитан.

Согласие было медлительным, но единогласным – и теперь толпа разом выдохнула и расслабилась.

– Чхабэм[51]. А теперь займитесь делом. До захода солнца мы должны восстановить лагерь.

Воины расходились по своим постам, Йонг некоторое время наблюдала, как одни отправляются к тюкам с сеном рядом с конюшней, другие берут мечи и рассредотачиваются вдоль шаткого забора, чтобы нести караул, а третьи отправляются к разведённым на ночь кострам, на которых уже кипели котелки с едой.

– Как вы себя чувствуете, госпожа?

Нагиль остановился рядом с Йонг. С его одежд капала вода, волосы намокли, он был усталым и сердитым. Не на своё войско, а на себя. Где он был, что он делал?

Йонг подумала, что он мог снова обратиться драконом, не набравшись сил, и свалился в реку. Ему не следовало так усердствовать.

– Чхабэм? – неуверенно повторила Йонг за капитаном, удостоилась его удивлённого взгляда и слабо улыбнулась. – Гораздо лучше. Чжихо напоил меня какими-то травами.

– Хорошо, – кивнул Нагиль. Йонг хотела спросить, что с ним случилось, но он выпрямился и заговорил тише: – Мне жаль, что мои воины встретили вас публичным осуждением.

– Нет, всё в порядке!

– Госпожа Сон Йонг.

Йонг опустила голову – смотреть в глаза Нагилю, когда на дне их тускнело пламя, было сложно. Хотелось оправдывать и себя, и других, лишь бы не испытывать какой-то неловкой вины перед ним.

– Кажется, у них есть причины так поступать, – выдохнула Йонг себе под ноги. Нагиль выругался едва слышно.

– Мер'тонъ[52]. Их причины вас не касаются, госпожа. Мои воины не причинят вам вреда, даю слово.

– Знаю.

Йонг вскинула голову. Нагиль смотрел ей прямо в глаза.

– Знаю, – повторила она увереннее, пытаясь побороть одолевшую голос дрожь. – Мне не нужно слово дракона, чтобы верить тебе. В-вам.

– Тебе, – поправил Нагиль, а потом кивнул снова, даже поклонился ей, и ушёл в казарму. Йонг смотрела ему вслед, отмечая, каким тяжёлым был каждый его шаг. Будет ругать Чунсока, точно.

Ладно, рассердилась она на себя. Дела драконьего капитана и его правой руки Йонг не касаются. У неё есть задачи важнее чужих отношений.

Она шла по лагерю, на этот раз зажатому между горами с одной стороны и рекой – с другой. Единые горы, повторила про себя Йонг, силясь запомнить новые для себя названия. Река Накто.

На территории её страны река Нактон протекала не здесь, не по восточной половине полуострова. И Единых гор в её стране не было. И храмов стихий. И ещё много чего, что казалось привычным для всех в этом мире, но смущало и беспокоило Йонг – помимо японских войск Тоётоми, помимо воинов дракона, помимо самого дракона…

Вонбин извинился и ушёл от неё к Дэквану, и Йонг была предоставлена сама себе. В голове всё ещё гудело после лихорадки, дневной встряски и всех бед, обрушившихся на неё, несчастную, но думалось куда легче.

Йонг обшарила взглядом горизонт и громоздящиеся друг на друга скалы в поисках очередного храма, но выгнутой деревянной крыши и расписных столбов не увидела. Где могла прятаться неулыбчивая шаманка, когда не проводила свои обряды с господином драконом?

Спрашивать кого-либо из Лапы Дракона Йонг не хотела. Остальные воины, несмотря на предупреждения своего капитана, шарахались от неё и прятали взгляд, едва замечали, что Йонг на них смотрит. Те единственные Дочери, кто не воротил от неё нос, Юна и Дарым, сейчас принимали новые задания от своей предводительницы.

Йонг обогнула их казарму и пошла вверх по холму. Предчувствие её не обмануло: Лан нашлась у колодца, который Йонг заприметила ещё днём. Шаманка несла туда два небольших кувшина, её белые одеяния мелькали между деревьями, пока Йонг до неё добиралась. Всем в лагере драконьего войска нашлось дело – всем, кроме ожидающей неизвестно чего юджон-ёнг.

– Давайте помогу? – спросила Йонг, когда оказалась рядом с Лан. Женщина опустила на влажную землю один кувшин с водой и как раз тянулась ко второму. В обоих Йонг заметила разноцветные камни и теперь задумалась, являлись ли они частью какого-то ритуала, который проводила шаманка над Нагилем-драконом, или же предназначались для более туманных целей.

– Ты пришла не помощь мне оказать, – отрезала женщина, и Йонг тут же кивнула.

– Пришла задать несколько вопросов, – призналась она. – Четыре, если честно.

– Тогда помоги.

Шаманка отдала Йонг второй кувшин и велела набрать в него воды, только половину. Камешки на дне кувшина застучали друг об друга и чуть не вывалились, когда Йонг переливала в него воду.

– Теперь идём.

Они сошли с холма, но свернули не к деревне, а в бамбуковый лес, который отчего-то пугал Вонбина. Йонг несла тяжёлый кувшин двумя руками перед собой и старалась ступать как можно осторожнее – тот норовил выскользнуть из рук, хотя шагающая рядом Лан с точно таким же кувшином будто парила над землёй, не испытывая трудностей.

Шаманка привела Йонг в лес: здесь высились ярко-зелёные столбы, свет заходящего солнца прореза́л воздух, и в его лучах пылинки превращались в искры. Вид был захватывающий, но оценить его Йонг не успела: Лан провела её в размеченный смолой и сажей знак на земле – линия шла по земле и очерчивала круг, и рассекала его волной. Снова тайцзи.

– Умойся, – сказала Лан. Йонг поставила кувшин в центр круга и подчинилась. Шаманка внимательно наблюдала, как она неуверенно опускает ладони в ледяную воду в кувшине, как умывает лицо, стирая с него пыль и пот, как медленно выпрямляется. Стало легче дышать, свежий воздух будто ворвался в лёгкие. Йонг повернулась к женщине и невольно ахнула.

– Это всё из-за камешков? – спросила она, и шаманка поджала губы.

– Это всё из-за того, что ты чумазая. Садись.

Обижаться Йонг не стала: уселась прямо на сухие листья перед Лан и молчала всё то время, что шаманка водила над ней пшеничными колосьями, трясла рукой с семенами бобов, рассыпа́ла вокруг неё рис и махала какими-то метёлками перед лицом.

– Великий Цикл, которому подчиняется всё живое, это пять стихий, – объясняла шаманка тягучим голосом, её слова тонули в шуме листвы высоко над их головами. – Вода, Дерево, Огонь, Земля и Металл. Их силы есть в реке или море, в порывах ветра, пламени костра, в твёрдой земле и мечах, созданных людьми. Их силы есть в бобах, пшенице, злаках, в стеблях гаоляна и рисе.

Йонг слушала молча, сдерживая рвущиеся с языка вопросы. Весь обряд казался ей не просто мистическим, а запретным, словно все стихии противились ему.

– Их силы есть в слезах и поту, – продолжала Лан. Йонг вспомнила, как о том же говорил ей Вонбин во время похоронного ритуала. «Алому Фениксу мы отдаём пот. Лазурному Дракону – слёзы, Жёлтому Единорогу – слюну, а Черепахе…»

– А силы Черепахи и Белого Тигра в чём заключаются? – спросила Йонг, и шаманка взглянула на неё, поджимая губы. Что? Это же простой вопрос, ей никто не ответит?

– В моче, – огорошила Лан. – И в соплях. Помолчи теперь.

Йонг поджала губы. Оказывается, не всё, что связано с Великим Циклом, такое уж возвышенное, как о нём говорят Вонбин и остальные.

– Дракон в тебе спит, – подытожила Лан. Йонг нахмурилась – она ожидала, что шаманка скажет, что нет в ней никаких драконов и никакой опасности для себя и окружающих она не представляет. Не зря же Нагиль защищал её перед своими воинами.

Но ведь драконы не лгут. Могут ли врать шаманки? Или оба они обманываются сами?

– То есть меня в самом деле могут превратить в дракона? – спросила Йонг. Лан спрятала все свои злаковые растения в мешочек на поясе и села напротив неё.

– Это твой вопрос?

– Нет! – тут же испугалась Йонг. Кажется, у неё был определённый лимит с Лан, и она не хотела расходовать его на глупости. – Что мне надо сделать, чтобы вернуться в свой мир?

Шаманка кивнула: формулировка ей понравилась.

– Когда поможешь Дракону обрести свою истинную суть, Бездна откроет Глаз в твой мир, – ответила Лан.

Йонг прикусила нижнюю губу, чтобы не закричать: злость, копившаяся в ней уже целый день, не имела права искать выход из её тела прямо сейчас, пока она просила совета у шаманки, но и сдерживать себя уже не было сил. Йонг не обвиняла Нагиля, Йонг не кричала на Чунсока, не срывалась на воинов, провожающих её недовольными репликами, которые она всё равно слышала, даже если отказывалась слушать.

– Вы имеете в виду Мун Нагиля? Я должна помочь ему, чтобы он вернул меня домой?

– Тебе предстоит сделать выбор, – спокойно проговорила шаманка, – но помочь ты должна себе.

– Не Нагилю? – уточнила Йонг и тут же прикусила язык. Вопросов у неё было предостаточно, можно было оставить драконьего капитана на следующий раз. – Ладно, допустим, себе. Я могу превратиться в дракона?

Лан улыбнулась, улыбка была холодной и не касалась глаз, которые время затягивало мутной пеленой. Катаракта, решила Йонг, но не была уверена, насколько права в своих суждениях насчёт возраста Лан: та казалась взрослой и молодой одновременно.

– А ты этого хочешь? – спросила в ответ шаманка.

– Нет, – отрезала Йонг. – Я слышала историю про мальчика-имуги, я не хочу случайно превратиться в змея. И специально не хочу. Я вообще не хочу ни в кого превращаться, хочу остаться собой.

Лан кивнула.

– Будь верна себе, и никто не посмеет обратить тебя против воли.

