Четыре символа
14
До того как этот Чосон стал Чосоном – до первой войны с Японией, до подвига генерала Ондаля, восстания генерала Ли Сонге, до того, как страна после кровавых боев отвоевала себе частичную независимость, – до того, как полуостров делили жадные хищники-люди, зародившимся народом правили Великие Звери, пришедшие с севера.
Лазурный Дракон повелевал воздухом – парил на его потоках, останавливал ураганы, вызывал бури, прекращал смерчи. Алый Феникс подчинял огонь – мог одним взглядом выжечь целые рощи, погасить любой пожар взмахом своих огромных крыльев и из малой искры создать пламя высотой с гору. Жёлтый Единорог кормил землю: там, где он скакал, почва приносила богатый урожай, где он останавливался на отдых – вырастали прекрасные сады. Чёрная Черепаха жила в воде и жила водой – поила деревья во владениях Дракона, питала земли Единорога и гасила огонь Феникса. Белый Тигр ковал металл – вгрызался в скалы и находил руду в самых глубинных их местах, своими когтями вспарывал её и превращал в послушную калёную сталь, готовую стать чем угодно в правильных руках. Это он научил людей ковать из неё ножи и стрелы, чтобы убивать зверя и приносить мясо в деревню, он научил кормить себя не только травами и плодами земли – дарами Единорога.
Люди же создали из металла мечи и стали убивать друг друга.
Прежде Великие Звери приходили на помощь своим подданным и учили жить, но чем больше росла власть людского рода, чем больше они желали – тем меньше сил оставалось у Великих Зверей.
Сперва пропал Феникс – люди подчинили себе огонь, ослабили его, сделали своим слугой, и Феникс потерял силу. После него пропал Жёлтый Единорог – ему не хватало вольных пастбищ, чтобы свободно скакать и кормить землю, всю её иссушили люди. Потом ушла Чёрная Черепаха – люди отравили пресные воды, поменяли русла рек, чтобы вести течения в свои разрастающиеся города, и Черепаха скрылась в глубинных водах Жёлтого моря.
Белый Тигр держался долго. Люди учились сгибать металл, плавить его, создавать всё больше оружия, требовали от скал всё больше руды, и Тигр скрывал её глубже и глубже, взывая к сдержанности. Но в конце концов и он оставил людей, а последнее его пристанище – храм Белого Тигра на Тэмадо – долгие годы охраняли мудан из его культа, белые шаманки, способные видеть будущее.
Лазурный Дракон остался один. Он нечасто спускался к людям и всё ещё мог подчинять себе ветра, но после исчезновения своих братьев и сестры ослабел и почти лишился власти. Деревьям, в которых прятался ветер, нужна Вода, чтобы питать их, и Земля, чтобы впиваться корнями в неё, и Огонь, чтобы опалять сорняки рядом, и Металл, чтобы удерживать их на скалах. Лазурному Дракону, что управлял только ветром, нужна была власть над другими стихиями, чтобы жить.
И тогда он разделил себя на пять частей. Прежде он был могущественным Великим Зверем Воздуха, а теперь поделил свои силы на пять стихий. Он стал Драконом Дерева, что подчинял себе воздух и умел летать, Драконом Огня, что умел гасить пламя и разжигать его, Драконом Земли, что взмахом крыла вспахивал поля и взращивал траву и деревья, и Драконом Воды, умеющим вызывать дождь. Он стал и Драконом Металла, но на эту часть, пятую, последнюю, у него осталось так мало сил, что вскоре Дракон Металла исчез, растворился среди скал и, возможно, схоронился рядом с Белым Тигром.
Потерю пятой части себя Лазурный Дракон переживал так долго, что хотел уйти вовсе, покинуть мир людей и оставить попытки защищать их – он был слаб и одинок, и горе высасывало из него силы. Он решил дождаться ранней весны и уйти в рощу рядом со своим храмом. Он собрал всех четырёх Драконов, что жили в старых храмах его братьев и сестры, раскинутых по всему полуострову, и рассказал им о своём решении. Тогда Дракон Земли, который жил в бывшем храме Жёлтого Единорога ближе всех к земле, сказал, что людям надо дать шанс искупить вину перед Великими Зверями.
Он сказал, что завёл дружбу с сыном генерала местного племени, знающим толк в силе стихий, умеющим управлять своей внутренней Ци и творящим добро. Этот человек, сказал Дракон Земли, защищает свою деревню и не желает никому зла. Лазурный Дракон больше не мог помогать людям, как прежде, но забвения не хотел. Чтобы не исчезнуть вовсе, он заключил свои части в цикл и отдал названному человеку силу Дракона Земли.
Так сын генерала Ончхоля, Ондаль, стал первым сосудом для Дракона и научился управлять силой Земли. В те времена племена враждовали друг с другом, и чтобы спасти свой народ, Ондаль обучился у Дракона боевому искусству и защитил не только своих людей, но и всю страну, когда на его земли напало соседнее государство. Он сражался яростно, бился отчаянно и вдохновлял людей на подвиги. В его честь стали возводить храмы, его провозгласили народным героем, а король отдал ему в жёны свою младшую любимую дочь. Ондаль оставил след в истории Чосона как великий полководец и храбрейший из воинов.
Людская оболочка – кожа, кости, мышцы – была хрупкой и не способной сдерживать хоть и ослабевшего, но всё ещё могущественного Зверя, и через сорок лет Дракон Земли внутри Ондаля потребовал передать силы новому сосуду. Генерал Ондаль нашёл хаксэндора, ученика, который был достаточно силён и крепок, чтобы стать храмом для Дракона, и отдал ему всего себя.
Его ученик стал Драконом Воды и научился управлять водой. Ученик этого ученика стал Драконом Дерева и научился контролировать ветер. Следующий стал Драконом Огня. Так сила Дракона перетекала из одного ученика в другого, сменяя стихии по Великому циклу, и ученики мастера становились Драконами Стихий и защищали молодую страну. Простые жители почитали их, а короли соседних империй боялись и желали подчинить себе могущественную силу. Великая Минская империя требовала, чтобы Драконы служили им, но те были верны Чосону и его людям.
Мастер Вонгсун, Дракон Воды, десятилетиями вёл переговоры с Японией от лица своего короля. Ему доверяли и верили при дворе, почитали как мудрого стратега и опытного воина.
А потом старая шаманка Кэмеко, глава культа Белого Тигра, предсказала появление Металлического Дракона, и с тех пор настроения в стране изменились. Загадочную силу прошлого хотели заполучить и Япония, и Минская империя, и каждый чиновник королевского двора Чосона, желающий большей власти. И даже старший ученик мастера.
Впервые ритуал передачи драконьей силы оборвался в самом начале. Мастер Вонгсун отозвал своё решение. Ким Рэвон был отлучён от двора, но не лишён почестей – мастер хотел сделать его Хранителем, верным помощником Дракона. Рэвон же мечтал стать им.
И когда на землях храма Белого Тигра открылись врата в Священный Город, он ушёл туда искать силу Металлического Дракона.
– Считается, что Лазурный Дракон присматривает за своими частями в каждом из мастеров и ждёт момента, когда сможет собрать их всех воедино в одном человеке. Так он восстановит свою мощь и вернёт себе былое влияние на землях Чосона.
Йонг слушала Лан, изредка замечая, как хмурится рядом Нагиль – при упоминании мастера Вонгсуна его лицо исказила проступившая на скуле чешуя: взбухла кожа, натянулась и медленно пошла трещиной, обнажая под собой карминовые чешуйки размером с ноготь. Языки пламени в костре рядом потянулись к нему и облизали ступни в стёртых сандалиях; Йонг отодвинулась, и Нагиль заметил это и тут же успокоился, будто переключившись.
Удивительно, подумала Йонг с нарастающим любопытством, пересиливающим страх: Нагиль был Драконом Дерева, но обращался не зелёным зверем, а красно-коричневым, и огонь ластился к нему, как к своему хозяину…
– Дерево питает Огонь, – говорила Лан в своём шатре, когда лагерь отходил ко сну. Говорила не Йонг – Нагилю, но та сидела рядом и всё слушала. – Пламя костра становится больше, когда стихия насыщает воздух своей силой, и забирает её себе. Это нерушимая связь тянется изо дня в день, из года в год, неукоснительно следуя Великому циклу. Потому-то вы смогли создать барьер вместе.
Йонг покосилась на Нагиля, он сделал то же самое и тут же отвёл взгляд, будто больше не мог смотреть на неё.
– Чем дальше мы от земель Феникса, тем свободнее он себя чувствует, – делился Нагиль. – Когда прибудет ополчение, мне придётся оставить вас ненадолго.
Он говорил «вас», а имел в виду Йонг, хотя она не просила находиться рядом с собой круглые сутки, хотя он сам избегал её в дневное время и во время тренировок со своими воинами, и когда они сталкивались на обеде, то не говорили и не смотрели друг на друга. Пусть Йонг и искала его общества, чтобы узнать о Лазурном Драконе в небе как можно больше.
– Бездну притягивают сильные точки, – объясняла Лан. – Рог, шея, корень созвездия, о котором ты говоришь, оберегают храмы Великих Зверей, а ныне – пяти стихий.
Звёздное небо здесь повторяло рисунок, знакомый Йонг с самого детства, но, в отличие от людей её мира, воины дракона не считали созвездия легендарных зверей влиятельнее образов, царивших в Чосоне. Йонг нехотя соглашалась с этим: когда тебя оберегает настоящий Дракон, о созвездиях в небе думается в последнюю очередь. Тем не менее именно они должны были сыграть решающую роль в её возвращении. Лан и Нагиль находили Лазурного Дракона и других Великих Зверей в легендах, Йонг же могла указать их место на ночном небосводе.
– Если уже пять раз чёрные дыры появлялись на землях Чосона, то у меня осталось только два шанса на возвращение, – Йонг хмурилась и устало тёрла переносицу, бесконечно сверяясь с картами в поисках следующей точки появления врат. Ей помогал любопытный Ли Хон. Или, по крайней мере, пытался помочь. – Это должны быть земли храма Дерева и место между ним и Конджу, если верить расположению звёзд в небе. То есть пи Скорпиона и сигма Скорпиона.
– Будь здорова, – язвил принц. – Я не говорю на языке Священного Города.
Йонг бросала на него укоризненные взгляды, но не злилась.
– Сердце в созвездии Лазурного Дракона и его покои, – поясняла она.
– Ах, – радостно улыбался Ли Хон. – Держу пари, храм Дерева – это сердце.
– Согласна. И, вероятно, там чёрная дыра появится последней. Считай это моей интуицией, – добавляла она и отмахивалась от насмешливого взгляда его высочества. – Значит, мне стоит обратить внимание на земли неподалёку от Конджу, чтобы не упустить свою возможность…
Ли Хон строил из себя всезнайку, но в расчётах Йонг понимал ещё меньше Нагиля, хоть и не признавался в этом никому, даже самому себе. Йонг импонировало его стремление быть нужным и помогать – пусть и своей бесконечной болтовнёй и легкомысленным хвастовством, которому не хотелось перечить.
– Ты мне только мешаешь, – мягко упрекала она принца. Тот веселился ещё больше и улыбался так, будто она оценила его шёлковые паджи. Ханбок, который Йонг видела на нём каждый день, не был даже отдалённо похож на его королевский наряд, но Ли Хон щеголял в нём с той же уверенностью и нисколько не смущался появляющимися дырками на подоле походной чогори.
– Нагиль сказал, чтобы я присматривал за юджон-ёнг, – говорил принц.
– Скорее, чтобы я присматривала за тобой.
Йонг теперь называли юджон-ёнг, не скрываясь, имея в виду, что в Священном Городе, откуда появляются подобные ей, все могут стать драконами и летать. Отчасти в этом была виновата сама Йонг: она рассказала, что в будущем люди летают на металлических птицах и запускают в космос железные дома-цилиндры. Она всматривалась в созвездия на небосводе Чосона и искала знакомые звёзды, рисуя поверх небесных карт свои собственные, и воины Нагиля звали её сыта-голь, «девушка со звезды». Йонг слышала это и невольно сравнивала себя с героем Ким Су Хёна[66] – оставалось надеяться, что его участь она не повторит.
Йонг окончательно поправилась и теперь спала в женских казармах вместе с Дочерьми, хотя те так и не приняли юджон-ёнг, несмотря на изменившееся положение, и неодобрительно хмурились всякий раз, стоило Йонг позвать их командира по имени. Она использовала панмаль[67] и в общении с королевской особой, что должно было задевать принца, но Ли Хон уязвлённым себя не чувствовал.
– Мне никто не «тыкает», кроме тебя и Нагиля, – повторял Ли Хон. – Это, знаешь ли, приятное разнообразие после королевского двора и бесчисленных евнухов, подвывающих тебе в спину всякий раз, когда ты решаешься пройтись от дворца к дворцу чуть быстрее павлина. Пён-ха-а-а[68], не ходите так быстро!
– Счастлива нести радость вашему высочеству, – отвечала ему Йонг. – Раз это так тебя веселит, могу придумать тебе обидное прозвище. Думаю, твоим евнухам такое даже в голову не приходило.
– Думаю, мои евнухи называли меня словами и пострашнее.
– Если ты был таким вот капризным принцем, то, разумеется, называли. Принц-гадюка? Принц-имуги? Разведёнка[69]?
Ли Хон смотрел на Йонг и не мог понять, на каком языке она разговаривает и кого пытается рассмешить.
Нагиль сказал, что через пару дней ополчение, созванное принцем, соберётся в долине, и им придётся выдвигаться к Конджу, где у неё будет больше возможностей, чтобы отдыхать и набираться сил. Йонг понимала, что времени на это нет. Согласно теории о Лазурном Драконе, которую она вывела, какие-то чёрные дыры должны были появляться на землях Чосона в очень определённый день лунного цикла и держаться от четырнадцати до двадцати девяти дней. Но до сих пор ей сложно было выверять всё по ночному небу этого мира.
Она не знала, сколько дней висела чёрная дыра на Тэмадо, не знала, сколько продержались врата у Тоннэ. Нагиль уверял, что у Белой Горы на севере страны Бездна открыла Глаз на двадцать девять дней – это была точка под гаммой Стрельца, в созвездии Лазурного Дракона её называли веялкой. Его корень держался двадцать восемь дней, а шея у Тоннэ – меньше почти вполовину.
У Йонг не было доступа к нужной информации, не было телескопов и компьютеров, способных вычислить любые данные, – были только карты, собственное терпение и очень мало времени.
Иногда ей помогала Лан, но от помощи шаманки вреда было больше – она говорила настолько туманными фразами, что Йонг, первое время впитывающая её слова, как жаждущий знаний ребёнок, бросалась из крайности в крайность, то пытаясь применить все советы мудан на практике, то выковыривая из них смысл по крупице и всё равно теряя контроль над собой.
– Наберись смелости взглянуть своему Дракону в глаза, – говорила Лан, прищёлкивая языком, когда Йонг садилась подле её шатра, чтобы послушать историю Чосона, а попадала на уроки драконоведения. В такие моменты Йонг чувствовала себя неусидчивым ребёнком на уроках учителя Ина. Она и в школе не любила длинные занудные лекции.
– Я не хочу взращивать в себе дракона, Лан, – цедила Йонг сквозь зубы и утекающее в землю терпение. – Дракон не поможет мне вернуться домой.
– Пока ты не сделаешь выбор, ты не вернёшься домой, – отвечала шаманка и снова заставляла Йонг страдать от косноязычных формулировок.
В ночь перед приходом ополчения Йонг сидела рядом с Ли Хоном в его покоях и рассказывала принцу о чёрных дырах. Стоящий у шаткой двери Вонбин изредка качал головой, и Йонг всякий раз делала вид, что не замечает, как вытягивается от удивления его лицо.
– Я работаю всего полтора года, всё ещё младший сотрудник. Но мне поручали задачи по расчётам аккреационных вспышек и всяких подобных вещей, и мне нравилось. А теперь я вожусь с астрономией уровня первого класса и понимаю целое ничего.
– У меня ноль догадок, о чём ты говоришь, – закатил глаза принц, – я понимаю ещё меньше тебя. Так ты говоришь, в этом твоём Сонгюнгване для людей неба был и Ким Рэвон? Как он там оказался, если у вас везде гении?
– Я… не знаю, – искренне удивилась Йонг. – Он очень умен, он многое знал про чёрные дыры. Его отдел занимался ими вплотную, это наш выполнял какую-то функцию ассистента.
– Кого?
– Помощника, – поправилась Йонг. – Думаю, сонб… Ким Рэвон-щи очень многое узнал, пока прыгал по чёрным дырам в поисках Металлического Дракона.
Она задумалась – снова – о том, что врата в Священный Город могли вести в разные миры, а не в один, поскольку первый юджон-ёнг, мужчина, ничего не знал об истории Чосона, как и бедный Гу Ке Шин. Возможно ли, что Ким Рэвон приводил их из разных миров? Возможно ли, что по ту сторону чёрных дыр скрывались параллельные миры, миллионы и миллиарды версий одной и той же вселенной со своими изменениями?
Впервые она подумала, что не хотела бы, чтобы подобная теория подтвердилась, потому что подтверждать это пришлось бы ей. Она не хотела попадать в ещё одну изменённую вселенную. Она хотела попасть домой.
– Мы будем стоять под Конджу, ожидая японские войска? – спросила Йонг, отвлекаясь от невесёлых мыслей.
Ли Хон взглянул на Вонбина, тот закивал:
– Ёнгданте говорит, таков план.
Она немного обижалась на командира за то, что он явно и неявно избегал её, старался прятаться от пытливых взглядов Йонг в своих казармах и за ворохом карт. Зато к вечеру, когда на горы опускалась ночь и приносила холод и несвойственную поздней весне в долинах почти морозную свежесть, Нагиль появлялся рядом с Йонг и приносил ей то горячий рисовый чай, то шерстяное одеяло, то новые карты на истёртых временем свитках. Словно позволял себе вспоминать о её существовании лишь после захода солнца.
Вот и теперь он явился уже после заката, без стука вошёл в покои королевского высочества и остановился в косом дверном проёме. Короткий взгляд через плечо – и Вонбин скрылся по ту сторону дверей.
– Лан говорит, в ближайшее время может открыться Глаз Бездны.
Йонг вскочила с лавки, которую делила с Ли Хоном, – Нагиль, если и подумал о чём-то, вслух ничего не сказал, только на мгновение свёл брови к переносице, когда Йонг отвела от него взгляд, будто испугалась.
– Это проверенная информация? – спросила Йонг.
Нагиль вскинул одну бровь.
– Лан видит только туманные образы, и не всегда мы понимаем их верно.
Что не мешает шаманке наставлять Йонг на путь дракона каждый день по тридцать три раза и угрожать, что без него она в родной мир не вернётся…
– Мне… Мне надо что-то сделать?
Нагиль окинул её внимательным взглядом с ног до головы и отвёл его в сторону, едва достиг глаз Йонг.
– Только приготовиться и ждать, госпожа Сон Йонг. Я попросил Ёнчхоля и Боыма патрулировать подножия гор в той части, которую вы указали. Как только чёрная дыра появится на этих землях, я отведу вас к ней.
На мгновение Йонг показалось, что он расстроен, но она отмела эту мысль сразу же, отсекла и заперла в дальних комнатах своего подсознания. Эта мысль вызывала тревогу – поскольку не имела права на существование. Поскольку отзывалась в её сердце невольной надеждой.
– А мы уверены, что Ким Рэвон не станет поджидать её у врат? – подал голос Ли Хон, и Йонг невольно вжала голову в плечи. Она уже думала об этом и не хотела признаваться себе в подтачивающем уверенность страхе – что сонбэ встретит её у чёрной дыры и заберёт к японскому генералу в обход Нагиля. Что Нагиль обернётся Драконом от ярости и убьёт сонбэ. Что Йонг не сможет помешать им, как не сможет потом вернуться домой, не чувствуя себя виноватой.
– Ким Рэвон не знает о новых вратах, – с сомнением произнёс Нагиль, но меч на его поясе дрогнул.
– Может быть, знает, – возразила Йонг нехотя. Нагиль нахмурился. – Он много знает о чёрных дырах, разбирается в таких вещах, о которых никто прежде не задумывался… Это правда, я сама слушала его и каждый раз удивлялась. Что, если он проходил через чёрные дыры так часто, что успел изучить их?
– Но вы можете…
– Я не знаю всего, – прервала она. – Я вообще мало знаю. Действую по наитию, полагаюсь на интуицию и слова Лан. У сонб… у Ким Рэвона может не быть такой сильной шаманки, но он и сам справится.
Нагиль выслушал её сбивчивое объяснение и не выказал злости, которую Йонг ожидала. Кивнул, как только Йонг закончила говорить, и вышел из покоев принца, а на его место тут же вернулся Вонбин.
И что это значит?
– Не хотел бы я, чтобы эти двое сталкивались, – задумчиво протянул Ли Хон, и Йонг согласилась с ним сразу же. Она села на прежнее место к принцу, потянулась за картами, которые сегодня нашла в сундуках Нагиля. Он сам позволил ей искать всё, что нужно, в своих покоях, и первое время Йонг заходила к нему в казарму после дней и часов уговоров, а потом осмелела. Сегодня её нашла Юна, хихикнула, позволила себе шутку в адрес юджон-ёнг и тут же извинилась за это.
Она была немножко влюблена в капитана, как и многие девушки, но к Йонг относилась теплее, чем остальные Дочери, и потому с ней было несложно общаться. Она была одной из первых, кто пополнил ряды лучниц в стане драконьего капитана, и, несмотря на сходство с коллегой Йонг, отличалась от той сильнее, чем Йонг поначалу предполагала.
Отряд лучниц появился в драконьем войске после первой войны, когда опустошённые, разозлённые женщины, оставшиеся без отцов, братьев и мужей, пришли к Нагилю искать поддержки. Нагиль только стал Драконом, не умел с ним общаться и не знал, чем помочь многим и многим обездоленным людям. Он покинул королевскую службу, отказался выполнять поручения короля сразу после победы над Тоётоми, и к нему примкнули чуть больше десяти воинов из его прежней стражи. Чунсок с братом взялись обучить женщин военному делу, поскольку в свои деревни возвращаться те отказались. Так они стали Дочерьми в стане капитана-дракона. А после драконье войско окончательно потеряло расположение короля и осталось само по себе.
– Почему Нагиль отказался от службы при дворе? – спросила Йонг, вспоминая разговор с Юной. Принц, усиленно делавший вид, что разбирается в картах, замер и нахмурился. – Кэмун пои?[70]
Ли Хон подбирал слова, и Йонг, продолжая вглядываться в цепь гор, отсекающих земли Чосона от Медного моря, рассуждала вслух:
– Вонбин сказал, Драконы всегда служили королевскому двору, а учитель Нагиля был верным подданным короля. Нагиль отказался, потому что не должен был стать Драконом?
– Потому что не смог кое-что выполнить, – наконец, ответил Ли Хон. Он вздохнул, и только тогда Йонг обратила на него всё своё внимание. Принц опустил лицо в ладони, Йонг пришлось вслушиваться в его слова, произносимые сквозь пальцы, с глухим дыханием. – Не всегда всё складывается так, как нам того хочется, госпожа Сон Йонг. Даже Нагиль не всесилен, как ты думаешь…
– Я не думаю, что он всесилен.
– Как многие думают, – поправил себя Ли Хон. Выпрямился, опустил руки и продолжил: – Послушай, Йонг-щи, ты должна понимать: иногда, как бы мы ни старались, какие бы силы ни прикладывали, намеченным планам не суждено сбыться, в них вмешиваются другие люди и обстоятельства, и всё идёт наперекосяк. Нам остаётся смириться и жить с тем, что случилось, в мире, где не всё подчиняется нашим желаниям.
Йонг слушала, чувствуя, как немеют пальцы.
– К чему ты ведёшь?
Принц смотрел в сторону.
– В конце войны японцы пробились к столице. Нашу армию зажали в землях Медной козы, отрезали от Хансона. Король приказал Нагилю отправиться во дворец и забрать оттуда королеву и её сына, пока не поздно.
Неужели…
– Нагиль не успел. Мы слишком поздно спохватились, столица была в осаде, у нас не хватало людей. Даже Дракон не смог пробиться ко дворцу вовремя. Королева и её сын погибли. Нагиль выжег дотла весь королевский двор, японцы дрогнули и сбежали. Но было поздно.
Мерно стучал за стенами хижины топор, звенели мечи в наскоро сколоченной кузнице. В такт глухим ударам билось сердце Сон Йонг, она смотрела на принца не мигая и почти не дышала.
– Мне так жаль, – тихо прошептала она на выдохе. Принц криво улыбнулся, глядя куда-то за пределы существующего времени, проживая трагические события вновь.
– Как я и сказал, не всегда мы способны что-то изменить. В тот раз у Нагиля не получилось. Никто бы не смог.
Вонбин, слушавший принца вместе с Йонг, опустил глаза в пол, но кивал, соглашаясь с каждым его словом. Йонг поборола в себе желание кинуться к принцу с объятиями – они бы не спасли его и ничего бы не решили.
– Королевская семья лишилась наследника, король впал в отчаяние. Казнить Нагиля он не мог – война продолжалась, и стране нужен был Великий Зверь. В каком-то смысле гибель королевы и принца спасла нас: весть об их смерти сплотила народ сильнее прежнего, мы разбили японское войско на землях Медной козы, а потом оттянули их от столицы. Мы победили.
– И король лишил Нагиля титула?
– Он сам отказался. Сказал, что потерял право защищать королевскую семью, хотя король грозился, что казнит его за неповиновение.
Между Йонг и Ли Хоном воздух заполнялся отзвучавшими словами, те разбухали, точно рисовые зёрна в воде, набирали вес, мешали дышать. Никаким утешениям и сожалениям здесь не нашлось места: оставалось только молчать, пережидая, когда схлынут потревоженные разговором воспоминания. Йонг медленно моргала, и на обратной стороне век отпечатывались лица убитой королевы и её сына. Она не знала, как те выглядят, но воображение дорисовывало за неё – бледную кожу её величества с тёмными глазами в обрамлении густых ресниц, по-королевски точёный нос, тонкие брови, густую косу, забранную в низкий тугой пучок с золотой заколкой. Её сын представлялся Йонг чуть старше Ли Хона, возможно: прямой нос, высоко вздёрнутый подбородок, острые скулы, обтянутые гладкой кожей без изъянов, надменный взгляд. Королевские особы, какими их изображали дорамы в мире Йонг, вряд ли жили в этом Чосоне, но других примеров у неё не было, и потому погибший принц виделся ей одним из актёров сагыка – Пак Бо Гомом или кем-то из плеяды красавцев вокруг молоденькой Айю.
– Вы были похожи? – спросила Йонг. Голос предал её, и вопрос прозвучал сухо и скованно, но всё же вытянул Ли Хона из вязкого болота собственных мыслей.
– Немного. У нас были разные матери, но все говорили, что наследный принц взял больше от отца, чем я. Думаю, их сходство и наши различия с возрастом стали бы ещё более очевидными. Ему было шесть.
Образ, придуманный Йонг, разбился с оглушительным треском и осыпался ей в ноги.
– Он был младше тебя?…
Принц кивнул.
– Да, он родился, когда мне было одиннадцать.
В истории государства Йонг Ли Хон тоже был старшим сыном своего отца от незнатной наложницы, и король назначил его своим наследником после смерти бездетной королевы. Но позже он взял в жёны новую королеву, та подарила ему сына, который должен был занять трон. Король умер, когда маленькому принцу не было и трёх лет. На престол сел Ли Хон. Он отправил вдовствующую королеву в изгнание, а юного принца сослал на Канхвадо, где тот вскоре умер. В истории Кореи, какую знала Йонг, Ли Хон пришёл к власти кровавым путём и в начале своего правления многих казнил за измену.
Сидящий рядом с ней принц совсем не походил на человека, способного поднять меч против брата.
– Поэтому наследным принцем стал ты, – заключила Йонг, следуя за своими тягостными размышлениями. Ли Хон просто кивнул.
– Я не знаю, что нам готовит будущее, – сказал он. – И никто не знает, разве что вездесущая Лан может внести ясность, но ты и сама понимаешь, насколько туманны её предсказания – там важных слов по одной капле на целое море зловещих пророчеств. Но я сделаю всё, чтобы прошлое не повторилось и не коснулось моей семьи и моего государства, если стану королём.
Не когда. Если. В свете неверной лампы с догорающим язычком пламени профиль наследного принца обрисовывался тусклыми мазками желтоватого света, а тени ложились на его щёки и скулы густыми пятнами. Контраст, который видела в его образе Йонг сейчас, не укладывался в её знания о Ли Хоне. Мог бы он править страной, не готовясь к этому с детства?
У них с Нагилем было больше общего, чем они, вероятно, осознавали.
– Неудивительно, что вы с капитаном так дружны, – улыбнулась Йонг, и принц покосился на неё с проступающей в лице радостью.
– Твои слова – да нашему ёнгданте в уши. Я твержу ему об этом постоянно, но слушает ли он? – Ли Хон усмехнулся, окончательно стряхивая непривычную для него тоску. – Пусть познакомились мы при весьма неординарных обстоятельствах, он мог бы забыть прошлое и двигаться дальше, верно же? В конце концов, что, как не неудавшееся убийство, делает людей друзьями, да?
– Неудавшееся что? – переспросила Йонг, почти ощущая, как врезается в слова Ли Хона. Тот широко улыбнулся и вдруг подмигнул ей.
– О, ты не знала? Нагиль должен был убить меня полгода назад.
15
Утро Йонг уже давно начиналось не с привычного плейлиста в MelOn и чашки кофе во время суматошных сборов на работу. Но в день, когда к драконьему войску присоединилась часть ополчения, Йонг проснулась от жутких криков, каких прежде не слышала. Она вскочила одновременно с Дочерьми, наскоро запихнула себя в ханбок и выскочила из казармы.