– Так я могу стать драконом? – Йонг уже сердилась и повышала голос, но шаманка была неприступна, неподкупна и несгибаема.

– Только если сама пожелаешь.

Проклятье!

Йонг вскипела в один миг, злость вспыхнула в груди и растеклась по рукам и ногам так быстро, будто вместо крови у неё была лава, а сама она стала Халласаном[53] и пробудилась; в одно мгновение она думала, что накричит на шаманку, схватит её за ворот ханбока и будет трясти, пока та не даст все ответы точно и односложно, а в следующее уже наблюдала с отстранённым недоумением, как загорается мелким голубым пламенем разбросанная у ног рисовая крупа.

Когда все закончилось, Лан молчала бесконечно долгую минуту и слушала тяжёлое дыхание Йонг.

– Ты не дракон, пока нет, – сказала она наконец. – Но станешь им. Придержи это знание, юджон-ёнг. Сейчас тебе не нужны враги в стане Мун Нагиля.

11

На третий день пребывания в деревне Дочери принесли тревожные вести.

– Гандо[54] зашевелились, – объявил Нагиль на вечернем совете. Лапа Дракона в полном составе сидела вокруг стола и слушала, как с мерным стуком капает вода с одежд их командира. Второй день Нагиль не мог создать барьер из реки, и это начинало его тревожить. Он же чувствовал, что дракон в его теле уже напитался силой и вобрал в себя Ци прямо из воды, но отчего-то Великие Звери его не слышали.

– Мы заметили, что они стекаются в долину, – подтвердила Гаин и ткнула в лежащую на столе карту. – Обычно они скрываются в горах, но Чанволь видела их сегодня в Пустых землях, а вчера мы наткнулись на их поселение в ущелье – кажется, его покинули всего пару дней назад.

Пустые земли пролегали слева от Единых гор и теснили реку Накто к хребту. Пустые земли отделяли Конджу от территории, завоёванной японцами, и на сегодняшний день были единственной преградой между самураями Тоётоми и медленно собирающимся ополчением.

– Нам ни разу не удавалось привлечь разбойничьи банды на свою сторону, – с сомнением произнёс Дэкван.

– Но и сторону японцев они никогда не принимали, – возразил Нагиль. – У них нет одного командира, они никому не подчиняются и всегда преследуют свои цели.

– Низменные цели, – добавил Чжихо. Он готовил новый отвар для госпожи юджон-ёнг, запах от которого расходился по всей комнате. Перец и кора ивы, они забирались Нагилю в горло и щипали глаза.

– Да, как правило, это разбой и мародёрство, – кивнул он.

Прежде Нагиль повелел бы собрать отряд и остановить разбойников, они поступали так всякий раз, как узнавали об очередных нападениях на земли простых крестьян. Но теперь для этого не было ни времени, ни возможности.

– Тогда отчего они уходят с насиженных мест? – спросил Дэкван. – В Пустых землях ничего нет, люди покинули их и ушли на север.

– Не все.

Нагиль осмотрел чернильные линии на карте страны, убрал сосновые иглы с Конджу и стратегических точек, отмеченных днём Чунсоком.

– Вот здесь, – ткнул он в стык торговых путей между Пустыми землями и Землями Жёлтой Собаки, – и здесь, – палец указал на место столкновения трёх дорог ниже Конджу, – всё ещё есть люди. Это крупные поселения, здесь живут целые поколения крестьян. Они не покинут свои дома даже под угрозой смерти. Вспомните прошлое вторжение, Пустые земли война почти не затронула.

– Потому что брать с них было нечего, – вставил Чунсок. Он подпирал спиной стену в тени лампы и почти не выдавал себя с того момента, как Нагиль созвал срочный совет. – Этим людям не страшны ни голод, ни японцы, ни иные беды, потому что у них ничего не было и до вторжения.

– И очень странно, что теперь гандо обратили внимание на их земли, – согласился Нагиль. – Гаин, пошли Дочерей по следу разбойников, надо выяснить, что они хотят найти там.

– Сэ, ёнгданте.

– Надеюсь, Ли Хону хватит ума пройти торговыми путями. К людям из Пустых земель я отправил Чжунги и Сокву, они соберут, кого смогут.

– Мне послать ему навстречу Чанволь и Бору? – спросила Гаин. Нагиль коротко мотнул головой, капли воды с его волос попали на карту и размыли исток реки Кым и верхушку Алмазных гор.

– Нет нужды. – Он выпрямился, взглянул на сыгунгарра. – С ним Бумин и Хвадо. Если что, они направят принца по верным дорогам. Нам нужны люди в лагере.

Чунсок за его спиной вздохнул, зашаркали его ноги по деревянному настилу казармы. Он встал рядом с Нагилем, стёр капли воды с карты и указал на Земли Жёлтой Собаки вблизи Золотых гор.

– Японцы здесь. Но их меньше, чем мы ожидали: всего тысяча, не считая отрядов асигару, тех тоже около тысячи.

– И их ведёт Рэвон, – кивнул Нагиль.

– Да, но они двигаются вдоль гор, и их передвижение меня беспокоит.

– До нас они не доберутся ближайшую неделю.

– Капитан.

Нагиль взглянул на Чунсока. Тот хмурился, губы сжались в напряжённую линию. С тех пор как юджон-ёнг попала в лагерь, пуримгарра злился всё время. Нагиль не мог винить его за это, но было бы куда проще, будь у Чунсока больше терпения.

– Следите за ним по мере возможности, – наконец произнёс капитан, сжимая звуки в словах, чтобы те не выдавали его усталость. – Если через неделю ничего не изменится, нам придётся уйти к Конджу, не дожидаясь ополчения.

Четыре Когтя переглянулись между собой, пока их капитан прятал взгляд в ладонях.

– В любом случае, – договорил Нагиль, когда не услышал возражений, – мы встретим японское войско в глубине своих земель, на территории своей страны. Не пытайтесь вступать с ними в бой, сейчас мы слишком слабы для любого сражения. Долгая погоня за нами выжмет из них силы вернее, чем мелкие стычки с ополченцами, зато Пустые земли перед Конджу станут местом их гибели. Японцы редко выигрывают сражения на открытой местности.

– Сэ, ёнгданте.

– Можете отдыхать.

Лапа Дракона поклонилась и ушла, Чжихо забрал с собой настой для госпожи, и с Нагилем в казарме остался только Чунсок. Капитан сел, опустил голову на сложенные на столе руки. Вода с мокрых рукавов чогори испарилась с тихим шипением, когда лоб соприкоснулся с тканью, но легче не стало.

– «Если ничего не изменится», – повторил за ним Чунсок. – Говоря это, вы имели в виду барьер?

Нагиль смахнул прилипшие к коже пряди волос.

– Да. Великие Звери нынче равнодушны ко мне. Но я буду пробовать, пока не получится.

Лан сказала, что вода должна помочь им, поскольку брала начало у Алмазных гор рядом с храмом Дерева, рассекала горный хребет Единых гор и текла в Медное море и Безымянный пролив одновременно. Нагиль каждое утро стоял в реке по колено, прося Великих Зверей защитить его людей. Великие Звери не отзывались который день – несмотря на расставленные вдоль течения камни-обереги и начерченную с севера линию вуцзи.

– Это всё из-за юджон-ёнг, – бросил Чунсок упрямо.

– Это не из-за неё.

– Капитан!

Чунсок обошёл стол и сел напротив Нагиля, склонился, ловя его взгляд. Нагиль покачал головой.

– Нельзя обвинять её во всех бедах. Я не чувствую в ней силы дракона, и Лан сообщала ранее, что…

– Лан провела над ней обряд, – перебил Чунсок и тут же опустил голову. – Простите, мой капитан, но вам не всё известно.

Нагиль почувствовал, как головная боль, преследовавшая его полдня, возвращается с удвоенной силой.

– Лан провела обряд вместе с юджон-ёнг, – повторил, дожимая, Чунсок. – Я видел, как рис загорелся у неё в ногах, а мудан потом подтвердила: она станет драконом.

– Сам видел? – протянул Нагиль, хмурясь.

– Так точно. Своими глазами. В тот день, когда упрямая госпожа очнулась.

– Почему не доложил сразу?

Чунсок вспыхнул, скулы его покраснели.

– Ждал, что юджон-ёнг сама вам расскажет. Лан велела ей молчать, чтобы не доставлять проблем, но это неправильно, капитан! Я надеялся, совесть окажется в ней сильнее.

– Сильнее разума? – переспросил Нагиль, зажимая пальцами переносицу. Он начинал злиться; кровь вскипала в венах, текла по рукам и ногам раскаляющейся лавой, дракон в груди ворочался и взывал к нему: «Выпусти меня, дай мне волю, дай возможность расправить тело и опалить жаром верхушки деревьев, в которых играет морозный ветер!»

– Капитан? – позвал Чунсок. Нагиль вскинул голову к своему помощнику и заметил, как округляются от удивления его глаза.

Амулеты с нарисованными символами огня под потолком тревожно дрожали, звенели язычки колокольчиков, что Лан повесила здесь для защиты: «Я не дам тебе спалить казарму, как в прошлый раз». Нагиль тяжело дышал, и дым вырывался из его ноздрей и уголков сжатых губ тонкими сердитыми струями. Запахло гарью.

– Мне не следовало говорить этого, – понял свою ошибку Чунсок и вскочил в поисках кувшина с водой. Одежда на теле Нагиля мгновенно высохла, жар подступил к горлу, но внешняя сила, заключённая в крохотные амулеты и колокольчики с гранатами, удерживала его, точно в невидимой клетке.

Чунсок поставил перед капитаном кружку с водой, Нагиль нашёл и сунул под язык несколько сухих рисинок. Стало легче, жар схлынул; он сделал глоток и отодвинул кружку в сторону. Пальцы почернели, на ногтях проступила копоть, будто он разгребал костровый пепел руками.

– Надо было послушать мудан, – сказал Чунсок, и, несмотря на ровный тон, Нагиль услышал в его голосе извинение.

– Нет, ты всё сделал правильно. Я поговорю с Лан.