В долину стекались люди, много людей. Их было больше, чем Йонг предполагала, и посреди образовавшегося хаоса зычный голос Чунсока растворялся в прочих звуках: ржали кони, звенели телеги со скарбом, с рассвета пылали очаги кузницы, в которой теперь высились целые горы металла, а крестьяне, вооружённые вилами и ножами, все покрытые пылью и по́том после долгой дороги, суетились, словно скопления убегающих звёзд.
– Не мешайтесь под ногами, сыта-голь, – попросила Гаин и скрылась за спинами воинов и крестьян. Просьба из уст сыгунгарра вновь прозвучала резким глухим приказом, но Йонг мысленно согласилась с ней и решила обойти толпу, направляясь к капитанской казарме.
У дверей её ждал не Нагиль, а Вонбин.
– Капитан занят, – сказал он, поклонившись. Йонг кивнула в ответ, осмотрела разверзшийся хаос из тел.
– Когда мы снимемся с места? – спросила она. Вонбин хотел пожать плечами, но передумал.
– Должны бы сегодня, но вряд ли капитану удастся организовать переход должным образом. Может быть, завтра.
Значит, Йонг стоит подготовиться к длинному изнуряющему путешествию через Пустые земли. Они должны будут спуститься по течению Нактогана, пройти по широким торговым путям и встать под Конджу, но дорога будет не из лёгких. Нагиль предупредил, что идти придётся быстро и с короткими остановками на ночлег и перекус – по его планам, разбухшее войско окажется у границ города к началу следующей недели, и на переход у них будет три дня.
По предположениям Йонг и Лан, следующие врата в Священный Город откроются в Единых горах за Конджу, где берёт начало река Кым. Один из истоков, полагала шаманка, окажется пристанищем очередного Глаза Бездны.
От Конджу до Единых гор – день пути или несколько минут полёта на спине Дракона. Как только врата откроются, у Йонг будет слишком мало времени на раздумья и приготовления.
Погружённая в тягучие мысли, Йонг кое-как завтракала, прислушиваясь к жужжащим речам вокруг. Крестьяне говорили на разных диалектах, в их словах появлялись то булькающие, пузырящиеся звуки, будто от кипящей в котле воды, то переливы, точно изо рта в рот перетекал ручей, то сухие короткие выдохи, в каких можно было распознать речь жителя пустынных земель. Многие явились на зов Дракона с побережья, уже захваченного японскими силами, кто-то пришёл с Земель Жёлтой Собаки. Чжунги и Сокву привели две тысячи людей из Пустых земель. У Конджу Нагиль ожидал встречи со второй частью ополчения, состоящей из крестьян с севера и воинов из числа королевской стражи и пограничников.
Йонг слушала чужие разговоры, вылавливая в них сомнения и страхи, преследовавшие и её который день.
Она позавтракала и пошла к невысокой возвышенности у окраины лагеря. Вонбин шёл рядом, пока его собратья разбирали оружие и порох и готовились к будущим битвам. Смотреть на это даже со стороны было боязно и тревожно: Йонг никогда не сталкивалась с настоящим сражением и не знала, на что оно может быть похоже. Одно дело, когда видишь это на экране в монтажной склейке, с наложенной эпической музыкой, и совсем другое – если сталкиваешься с мечами и стрелами, щитами и доспехами, за которыми скрываются живые люди.
Нагиль верил, что Йонг отправится домой до того, как на подступах Конджу разразится битва за столицу его Чосона. Йонг тоже хотела бы в это верить.
Пока ты не сделаешь выбор, домой не вернёшься.
Йонг поёжилась от внезапно окатившего её с головы до ног холода и потянулась к Вонбину, медленно идущему рядом на почтительном расстоянии в пару шагов.
– Вонбин?
– Да, сыта-голь.
– Как думаешь, я могу попросить Дэквана обучить меня каким-то приёмам?
Вонбин запнулся о попавшийся на пути камень и взглянул на Йонг с удивлением, но тут же взял себя в руки.
– Тырсэгарра может показать, как защищаться. Думаю, вам это пригодится, госпожа Сон Йонг.
Она улыбнулась и зашагала уже увереннее. Свой скромный запас вещей – паджи и плотную чогори чёрного цвета – она уже связала в узелок, припрятав туда кинжал, подаренный ей Нагилем, и корешки колокольчика от Чжихо, и теперь не знала, чем занять себя, чтобы не волноваться по поводу пугающего будущего, уже протягивающего к ней руки. Над Чосоном сгущались тучи, и, хотя погода становилась теплее с каждым днём, а солнце сияло в небе, и лучи его забирались в каждый уголок деревни духов, нарастающий страх каждую секунду грозил выбить почву из-под ног Йонг.
Ей нужна была хоть какая-то сила, которая поможет сохранить себя в этом очаге войны, злой и несправедливой не только для Йонг, но и для всех людей этого мира. Даже для японцев. Йонг прятала в глубине души сомнения, что и сонбэ Рэвон хочет сражений на территории своей страны.
О том, чтобы подступиться к Дэквану сегодня, не могло быть и речи, но Йонг всё же добралась до тренировочного поля, которое тырсэгарра занимал каждое утро и каждый вечер, обучая своих воинов. Они с Вонбином прошли через бамбуковую рощу, и Йонг застыла на границе между ней и открытым полем.
Тридцать воинов дракона упражнялись под командованием Дэквана и оттачивали удары меча, следуя частому такту боевого барабана.
– Ораёнъ, сыта-голь, – не глядя в её сторону, поприветствовал Йонг Третий Коготь. – Чем могу быть полезен?
Йонг медлила, наблюдая, как ближайший к ним воин, Намджу, молодой парень с густой шевелюрой и тонким хвостиком на затылке, взмахивает мечом и распарывает им воздух. Лезвие скользило, подчинённое стремительным движениям, оружие казалось продолжением его руки. Намджу было чуть больше двадцати, лицо ещё не покрывали ни морщины, ни шрамы, и легко было поверить, что в мире Йонг они могли оказаться друзьями с крохотной разницей в возрасте. Сейчас же Йонг видела перед собой воина, который знал, что меч был оружием, созданным для убийства, а искусство владения им – искусством убивать.
На тренировочном поле Намджу и все воины были единым механизмом, они одинаково били по воздуху, одинаково поворачивались вокруг своей оси, одинаково же шагали из стороны в сторону. И дышали в едином ритме.
– Я хотела… – начала Йонг, заворожённая слаженными движениями всех двадцати воинов. – Ты не мог бы научить меня тоже?
– Простите? – Дэкван повернулся к ней, сбиваясь с ритма, и Намджу вместе с остальными замер с занесённым над головой мечом. Кажется, эта стойка называлась крышей.
– Я ни разу не держала в руках меч, – пустилась в объяснения Йонг. – И я ничего в этом не смыслю, но мне бы хотелось научиться защищать себя. Уклоняться от ударов противника. Может, есть какие-то приёмы, которые я могла бы освоить?
Дэкван дал отмашку, воины опустили мечи в землю и обратили внимание на совсем сбившуюся Сон Йонг. Она переступила с кочки на ровную землю, чувствуя, как подбирается к ней прежняя неуверенность.
– Я не хочу быть мишенью японцев, – сказала она и посмотрела в лицо Дэквана. Тот склонил голову, как всегда, вынуждая её говорить и говорить, поясняя свою мысль. В редких беседах с тырсэгарра слова Йонг растекались водой и не подчинялись ей. Дэкван каждую свою короткую фразу превращал в хаша – стрелу, бьющую точно в цель.
– Вы их мишень, хотите того или нет, – пригвоздил Дэкван. Йонг закивала, облизывая пересохшие губы.
– Да, это ничего не изменит. Но я бы хотела знать, что между мной и ними стоит не только Дракон или твоё войско. Если случится так, что я окажусь одна среди них, мне бы не помешала даже слабая возможность защитить себя.
Не счастливый случай. Не Нагиль. Она должна была знать, что у неё есть попытка вырваться из рук японцев самостоятельно или хотя бы дать Дракону время спасти себя.
Дэкван наконец кивнул. Новый сигнал – и воины повернулись к нему спиной, обратили взоры на стоящего в центре поля Хвадо, самого старшего среди них.
– Чонбисэ![71] – взревел тот. – Паранэ![72]
Всё войско сделало выпад вперёд, в растёртые по небу облака впились острия мечей. Дэкван дал знак барабанщику, и тот увеличил темп.
– Пойдёмте со мной, юджон-ёнг, – позвал Дэкван. Йонг, ожидающая, что тырсэгарра погонит её с поля и, в крайнем случае, пригласит на пробный урок в более удобное время, замешкалась. – У вас не будет другого случая. Завтра мы пойдём к Конджу, госпожа.
Йонг сорвалась с места вслед за Дэкваном, молчавший всё это время Вонбин шёл рядом. Обычно он не пропускал тренировок тырсэгарра, но сегодня не отходил от неё, и Йонг гадала, было ли это приказом капитана или же его личным желанием. Вряд ли, решила всё-таки Йонг, Вонбин стал бы отлынивать от упражнений Третьего Когтя по своей воле.
Дэкван завёл Йонг в бамбуковую рощу, где стук барабана и крики Хвадо терялись среди зелёных стволов и тонули в завываниях ветра, и остановился. В руках у него оказалась палка, он покрутил её между пальцами и кинул Йонг:
– Ловите.
Йонг не ожидала нападения, а потому схватила пальцами воздух. Палка упала ей в ноги. Она подняла её, краснея против воли. Такой себе из неё ученик мастера боевого искусства. Дэкван ничего не ждал от юджон-ёнг, и удивления на его лице Йонг не заметила.
– Я учил вас правильно дышать, чтобы чувствовать в себе Ци, – вздохнул Третий Коготь. – Вы упражнялись? Капитан сказал, это помогло вам поставить барьер.
Йонг осторожно кивнула.
– Мне кажется, я смогла ощутить Ци, когда появился барьер. Как будто дно реки забирало из меня силу.
– Вы не должны были отдавать своё, – возразил Дэкван. – Правильное дыхание помогает направлять потоки Ци и делает тело проводником. В этом заключается искусство тайцзи-цюань: Энергия следует за Намерением, чтобы обратить силу против вас. Чужую силу, не вашу. Ваша остаётся с вами.
– Но ты говорил, что нужно уметь отдавать тоже, – нахмурилась Йонг. Дэкван кивнул.
– Так точно. Тем не менее стихия – мощный поток, которому не нужна помощь вашего Ци. Выращивая дерево, вы не применяете много усилий, но в то же время не забываете о его существовании. Стихия сильнее человека, и если не уметь контролировать свою Ци, можно отдать её без остатка. Так делать нельзя, юджон-ёнг.
Дэкван повернулся к ней боком, упёрся ногами в землю и взглядом попросил её повторить за ним. Йонг сделала то же самое, не выпуская палку из рук.
– Ву-вонг ву-чу. «Не забывай о своей Ци или помоги её росту». Вы поймёте со временем, – Дэкван глубоко вдохнул, задержал в себе воздух и выдохнул. – Тренируя дыхание каждый день, вы учитесь наращивать в себе Ци. Это постепенный и долгий процесс, во время которого ваша внутренняя сила, Цзин, растёт.
Он сделал ещё пару вдохов, замер на мгновение и вдруг выкинул вперёд руку. Его ладонь прошла по воздуху, словно лезвие, и летящий между ним и Йонг лист дрогнул и разорвался на две половины, точно в руках Дэквана в самом деле был меч. Холь.
– Физическая сила – важный аспект, но она не будет играть никакой роли без духовных практик, – сказал тырсэгарра. – Тренируйте разум, слушайте своё тело и следуйте потоку Ци в себе, чтобы ощутить, как Энергия превращается в Силу. Но для этого… – Он поменял стойку, взмахом руки приказал Йонг опустить палку в землю и повернуться к нему лицом. – Вы должны понимать, что вы делаете и для чего. Физическая сила без ума – плохой путь, и он не приведёт к успеху. Учитесь концентрации, юджон-ёнг.
Дэкван показал несколько стоек, предупредив, что те будут приносить ей дискомфорт, и только после медлительных, вдумчивых тренировок она сможет ощущать Ци.
– Только наращивая Ци, вы сможете обрести Цзин.
Он ушёл, оставив её с Вонбином, и Йонг потратила весь день только на попытки сконцентрироваться. Как и говорил тырсэгарра, её беспокоило всё вокруг: как едва ощутимо дрожит под ногами земля от ритмичных шагов драконьего войска на тренировочном поле рядом, как шелестит листвой ветер в кронах рощи, как ноют спина и руки, как хочется спать… Дэкван сказал, что истинная сущность тайцзи – вовлечённость, которой сопутствует отстранённость, но чтобы достичь хотя бы первого, ей предстоит потратить немало дней, а быть может, и месяцев.
С такой скоростью у Йонг не будет ни одного шанса на освоение хоть каких-то приёмов самозащиты.
– У меня нет на это времени, – вздохнула Йонг после часа, проведённого в бамбуковой роще наедине с молчаливым Вонбином. Тот стоял неподвижно в той же позе, что и Йонг. Она замечала, что воины Нагиля дышали почти в едином ритме даже вне тренировок Дэквана: стоящие на постах по ночам Чжунги и Сокву слушали ветер и направляли свои Ци вдоль его потоков, Бумин, даже раскладывая еду по мискам из большого котла на общих обедах, мог запросто замереть, если сбивался с такта, и продолжал только после того, как сконцентрируется. Воины дракона учились постоянно – и потому, должно быть, на поле боя им не было равных.
Каждую секунду они наращивали свою Ци и превращали её в Цзин. И силы их, возможно, хватило бы, чтобы одолеть тысячу японцев Тоётоми.
– Если не научитесь правильному дыханию, сыта-голь, – протянул Вонбин, не открывая глаз, – то не сможете освоить простые техники боя. Без дыхания не будет и концентрации, без концентрации не будет силы, без силы…
– Не будет защиты, – закончила за него Йонг, с раздражением почесав лоб. От неудобной позы у неё ныло всё тело, ноги начинали гудеть, и тряслись колени. Пресловутый дракон, к которому взывала Лан, никак ей не помогал.
Ну и толку-то от него?
– Я слышала, Нагиль и Рэвон учились восемь лет, прежде чем смогли контролировать Ци, – сказала Йонг. Ног она уже не чувствовала, живот крутило от голода. Стоит ли ей прерваться на обед? Стоит ли ей оставить попытки выучить то, на что у способных учеников мастера-дракона ушло столько времени?
– Да, но им нужен был полный контроль, а вам – всего лишь прочувствовать поток. Под присмотром тырсэгарра вы сможете это уже через месяц, если будете всё делать правильно.
– Вонбин, – вздохнула Йонг, окончательно сдаваясь. – Через месяц меня здесь уже не будет.
– О, точно.
Он опустил голову и несколько приуныл, похоже.
– А ты бы хотел… – осторожно начала Йонг, – ты бы хотел, чтобы я осталась?
Вонбин покраснел и ничего не ответил. Кажется, это означало «да».
Что бы на подобный вопрос ответил Нагиль? Ей нельзя было думать об этом.
Они покинули рощу, когда в деревню уже опускалось солнце. У Йонг болело всё, каждая клеточка уставшего тела, и ни о какой внутренней силе она даже не помышляла и Ци не чувствовала – вместо неё дань-тянь[73], о котором твердил Дэкван, захватило сосущее чувство голода.
– А правда, что Нагиль провёл в медитациях под водопадом три месяца перед тем, как стать Драконом? – спросила Йонг на подходе к деревне. Та гудела и тише не становилась: крестьяне из ополчения снова собирались в долине, чтобы вместе поесть и послушать ёнгданте.
– Да, и питался только пшеничными колосками, – закивал Вонбин. – Говорят, во время медитации он смог повернуть вспять реку, и вода пошла вверх.
Нагиль раздавал указания, стоя на крыльце главного дома, и собравшиеся вокруг крестьяне внимали его словам, точно он был их истинным правителем. Йонг прошла позади толпы и шмыгнула в кухню к деду Пхи, чтобы не мешаться под ногами, как её и просили.
– Вы разве не должны медитировать? – спросил её неожиданно объявившийся под навесом Чунсок. Йонг вздрогнула и покосилась на пуримгарра с нескрываемым раздражением.
– А ты разве не должен раздавать приказы ополчению? – скривилась она. Чунсок нахмурился, опускаясь на лавку.
Дед Пхи, матушка Кёнха и Ган уже расставляли миски с сегодняшней похлёбкой из рыбы, пойманной утром в Накто, и перешёптывались между собой. Йонг слышала, что Нагиль хочет забрать их с собой в Конджу: барьер спадёт сразу после того, как они покинут речную долину, и люди останутся без защиты перед лицом надвигающегося японского войска. Дед Пхи и матушка Кёнха были самыми старыми в деревне. Для них переход будет ещё более трудным, чем для неподготовленной к военным походам Йонг.
– Слышал, вы хотите освоить самооборону, – заявил Чунсок, как только Йонг нехотя присоединилась к нему и опустила ложку в миску перед собой. Матушка Кёнха вновь подала ей мясной бульон.
По каким-то тайным наставлениям Лан ей подавали похлёбки с рисом и женьшенем, хотя Йонг настойчиво отказывалась питаться так сытно, пока другие ели суп из речных водорослей и рыбу. Она думала, из-за этого Дочери тоже будут воротить нос при виде мисок Йонг, но те разозлились только на третий день, когда Йонг спорила с Нагилем. Он сказал: «Вам нужно есть больше, госпожа Сон Йонг», а позже отдал ей «лишнюю порцию». Она не была лишней. Она была его.
– Естественное желание для той, кому грозит целое японское войско во главе с генералом, – отрезала Йонг, злясь сильнее.
После её признания Чунсок перестал беспокоить Йонг и однажды даже принёс ей плед, когда она пожаловалась на холода по ночам. Они почти не разговаривали и старались избегать друг друга, так что сидеть рядом с ним за общим столом сейчас было непривычно и неудобно.
– Говорят, скоро вы покинете наш мир, – бросил Чунсок и тут же отпил, так что Йонг показалось, что слова он проглотил вместе с водой. – Если всё пройдёт по плану капитана, вам не понадобится спасаться самостоятельно.
– Мы не знаем, как всё пройдёт, – надавила Йонг, вспоминая свои сомнения. Ким Рэвон всё ещё мог поджидать её в месте появления врат, там же могли оказаться его асигару и целый генерал Тоётоми вместе с половиной своего войска. При таком раскладе никакого свободного прохода до Глаза Бездны ей не светит. – Подстраховка не помешает.
– Под-что? – крякнули одновременно Вонбин и Юна, сидящие напротив. Йонг не успела объясниться.
– Приходите на поле для стрельбы после захода солнца, – сказал вдруг Чунсок и встал с места, кидая ложку на стол. – И прихватите с собой какую-нибудь палку подлиннее. Не ту, с которой вы сегодня проторчали в позе кривой стрелы полдня.
– Это были «лук и стрела», а не «кривая стрела»! – крикнула ему вслед Йонг, но Чунсок ушёл, удостоив её ленивого взмаха руки. Она рассердилась ещё сильнее.
– Больше было похоже на кривой рог, чем на стрелу, – хихикнула Юна, нисколько не краснея в отличие от Вонбина. – Мы вас видели, все в лагере теперь говорят, что юджон-ёнг тренирует тайцзи из Священного Города.
– Потому что вы путаете позы, – пояснил Вонбин со вздохом. – Простите, сыта-голь. Всё равно важнее сейчас дыхание, а не точное положение рук и ног.
Важнее было научиться держать меч или, на худой конец, кинжал и знать, что им можно остановить врага. Важнее было не сталкиваться с тем, кто сильнее Йонг, лицом к лицу. Важнее было не попасться сонбэ Рэвону.
– Что за слухи о священном тайцзи из другого мира? – раздался возглас его высочества. Принц нашёл взглядом макушку Йонг и радостно заулыбался с другого конца стола. – Госпожа юджон-ёнг, вы хотите присоединиться к драконьему войску?
Йонг устало выдохнула, проклиная чужое любопытство. После обеда тянущее чувство голода никуда не делось. Она подозревала, что это связано с её неумелой медитацией и невозможностью контролировать даже собственные эмоции, не то что правильное дыхание, которое обещало вырастить из неё сильного воина.
Чунсок ждал её на поле, хотя всю дорогу до него Йонг шла через силу, полагая, что он передумал, забрал своё предложение и не собирается возиться с ней, такой бесполезной и беспомощной. Но пуримгарра стоял рядом с деревянным цилиндром, полным длинных тяжёлых стрел, в руках у него был верный лук, а у ног лежал меч. Чунсок дождался, когда Йонг подойдёт к нему и остановится в неярком полукруге света от ближайшего факела.
– Вы даже ходите так, что сбить вас с ног может и ветер, – вместо приветствия сказал Чунсок. Йонг поморщилась.
– Я полжизни провела, сидя в кабинетах, и спортом занималась только по принуждению.
– Понятия не имею, о чём вы, – отсёк возражения Чунсок. – И японцы тоже не придадут вашим словам никакого значения, когда превратят вас в имуги.
– Будем надеяться, до этого не дойдёт.
– Будем надеяться, вы покинете нас раньше.
Чунсок вскинул руку с зажатым в ней луком, заставив Йонг отшатнуться. Опустил его рядом со стрелами в высоком колчане, поднял с земли меч и обнажил его.
– Палку вы позабыли. Отлично, перейдём сразу к настоящему оружию.
Чунсок протянул ей меч. Он был тяжёлым, гораздо тяжелее, чем Йонг ожидала. Она обхватила рукоять двумя руками, но остриё всё равно воткнулось в землю с глухим стоном.
– Как им… Я не могу его даже поднять!
Йонг решила, что Чунсок позвал её смеха ради, но тот протянул к мечу руку и обхватил его у самой гарды двумя пальцами.
– Вы должны понимать, с чем имеете дело. Меч – не просто инструмент в руках опытного воина, у него есть свой вес, свои габариты. Своя сила. Без ощущения этой силы вам ни за что не научиться противостоять ей.
Меч выскользнул из вспотевших ладоней Йонг в руку Чунсока, он подхватил его, словно тот весил меньше кинжала, и провернул в воздухе. Свет от факела мазнул по гладкому лезвию, Йонг поймала своё отражение в зеркальной глади оружия.
На мгновение она пожалела, что не дождалась Вонбина – его молчаливая поддержка не помешала бы. Но Вонбин по настоянию Дэквана перебирал подходящий для переплавки металл вместе с крестьянами, и разбираться с Чунсоком Йонг предстояло одной. С тех пор как они заключили негласное перемирие, Чунсок больше раздражал её, чем на самом деле злил.
Он не станет вредить ей по собственной воле – не в лагере Дракона, не после того, как пообещал Нагилю защищать её наравне с остальными воинами.
– Капитан подарил вам кинжал, – сказал Чунсок и покосился на Йонг. – Он при вас, кажется.
Йонг посчитала, что припрятанное в складках чогори оружие не помешает ей этой тёмной ночью, но вытащила его на свет без стеснения. Зачем скрывать, что пуримгарра она доверяет чуть меньше, чем другим воинам.
– Отлично, – сказал Чунсок, не меняя тона. – Будете защищаться им.
– От меча?! – воскликнула Йонг и тут же вскинула руку, когда Чунсок шагнул к ней и замахнулся.
16
Шли медленнее, чем предсказывал Нагиль, но Йонг всё равно уставала быстро, и коротких передышек не хватало, чтобы восполнить силы. Она пыталась дышать, как учил Дэкван и подсказывал Вонбин, только полупустой желудок гудел, ноги её не слушались, а руки висели вдоль тела бесполезными канатами, почти неподъёмными из-за ночной тренировки с Чунсоком. Тот заставил уклоняться от ударов своего меча, и Йонг по-настоящему боялась за свою жизнь, а потому концентрировалась на любом движении Чунсока. Он, хоть и считал себя невольным помощником упрямой госпожи, на деле мечтал, похоже, раздробить ей череп, а потом сказать капитану, что юджон-ёнг сама провинилась.
Всю первую половину дня Йонг в сторону пуримгарра не смотрела – не было сил даже на злость.
– Обед! – радостно объявил кто-то в начале их длинной колонны, и Йонг с облегчением опустилась прямо на землю.
– Я принесу еды, – сказал Вонбин и скрылся среди своих соратников. Те растянулись вдоль широкой пустынной дороги: снимали с себя тюки с вещами, Сокву повёл к воде лошадей, Гаин раздавала указания Дочерям.
Лучницы спускались к основному потоку людей с нагорья, отчитывались перед сыгунгарра и скрывались в перелеске, указывая дальнейший путь. Йонг в который раз убеждалась, что в походных условиях им не было равных. Лёгкие, бесшумные, все подмечающие. Могла ли она стать такой же и приносить больше пользы капитану и его войску?…
Гаин разговаривала с Ильсу. Девушка сжимала лук, за спиной у неё висел колчан с короткими стрелами, и теперь она выглядела так, словно была Дочерью с рождения. Она всё ещё не говорила и не смотрела в сторону Йонг, и та гадала, сможет ли когда-нибудь бывшая крестьянка простить её.
Йонг не была виновата в смерти Ильсана. Но была реальной и видимой, в отличие от Рэвона и его асигару. Кого-то Ильсу должна была винить.
– Держите, – Вонбин принёс Йонг миску с походной кашей – тягучий рис с ростками кислого папоротника и маленький кусочек зажаренной утром дичи. У него была точно такая же порция. – В походе все питаются одинаково, сыта-голь.
– Обу[74], – поблагодарила Йонг. Стоящий неподалёку Намджу услышал её и подошёл и сел рядом.
– Вы учите ёнглинъ, сыта-голь?
– Немного. Вонбин помогает мне. У меня хорошо получается?
– Акаммаль[75]. Не очень, – добавил Намджу, заметив удивление на лице Йонг. – Звуки должны быть жёстче, твёрже. Это же драконий язык, в нём нет места слабости.
– Мягкость не равна слабости, – поправила его Йонг и тут же кивнула: – Но я поняла тебя. Обудаль[76], Намджу-щи.
– Дэ надаль, сыта-голь, – в тон ей ответил Намджу. После они не прерывались на разговоры – времени на обед у них было совсем немного, и медлили они больше из-за нагруженных провизией и металлом лошадей. В походе, запоздало отметила Йонг, те значили куда больше людей.
Как только с едой было покончено, а кони напились воды и отдохнули, ёнгданте поднял войско в дальнейший путь. С Йонг они пересеклись только ранним утром, Нагиль коротко ей кивнул и скрылся, оставив напоследок шёлковый мешочек с турмалином и ряд вопросов, от которых пухла голова.
Мешочек с камнем бился о бедро Йонг при каждом шаге. Она не чувствовала связи с ним, о которой говорила Лан, и уж точно не брала от него силы – ни от камня, ни от земли, в недрах которой скрывалась железная руда, ни от спрятанного в узелке за спиной кинжала из чистой стали с вкраплениями авантюрина в рукоятке, несущего, по словам той же шаманки, нужную Йонг энергию инь.
– А как будет «солнце» на драконьем? – спросила Йонг, переступая по плоским камням через небольшой овраг на дороге. Вонбин ответил после заметной паузы, пока его подначивали со спины идущие в шаге от них Намджу и Чжисоп, его побратим.
– Сольтхэ, – сказал Вонбин и шикнул на воинов.
– А небо?
– Сеныль.
– Похоже на небо[77], – заметила Йонг с одышкой. Идти было всё сложнее, ноги гудели, желудок сводило, хотя она недавно поела и не должна была чувствовать такого голода.
– Потому что ёнглинъ берёт начало из корейского языка, – встрял в разговор Намджу. – Его придумал Чанхон-тэван вместе с ёнгданте Яннёном.
– Со своим братом? – удивилась Йонг. Намджу и Вонбин кивнули. – Его брат, принц Яннён, был Драконом?
– Да, Драконом Воды, – добавил Чжисоп. – Он научил короля определять путь по звёздам и изобрёл дождемер.
– Дэбак![78] – воскликнула Йонг, не скрывая восхищения. – В моём мире король Седжон справился с изобретениями самостоятельно, а принц Яннён был лишён статуса наследного принца, потому что не хотел быть королём и постоянно попадал в скандалы с наложницами.
– Дэ-что?
– Принц что?
Намджу и Чжисоп обогнали Йонг и теперь шли спиной, путаясь в ногах.
– Великий принц Яннён стал Драконом, Великий принц Хёрён – его Хранителем, а Чанхон-тэван занял трон. Остальные братья короля были первой Лапой Дракона.
– Седжон придумал Лапу Дракона?
– Сэ. Чтобы остановить набеги японских пиратов. С тех пор у каждого Дракона в смутные времена был свой совет. Четыре Когтя, самые мудрые и сильные из генералов чосонской армии.
Далеко впереди них раздавался голос Чунсока, ему вторила эхом Гаин. Самые сильные и мудрые генералы драконьего войска. Йонг прислушалась к выкрикам пуримгарра и, несмотря на одолевающую её всё сильнее усталость и боль в теле, мысленно согласилась с Намджу. Чунсок не был добр к ней и часто спорил со своим командиром. Но вчера он дал ей немного больше, чем Дэкван и его дыхательные техники.
– Кое-кто тут хотел бы стать Когтем, а? – поддел Чжисоп и покосился на Вонбина. Тот вспыхнул.
– Я не стану сражаться за чужое место! – тихо возмутился он. Слова потонули в общем ритме шагов ополчения. – Хочу быть Пятым Когтем.
Намджу и Чжисоп переглянулись и разом притихли.
– Забери свои слова обратно, отальбо[79]! – зашептал Намджу. – Нельзя такое говорить!
Йонг отвлеклась от стягивающей живот тонкой ниточки боли и вскинулась от внезапной тревоги воинов.