– А с юджон-ёнг? – хмуро спросил Чунсок. Нагиль окинул его тяжёлым взглядом. – Капитан, она не может оставаться здесь, если действительно несёт всем опасность!

– Ты предлагаешь оставить невинную женщину на откуп судьбе? Она не стала драконом и не обратилась безрогой змеёй, чтобы ты гнал её прочь.

Чунсок тихо выругался.

У него было множество причин не доверять юджон-ёнг. У него были все основания полагать, что добра их войску она не принесёт. У него была убеждённость в своей правоте такой силы, что каждый в войске дракона мог ему только позавидовать, и Нагиль уважал его за это.

Единственное, что отличало их друг от друга, капитана драконьего войска и его правую руку, ёнгданте и пуримгарра, это вера.

Нагиль называл пришедшую из Священного Города девушку юджон-ёнг, как называл до этого и мужчину, и бедного Гу Ке Шина, – юджон-ёнг, «нерождённый дракон». Называл по привычке, считая, что в ней нет той силы, которая была в мальчике, и нет той власти, что была у мужчины. Она ничем не отличалась от обычных девушек, каких он знал в Чосоне, – у неё по венам текла горячая кровь, из глаз лились слёзы, она уставала больше его подчинённых и выглядела больной, если мало ела.

Потому что была слабой и беззащитной и постоянно боялась, что не сумеет вернуться домой.

Вот какой она была. Нуждающейся в его помощи, а вовсе не всесильной и могущественной, способной взрастить в себе дракона и выпустить его в чуждый ей мир.

Чунсок видел в ней зло. Нагиль – страх. И то, и другое могло быть правдой. Но Нагиль замечал также и кое-что ещё. То, как отчаяние в ней перекрывалось силой её личных убеждений, как она наступала на горло своим страхам, чтобы идти по пути совести, и как старалась сама себя защитить в мире, где любой мог убить её одним взмахом меча, одним точным ударом.

И Нагиль знал, чувствовал, что она не могла стать драконом и не могла обернуться имуги, пусть Лан верила в иное. Нет, не в иное, а в возможное, вероятное будущее, которого можно было избежать, если всё сделать правильно.

– Мне придётся рассказать воинам, – выдохнул Нагиль. Чунсок снова выругался.

– Я могу сделать это, – сказал он. – Никто не станет винить вас в том, что вы говорили прежде – вы ведь не знали.

Его никто не станет винить, это правда. Все набросятся на госпожу.

Нагиль поднялся с места, упёрся руками в стол и навис над картой. Путь до Конджу теперь представлялся ему ещё длиннее и извилистее, чем раньше.

– Это не успокоит их страхи, ты знаешь. Я поговорю с ними сам.

Чунсок нехотя согласился. Нагиль ждал, что тот покинет казарму, но Чунсок не сдвинулся с места и продолжал буравить его макушку упрямым взглядом.

– Капитан, насчёт Хранителя…

– Я не стану брать кого-то из своих воинов, – отрезал на корню Нагиль. Его упёртый помощник на этот раз не сдался и продолжил, невзирая на сдерживаемый гнев капитана.

– Дракону нужен Хранитель, ёнгданте. Так всегда было заведено, со времён генерала Ондаля! В одиночку никто не справится, даже вы, капитан.

– Чунсок, можешь быть свободен. Хаша.

– Но капитан!.. – Нагиль поднял голову, и Чунсок осёкся на полуслове. Сглотнул, заметив в глазах командира вновь разгорающиеся языки пламени, поклонился и вышел из казармы, печатая шаг.

– Предупреди Вонбина, чтобы был внимателен с юджон-ёнг, – приказал Нагиль напоследок. – Внимателен, а не подозрителен, ясно?

– Сэ, ёнгданте, – после паузы нехотя отозвался Чунсок.

Земли Храма Воды, Чосон, 1581 год,

год Белой Металлической Змеи

Они нашли нужное место неподалёку от излучины Восточного Хана – Алмазные горы тут спускались к реке, разбивая поток воды на две неравные части, и шум стоял такой, что перекрывал звон от удара мечей.

– Я же говорил! – довольным голосом прокричал Рэвон, огибая торчащий прямо из земли кусок скалы, острый каменный угол, покрытый мхом и первыми весенними цветами, похожими на созвездия из ярких белых звёздочек с тремя лепестками.

Нагиль спустился к нему и застыл. Здесь в реку впадало несколько ручьёв, и набиравший силу поток выливался по склону в зелёную долину. Вид был захватывающий.

– Когда я стану Драконом, – заговорил Рэвон, вынимая из ножен меч, – эти упражнения мне уже не понадобятся.

– Когда ты станешь Драконом, – закатил глаза Нагиль, – тебе придётся изучать куда больше боевых стилей и тренироваться усерднее.

– Зачем это? Никакой меч и никакие стрелы не смогут проткнуть драконью чешую!

Нагиль покосился на своего брата с улыбкой. Их разделяли три года, но даже когда они были маленькими и жили при монастыре на острове Чеджу, Рэвон вёл себя так, будто был младше. Со временем это нисколько не изменилось, разве что, став учеником мастера Вонгсуна, Рэвон стал высокомернее. Он с детства был нахальным, кидался в драку по любому, малейшему поводу, бросался словами, не подобающими его возрасту, и только мастер научил его быть терпеливее.

Не настолько, чтобы скрывать темперамент, думал Нагиль всякий раз, когда Рэвон объявлял себя будущим Драконом. Стоило отдать ему должное, при объявлении преемника Рэвон показал себя рассудительным и спокойным, зато после от радости и переполнявшей его гордости не спал три ночи.

– Я стану героем, моя слава превзойдёт великого генерала Ондаля! – говорил он, сбегая из Храма Воды в речную долину.

– Для геройства нужен подвиг, – осаживал его Нагиль. – Генерал Ондаль победил войско Силлы, когда она вторглась на территорию Когурё, и командовал целой армией.

– Надеюсь, на мой век тоже придётся какая-нибудь война, – отвечал Рэвон, выпячивая грудь. На момент объявления преемника мастера Вонгсуна ему было шестнадцать, и он не мог дождаться дня церемонии, считал не месяцы и годы, а часы и минуты до своего обращения.

– Надеюсь, этого не случится, – вполголоса добавлял Нагиль, но не возражал брату. Всё, что говорил Рэвон в пылу чувств, было несерьёзными заявлениями.

Они с Нагилем пережили голод, ещё когда были никому не известными сиротами, не раз попадали в неприятности из-за своего положения, их обижали и в самом монастыре, и в поселении, куда они сбегали от монахов и злобной надзирательницы. После всего, что они вдвоём испытали, оказаться в учениках мастера-дракона было настоящим подарком судьбы, и ничего, что теперь Рэвон старался брать от жизни только лучшее. Мастер Вонгсун повторял из раза в раз, что это качество поможет ему стать великим защитником Чосона.

В Рэвоне жизнерадостности было больше, чем в осторожном Нагиле.

– Ну, ты готов? – спросил Рэвон, пресытившись болтовнёй. Он взмахнул мечом, рассекая летящий в воздухе липовый лист, и земли коснулись уже две его половины.

– Почему мы должны это делать вдали от учителя Го? – вздохнув, спросил Нагиль, хотя уже знал ответ и договорил вместе с братом:

– Потому что учитель Го заставляет нас повторять одни и те же каты и не даёт тренироваться с мечом.

Они встали напротив друг друга, Рэвон поднял меч и указал им на Нагиля, Нагиль нашёл ладонью рукоять своего.

– Посмотрим, что ты успел выучить, – заявил Рэвон и усмехнулся, кривая потянула один уголок губ вверх, второй увела вниз. Нагиль знал эту ухмылку: брат хвастался.

Он широко расставил ноги, правую выставил чуть впереди. Нагиль повторил за ним, но меч так и не вынул.

– На счёт три? Раз…

Рэвон напал на него быстрее, чем Нагиль рассчитывал, пришлось отпрыгнуть, чтобы кончик меча не задел его грудь. Проклятье, хён[55] никогда не отличался терпением, особенно в их тайных поединках. Нагиль наступил на камень, ногу повело в сторону, и он чуть не упал, успев ухватиться за ствол липы рядом.

– Эй! – возмутился Рэвон, опуская меч. – Что я тебе говорил? Никогда не поворачивайся спиной к противнику! Ты должен всё время держать меня на виду, тогда я не смогу ударить тебя в спину.

– Я оступился! – рассерженно зашипел Нагиль. – По-твоему, мне следовало размахивать мечом, пока я падаю?

– Каков был бы полёт!

Рэвон засмеялся и протянул брату руку. Они встали на прежнюю позицию, Рэвон снова принял знакомую Нагилю стойку.

– Это бык, – сказал он, поднимая рукоять на уровень глаз и поворачивая лезвие орудия боком. – Ведущую ногу выставляешь вперёд, локти смотрят вниз и в сторону, параллельно земле. Похоже на кату земли, да?

Нагиль кивнул и повторил за братом. Держать меч было тяжело даже двумя руками, те дрожали, но Нагиль перехватил рукоять ближе к гарде и задышал, направляя поток Ци в живот. Занятия тайцзи-цюань научили их контролировать тело и дух, и Нагиль преуспел в этом, но вот к тому, что управляться с мечом будет так сложно, не был готов. Не зря учитель Го повторял, что тайцзи-цюань было придумано в первую очередь для здоровья и долголетия. «Применяйте не Ли[56], но И и Ци», – повторял учитель. Не использовать Ли, когда держишь в руках меч, было попросту невозможно.

– Следи за тем, куда направлен кончик моего меча, – сказал Рэвон и переместился – сделал шаг вперёд, опуская руки. – Это плуг.

Нагиль шагнул к брату и с облегчением опустил рукоять своего меча. Рэвон резко вытянул руку вперёд, лезвия ударились друг о друга с лёгким звоном.

– Теперь-то готов? – спросил он. – Я не буду дожидаться, когда ты досчитаешь до трёх. В настоящем бою никто не будет ждать, пока ты надышишься.

– Знаю, – процедил Нагиль, сердясь. Он отошёл назад, наступил пяткой на корни дерева и перехватил меч в стойку быка. Переставил ноги ближе к телу, глубоко задышал. Руки тряслись ещё сильнее. Стоит больше тренировать их, решил он, но вслух ничего не сказал.

Он поймал момент, когда Рэвон дёрнулся, и первым напал на него. Их техника владения холодным орудием была кошмарна, наверняка учитель Го пришёл бы в истинный ужас, заметь он подобное обращение: оттого, что приходилось думать не только о своём теле, но и о тяжести металла в руках, о дистанции длиннее рукопашного боя, правильное дыхание Нагиль забыл почти сразу же. Он сбился со счёта, потерял в теле Ци и в конечном итоге смог думать лишь о кончике меча Рэвона.

Они неуклюже бились, медленно переходили от стойки к стойке, пока Рэвон не выдержал и не ударил Нагиля сильнее и быстрее. Нагиль успел заметить, как лезвие его меча рассекает воздух по косой, и вскинул руку, закрываясь своим орудием, как щитом.

Раздался звон, всполошивший сидящих на ветвях деревьев птиц, меч в руках Нагиля задрожал, и он разжал пальцы, выпуская рукоять. Орудие упало на землю и сердито задребезжало, а Рэвон запнулся за свои ноги, и его повело вперёд. В последний момент Нагиль вскинул руку и встретил чужое лезвие открытой ладонью.

Боль прожгла до кости, пальцы непроизвольно сжались на острие, кровь брызнула на рукав его ученической чогори.

– Мер'тонъ! – выругался Рэвон словом, которое они нечасто слышали от мастера Вонгсуна. Он тут же отпустил свой меч, и тот присоединился к клинку Нагиля на земле. – Ох, проклятье! Больно? Говорил же не хватать рукой лезвие!

Они молча смотрели на то, как по руке Нагиля стекает кровь.

– Не мог же я допустить, чтобы ты ранил меня по-настоящему, – проворчал Нагиль, осторожно сжимая пальцы. Так стало ещё хуже.

– А это, по-твоему, не взаправду! – зашипел Рэвон и наклонился, хватая брата за запястье. – Быстро за мной!

Они спустились, запинаясь о корни деревьев, к ручью, и Рэвон велел опустить руку в воду. Нагиль морщился, пока холодный поток окутывал его ладонь, смывая кровь. Рана была глубокой, Нагиль мог поклясться, что видит тонкую кость в слоях оголённых мышц.

– Давай сюда! Быстрее, ну! – затараторил Рэвон.

Он стянул со лба повязку, обмотал её вокруг руки брата и сильно затянул узлом, которому они оба научились ещё в раннем детстве.

– Шрам останется, это точно.

– Нестрашно, – проговорил Нагиль. – Мастер Вонгсун учит, что любая ошибка дороже сотни повторений без изъяна.

– Да, но я что-то сомневаюсь, что он имел в виду такую ошибку. Я тебе чуть ладонь не разрубил пополам!

– Но не разрубил же. Смотри, я всё ещё могу шевелить пальцами. Ай!

– Не хвастайся, ты, глупый! – Рэвон замахнулся и ударил Нагиля в плечо. – Останешься без рабочей руки, что потом мы скажем мастеру? Дракон покалечил своего Хранителя, вот же красивая сказка на ночь!

Они вернулись к позабытым мечам, Нагиль схватил свой целой рукой и спустился обратно к ручью, чтобы смыть с лезвия кровь. Потом заметил капли на рукаве и выругался.

– Хватит с нас мечей, – заявил Рэвон, когда Нагиль присоединился к нему под тенью раскидистой ивы на обрыве перед долиной. – Не хочу, чтобы ты пострадал ещё больше.

– Это часть тренировок, – возразил Нагиль. – Ты же говорил, что ранения неизбежны.

– Я говорил о настоящих сражениях, а не о борьбе друг с другом! – взвился Рэвон. Он всё ещё был бледен, на висках проступил пот. Он стёр его рукавом своего чогори и покосился на брата. – Что я буду делать, если ты умрёшь? Ещё и от моей руки!

Нагиль хмыкнул.

– Мы вроде только мою руку хоронили. Целиком я умирать не собираюсь.

– Спасибо хотя бы за это!

Они посмотрели друг на друга и одинаково заулыбались. Рэвон ткнул Нагиля в бок и отвернулся, наблюдая, как заходит в долине солнце. Небо окрашивалось в нежно-розовый, точно лепестки цветущей вишни по весне, и некоторое время они молчали. Умиротворение, царившее здесь, не хотелось нарушать, и Нагиль подумал, что бои на мечах, даже такие неумелые, не стоит приносить в горы.

Те не были созданы, чтобы наблюдать, как люди учатся убивать друг друга.

– Надо возвращаться в храм, – объявил Рэвон, как только край солнца скрылся за горизонтом. – Мастеру Вонгсуну нужно дать время придумать мне наказание. Мы же не сможем скрыть твою руку, – добавил он, бросив на Нагиля короткий взгляд.

– Я могу сказать, что сам поранился, – предложил Нагиль.

– Не смеши меня. Невозможно так пораниться самостоятельно, только если ты дурак, который хватает меч поперёк лезвия вместо рукояти. К тому же Дракону врать не положено, как и его Хранителю.

Порыв ветра подхватил его слова и унёс ввысь, к вершинам Алмазных гор.

12

Скрывать правду было несложно: Йонг не верила, что может стать драконом, а Лан обещала, что поможет отыскать Глаз Бездны в самое ближайшее время. Йонг могла вернуться домой до того, как не-Чосон сделает её зверем.

На этой вере она держалась неделю.

Драконье войско остановилось в деревне духов. Никакие призраки и души усопших здесь не обитали, хотя Вонбин, не отходящий от Йонг ни на шаг, порой осматривал окружающий деревню бамбуковый лес так, словно искал в нём вонгви. Колодец, где набирала воду шаманка, тоже вызывал у него подозрения. Он считал, там живёт рассерженный дух, и, несмотря на это, всё равно бегал заглядывать в колодец. Йонг шутила, что у духа должны быть роскошные голубые волосы и премилое личико, как у того парня из дорамы про призрачный отель.

Жители покинули деревню ещё во времена первой войны с Японией.

– Пять лет назад, – рассказывал Вонбин, – японцы предлагали нам освободить для них проход до Минской империи. Тогда мы с трудом выстояли, наш король собрал войско и дал отпор Японии, но погибли тысячи. Даже воды Накто стали красными, а после мы почти год не видели дождя. Люди поверили, что Великие Звери прокляли нас за насилие.

– Почему же теперь ваш король скрывается на севере, когда его люди снова гибнут? – хмурилась Йонг.

– Потому что нас стало слишком мало, та Сон Йонг, – отвечал Вонбин. – Кто не погиб в бою с врагом, позже умер от голода. Эта деревня опустела во времена засухи, бамбуковый лес до сих пор хранит души тех, кто остался в его землях.

Йонг наблюдала за войском дракона и начинала понимать их.

Первая война с Японией научила жителей Чосона хорошо прятаться. Первая война с Японией сделала их подозрительными.

Она спускалась к домам остальных на исходе дня, когда Лапа Дракона уже разбредалась по своим делам, и сталкивалась с Чунсоком только за общей трапезой ближе к вечеру. Гаин сказала, что она может спать в казарме с её Дочерьми, но Йонг боялась их осуждения, даже если не заслуживала его. Дочери шептались за её спиной, смотрели ей вслед, когда Йонг ходила по деревне вместе с Вонбином, и, хотя Гаин приказала не распространять сплетни, неодобрительно шипели всякий раз, когда Йонг обращалась к их командиру по имени.

Они не пересекались с Нагилем днём, но Йонг хватало и его незримого присутствия среди воинов. Она слышала, как Чунсок отзывается о своём капитане, как благоговеет перед ним Вонбин. Слово, сказанное Мун Нагилем, имело для его войска бо́льший смысл, чем Йонг могла бы себе представить, и порой это пугало.

Сколько силы кроется в его теле, раз один только голос склоняет к нему людей?…

В войске Нагиля была почти сотня воинов и двенадцать Дочерей. Через несколько дней пребывания в деревне духов Йонг заметила среди лучниц Ильсу.

– Вам здесь не место, юджон-ёнг, – сказала Юна, когда Йонг пришла к ним на поле. Йонг закатила глаза.

– Знаю я, – огрызнулась она, и Юна вскинула брови.

– Нет, юджон-ёнг, – сказала она и осторожно улыбнулась, – я имела в виду, что вам не стоит находиться на стрельбище.

Дочери тренировались под строгим надзором Гаин, вся земля была усеяна жёсткими волосками из оперения, и в мишенях из соломенных корзин торчали целые пучки стрел. Ильсу, одетая в зелёный ханбок с тёмно-зелёными паджи, стояла с большим луком; её стрелы впивались в землю совсем рядом с ней и не попали в цель ни разу.

Она увидела Йонг, на мгновение замерла. А потом отвернулась и выстрелила. Тетива в луке со звоном выпрямилась, стрела пролетела до мишени и воткнулась в самый её низ.

– Ильсу… хорошо справляется, – заметила Йонг. С тех пор как Ильсу узнала о юджон-ёнг, она не заговорила с Йонг ни разу и все дни старательно избегала её, как бы Йонг ни пыталась ей улыбаться. В конечном итоге она забросила попытки помириться.

– Вы тоже хотите попробовать? – спросила Юна. Йонг вновь обратила на неё внимание, и тут же её окатила волна смущения.

– Нет-нет, у меня не получится! Я не держала в руках лук ни разу в жизни!

Юна улыбнулась, поклонилась ей и ушла обратно к остальным Дочерям. Йонг наблюдала за ней и Ильсу с нарастающей тоской. Не все относились к ней так, будто в любой момент она может обернуться чудовищем. Но неприязнь Ильсу особенно остро вонзалась в сердце, точно её стрела.

– Если хотите, – заговорил Вонбин, когда они покинули поле, – тырсэгарра может научить вас обращаться с мечом.

– Сомневаюсь, что тырсэгарра пойдёт на такое, – скривила губы Йонг. – Он же не хочет заслужить наказание от правой руки капитана.

Вонбин остановился неподалёку от колодца.