– Почему? – нахмурилась она. Проклятье, дело же не в голоде, верно?… – У дракона четыре когтя, но у человека – пять пальцев на руке.
Намджу совсем сник, и Вонбин, на удивление Йонг, не стал с ней соглашаться.
– Мы не обычные воины. Лапа Дракона – не обычный совет, – пояснил Чжисоп нехотя. – Нельзя быть Пятым Когтем Дракона, сыта-голь.
– Ингук был, – произнёс Намджу еле слышно.
– Вот именно. Ингук не должен был называть себя Пятым Когтем.
Йонг слышала это имя несколько раз, когда драконье войско только узнало о ней. Ингука поминали рядом с юджон-ёнг сквозь зубы, шептались, когда Йонг проходила мимо, но уже через день все разговоры о нём утихли.
– Кто такой… – начала было Йонг и замерла. Низ живота свело так сильно, что сомнений не оставалось – это не из-за голода.
– Сыта-голь? – тут же вскинулся Вонбин. Крестьяне и воины огибали её с громким недовольством, оглядывались, бросали ей раздражённые ругательства через окутавшую всех усталость.
Йонг обхватила себя за талию, чувствуя, что от паники становится только хуже. Дэкван учил, что дыхание тайцзи помогает унять боль и выталкивает болезнь из тела, что правильный вдох и выдох поможет одолеть любой недуг. Только Йонг не умела дышать, зато с каждой секундой понимала: одна Ци не спасёт её.
– Я… Мне нужна помощь.
Вонбин кивнул и помчался вперёд, расталкивая людей, Намджу и Чжисоп топтались на месте.
– Вам плохо? Вы простудились? Куаргарра говорил, что вам может стать хуже.
Чжихо! Он и его волшебные травы могли бы ослабить боль. Йонг огляделась, но никого, даже отдалённо напоминающего лекаря, не было видно рядом. Колонна из тел замедлилась, немногословные разговоры превратились в пчелиный рой, вторя пульсирующей ломоте, что растекалась по телу вместе со слабостью. Вот что это было. Не голод. Не усталость. Не привычная злость на Чунсока.
Йонг села, когда очередной спазм скрутил её до мельтешащих перед глазами точек, и охнула, стон ушёл в землю. Намджу запаниковал.
– Сыта-голь! Что нам сделать?
– Найди Чжихо, дурень! – Чжисоп толкнул брата в жужжащую толпу и присел рядом. – Потерпите, госпожа, сейчас мы приведём его, вам помогут!
Она давно не ощущала такой боли. У неё всегда были таблетки, обезболивающее, травяные настои и мамин суп, избавляющий от спазмов, но здесь не было ничего, и Йонг сквозь наслаивающуюся на сознание мутную пелену ругала себя за безответственность. Она провела в не-Чосоне чуть больше месяца, и то, что вокруг творился хаос, даже спасло её, оттянуло момент, пока организм пребывал в шоке и постоянном напряжении. Теперь её тело вспомнило о более приземлённых вещах.
Низ живота скрутило по новой – казалось, в матку воткнули нож до самого основания и проворачивали там, намереваясь вырезать половину внутренних органов.
Лучше бы её снова одолела лихорадка.
– Госпожа Сон Йонг! – вскричали откуда-то сверху, Йонг с трудом выудила из шума и чужих голосов этот крик, а когда поняла, кому он принадлежит, упала ещё и в огромную, затмевающую всё остальное, бездну паники.
– Святые духи, только не ты…
Она попыталась поднять голову, к ней тут же склонился Чжихо и закрыл собой силуэт Нагиля.
– Где болит? Что вы чувствуете? Насколько вам плохо? – заговорил Чжихо строгим голосом. Схватил Йонг за запястье, посчитал пульс. – Температура невысокая, это не лихорадка. Что стряслось, госпожа?
Йонг потянулась к нему, слабое сопротивление разума потонуло в очередном спазме, и про смущение перед лекарем она тут же забыла. Чжихо врач. Ему можно сказать.
Куаргарра выслушал её сбивчивые объяснения и кивнул, не меняясь в лице.
– Я приготовлю настой, – сказал он. – Капитан, позовите Гаин и кого-то из Дочерей, найдите матушку Кёнху. Смотреть тут не на что, все могут быть свободны.
Он встал, жестом пригласил Йонг тоже подняться, но та замотала головой: то, что любое движение может сделать ей только хуже, тут же подтвердилось. К боли добавился липкий, тягучий стыд. Она не могла встать и уйти, но сидеть здесь, ожидая, когда все увидят кровь, было ещё отвратительнее.
Нагиль кинул пару коротких приказов застывшим рядом воинам, те понесли слова капитана к началу колонны. Чжихо уселся на камни прямо подле Йонг, Чжисоп разводил костёр для настоя, Намджу таскал воду из ручья. Уходите, всё больше паникуя, думала Йонг. Уходи, Мун Нагиль.
Когда прибежали Гаин и Ильсу, она обрадовалась им, как собственной семье.
– Капитан, прикажите остальным идти вперёд, оставьте нам коня, – быстро разобравшись в ситуации, попросила Гаин. – Ильсу, помоги юджон-ёнг. Вот, возьми.
Она протянула Ильсу тряпичные лоскуты, отодвинула Намджу и Чжисопа.
– Вы закончили тут? Всё, уматывайте. Хаша!
Йонг вяло осознавала, что происходит, и потому почти не сопротивлялась, когда Ильсу подняла её с места одним рывком и дёрнула к краю леса в нескольких бу от дороги.
– Возьми, – сказала Ильсу. – Перевяжи, как сможешь, потом мы вернёмся к куаргарра, и он даст тебе настой. Я послежу, чтобы тебя не увидели. Иди же!
О гигиене и чистоте тряпок думалось в последнюю очередь: Йонг одолевал стыд, какого она не испытывала с подросткового возраста, хотелось стонать и плакать – и искать таблетки в узелке, где были только паджи, чогори и кинжал. Она переодела штаны, скомкала испачканную одежду обратно в узел, обвязалась всеми тряпками и поняла, что выйти к остальным не сможет.
– Ну? – позвала Ильсу, нетерпеливо переступая с ноги на ногу. – Ничего ужасного тут нет, идём! Или вы все в Священном Городе такие слабые?
Не все, подумала Йонг сквозь подбирающиеся к горлу слёзы обиды. Возможно, только она. Возможно, весь Пусан или половина Сеула. У людей из её мира была современная медицина и все удобства, снижающие дискомфорт до минимума, а ещё новая этика, ограждающая от ехидных замечаний и постыдных мыслей. Здесь у Йонг были старые тряпки, помощь чосонского лекаря и, вероятно, жгучее любопытство всего драконьего войска и ополчения.
– Если хоть один мужчина посмеет смеяться над тобой, Дочери вырежут ему причинное место, – сказала Ильсу с необычайным злорадством. – Что? Думаешь, ты одна страдаешь? Мы тоже женщины.
Стало немного легче. Йонг вышла к Ильсу, комкая в руках подол чогори.
– Если захочешь, Чжихо приготовит тебе усыпляющий отвар на все дни цикла, – заметила Ильсу, пока они медленно шли обратно к дороге.
– Наркотик? – охнула Йонг.
– Ага. Проснёшься через три дня, поблюешь ещё пару суток и успокоишься.
– Кто-то так делает?
Ильсу повела плечом – раздумывала, говорить ли юджон-ёнг неприглядные истины, её касающиеся только косвенно.
– Некоторые из нас делали. Чанволь и Бора. Капитан запретил это, но Чжихо может послушать тебя, раз ты юджон-ёнг.
– Капитан запретил, – как в полусне, повторила Йонг.
– Да. Бора сказала, он был в ярости, когда узнал. Но он же мужчина, ему такой боли никогда не познать.
Йонг не задумывалась, можно ли сравнивать спазмы от менструации с ранением в живот, например, но сейчас, испытывая весь калейдоскоп кошмарных ощущений, посчитала, что Ильсу права. Откуда ёнгданте знать, насколько выматывает собственное тело, истязая тебя за то, что в очередной свой цикл ты не использовала яйцеклетку по прямому назначению.
– Я думала, все тут дышат по тайцзи, это спасает от боли, – сказала Йонг.
– Спасает, – согласилась Ильсу. – Если умеешь. Но тебе сейчас поможет только настой и терпение. Мы не станем останавливать всех ради тебя одной.
– Да. Спасибо, – сдержанно поблагодарила Йонг. Ильсу ничего не ответила.
Они вернулись к Чжихо, Вонбину и – Нагилю. Тот стоял, повернувшись лицом к уходящей вдаль колонне его людей, и гадал, вероятно, сколько ещё проблем ему доставит юджон-ёнг из Священного Города.
Йонг боялась на него смотреть – и когда выпила настой и дождалась, пока боль утихнет, и когда Нагиль усадил её на коня и повёл за поводья в напряжённом молчании. Их внезапная группа отстала от ополчения на час пути, и уходящий за горизонт день провели, не проронив ни слова.
Ночь Йонг провела в полузабытьи и страхе, что собственное тело откажется с ней сотрудничать. Она просыпалась от любого шороха и сонного шёпота Дочерей, не могла найти себе места. Под утро, совсем измотанная, она сдалась и пошла посидеть у костра рядом с караулом. Не спали Намджу и матушка Кёнха.
– Матушка, – хрипло позвала Йонг, – вы так рано просыпаетесь.
– Старым людям на рассвете уже не спится, – улыбнулась та и пригласила Йонг сесть рядом. Кое-как устроившись на нагретом камне, Йонг сжалась и на Намджу, бросающего на неё испуганные взгляды, не смотрела.
– Вы не устали в дороге? – спросила она. Живот слабо крутило, внутри ворочался монстр, имя которого было Йонг давно знакомо, и она уже втайне мечтала, чтобы её личный дракон очнулся и поборол его.
– О себе беспокоиться стоит, девочка, – просипела женщина, а потом протянула ей чашку с тёплой водой. Там был не бульон от рисовой каши, а что-то, пахнущее крапивой. Йонг пила такой отвар в приморском городке у бабушки, куда приезжала в детстве. Бабушка умерла, когда ей было шестнадцать, её дом родители продали, и больше Порён они не навещали. Аромат мгновенно вернул её в то последнее лето на берегу Жёлтого моря.
– Пей, – сказала матушка Кёнха. – Это поможет.
Йонг пила, чувствуя, что отвар горчит не от крапивы, а от слёз – те стекали со щёк прямо в чашку.
– Всё в порядке, – говорила матушка. Не ей – Намджу, который готов был сорваться будить Чжихо. – Она может поплакать и без лекаря. Слёзы тоже помогают.
– Простите меня, – сипела Йонг, размазывая по щекам намокшую дорожную пыль, – от меня одни проблемы! Не говорите Нагилю, он и так за всех беспокоится, Ильсу сказала, он приказал идти завтра медленнее, а я не хочу идти медленнее, я хочу, чтобы всё закончилось! Ополчению нужно идти быстро, а сколько мы будем тащиться со мной, такой бесполезной?
– Если вы пострадаете… – вяло запротестовал Намджу, матушка шикнула, но тот продолжил, повышая голос: – Нет, вы не понимаете! Капитан дал вам слово, мы обязаны сберечь вас до самого возвращения в Священный Город. Это важно, юджон-ёнг, смертельно важно.
– Я не собираюсь умирать, – возразила Йонг тихо. – Ты тоже не понимаешь, ра[80] Намджу. Если кто-то из вас пострадает из-за промедления, это будет на моей совести. Я больше не смогу отворачиваться от очевидного: я торможу ополчение, я доставляю проблемы, и вы рискуете каждый день, помогая мне. Я должна сделать всё возможное, чтобы просто не мешать вам.
Она затихла, опустила голову на колени. Надо дышать ртом, а выдыхать через нос, надо заставить воздух обволакивать её живот изнутри, как учил Дэкван. Надо собраться и дойти до Конджу, не утратив ни сил, ни достоинства.
– Мы все доставляем проблемы, – проворчала матушка Кёнха, кривя губы. – Я старая, дед Пхи хромает, Ган устаёт быстрее нас обоих. Кто-то из молодых юношей до сих пор не оправился от ранений, а его высочество ноет, как младенец, и слушать его стоны гораздо тяжелее, чем терпеть песок в сандалиях. Не бери на себя всю ответственность, она здесь общая.
Йонг всхлипнула, отёрла тыльной стороной ладони липкие слёзы. Матушка ждала, когда она прекратит себя жалеть, и не разрешала Намджу говорить. Тот забубнил спустя минуту:
– Ничего вы не знаете, юджон-ёнг. Пусть капитан отдаст вам коня и довезёт до Конджу за день – всё лучше, чем плакать.
Утром Нагиль привёл Йонг к лошади, запряжённой в телегу с рисом.
– Поедете в первых рядах ополчения. С вами будут Чжихо и Ильсу.
– Хорошо. Спасибо.
Она не пыталась спорить, весь день беспокойно спала под грохот колёс и конское ржание, и даже бесконечная болтовня принца не давала ей очнуться от полусна окончательно. Тем было лучше: к вечеру Йонг чувствовала себя гораздо бодрее и к главному костру пришла, приказав себе больше не плакать попусту. Там сидели Нагиль, Лапа Дракона и Лан.
Шаманка провела над головой Йонг пшеничными колосками, Чжихо всучил в немеющие с дороги руки миску с похлёбкой и чашку с горьким отваром.
– Вам лучше? – спросил Нагиль тихо. Чунсок разглядывал карту с прочерченным на старой бумаге маршрутом, но отвлёкся от своего занятия и посмотрел прямо на Йонг. Она слабо кивнула.
– Сэ, ёнгданте. Обудаль.
Чунсок хмыкнул, Дэкван покосился на неё и спрятал привычную усмешку в чашке с водой. Гаин подвинулась, Йонг села между ней и Нагилем, чувствуя, как повисает в воздухе неловкое молчание. Она хотела поблагодарить Нагиля и остальных за помощь, а не присоединяться к их совету невольным слушателем, но капитан сделал вид, что присутствие юджон-ёнг его не беспокоит, и вернулся к прерванному разговору.
– Крепостные стены на подступах к Конджу низкие, но с них открывается хороший обзор – на них можно расставить лучников. Чунсок, что с ними? Дочерей не хватит для обороны, они займут башни на востоке и западе. Дэкван, позаботься о дороге – твои воины спрячутся в кустах и среди деревьев. Дождитесь, когда основная часть войска пересечёт поля, и отрежьте её. Но дальше их пускать нельзя, в Конджу до сих пор остаются беззащитные жители.
– Я уже послала вперёд Дарым, – сказала Гаин. – К нашему приходу все стянутся к северу города и спрячутся у стен монастыря, насколько это возможно. Монахи должны помочь нам, они пустят к себе детей и женщин.
– Опасное дело, – щёлкнул языком Дэкван. – Мы зажмём японцев между Пустыми землями и городом, но, если они прорвутся за стены Конджу, мы не сумеем защитить простых жителей.