– Вовсе нет, – сказал он, хмурясь. – Дэкван не подчиняется пуримгарра, он же Четвёртый Коготь.

– Значит, у вас равноправие?

– Кэму?

Йонг рассмеялась, и Вонбин смущённо опустил голову. Они обогнули бамбуковый лес и свернули к дому Йонг, когда тот заговорил снова:

– Дэкван научил меня сражаться. И всех нас. Даже Гаин.

– И Чунсока? – спросила Йонг.

– Нет, госпожа. Чунсок учился у капитана.

Они вернулись к покосившейся хижине, где Йонг восстанавливала силы в стороне от драконьего войска. Близился вечер, и к ней должен был прийти Чжихо с новой порцией лекарственного отвара. Он был молчалив и нечасто разговаривал с Йонг, предпочитал отдаваться делу больше, чем словам. Лекарь нравился Йонг. От него не исходило волн презрения, как от Чунсока, он не пытался командовать и поучать её, как Гаин, и не избегал её взгляда, как остальные.

Но сегодня у дома Йонг ждал не только лекарь.

– А вот и она! – воскликнул Ли Хон, завидев её у калитки. – Не думаешь, что невежливо заставлять принца ждать, юджон-ёнг?

Они не виделись с похоронной процессии, принц не появлялся на ужинах и обедах среди воинов дракона, и Йонг гадала, не прятался ли он от неё, наслушавшись Чунсока. Но принц улыбался ей, старательно хмуря брови, и Йонг бросилась к нему, теряя по дороге туфли.

– Ли Хон! Где ты пропадал?

Сидевший на столике во дворе Чжихо от удивления выронил миску с травами.

– Великий Лазурный Дракон, – выругался он вполсилы и наклонился, чтобы собрать всё обратно. Ли Хон не обратил на него никакого внимания, выпрямился, едва Йонг поравнялась с ним, и будто засиял – ещё больше прежнего.

– Не все тут, знаешь ли, прохлаждаются на свежем воздухе, – заговорил он намеренно строгим голосом. – Некоторые были заняты по-настоящему важным делом.

– Разъезжали в паланкине с вереницей евнухов от самого Тоннэ до Единых гор? – усмехнулась Йонг.

– Охо![57] – Принц даже не смутился, растянул губы в широченную улыбку и завёл руки за спину. – Я выполнял одно очень важное для страны задание.

– Задание капитана?

Ли Хон поджал губы.

– Тс-с, принц стоит выше капитана, язвительная госпожа. И евнухов при мне давно нет, если ты не заметила.

Йонг кивала, пока Вонбин и Чжихо смотрели на неё и принца во все глаза и подбирали слова для возражений. Пришлось зайти в дом до того, как воинов хватит удар. Лекарь чуть не выронил миску второй раз, когда Йонг попыталась протиснуться в двери прежде его высочества.

– Вопрос! – объявил принц, кое-как разместившись в крохотной комнате рядом с Йонг и Чжихо. Вонбин топтался у дверей, и Йонг с силой усадила его на пол вместе с лекарем. Последний протягивал ей миску, намеренно не поднимая глаз.

– Слушаю, ваше высочество, – поклонилась она, пряча улыбку. Принц оглядел бедное убранство её временного жилища и не стал скрывать от неё явной неприязни, граничащей с высокомерием, пожалуй.

– Отчего наш строгий капитан выделил госпоже из Священного Города такое кро-охотное пристанище?

Йонг улыбалась, кивала Чжихо в благодарность за травы. Лекарь заливал их горячей водой с костра, пока она держала миску у себя на коленях, действие было уже привычным и размеренным – он готовил лекарство, Йонг помогала по мере сил.

– Оттого, – ответила она, сделав первый глоток и поморщившись, – что госпожа из Священного Города теперь персона нон-грата в драконьем войске.

Горько, противно, пить почти невозможно. Чжихо держал слово и каждое утро и вечер следил за тем, чтобы она выпивала всё без остатка, так что Йонг не смела, да и не хотела его ослушаться.

– Персона чего? – переспросили в один голос его высочество и Вонбин. Последний вскинул глаза на принца и тут же покраснел от ушей до самой шеи.

– Нежелательная для общества, – пояснила Йонг.

Радость после встречи с принцем улетучилась – то ли из-за горького отвара Чжихо, то ли от осознания, насколько глубоко её задевала всеобщая неприязнь. Впрочем, тут же подумала Йонг, равнодушие было бы куда хуже. Сейчас её замечали и сторонились. Она бы чувствовала себя гораздо более униженной, если бы воины полностью игнорировали её присутствие. Да и не все в деревне были столь категоричны на её счёт…

– Вы преувеличиваете, та Сон Йонг, – подтвердил её мысли Чжихо, собирая выжатые травы со дна миски. – Дайте им время. Они привыкнут.

Он поклонился сперва Ли Хону, потом ей и покинул дом, забрав с собой миску, пустой котелок и запах лекарственных трав. Вонбин вскочил было следом, но Йонг придержала его за руку и кивком попросила остаться. Он отсел в дальний угол, чтобы не мешать.

– Для меня ты желанный собеседник, – заметил Ли Хон, и на его лице Йонг не обнаружила даже тени сомнения. – Для него тоже, верно?

Вонбин закивал с такой силой, что повязка с ёнкихо, знаком дракона, сползла на брови.

– Мы с ним друзья, – улыбнулась Йонг. Вонбин не стал отрицать и даже почти не удивился – и Йонг взбодрилась.

Верно, решила она. Не все воины дракона относились к ней плохо. Был ещё этот парень, который мог бы звать её нуной[58], не будь он приставленным к ней охранником. Был Чжихо. Был принц.

– И наш капитан о тебе заботится, – договорил Ли Хон.

Был Мун Нагиль, капитан всего драконьего войска.

Он явно и неявно избегал её, в деревне старался прятаться от пытливых взглядов Йонг в своих казармах, за ворохом карт и спинами своих воинов, ел отдельно ото всех, на что Дочери недоумённо водили плечами и шипели на Сон Йонг, будто во всем виновата была она. Йонг не обижалась на него за это. С новыми знаниями от Лан ей было гораздо проще свести к минимуму общение с капитаном.

Лан предупредила, что как только Нагиль узнает о скрытой силе в теле Йонг, ему придётся поведать об этом остальным.

– Это для всеобщего спокойствия, юджон-ёнг, – ворчала она, когда Йонг приходила к ней за советом. – Не для твоего.

Утаивать правду от капитана было труднее всего.

Йонг моргнула, гоня прочь ненужные мысли – всё равно они одолеют её перед сном и не дадут покоя полночи.

– Так где ты был? – спросила она у принца. – Вид у тебя усталый.

Ли Хон действительно выглядел потрёпанным: прежде Йонг видела его в бессменном шёлковом наряде, хотя тот был явно неуместен и в горах зимними вечерами, и в сухих лесах ранней весной, и в этой долине. Теперь же он сидел перед ней в чогори с пыльными рукавами и в драных паджи, но улыбался и был, кажется, слишком доволен собой – или своим новым образом опытного горного следопыта.

– Мне следовало бы держать в секрете любые действия, – заговорил он, по-королевски растягивая слова на невыносимо длинные слоги.

– Ли Хон.

– Но тебе я скажу, – тут же добавил принц и прищурился. – Потому что хочу быть твоим другом, госпожа из другого мира.

В доме Йонг было холодно, но сейчас она почувствовала, как тепло растекается по её телу, точно принц укрыл её пуховым одеялом.

– Я собирал людей с юга нашей славной страны, – сказал Ли Хон.

– Ты?

– Охо! Госпожа Сон Йонг, будьте поуважительнее к храброму воину королевства!

– Та Сон Йонг, – поправила Йонг. Принц окинул её внимательным взглядом и усмехнулся.

Ли Хон ходил по селениям западнее Тоннэ в поисках тех, кто остался на своей земле, а не сбежал на север, и действительно призывал людей к защите страны. Йонг не сомневалась, что должное воспитание, обучение у лучших учителей не-Чосона и личные качества сделали принца хорошим оратором, но не могла представить, как Ли Хон со своей бледной, словно бумага, кожей и утончёнными чертами лица, присущими королевским отпрыскам, может встать на место капитана и набирать простых людей в ополчение, точно рекрутёр.

С ним уходила пара воинов, а вернулся он с сотней крестьян, вооружённых вилами и старым металлом, которые можно было переплавить в мечи, копья и стрелы.

– И ещё две тысячи прибудут в долину Кымгана в конце месяца, – закончил Ли Хон.

Так мало…

– А много солдат у японцев? – спросила Йонг. – В смысле, воинов.

Принц оглянулся на притихшего в углу Вонбина, но получил от него только растерянное удивление.

– Пятьдесят тысяч, кажется, – ответил Ли Хон. – Они считают, что выкосили нас ещё в прошлой войне, потому собрали небольшое войско и верят, будто завоюют нас за три месяца.

– Но силы действительно неравны! – воскликнула Йонг, так что и принц, и Вонбин вздрогнули. – Если у этого Чосона так мало людей, как вы собираетесь защищаться?

– У нас есть Дракон, не забывай, – высокомерно заявил принц.

– Нагиль не всесилен, – Йонг мотнула головой, распаляясь сильнее. – Я видела, как его может ранить стрела, как он истекает кровью. Он такой же смертный, как все остальные, а вы вешаете на него задачу масштаба Вселенной, похоже. Разве Тоётоми явился не за Драконом? Он может пленить его или убить, и как тогда люди Чосона одолеют врага?

Теперь в доме было жарко. Йонг испугалась, думая, что это вновь возвращается лихорадка, от которой её старательно избавлял Чжихо, и боялась ещё больше, почти осознавая, что причина не в болезни. Та уже прошла, оставив после себя осадок в горле.

Принц наблюдал за ней такими глазами, словно видел Йонг насквозь.

– Ты думаешь, Нагиль опирается только на силу Дракона? – заговорил он тише, чем прежде. Йонг кивнула и тут же медленно покачала головой. Ли Хон повернулся к Вонбину.

– Вонбин?

– Да, ваше высочество.

– Как давно Мун Нагиль командует вами?

Вонбин сделал несколько глубоких вдохов, прежде чем ответить.

– Десять лет.

Холь[59], ничего себе.

– Он прекрасный командир, – добавил Вонбин и смутился.

– Верно! – тут же воскликнул принц. – Мун Нагиль прежде всего опытный командир и умеет вести своих людей к победе. Даже если кажется, что надежды на неё нет.

Йонг опустила взгляд к своим рукам на коленях, сжала подол турумаги усталыми пальцами. Она видела подтверждение слов Ли Хона каждый день: Нагиль был скуп на похвалу, но внимателен к своим воинам, скрытен, но умён и точен в своих словах. Ему подчинялись безропотно, действовали по одному лишь его взгляду и движению руки, не дожидаясь устных приказов. Его ценили и уважали, и Йонг догадывалась, что мастер, научивший Нагиля владеть силой, передал ему не только обязанность защищать людей, но и умение вести их за собой.

– Он должен был стать генералом, – разговорился вдруг скромный Вонбин. – Ему пришлось отказаться, когда он стал Драконом.

– Вместо Ким Рэвона? – уточнила Йонг. Вонбин медленно кивнул, косясь на принца, будто до сих пор сомневался, стоит ли говорить всё вот так просто юджон-ёнг.

– Капитан готовился быть Хранителем, это… Он был бы правой рукой Дракона, а не его сосудом. И стал бы прекрасным генералом.

Вонбин не сказал вслух, но Йонг прочитала это в том, как ссутулились его плечи. Нагиль был отличным командиром с великим будущим, но Драконом он стал нечаянно, и потому после обращений был слаб, и потому до сих пор не мог совладать с барьером вокруг их деревни. Сложно занимать место, предназначавшееся не тебе. Сложно оставаться собой, когда пользуешься чужой силой.

Сложно воспитывать в себе дух, способный побеждать зверя из раза в раз, если готовился ты к другой жизни.

– Нагиль следует за разумом и сердцем человека, а не Дракона, – добавил Ли Хон после минутной неловкой паузы, заполняемой только дыханием троих людей. – И учит своих людей тому же – спроси Вонбина, спроси любого из нас. Он отличный капитан, ты сама это понимаешь.

Теперь – да. Йонг оставила при себе сомнения – всё равно они настигнут её под покровом ночи. На войне многое решает тактика и стратегия, и пример адмирала Ли Сунсина тому доказательство. Но столь явный перевес в количестве воинов мог бы склонить чашу весов на сторону Тоётоми.

– А как же флот? – наконец спросила Йонг. Этот вопрос волновал её долгие дни, она хотела разузнать о Ли Сунсине у Нагиля, но не находила правильного момента и каждый раз ждала, что кто-нибудь расскажет ей об этом.

– Флот? – переспросил Ли Хон. Предчувствие неприятных новостей, что следовало по пятам раздумий Йонг, теперь усилилось до боли в груди.

– В моём мире, в моём прошлом времени, ход Имджинской войны переломил подвиг адмирала Ли Сунсина, – пустилась в объяснения Йонг. Слова лились из неё, словно только и поджидали момента быть услышанными. – Он соорудил бронированные корабли, с их помощью остановил японский флот, и в итоге их войско лишилось снабжения и было разбито на суше. Ли Сунсин один из важнейших людей в истории моего мира, он может стать героем и в вашем!

Принц молчал, Вонбин тоже не делал попыток перебить Йонг. Она договорила и выдохнула, чувствуя, как усталость одолевает её тело после напряжённого дня и этого разговора. Наконец Ли Хон прочистил горло и заговорил в ответ:

– Госпожа юджон-ёнг. Наша страна никогда не могла похвастаться большим флотом. В прошлой войне нас разгромили, едва мы сунули нос в пролив. У нас нет адмиралов и нет достаточных сил, чтобы бороться с Японией на море. Вот почему мы заманиваем их в глубь страны.

Йонг догадывалась об этом. Сомнение закралось в её мысли ещё в тот раз, когда её впервые спросили о Ли Сунсине. Теперь прозвучавший ответ окончательно убедил её в том, что этой стране нужен сильный защитник помимо Дракона.

13

Нагиль забрался на горные выступы, откуда стекала вниз река Накто. Если Великие Звери не отвечали ему в широком русле, может быть, стоило попытать счастья у водопада. Здесь вода била со склона с особой мощью, и мастер Вонгсун мог бы выбрать это место для подготовки будущего Дракона. Рэвон в дни своего обучения жаловался, что тот заставлял его стоять под водопадом до потери сознания, закаляя тело.

– Ты будешь сосудом, что вместит огромную силу, хаксэндор[60], – передразнивал мастера Рэвон после каждого такого занятия. Он возвращался в храм, едва волоча ноги, весь сырой и с синяками по всему телу от случайных камней, попадавшихся в мощном потоке.

– Разве он не прав? – спрашивал Нагиль и хмурился, когда Рэвон падал на циновку рядом с ним и хрипел и плевался водой.

– Прав, конечно! – злился брат. – Это-то и бесит. Кажется, моё тело ещё не осознало, что будет вместилищем Великого Зверя.

После того как Дракон отвернулся от Рэвона и тот покинул храм, мастер Вонгсун пришёл к Нагилю и сказал ему то же самое. Ты станешь следующим Драконом, Мун Нагиль.

– Я не готов, мэштренним[61]!

Нагиль был разбит и растерян, побег брата стал для него полной неожиданностью, а слова, брошенные им напоследок, прежде чем Рэвон перепрыгнул через каменные стены храма и скрылся в плотной стене дождя, продолжали отзываться эхом в его сознании и преследовали в кошмарах.

– Ты не готов, – согласился мастер Вонгсун. – Этот путь не был тебе предначертан, и я солгу, если скажу, что тебя выбрали Великие Звери.

– Тогда почему?…

Мастер Вонгсун посмотрел на испуганного Нагиля совершенно иначе – прежде тот не замечал на себе такого взгляда. Мастер знал, что обрекает своего второго ученика на судьбу, в которой выбор каждый раз ему придётся делать самому, и Лазурный Дракон не поведёт его за собой и не укажет верное направление.

– Ты можешь отказать мне, – сказал мастер. – Сейчас Великие Звери молчат, и я не знаю, какое будущее они сулят всем нам, а потому мы сами должны принимать решения. Ты можешь отказаться, я могу отпустить тебя в королевские войска. Ты станешь отважным воином, Мун Нагиль, и будешь отличным генералом и поведёшь за собой людей. А можешь остаться и готовить себя к Дракону. Я не стану кормить тебя сказками: владение такой огромной силой требует огромной же цены. Для некоторых это непосильная ноша. Рэвон с ней не справился.

Нагиль отказался. Покинул храм Воды и присоединился к войскам короля уже не как будущий Хранитель Дракона, а как королевский стражник. Два года он служил при королевском дворе в столице, охранял дворец и с отстранённым удивлением наблюдал за собой будто со стороны. Сперва он стал вторым стражем королевы-матери, затем – учителем и стражем юного принца. Он сопровождал королеву, когда та посещала храм Дерева, и спас её от разбойников, заслужив уважение короля. Тогда тот назначил его начальником своей стражи.

Возможно, Нагиль стал бы генералом королевского войска, как предсказывал мастер Вонгсун, но вторжение японцев во главе с Тоётоми нарушило планы, что рисовало ему светлое зыбкое будущее. Король потребовал защиты у Дракона. Только тогда Нагиль узнал, что мастер Вонгсун слишком слаб и больше не может просить помощи у Великих Зверей.

Тогда Нагиль вернулся в храм Воды.

Теперь он стоял под водопадом, вспоминая дни и недели, что проводил у воды в медитациях. У него не было месяцев изнурительных тренировок и не было опыта Рэвона, он знал многое, что рассказывал им обоим мастер Вонгсун, – многое, но не все. То, чему хён обучался годы, Нагилю пришлось осваивать за несколько месяцев, и потому под водопадом, подобным этому, он стоял целыми днями. И ждал, что Дракон придёт на его зов, освободит мастера Вонгсуна, позволив ему уйти в мир духов спокойно и тихо. Дракон молчал.

– Мун Нагиль?

Сквозь шум воды Нагиль с опозданием услышал женский голос и вышел из водопада прямо к удивлённой госпоже. Та стояла на берегу бурлящей реки с чогори в руках. На ней были мокрые паджи и только два слоя блузок, и Нагиль опустил голову, едва понял, что госпожа отчего-то не прячется. Стоит одна посреди скал, будто не знает об опасностях, что сулят девушкам вроде неё эти горы, не защищённые никаким барьером.

– Что вы здесь делаете? – рассердился Нагиль.

– Могу задать тебе тот же вопрос, – ответила госпожа, нехотя натягивая чогори обратно на плечи. – Я думала, тут никого нет, хотела помыться.

Нагиль осмотрел нагромождение каменных пород с одной стороны и щербатые выступы скалы с другой и вздохнул.

– Где Вонбин?

– Надеюсь, видит десятый сон в деревне, – ворчливо отозвалась госпожа. – Юна сказала, они с остальными девушками ходят сюда мыться, и я решила, что мужчин тут не водится.

– Обычно – нет, – согласился Нагиль. Он выбрался из реки, проверил нить из камней-оберегов вдоль берега и повернулся к госпоже. Она смотрела на него не мигая, ничего не смущаясь: Нагиль в который раз подумал, что правила поведения Священного Города, похоже, не диктовали женщинам краснеть при виде полуодетых мужчин.

– У теб-бя синяк, – отозвалась госпожа. Нагиль покосился на наливающееся синевой плечо.

– Это от камней, – бросил он. – Здесь очень шаткие выступы, вода размывает породу. Не суйтесь под водопад, госпожа Сон Йонг.

– Не буду.

Только теперь она опустила глаза и стала рассматривать землю у себя под ногами. Нагиль накинул на плечи турумаги и хотел уже уйти, дав госпоже возможность помыться, как она и желала, но госпожа схватила его за руку, когда он проходил мимо. Нагиль замер.

– Ты же пытался возвести барьер, да? – спросила она. – Ли Хон сказал мне, Великие Звери тебе не отвечают.