– Именно поэтому нам нельзя пускать их в город. Они готовятся к взятию Конджу, для них привычнее атаковать города, чем сражаться на холмистой местности. Они устанут, у них не будет сил на рассредоточенное сопротивление с нашей стороны. Городские стены должны помочь нам, мы и город станем тисками для японцев.
– Северные дивизии прибудут к завтрашнему вечеру, – согласился Чунсок. – Я отправлюсь к ним с утра, встречу у Конджу.
– Часть отправь укреплять стены, рассредоточьтесь вдоль улиц. Кто-то должен остаться в городе и присмотреть за жителями.
– Сэ, ёнгданте. Беру это на себя.
– Возьми с собой Хвадо и Бумина. А, – Нагиль потёр пальцами лоб, нахмурился, – Чжихо, посмотри его спину, я заметил, что сегодня он еле шёл. Если это заражение, посадим его в телегу, до Конджу он на своих двоих не доберётся. Лечить будешь уже в городе.
– Сэ, ёнгданте.
Лапа Дракона встала и разошлась, у костра остались Лан, Йонг и Нагиль. Капитан вздохнул, склонил голову на сцепленные в замок ладони. Йонг увидела, что к его сандалиям подбирается крохотный язычок пламени, и наклонилась, чтобы отодвинуть полено.
– Ты сказала, Бездна скоро откроет Глаз, – заговорил вдруг Нагиль, его слова опустились Йонг на плечи. Она выпрямилась, взглянула на капитана. Тот сидел с закрытыми глазами, словно позволяя смотреть на его бледное лицо с прилипающим к щекам пеплом, на спутанные пыльные волосы, на набухающую чешуйками шею в вороте чогори. Кожа натягивалась, расходилась и сходилась обратно в такт его дыханию.
– Духи говорят, время пришло, – сказала Лан, перебирая в ладонях камни. Турмалин и прозрачный горный хрусталь. Металл и Воздух. – Врата откроются на убывающую луну.
– Хорошо.
Нагиль устало выдохнул, Йонг пришлось прятать взгляд, чтобы он не заметил её смущения, пробивающегося под первоначальным испугом. Она сможет вернуться в Священный Город. Она вернётся домой.
Что она будет делать, когда Бездна отрежет её от мира Нагиля?…
Ещё вчера Йонг плакала и боялась, что подставляет под удар всё его войско. Заставляла себя думать, что без неё у Нагиля будет меньше поводов для беспокойства, заставляла себя вспоминать о маме и папе каждую ночь, она боялась не-Чосона, который мог сожрать её в любую секунду, и надеялась, что вернётся домой целой и невредимой.
Она ни разу не подумала о том, каково ей будет жить в своём мире, зная теперь, что где-то есть мир другой.
– Я провожу вас до шатра, госпожа Сон Йонг, – сказал Нагиль и встал, протягивая Йонг руку. Она с трудом поднялась, вложила пальцы в горячую ладонь капитана.
Должно быть, он оставил её рядом, чтобы Йонг услышала о вратах. Они шли медленно, Йонг считала попадавшиеся под сандалиями камни, не замечая, что Нагиль смотрит вовсе не на дорогу перед собой.
– Я доставлю вас к вратам, госпожа, – сказал он. Йонг молча кивнула. – Ёнчхоль и Боым всё подготовят, у вас не будет проблем.
– Как и у тебя, – прошептала Йонг. Нагиль услышал её и замер.
– Госпожа Сон Йонг, – позвал он. Йонг повернулась к нему, не поднимая глаз. Нагиль вздохнул снова.
Мимо шли полусонные крестьяне, ополчение готовилось к ночи, все были заняты своим делом и не обращали внимания на капитана и юджон-ёнг. Йонг подбирала слова, но отчего-то вся благодарность, с которой она пришла к костру Нагиля, позабылась, язык распух, и рот наполнился солёной слюной. Она что, снова собирается плакать?
– Возьмите, – сказал вдруг Нагиль и протянул мешочек. Йонг решила, что снова найдёт там камень, но внутри был сухой рис, нагретый у костра. – Ильсу сказала, это может помочь, облегчит боль.
– Чжихо уже приготовил мне отвар на ночь… – запротестовала Йонг. Принимать помощь от Нагиля стало совсем стыдно. Капитан нахмурился и опустил мешочек в раскрытые ладони Йонг.
– Вы упрямы, – сердито ответил он. – И уж точно не так слабы, как думаете.
Йонг вскинула голову, тут же натыкаясь на вспыхнувший взгляд Нагиля.
– Принимайте ту помощь, без которой не можете обойтись, – сказал он. – Принимайте ту помощь, без которой обойтись можете. Принимайте её от союзника и врага, если ситуация позволяет вам довериться кому-то сильнее вас. Я сильнее вас. И я вам не враг.
– Я знаю, – медленно ответила Йонг. Слова застревали в горле, но она сделала над собой усилие, чтобы протолкнуть их выше и стянуть с языка. – Ты мой союзник.
– Так дайте мне возможность помочь вам. Уверяю, я не стану слабее, если вы позволите выполнить своё обещание перед вами. При любых обстоятельствах и любых трудностях, независимо от того, стали вы лично их причиной или невольной жертвой.
Йонг сжала потеющими руками мешочек с рисом. Тот грел кожу и выпаривал с неё пот, и тепло растекалось по телу от самых ладоней, пульсируя внутри вместе с бегущей по венам кровью. Она открыла рот, но не смогла подобрать нужных слов. В её языке таких не нашлось.
Как назвать заполняющую мысли растерянность, о которой нельзя думать и которой нельзя давать волю? Как назвать поселившуюся в груди надежду, сказать о которой она не имеет права?
– Отдыхайте, госпожа Сон Йонг, – попросил Нагиль. Кивнул ей и ушёл, вбивая каждый шаг в землю.
Йонг пошатнулась и слепо пошла к шатру Дочерей, не чувствуя ног.
17
Вместе с Чунсоком вперёд всего ополчения отправлялся Хвадо, позеленевший за ночь Бумин и Чжунги. Последний был рослым парнем и даже рядом с Чунсоком смотрелся внушительно.
– Капитан сказал, вы поедете с нами, – заявил Чунсок, останавливаясь рядом с Йонг. Она прятала в узелке за плечами мешочек с остывшим рисом, словно тот был оберегом и мог отвести от неё беды, а потому решила, что ей послышалось.
– Кэму? Прости, что?
Чунсок закатил глаза так, что те должны были застрять у него в затылке.
– Поедете с нами, упрямая госпожа. Сядете вместе с Вонбином, поторопимся, вы…
– Возьмите с собой деда Пхи и матушку, – огрызнулась Йонг. – Они нуждаются в этом больше меня.
– Приказ капитана был чётким. Собирайтесь, мы отбываем через десять минут.
Йонг буравила его спину самым злым взглядом, на какой была способна по утрам, и когда к ней подошёл Вонбин, схватила его за руку и затрясла.
– Мы поедем верхом? Галопом поскачем? Вонбин, я не умею!
– Я буду держать вас, сыта-голь, – заверил её Вонбин, заикаясь на каждой гласной, – Йонг стискивала его запястье с такой силой, что белели пальцы и проступали под кожей тонкие косточки. – Не бойтесь, я о вас позабочусь.
Она покивала, потерянно осмотрелась. Поднимающееся с места войско гудело многоголовым чудищем, Йонг заметила только Юну, стягивающую лоб повязкой, и Ильсу, ворчащую рядом с матерью.
– Перевяжи ноги плотнее, – просила она, – и если устала, говори мне сразу же, хорошо? Я попрошу у Чжихо какие-то травы для твоих ступнёй.
Они прошли мимо Йонг, Ильсу сделала несколько шагов и остановилась.
– Вот, – сказала она, вернувшись к Йонг, – нашла тебе ещё тряпки. Не садись боком, будет труднее скакать.
Йонг приняла скомканные полосы ткани, оставшиеся, вероятно, от старого белья из гостевого дома деда Пхи. Лучше идти пешком.
– Не бойся, – вздохнула Ильсу, правильно истолковав онемение Йонг. – Доскачете за день, к вечеру уже будешь лежать в каком-нибудь доме, в тепле.
– Х-хорошо, – через силу ответила Йонг. – Спасибо, Ильсу.
Та ничего не ответила и увела матушку прочь.
Когда они трогались с места – Йонг села в седло с помощью Вонбина, и он обхватил её руками, попросив крепко держаться за переднюю луку, – Нагиль провожал их, и Йонг лишь в последний момент поймала его напряжённый взгляд. Капитан коротко кивнул, слова напутствия потонули в перестуке копыт. Чунсок взял с собой ещё десять вооружённых ополченцев из малочисленной конницы.
Останавливались редко. Уже после первого часа езды Йонг потеряла ориентиры, горизонт скакал перед глазами, и смотреть вперёд не было сил, но опускать голову она не решалась – сразу начинало мутить. Пыль летела в лицо, забиралась в горло. На второй короткой остановке Вонбин протянул ей повязку, которой Йонг закрыла нос и рот – стало немного легче.
К вечеру выжженная солнцем пустынная дорога начала сужаться, песок сменился булыжником, зацокали по камням копыта. К стенам Конджу подъехали, когда Йонг совсем выбилась из сил и хотела только одного – упасть на любой тюк сена и уснуть долгим, глубоким сном.
Их пропустили после скорого допроса, стражники опустили копья, оглядывая пустынную дорогу позади всадников.
– Ополчение будет завтра к ночи, – бросил Чунсок и въехал в город последним. За ним медленно, с тяжёлым скрипом закрылись ворота. Стены в Конджу и правда были не такими высокими, как представляла Йонг прежде, но на осмотр достопримечательностей её уже не хватало.
Вонбин помог ей спуститься – ноги гудели, тело гудело, Йонг выпала из седла мешком и тут же осела на землю. Та дрожала, будто они всё ещё скакали через Пустые земли.
– Вас проводят до монастыря, – сказал подошедший к ним стражник. Он был одет легко, ни доспехов, ни меча, только длинное копьё, которое вонзалось в темнеющее небо чуть кривым остриём.
Они перебросились с Чунсоком парой фраз, лошадей у них забрали и повели через весь город. Йонг шла, запинаясь о непослушные ноги, и держалась за чогори Вонбина.
Редкие горожане выглядывали из окон домов, чтобы посмотреть на прибывших воинов, не было слышно криков, разговоров, смеха. Казалось, город замер в ожидании, но был живым – в отличие от заброшенных поселений, что попадались на пути драконьего войска в Пустых землях.
– Сколько людей готовы присоединиться к ополчению? – спрашивал Чунсок по дороге. Ведущий их стражник склонил голову.
– Около трёх тысяч. Мы раздали оружие всем совершеннолетним мужчинам, но если добавить к ним тех, кому вообще по силам держать в руках вилы и копья, будет почти пять тысяч.
– Надеюсь, нам не придётся прибегать к таким мерам, – нахмурился Чунсок. – На войне нет места детям и женщинам.
– Они готовы защищать город, – возразил стражник. – Мы пришли.
Монастырь располагался на возвышении – он был окружён оврагом, через который пролегал неширокий каменный мост, и всех страждущих встречала белая статуя Будды в два роста Йонг. Она вскинула голову, проходя мимо. Статуя словно подмигнула ей.
– Буддийский храм, – выдохнула она, оборачиваясь на ходу. – Я думала, в не-Чосоне есть только храмы стихий…
– Это монастырь, юджон-ёнг, – поправил её Вонбин. – Их больше, чем храмов Дракона. Их возводили короли.
– Да, в моём мире тоже…
От статуи вверх к стенам монастыря тянулась каменная же лестница, но по её краям Йонг замечала маленькие повторяющиеся фигурки – Дракон, Феникс, Единорог, Тигр и Черепаха. Религия здесь переплеталась с мифологией так сильно, что сложно было отделить одно от другого. В каком-то смысле они были едины.
Их, уставших и вымотанных, встретили монахи в землистого цвета кашаях.
– Мы ждали вас завтра, – поклонился один из них. Чунсок тоже склонил голову.
– Ополчение прибудет завтра, вы правы. Мы приехали раньше, чтобы помочь.
– Великие Звери знали, что причина нашей встречи не будет радостной. И всё же мы приветствуем вас с теплом и благодарностью. Проходите скорее.
В монастыре было несколько зданий: главное, с просторным залом для молитвы, окружали несколько строений поменьше, а в глубине раскинувшихся на склоне садов прятались павильоны для медитаций. Йонг пригласили переночевать в одном из них, заверив, что ночи здесь тёплые и светлые.
Она вымылась в тёплом источнике в дальней части монастырских владений, а потом вернулась к остальным. В здании, отведённом для трапез, уже сидели за невысокими столиками все, с кем она приехала, и Дарым.
– Ораёнъ, юджон-ёнг! – поприветствовала её лучница. Монахи удивлённо взглянули на Йонг, а потом неожиданно заулыбались.
– Для нас большая честь принимать нерождённого дракона, – сказал тот, что встречал их у входа. Его шею украшали длинные нити бусин разных цветов в повторяющемся порядке: зелёные, красные, белые, жёлтые и голубые. Воздух, Огонь, Земля, Металл и Вода.
Йонг не знала, как реагировать, а потому просто кивнула и подсела к столику Вонбина. Он пододвинул к ней чашку с рисом и разведённый в тёплой воде отвар Чжихо.
На некоторое время её отпустили тревоги о надвигающемся японском войске, о собственном слабом теле и скором возвращении – усталость взяла своё, и уже после одной чашки риса с парной рыбой Йонг поняла, что засыпает на плече Вонбина.
Дарым взялась проводить её до беседки, и Йонг уснула, едва коснувшись головой циновки. Стоящий рядом фонарь облепил её тёплым светом, Дарым накрыла одеялом и ушла, пообещав присоединиться позже.
«Наутро, – думала Йонг сквозь тягучую дремоту, – я высчитаю точное расположение чёрной дыры, и когда Нагиль приедет в город, буду знать, куда уходить».
День ожидания длился вечность. Йонг старалась не высматривать у линии горизонта полоску пыли, предвещающую скорое появление войска, но взгляд то и дело тянулся за южные стены. Она уговорила монахов пустить её в монастырскую библиотеку – пришлось поступиться обещанием не использовать положение юджон-ёнг в личных целях, но иначе лысые молчуны оставались равнодушны ко всем просьбам Йонг и смилостивились только после заветной фразы на ёнглинъ.
– Тоуда мэ[81]. Я ищу карты звёздного неба, это важно.
Главный монах – тот, с разноцветными бусинами вокруг шеи, – сам проводил её в библиотеку, закрыл за ней двери и попросил кого-то принести чай. Йонг ходила по узким проходам между высокими полками, уставленными рукописными книгами, и трогала их кончиками пальцев почти с болезненным трепетом. Она видела работы чосонских учёных и литераторов в музее мамы, иногда ей позволялось прикасаться к ним и листать под бдительным надзором экскурсоводов, но большинство книг пряталось за стёклами витрин, а информацию можно было получить с экранов и интерактивных досок с подсветками. Аутентичность прошлого выдавливалась даже из музеев современными технологиями, связь с историей рушилась, несмотря на упорство многих неравнодушных.