– Его высочество очень много болтает, – нахмурился Нагиль.

– Расскажи про них, – попросила вдруг госпожа. Нагиль повернулся к ней, удивлённый и сбитый с толку. Сейчас?

– Сейчас? – повторил он вслух за своими мыслями, и госпожа кивнула. – Вы разве не хотели…

– Да, но это подождёт! – Она присела перед ввинченным в землю камнем чёрного цвета, турмалином, и ткнула в него пальцем. – Это всё для барьера? Камни все разные, я заметила, как Лан использует их в своих ритуалах, но она каждый раз берёт то изумруд, то кварц, то…

– Это камень Металла, – медленно заговорил Нагиль. – Каждый из них отвечает за свою стихию и…

Госпожа вскинула голову, посмотрела на него снизу вверх и тут же кивнула на другой камень.

– А этот?

– Опал. Камень Воды. Там хризопраз, камень Воздуха.

– Твой камень?

– Что?

Госпожа встала, стряхнула с коленей прилипшую грязь и повторила:

– Ты же Дракон Дерева. Твоя стихия – воздух, я думала, ты будешь использовать соответствующие камни.

Нагиль ждал, что она скажет ещё что-нибудь, что удивит его сильнее, но, похоже, сюрпризы закончились. Ненадолго.

– Вы знаете про Великий Цикл? – спросил он, сам поражаясь, что участвует в подобной беседе – и не с Лан, не с Чунсоком, а с юджон-ёнг из Священного Города. Госпожа склонила голову, нахмурилась. Не знает. И почему он говорит ей всё это?… – Воздух не может брать силу из ниоткуда, его питает вода. Мы с Лан считали, что Дракон позволит возвести барьер вдоль реки, что ему поможет стихия Чёрной Черепахи.

– Но он бездействует, – заключила госпожа. Отчего-то замечание от неё прозвучало острее и обиднее, чем возмущения Чунсока, и Нагиль рассердился – на себя же. Не стоило рассказывать госпоже про обряды, когда он сам не понимал, правильно ли поступает и правильные ли молитвы возносит Великим Зверям.

Ты просишь неискренне, моджори-ёнг.

Пока Нагиль корил себя, он не замечал, как госпожа кусает губы, осматривая каменные объятия перед водопадом, как краснеет, косясь на капитана.

– Ладно, – неожиданно выдохнула она. – Может быть, ничего не сработает, но если получится, если я поняла всё правильно, то…

– Госпожа? – осторожно спросил Нагиль. Она посмотрела на него – из-за гор медленно поднималось солнце, занимался новый день, и лучи света прорезали нависшие над ними уступы и коснулись глаз госпожи, оставляя в них белый блик. Она помолчала, раздумывая над чем-то, и внезапно кинулась в беглые объяснения.

– Чунсок ворчал, что всё из-за меня, и я бы не хотела с ним соглашаться, но в свете некоторых новостей от Лан… Иди за мной.

Она схватила оторопевшего Нагиля за запястье и потянула в реку.

– Госпожа Сон Йонг? – воскликнул он, не делая попыток вырваться – просто не нашёл в себе сил сопротивляться, всё тело сковал настоящий шок.

– Вода даёт силу Воздуху, а откуда сама берёт? – продолжала госпожа, упрямо забираясь всё глубже в шумный водоворот, берущий начало у глубокого дна под водопадом. – Великий Цикл – это же про пять стихий, так? Значит, Воду должен питать Металл. Может быть, я и мешаю Дракону Дерева, потому что… Ох.

Она, наконец, остановилась, отпустила руку Нагиля и повернулась к нему с самым решительным видом.

– Может быть, я и мешаю тебе, да, – повторила она, краснея теперь не к месту. – Но в воде всё будет по-другому.

Нагиль стоял чуть ближе к берегу и потому теперь возвышался над Сон Йонг ещё больше, и его тень накрывала её и скакала по беспокойным волнам, и он ничего не понимал и тоже мог бы покраснеть. Настоящий дурак, не зря Лан называла его так с первого его обращения.

– Вы мне не меш…

– Айщ[62], да брось, – госпожа закатила глаза. – Твоё войско называет меня нерождённым Драконом Металла. Металл подавляет Дерево, так? Но Вода…

– Берёт у него силу, – продолжил за неё Нагиль.

Он ни словом, ни взглядом, ни действием не дал госпоже понять, что знает про обряд Лан и знает, что шаманка предсказала госпоже. Если госпожа Сон Йонг и чувствовала, что может стать Драконом Металла, то никому об этом не сообщала, и вряд ли ей мог проговориться о всеобщем молчании тихий Вонбин.

– Вы уверены, что… – начал было Нагиль, но она снова перебила.

– Я видела, как Дэкван учит воинов управлять потоком Ци, я могу попробовать. Это же нужно для барьера, да?

Он думал возразить ей и прогнать из реки – госпожа уже стучала зубами в холодной бурлящей воде, и он совсем не хотел, чтобы она заболела вновь. Но она водила руками по воздуху и неуверенно повторяла позу Пэн, и её сосредоточенный вид остановил Нагиля. Он продолжал смотреть на то, как госпожа пытается стоять ровно и дышать глубоко, рассчитывая какой-то свой ритм. Он чувствовал её поток Ци, набирающий силу в горле и текущий в живот.

– Повернитесь на север, – велел Нагиль и наконец отошёл от неё. Между ними теперь образовался проток шириной в один бу[63], вода бурлила, закручивая подолы мокрых чогори и кидая их друг к другу.

Нагиль повернулся лицом на восток, вдохнул, подстраиваясь под дыхание госпожи. Лан убьёт его, как только узнает.

– Представьте, что поток воздуха закручивается у вас в горле при вдохе, – сказал Нагиль, не глядя в сторону госпожи. Та глубоко вздохнула. – Представьте, как потом он течёт вниз и спускается в живот. Задержите дыхание, позвольте воздуху нагреться в вашем теле. А потом выдыхайте через нос. Постарайтесь выталкивать воздух животом.

Госпожа повторяла вслед за его словами, хотя вдохи у неё получались рваными, а тело сотрясалось от холода. Нагиль опустил руки в воду, закрыл глаза.

Сон Йонг, думал он и сам бранил себя за имя девушки в своих мыслях. Госпожа Сон Йонг. Кажется, её имя значило «золотая звезда», хотя Нагиль не был в этом уверен. Не спрашивать же у самой госпожи, рискуя вызвать у неё вопросы. Он обещал, что доставит её домой, а не нанижет на её имя символы, позволяющие другим считать её спасительницей Чосона.

Она должна была быть никем для его страны – случайным лучом, проникшим на земли чужого ей полуострова из бездны. Но даже Лан заявила, что ей предстоит сделать выбор.

Нагиль всё ещё верил, что участь Дракона не падёт на плечи хрупкой девушки. Драконья сила не была привилегией или богатством, она была наказанием с особыми почестями, а наказывать юджон-ёнг было не за что.

«Солнце, – подумал Нагиль, поднимая глаза на возвышающуюся в небе утреннюю звезду, – позвольте мне защитить солнце».

Когда вода в реке забурлила и замерла, он понял, что теперь попросил правильно. А потом течение пошло вверх, и барьер вспыхнул, не требуя его сил.

Они выбрались из воды вдвоём, Нагиль вёл за собой госпожу, чувствуя, как быстро она коченеет. У неё были холодные руки, и даже его турумаги, нагретая утренним солнцем, не спасала. Он ошибся, пугаясь кары от руки Лан. Чжихо увидит госпожу, которую выхаживал больше недели, и накажет капитана самолично.

– Вам нужно вернуться в деревню, госпожа Сон Йонг, – заговорил Нагиль медленно. На неё было больно смотреть. Моджори-ёнг, дурак-дракон. Что ты наделал…

– Не думала, что это будет так просто, – откашлялась госпожа, и Нагиль посмотрел на неё, подозревая в серьёзном заболевании. – Думала, нам придётся полдня так стоять, как ты раньше.

– Это не было… просто, – возразил Нагиль, кидая тяжёлые слова себе под ноги. Госпожа отмахнулась от них, словно они не значили, что теперь ей придётся восстанавливать силы заново.

– Ерунда, – сказала она, стуча зубами. – Отвар Чжихо и хорошая порция кимчи-чиге[64] приведут меня в норму. И горячий-горячий куриный бульон. И чашка риса, пожалуй. Вот бы ещё дедушка умел делать рамён… Может, научить его?

Нагиль поймал себя на том, что невольно улыбается, мышцы лица напрягались в непривычном положении. Пришлось приложить некоторые усилия, чтобы заставить себя смотреть на госпожу без единого подобия улыбки.

– Я отведу вас в деревню, – сказал Нагиль. Госпожа тут же закивала и шагнула к нему.

– Да, хорошо бы. Мне нужно поговорить с Лапой Дракона.

Четыре Когтя собрались в главной казарме, Чжихо сразу же кинулся помогать госпоже и бросал на Нагиля слишком красноречивые взгляды, чтобы он мог от них увернуться. Он и сам был не рад: даже барьер, защищающий теперь его людей в деревне, не приносил должного облегчения.

Госпожа Сон Йонг сидела на лавке у окна и терпеливо ждала, когда куаргарра разведёт ей новый отвар, а Дарым принесёт тёплые одеяла и сухую одежду. Она тряслась от холода, с рук стекала вода, и чогори Нагиля, накинутая на плечи госпожи, промокла насквозь ещё до того, как они вернулись в деревню. Ёнгданте плохо справлялся со своими обязанностями, люди в его лагере мёрзли, болели и подвергали себя опасности.

Не все люди, остановил Нагиль разбегающиеся мысли. Юджон-ёнг. Её одной было достаточно, чтобы питать его изо дня в день одними тревогами и беспокойством.

– Вам удалось поставить барьер, – заметил Чунсок, пока все они ожидали госпожу. Он стоял в тени деревянной колонны, расписанной символами – крышу подпирали знаки Дракона, Феникса, Единорога и Черепахи, вниз спускались черты-яо, а у самого основания колонну обвивал нарисованный шаманкой Дракон.