Здесь же Йонг брала в руки переписанный монахами «Самгук саги»[82], чувствуя, что книга дышит. Так близко к истории она не ощущала себя ни разу, хотя провела в не-Чосоне больше месяца.
– Вы хотели посмотреть карты? – спросил монах, имя которого Йонг так и не узнала – он не называл себя, как и прочие послушники, и все они были для неё почти на одно лицо.
Йонг пришла к нему из-за полок; те стояли по кругу, и центр зала пустовал, на полу лежали циновки с пуфиками, от которых пахло ладаном и чем-то травяным.
Монах разложил перед ней несколько свитков. Одну карту Йонг узнала сразу же – перед ней раскинулся весь не-Чосон, от границы с Японией на юге до Минской империи на севере. На второй было звёздное небо, но созвездия с трудом угадывались – карта отличалась от тех, что Йонг видела у Нагиля и Лан.
Им принесли чай с лепестками какого-то цветка, Йонг машинально выпила всю чашку и смущённо оглянулась. Монах пил маленькими глотками и никуда не торопился, похоже.
– Эти карты составляли ещё во времена первого Дракона, – объяснил монах. – И земли, и звёзды постоянно движутся, юджон-ёнг, и старые записи могут быть бесполезны, если не уметь обращаться с ними.
– Вы умеете? – спросила Йонг, склоняясь над бумагой.
Чернильные точки небесных тел затёрлись от старости, выцвели, и некоторые были почти незаметными, но Йонг уже отметила опорные звёзды Лазурного Дракона – его сердце находилось почти в том же месте, где был храм Дерева, а рог висел над Тэмадо. Йонг потянулась за картой не-Чосона, наложила поверх неё звёздное небо. Под рукой ничего не было, и она вытащила из-под ворота чогори мешочек с рисом от Нагиля. Сухие зёрнышки расположились на месте шеи, корня, покоев, хвоста и веялки Лазурного Дракона, но рисунок выходил новым, незнакомым.
– Если бы у меня были исследования из института, я бы замерила всё с точностью до метра! – вздохнула Йонг, растирая немеющие от возбуждения ладони. – Странно, что созвездие изменило положение не целиком, две звезды остались на прежнем месте.
– Тело Дракона плывёт по небу, – сказал монах, всё это время молчаливо наблюдавший за ней. – Но сам он берёт начало с храма Металла на Тэмадо, а сердцем всегда остаётся в храме Дерева. Вот, смотрите…
Он подвинул зёрнышки на полпальца влево, шея и покои переместились, так что теперь Йонг узнавала тело Дракона, очертания которого наблюдала долгие вечера над картами у костра.
– Дэбак, – выдохнула она. Монах посмотрел на неё с удивлением, но ничего не сказал. – Значит, пи Скорпиона у западного истока Кыма. Айщ, пакчо[83]! Я думала, она ближе!
Монах совсем растерялся, но быстро взял себя в руки, и когда Йонг выпрямилась, сделал вид, что его нисколько не беспокоят незнакомые ругательства юджон-ёнг. Он протянул Йонг новую порцию чая, цветов в нём уже не было, и Йонг снова проглотила его, не чувствуя вкуса. От переживаний закружилась голова, в библиотеке было несколько душно. Йонг потёрла вспотевший лоб, гадая, как много времени провела рядом с молчаливым служителем Будды.
– Вы уверены, что расположение точное? – спросила она. Монах сдержанно кивнул. Недоверие его оскорбило? Или здешние монахи были так же правдолюбивы, как воины дракона?
– Многолетний опыт подсказывает мне, что расположение точное, – ответил монах.
Честолюбия в нём было всё-таки больше. Йонг покивала, вернулась к картам. Как скоро Мун Нагиль доберётся до Конджу? Может ли она отправить весточку ждущим у южного истока Кыма воинам?
Может быть, чёрная дыра уже появилась под звездой Лазурного Дракона, а они просто не знали об этом и потому медлили. Сколько времени Йонг потеряла из-за своих неправильных вычислений? Ей следовало немедленно сообщить обо всем Чунсоку.
– Спасибо за помощь, – поблагодарила Йонг монаха, даже поклонилась ему и встала, расправляя складки чогори. Полки с книгами покосились перед её глазами, зашатался пол. Воздух в библиотеке уплотнился, сдавил виски, Йонг схватилась за голову. Плохо, это плохо. Что её доконало? Нервное истощение или малокровие – или…
– Останьтесь здесь, юджон-ёнг, – попросил её монах мягким голосом. – Вам некуда торопиться.
– Ты… – поперхнулась словами Йонг; живот скрутило, и она успела отвернуться в последний момент – её вывернуло на пол в шаге от разложенных на циновке карт. – Святые духи… Чем ты меня опоил? За что?
Монах обошёл её, ступая мимо карт, встал, заграждая от Йонг двери. Он продолжал милостиво улыбаться, бусины на его шее стучали в такт гонгу на улице, зовущему к обеду. Лицо монаха расплывалось, силуэт таял в воздухе.
– Женщине никогда не стать драконом, – сказал он.
– Ты этого не знаешь, – выплюнула Йонг. Если она упадёт, то уже не встанет – нужно было сбежать отсюда как можно скорее, позвать на помощь.
– Знаю, – ответил монах. – Дракон Дерева заблуждается, Тоётоми заблуждается, и одним духам известно, какими сказками вы оплели всех вокруг, но мне известно, что вы врёте. Жаль, что из уст такой милой девушки звучит столько лжи.
Йонг в который раз отчаянно пожалела, что у неё не было ни смартфона, ни GPS-навигатора, ни даже кнопки SOS, как под мостами Пусана, которые спасли бы её сейчас. Кинжал она оставила в беседке, где спала, защититься было нечем.
– Если я умру, Нагиль выжжет весь твой чёртов монастырь, – зашипела Йонг. – Чунсок перережет тебе горло.
– Дракону не будет дела до предательницы, – возразил монах. – А вы – предательница.
– Кто бы говорил! – просипела Йонг.
Она пыталась дышать через раз, слушая разбухающее в груди сердце. Это яд или снотворное? Она уснёт и очнётся где-нибудь за городом – или умрёт?…
– Ты же монах! – из последних сил воскликнула Йонг. Если она будет кричать громче, её услышит кто-нибудь из воинов? Где Вонбин? Где Чунсок?
– О, я не собираюсь вас убивать, – ответил монах, лицо которого сморщилось, словно Йонг его оскорбила. – Вас передадут японскому генералу, и война закончится. Когда Тоётоми поймёт, что перед ним не дракон, а пустышка, наша страна достаточно окрепнет, чтобы защитить себя.
Он повернулся к Йонг спиной, будто уже не ждал, что она может противиться действию яда. У неё в самом деле не было сил: качались пол, стены и потолок библиотеки, подёрнулся мутным маревом силуэт монаха. Кто-нибудь. На помощь.
– Ты предаёшь Чосон из-за меня, – прошептала Йонг, слова упали ей в ноги и растворились в луже непереваренного завтрака.
– Я защищаю Чосон, – бросил ей монах через плечо и открыл двери. За ними никого не было – длинный коридор разрезали яркие солнечные лучи, и до самого выхода тянулась умиротворённая тишина. Йонг собрала всю волю в кулак, попыталась выпрямиться. На крик её не хватило, и она поползла к полкам с книгами. Противостоять монаху она не сможет, но устроить шум, на который сбегутся воины, – это ей по силам.
– Что вы… – заговорил монах, вопрос потонул в грохоте – Йонг упала прямо на книжные полки, первая опрокинулась на вторую, вторая накренилась, заскрипели по полу деревянные ножки. Книги посыпались с полок, те зашатались и упали по очереди. Йонг осталась лежать среди династических записей эпохи Троецарствия, Корё и Чосона, отдельные листы взвились в воздух вместе с пылью.
– Глупая девица! – раздражённо вскрикнул монах. Он шагнул к ней, но вдруг замер: в коридоре раздались торопливые шаги, знакомо зазвенел меч.
– Сыта-голь! – Вонбин появился в дверях библиотеки, осмотрелся и кинулся к Йонг, огибая монаха.
– Он… – зашевелила губами Йонг. Тело уже не слушалось, руки распластались по книгам, ноги онемели. – Он хочет…
– Я помогу, госпожа, вот, – затараторил Вонбин. Он склонился к ней, и когда за его спиной возник монах, Йонг не смогла произнести ни слова. – Обопритесь на меня, сыта-голь, сейчас я…
Сердце задеревенело и раскололось ещё до того, как Вонбин вдруг охнул, глаза его закатились, он осел на пол рядом с Йонг и привалился боком к опрокинутой книжной полке. Чем больше Йонг сопротивлялась, тем сильнее опутывал её морок.
– Ты… – слово пришлось вырывать из горла. Монах навис над ней и Вонбином.
– Что вы наделали, – сказал он. – Теперь этому юноше придётся сопроводить вас к японцам.
Йонг провалилась в липкий обморок.
Нагиль считал, что без юджон-ёнг переход до Конджу пройдёт спокойнее: лишних остановок не будет, лишних разговоров не будет, его воины не будут больше оборачиваться и шептаться – и гадать, что случилось с сыта-голь и не собирается ли она обернуться драконом прямо посреди тракта.
Но линия горизонта, скачущая перед глазами в такт быстрому ходу его коня, не дарила покоя. Конджу не становился ближе, солнце катилось поперёк неба с медлительностью черепахи. Нагиль вновь и вновь возвращался мыслями в раннее утро и видел перед собой удаляющиеся в дорожной пыли фигуры его воинов и госпожи.
– Сер арбо,[84] ёнгданте, – сказала идущая рядом Юна. Нагиль покосился на неё и ничего не ответил. Лучница повторила менее уверенно: – Всё в порядке?
– Сэ, – бросил в тон ей Нагиль. – Обу, Юна.
Юна заулыбалась, и, хотя разговор вышел сдержанным и неловким, ему стало чуть легче. Он осадил себя, рассердился. В Конджу нет места безопаснее, чем монастырь у северных стен, за госпожой присматривают Чунсок и Вонбин, а монахи предоставят ей долгожданный отдых. Волноваться не стоит. Как и сказала Юна, всё шло по плану.
– Нагиль! – к нему сквозь вереницу людей проламывал путь Ли Хон, и капитан остановился, чтобы встретить его.
– Там деду Пхи стало плохо, он…
– Я велел ему сесть в обоз с провизией, – разозлился Нагиль. – Почему этот старик слушает меня через раз?
Ли Хон пожал плечами, Чжихо без лишних слов развернулся и пошёл в гущу толпы, сминая строй, словно идущая вверх по течению лодка, которая портит рисунок волн. Проклятье, Нагиль надеялся, что уж до города все доберутся в целости и относительно здоровыми, без происшествий вроде подобного.
Он вздохнул, осмотрел своих людей. Все устали и хотели есть, солнце на безоблачном небе сегодня высушило их лица и сделало похожими на восковые. Или это от голода и долгого перехода все зеленели, точно раненые?
– Привал, – махнул рукой Нагиль, окончательно сдаваясь на милость длинному дню. – Разворачивайте лагерь.
Теперь расстояние от него до Конджу увеличивалось на ли[85] с каждым ударом сердца.
Ночью он проснулся от беспокойного сна, полного тревог и сомнений, и не смог уснуть.
Ещё не рассвело, когда к нему в шатёр явилась Гаин – вошла, не предупредив о себе, но Нагиль сидел на полу, пытаясь медитировать, и присутствию сыгунгарра не удивился.
– Кэму? – медленно спросил он. Гаин поклонилась.
– Есть новости о разбойничьих бандах, – сказала она. – Дочери донесли, что видели их в лесном массиве – отсюда на запад в сотнях ли. Они идут к берегам Жёлтого моря.
Нагиль потянулся за картой, Гаин передала её в руки капитана и села указать путь.
– Они огибают известные тракты и явно не хотят попадаться на глаза.
– Странно, – нахмурился Нагиль. Гаин закивала.
– Сэ, ёнгданте. Сейчас многие пересекают Пустые земли, сбегая от японского войска, они могли бы грабить целые караваны беглых торговцев и крестьян, те для них лёгкая добыча.
– Значит, они хотят достичь побережья как можно скорее и без свидетелей. Что там?
– Приморские поселения, рыбацкие деревни. Ничего такого, за чем обычно охотятся гандо.
– На войне золото и драгоценные камни теряют свою привлекательность, – заметил Нагиль. – А вот природные ресурсы, земли и скот становятся желанной добычей. Если разбойников интересуют прибрежные поселения, мы не станем их останавливать.
Гаин поджала губы, но возражать не стала.
– Слушаюсь, командир.
Она собиралась уйти, дав Нагилю время на сборы перед очередным днём бесконечно долгого перехода, но замерла у выхода: в капитанский шатёр ворвалась Бора.
– Засекли войско на юге, капитан.
Нагиль поднялся с пола.
– Большое?
– Тянется вдоль горизонта, насколько хватает глаз, Чанволь считает, может быть от пятисот до тысячи голов.
– Японцы. Прикажи всем собираться, – сказал Нагиль. – Гаин, дай отмашку Дочерям, пусть наблюдают и объявят о приближении. Придётся встретить их за холмом, пока они не достигли ополчения.
Бора кивнула и вышла, Гаин с беспокойством оглянулась на капитана.
– Собираетесь встретить их в одиночестве? – уточнила она. Нагиль снимал с себя плотную чогори и пояс с ножнами – мешают, не нужны, – и затягивал волосы в высокий хвост.
– Да. К бою с японцами мы пока не готовы, а раз они растянулись на половину земель, значит, не знают, много ли нас в ополчении. Будет лучше, если и не узнают.
– Капитан… – неуверенно протянула Гаин. Нагиль взглянул на неё, и лучница осеклась.
– Приведи ко мне Лан, – приказал он, осматривая руки и ноги. Целы, полны сил, хоть предрассветный кошмар и лишил его сна. Тем не менее поддержка мудан ему не помешает. – Скажи Дэквану и остальным, чтобы снимались и уходили отсюда, план прежний, курс не меняется. Я вернусь, как только разберусь со всем, но будет лучше, если вы не станете медлить из-за одного человека.
Сыгунгарра топталась на месте, и Нагиль окончательно разозлился:
– Гаин!
– Сэ, ёнгданте! – почти вскрикнула она и вышла, сердито топая. Нагиль мог поклясться, что даже первая Лапа Дракона, Великие принцы, не вели себя так своевольно, как порой позволяли себе люди его войска.
Лан пришла к нему вместе с амулетами, рисовыми зёрнами и благовониями, дым от которых тут же заполнил весь шатёр.
– Воняет, – прокомментировал запах Нагиль: на этот раз от палочек пахло не привычным ладаном, а какой-то полынью и сорными травами, аромат забирался в нос и стекал по горлу, оставляя горький затхлый след.