– Не без помощи, – тихо уточнил Нагиль. Чунсок покосился на госпожу и неодобрительно качнул головой.

– Великие Звери откликнулись на ваш зов, – сказал он. – Если бы юджон-ёнг не было рядом с вами, они…

– Возможно, так и хранили бы молчание, – остановил его Нагиль. Он сжал переносицу двумя пальцами, с силой надавил. Ему тоже следовало бы сменить наряд и поесть.

– Дракон, Феникс, Тигр и Черепаха, – продекламировала вдруг госпожа со своего места. Чжихо замер с миской в руках, пары отвара скрыли его удивление. – Они соответствуют созвездиям в небе тоже?

Сидящие у стола Дэкван и Гаин кивнули одновременно.

– Хорошо, – закивала госпожа. – В моём мире они тоже есть, это четыре легендарных существа из китайской мифологии. Только Единорога нет, его стихию заменяет Хуан Лун, Жёлтый Дракон.

Нагиль отошёл от Чунсока, оставив после себя водяные разводы на старом полу, приблизился к госпоже. Чжихо дёрнул плечом, и он замер в шаге от них.

– Пейте, та Сон Йонг, – лекарь протянул госпоже отвар, дождался, когда она выпьет всё вместе с травами, прожуёт и недовольно поморщится. – Я попрошу деда Пхи приготовить суп с полевым хвощом и… Не надо смотреть на меня как на злодея, глупая госпожа!

– Оставь, хён, – перебил его Дэкван. – Благодаря фокусу капитана и госпожи Сон Йонг у нас наконец-то есть защита от внешних угроз. На какое-то время. Будь снисходительнее.

Нагиль повернулся, чтобы взглянуть на тырсэгарра, тот пожал плечами.

– Если она снова заболеет…

– Не заболею, – возразила госпожа. – Съем суп с хвощом, хвойный отвар, корень имбиря, всё пройдёт. Честное слово. Правда, Чжихо?

Лекарь заворчал себе под нос, и, чтобы остановить его брюзжание, Нагиль потянулся к госпоже.

– Вы хотели что-то сказать нам?

Она кивнула, стирая с лица улыбку, и встала. Подошла к Нагилю, ему пришлось отодвинуться, чтобы госпожа оказалась перед лицом всей Лапы Дракона. Она вздохнула, опустила взгляд в пол. Нагилю это не понравилось. Она нервничает, понял он и сразу же напрягся. Зачем госпожа собрала их здесь, для каких разговоров?

– Лан просила меня молчать, – сказала госпожа. – Сказала, что подобные новости нарушат шаткий мир между нами.

Драконова оспа.

– Но я не хочу врать. – Она вскинула голову, нашла взглядом Чунсока, подпирающего стену.

Она не смотрела на Нагиля, стояла к нему боком, и он видел, как по виску госпожи течёт капля – воды? пота? Он хотел остановить её, но уже не мог – не в тот миг, когда госпожа решилась говорить правду.

– Лан сказала, что я стану Драконом, – выдохнула госпожа в полной тишине, нарушаемой только громким биением своего сердца. – Она обсыпала меня рисом, и тот загорелся. Она сказала, это значит, что я стану Драконом, когда сделаю выбор. Не знаю какой. Не хочу знать на самом деле. Хочу остаться собой.

– Но это не зависит от вашего желания, – высказался Чунсок, не меняясь в лице. Чжихо тихо выругался, помянув Великих Зверей, Дэкван помотал головой. Гаин молчала и смотрела на капитана.

– Госпожа Сон Йонг, – позвал Нагиль, но она рассердилась и ему не ответила.

– Знаю, да, – сказала она громче. – К сожалению, мои личные предпочтения здесь ничего не значат, похоже. Но я бы хотела влиять на то, что происходит лично со мной. И я не хочу подвергать вас и ваших людей опасности.

Госпожа замолчала, оглядела всех с немым удивлением. Лапа Дракона не реагировала на её слова так, как она ожидала, и спустя несколько длинных вдохов, растянутых по ленте времени, как вязкая слюна, Сон Йонг всё поняла сама.

– Вы знали, – сказала она, не скрывая эмоций. В голосе крылась тихая радость, смешанная тем не менее с разочарованием. Нагиль наконец поборол робость собственного тела и шагнул к госпоже, коснулся пальцами её локтя.

– Госпожа Сон Йонг, – позвал он. Та обернулась, глаза блестели, и на мгновение Нагиль испугался, что она заплачет. Он видел её слёзы дважды, и оба раза были мучительными, и оба раза ему нужно было оставаться безучастным, как того требовала ситуация. Сейчас он не смог бы не ответить на её немую мольбу.

– Я видел вас с Лан в тот день. – Чунсок оторвал себя от стены и подошёл ближе к остальным. Нагиль решил, что пуримгарра бросит в госпожу что-то злое, привычное его темпераменту, и хотел уже остановить его, но тот вдруг усмехнулся. – Мы бы догадались в любом случае, госпожа.

– Почему молчали?

– Потому что Лан права, – ответила за Чунсока Гаин. – Открытое противостояние из предрассудков и личных страхов не должно мешать общему делу.

– Все наши воины тоже знают, – добавил Дэкван. – Так же, как вы наблюдали за нами всё это время, мы узнавали вас, чтобы не создавать собственные предубеждения на ваш счёт.

Больше недели потребовалось драконьему войску на осознание, что живущая рядом с ними девушка не только юджон-ёнг. Они обращались к ней «госпожа», а между собой продолжали звать нерождённым драконом, боясь, что её постигнет участь мальчика, ставшего имуги по воле японцев. Боясь, что против неё придётся обнажать мечи.

Больше, чем присутствие госпожи, воинов пугала свежая память об Ингуке. Нагилю нетрудно было бы вселить в них веру в невинность женщины, которую они теперь оберегали, но перекрыть ею воспоминание об Ингуке только слово капитана не могло.

И всё же чем больше сближалась с людьми госпожа Сон Йонг, тем больше они открывались ей сами. Неохотно, оглядываясь на призрака Ингука, но неизбежно, как смена сезонов.

Им нужно было это время без открытой вражды, чтобы понять то, что Нагиль знал – нет, во что верил, – с самой первой встречи с госпожой из Священного Города.

Если в ней живёт сила нерождённого дракона, госпожа не даст той завоевать себя.

– Я считала, вы меня возненавидите. – Она шмыгнула носом и вдруг улыбнулась. – Какое облегчение.

Чунсок снова усмехнулся и скрестил руки.

– Мы всё равно вам не доверяем, – сказал он, поймал взгляд капитана и осёкся. – Вам бы вернуться домой, упрямая госпожа.

В казарме стало заметно легче дышать, будто всеобщее напряжение рассеялось в воздухе. Сковавший госпожу страх сходил с неё пластами, она выпрямилась, сняла с ресниц капли непролитых слёз.

– Об этом я тоже хотела поговорить, – сказала она увереннее. – У вас есть карты звёздного неба? Хочу проверить одну идею.

* * *

Лан заявила, что госпожа мыслит правильно, и только после её одобрения Йонг пришла к Лапе Дракона с картами Чосона и неба над ним. В долину опускался вечер, Бумин развёл костёр в центре деревни и созывал всех на ужин. Пока остальные занимались приготовлениями, госпожа вытащила найденные у шаманки карты на свежий воздух и раскладывала их прямо на земле у ног Нагиля.

– Покажи ещё раз, где появлялись врата, – попросила госпожа. Нагиль ткнул в остров, в плато у Белой горы, в Алмазные горы, где протекал Восточный Хан, и в ущелье Тёмных гор.

– А в пятый раз чёрная дыра появилась у Тоннэ, – кивнула госпожа.

– Да, так и есть.

Госпожа отметила точки угольком из костра, поправила сползший на плечи платок. Поёжилась. Нагиль отмёл прочь уже ставшее занозой в руке желание накрыть её одеялом – Чжихо отогрел её отварами, супами и своими молитвами, но по вечерам здесь становилось особенно холодно, несмотря на позднюю весну, и госпожа всё ещё могла заболеть. Только теперь она отказывалась укрываться в своей хижине и металась между воинами, выспрашивая историю Чосона, словно никогда прежде её не слышала.

Она многое знала про его страну – про Три царства, про войны между ними, про генерала Ли Сонге, – а на простые истины удивлялась, как ребёнок. Храмы Пяти Стихий вызывали в ней интерес, которого Нагиль не наблюдал и у своих воинов, история генерала Ондаля поразила её до глубины души. Отчего-то её сильно волновал флот Чосона, госпожа постоянно упоминала какого-то Ли Сунсина и хмурилась, когда Нагиль спрашивал её об этом. Теперь она изучала карты, будто знала, что среди звёзд найдёт ответы на свои вопросы.

– Чёрная дыра появилась тут, – госпожа указала на остров Тэма, теперь принадлежащий Японии, – это прямо под альфой Девы. Альфа Девы – это звезда, находится в созвездии Девы, шестнадцатая по яркости на небосводе, – тут же пояснила она, бросаясь с места в моря и реки знаний, в которых Нагиль ничего не ведал и потому понимал через слово.

Госпожа провела линию от Тэмадо до Тоннэ.

– А над этим местом находится каппа Девы. Вот тут, – она ткнула в горы на севере страны, – альфа Весов и мю Скорпиона. И если наложить карту звёздного неба на Чосон, то…

Она приложила одну карту поверх другой, отмечая те же самые точки на небе, какие уже отметила на землях Чосона. Потом соединила их сплошной линией. Нагиль стоял над ней и наблюдал с зарождающейся догадкой, что именно вырисовывается из-под руки госпожи Сон Йонг.

– Если верить моим предположениям, – почти радостно выдохнула госпожа, – чёрные дыры были под рогом, шеей и корнем Лазурного Дракона[65].

Сон Йонг подняла к Нагилю сияющий взгляд – у неё блестели глаза, в них отражались искры ближайшего костра, и сама она будто светилась. Нагиль застыл, руки сомкнулись на жёсткой ткани рубахи.

– Это созвездие, Нагиль! – воскликнула она. – Чёрные дыры следуют за созвездием Лазурного Дракона!

Звёзды над чосоном