– А ты дыши через раз, – посоветовала шаманка. Пока она деловито расставляла вокруг него камни и обереги и цедила себе под нос не то молитвы Великим Зверям, не то проклятья, Нагиль сидел с закрытыми глазами и слушал Дракона внутри себя.
«Ты слаб», – говорил Дракон.
«Я силён», – возражал ему Нагиль, и зверь смеялся и шипел в такт ударам его сердца.
«Был бы ты силён, не просил бы помощи», – отвечал Дракон.
«Я прошу её ради защиты своих людей».
«Нет, нет, человек. Ты просишь не за людей. Ты просишь за…»
– Драконова оспа! – взревел Нагиль. Лан выронила камешки, те заскакали по притоптанной земле и циновкам, шаманка выругалась.
– О чём я тебе говорила, моджори-ёнг! – процедила она. – Спокойствие, концентрация, баланс. Дыши правильно, слушай как следует, и – ради всех Великих Зверей! – уйми наконец свой пыл!
Она собрала обратно камни-обереги, бросила в ноги Нагилю рисовые зёрна и пшеничные колоски. За шатром шумело всё войско, беспокойно кричало ополчение, звенели мечи, скрипели обозы. Всех этих людей, отчаянно думал Нагиль, нужно защитить. Ему нужно. Не Дракону.
– Где бы ни были твои мысли, – сказала Лан, словно слышавшая все его сомнения, – оставь их на время. Доверь их мне, я сохраню все в первозданном виде и верну, как только ты справишься со своей задачей.
Она склонилась к сгорбленной фигуре Нагиля и вдруг коснулась ладонью его лба, горячего, как в лихорадке. Перед закрытыми глазами капитана заплясали тысячи, сотни тысяч искр, похожих на звёздную россыпь на небосводе. Сознание поплыло вслед за потоком, в голове прояснилось.
«Так-то лучше», – Дракон потянулся в образовавшуюся пустоту, как в бездну, и его довольный голос эхом отозвался во всём теле Нагиля.
– Иди, моджори-ёнг, – сказала Лан негромко. – Ты справишься.
Нагиль вышел к людям, кивнул Дэквану и Гаин и побежал к цепи холмов с южной стороны лагеря, чувствуя, как кожа на шее и груди лопается от накаляющейся под ней чешуи.
18
Войско японской армии растянулось поперёк тракта и шагало в ногу. Передвижение было необычным для них, но даже если они выбрали подобный способ по незнанию, чтобы захватить чосонское ополчение в кольцо, оно не было выигрышным в любом случае.
Их было не больше тысячи: около сотни в коннице и пехота в лёгких доспехах. Слишком несерьёзная сила против даже корейского ополчения – тем не менее они не без труда, но одолели бы людей Чосона, если бы застигли их врасплох. Дракон обогнул Единые горы и спустился к войску со спины. В небо полетели стрелы, японцы закричали, нарушив строй. Раздался рёв, дрогнула земля: Дракон набрал леденеющий в верхних слоях облаков воздух и обрушил на людей столб огня. Зажглись стоптанные чужими ногами поля, ржали лошади, люди полыхали, плавились на них доспехи.
Пламя прожгло всю шеренгу, и, когда густой дым взвился в воздух, вражеское войско сильно поредело. Кто-то бежал, бросая оружие, кто-то поймал коня и пытался ускакать прочь с поля. Пустые земли были благодатной для огня территорией: иссушенные пастбища вспыхивали, ветер раздувал искры дальше. Пламя добралось до стоптанной тысячами ног дороги и остановилось там, когда Дракон опустился на землю по другую от тракта сторону и прижал огонь к земле.
Он наблюдал, как умирают люди, и напитывался их криками и предсмертной агонией, а потом, пресытившись, взмыл в небо и улетел. Ужас и страх остались далеко позади, его они не беспокоили: жизни людей и их чувства волновали Великого Зверя раньше, но теперь это были враги его земель и наследники чужой силы – к Дракону Дерева они не имели никакого отношения.
Дракон добрался до побережья, заметив разбойничьи отряды, пересекающие Пустые земли. Может, и их стоит сжечь? Капитан был бы доволен, если бы ещё одной проблемой у него стало меньше.
«Нет!» – вскричал в утробе зверя Нагиль. Дракон зарычал и устремился дальше. Человек, позволивший ему взять контроль над собой, был слишком глуп, чтобы понимать волю Дракона, но к нему следовало относиться осторожнее: он не был слабым и мог заточить Дракона внутри себя на долгие годы, как уже делал это прежде, и пытать зверя в себе молчанием и равнодушием. Глупец. Дракон покажет, как сильно он нуждается в помощи свыше.
Он пролетел над линией берега, заметив, как в Жёлтом море его сестры плывут корабли. Сотни кораблей, гружённых оружием. Японский флот огибал Корейский полуостров и входил в незащищённый залив между Пустыми землями и долиной Дождей. Вот куда стремились разбойничьи банды – присоединиться к японскому войску в этой части полуострова. Открывшаяся правда разозлила даже Дракона: глупый капитан не подумал, что японцы смогут обогнуть его земли, чтобы разделить страну собой и не дать объединиться чосонскому ополчению с юга и севера.
Не считая прибрежных поселений, Конджу был первым городом, куда наверняка устремятся японцы. Северное ополчение подступало к городу, уверенное, что их встретят союзники, а не враги.
У японского генерала не хватит людей, чтобы противостоять северному ополчению на суше, слишком мало кораблей приближались к Чосону с запада, заключил Дракон, ополчение выдавит их со своих земель, если сумеет вовремя сориентироваться.
Он лениво дыхнул в сторону ближайшего к берегу корабля, опалил его бок, вызвав панику на палубе, и поспешил скрыться – силы были на исходе, у него оставалось не много времени, чтобы добраться до людей глупого капитана и заснуть.
Когда Нагиль упал на перекрёсток между тремя трактами неподалёку от Конджу, близился закат. Его войско должно было преодолеть остаток пути и присоединиться к нему в этой точке, если никто из них не задерживал ополчение. Нагиль тяжело дышал, переживая новое рождение: суставы вставали на место с трудом, кости срастались под нужными углами нехотя, обуглившаяся кожа неприятно стягивалась на жилах и мышцах. У него ушёл час, чтобы восстановить тело, и ещё час, чтобы вернуть себе растекающееся от тревог сознание.
После того как село солнце, к нему явился Чунсок, верхом на коне, позади скакала его осёдланная лошадь.
– Капитан! – Чунсок выскользнул из седла, подошёл к Нагилю. – Северное ополчение прибыло, капитан, но…
– У меня плохие новости, – прервал его Нагиль и осторожно поднялся с земли. Чунсок протянул капитану чогори, помог забраться в седло. – Японский флот в заливе на западе. Готов поклясться, вторая его часть сейчас направляется к Ульджину. Они решили прорубить наше ополчение посередине страны. Не хотят, чтобы мы собирались в единую армию. Я бы тоже так поступил. Нужно было подумать о подобной стратегии раньше.
– Капитан… – протянул Чунсок, и по его голосу Нагиль наконец-то понял, что у пуримгарра есть куда более тяжёлые вести.
– Кэму? – напрягся он. Чунсок ехал чуть позади и к тому же медленно, будто боялся, что его слова разозлят Нагиля и обратят в Дракона вновь.
– Юджон-ёнг пропала, – сказал Чунсок. Нагиль остановил коня и обернулся с пылающим лицом к своему помощнику.
– Повтори.
Чунсок побледнел, но виду не подал – повторил, как приказано, недрогнувшим голосом:
– Она пропала, капитан. Главный монах сказал, что видел её утром, выходящую с территории монастыря, она взяла с собой Вонбина и ушла из города. Говорят, она направилась к истокам Кыма, но Ёнчхоль заявляет, что не видел её на условленном месте.
Проклятье.
– Я должен сам убедиться, – приказал Нагиль сипло. Он пришпорил коня и устремился к стенам Конджу.
Казалось, в голову вбивали гвозди. Боль была такой дикой, что Йонг очнулась с первым ударом, а со вторым её снова вывернуло – к счастью, желудок уже опустел, и по телу прокатился только спазм, а рот наполнился противной солёной слюной. Взгляд не фокусировался, и окружающая обстановка расплывалась так сильно, что хотелось моргать и моргать. Её всё ещё мутило – качался пол и стены, но после нескольких минут молчаливого принятия Йонг осознала, что ей не кажется: всё вокруг действительно плавно раскачивалось.
Она лежала на жёсткой циновке, под ней были деревянные необработанные доски, а вокруг – узкие стены с развешанными вдоль них сетями. В дальнем углу блестел в неярком пробивающемся через низкий потолок свете чёрный бок чего-то длинного и тяжёлого. За стенами ритмично шумело.
Море, поняла Йонг, с трудом садясь. Она на судне.
Сколько она проспала? Как далеко находится? Йонг медленно осматривалась, боясь, что неподвластное ей сознание снова уплывёт в обморочные дали, и ковыряла ногтем указательного пальца одной руки узел верёвки на другой. Её связали – ну конечно же.
С напускным равнодушием – это всё из-за снотворного, здоровья тому монаху! – Йонг оглядела себя, пол под собой, взгляд дотянулся до угла напротив. Сердце только теперь проснулось и откликнулось беспокойством – чёрное что-то оказалось корабельной пушкой.
– Драконова оспа! – выругалась Йонг и тут же слабо охнула – злость отозвалась во всём теле, потонула в нём, как в желе.
Её никто не охранял, но дверь камеры наверняка сторожили вооружённые японцы, и ей следовало вести себя тише. Йонг пошарила взглядом по полу и стенам – ничего, что могло бы помочь распутать узел. Верёвка была толстая и прочная, но не перетягивала запястья, так что она могла пошевелить руками. Йонг вцепилась в неё зубами, попыталась развязать. Тщетно.
Йонг потратила на узел больше времени и сил, чем хотела, – в конце концов верёвка поддалась, Йонг почти выгрызла себе свободу, стянула с запястий ослабевший узел. Кожа на руках вздулась и покраснела, запястья саднило.
Она с трудом поднялась, хватаясь за стены. Здесь не было ничего, чем Йонг могла бы защититься, потому пришлось стянуть сеть с крючка – та была тяжёлой, с мелкими зазубринами по краям. Такой, должно быть, ловили крупную рыбу или использовали при абордаже. Она старалась не думать о том, что случилось с Вонбином, как далеко успели её увезти японцы или что ожидает её за дверью камеры. Сомнения лишали её сил, которых и так в теле было немного, сбивали с решимости. Нагиль учил её мыслить по-другому.
Снаружи, казалось, никого не было. Йонг прислушалась к голосам – резкие японские слова доносились чуть дальше, шумело море, и, кажется, кто-то сдавленно шипел или рычал. Она надеялась, что Вонбин окажется где-то поблизости. Нет, подумала Йонг, отгоняя эти мысли, пусть Вонбин будет в монастыре, связанным, оставленным в подземельях под статуей Будды – где угодно, но не на вражеском корабле.
Она дождалась, когда недовольный гул на палубе перерастёт в крики, и выглянула из-за двери. Та была не заперта – зачем, если внутри лежит бессознательная и связанная юджон-ёнг. Охраны рядом не было: должно быть, та покинула пост и присоединилась к разговорам на палубе. От двери наверх вела узкая лестница в три ступени, и Йонг подобралась к ней и выглянула наружу.
По палубе расхаживали разодетые в доспехи японцы. Самураи, поняла Йонг по их одеяниям. Значит, генерал Тоётоми тоже был где-то здесь. Это сильно осложняло её вероятный побег: справиться с асигару сонбэ Рэвона Йонг казалось проще, чем с опытными воинами главнокомандующего японской армии.
Те кричали, подначивали кого-то в центре толпы. На палубе было около десятка самураев, все рычали и бросали короткие лающие звуки. Йонг заметила лестницу с капитанского мостика чуть левее себя и подумывала сбежать туда и спрятаться в её тени, но неожиданный стон привлёк её внимание. Кто-то хрипел, кашлял. Раздался голос Рэвона.
Он вышел на палубу с резким окриком, самураи нехотя расступились перед ним, пропуская вперёд, и за их спинами Йонг наконец увидела человека.
Вонбин, там был Вонбин. Его привязали к мачте, раздели до нижней рубахи, та порозовела от проступающей на теле крови. Йонг зажала рукой рот, чтобы не закричать в голос.
С чего она решила, что Вонбина оставят в монастыре, если он был прекрасным воином и знал о передвижении драконьего войска больше прочих? С чего она решила, что, кроме неё, японцам нет дела до других представителей вражеской стороны?
– Вонбин!.. – просипела Йонг.
Он был бледен, растрёпанные волосы закрывали часть лица, но даже со своего места Йонг видела, как алеют раны у него на шее и набухают от ударов скулы и лоб. Сквозь прорехи в вороте рубахи сочилась кровь.
Рэвон что-то прорычал, ему ответили в тон – самурай, держащий меч перед Вонбином, явно был недоволен, что его прервали. Сонбэ напрягся.
– Ты Вонбин, так? Если скажешь им, сколько в вашем войске людей, они тебя отпустят.
– Не отпустят, – выдавил Вонбин, снова закашлялся. – Вы тоже это знаете.
Рэвон опустил голову, будто не мог смотреть в лицо избитому воину.
– Тогда хотя бы убьют без лишних мучений, – ответил он тихо, но Йонг всё равно услышала – услышала и запаниковала, страх потянул её из укрытия быстрее мысли.
– Стойте! – закричала она, выбираясь на палубу к самураям и Вонбину. Рэвон обернулся, на лице читалось удивление, первая вспышка эмоций смешалась с каким-то испугом, но Йонг на него не смотрела. Она бросилась к Вонбину, никем не останавливаемая – самураи разошлись, словно не ожидали увидеть её здесь вовсе, и их ступор пропустил Йонг к воину.
– Сыта-голь, – прошептал Вонбин, вымученно улыбаясь. – Бегите, пожалуйста.
Она замотала головой, зажмурилась. Слёзы потекли по щекам, Йонг размазала их сердитым резким движением и повернулась лицом к Рэвону и прочим.
– Отпустите его. Он ничего вам не сделал.
– Сон Йонг-щи, – выдохнул сонбэ и наконец-то взял себя в руки. Шагнул к Йонг, дрожащей всем телом, протянул к ней руку. Она отшатнулась от него и упёрлась спиной в Вонбина.
Рэвон замер, стиснул пальцы.
– Сон Йонг, я не хотел, чтобы…
– Отпустите его! – повторила Йонг.
Фраза сломалась посередине, она даже не скрывала, насколько ей было страшно – за Вонбина и за себя, но что могли японцы сделать ей, если нуждались в её драконе, если даже не пытались за ней присматривать, пока она валялась в камере одна, без охраны. Всё это время они издевались над Вонбином, и он тяжело дышал, в груди у него булькало, и наверняка японцы успели переломать ему пару рёбер, раз он не мог даже нормально стоять, раз упирался в спину Йонг лбом и висел на верёвках.
Рэвон смотрел на Йонг с грустью, которой можно было поверить, не закрывай она собой полуживого Вонбина.
Сонбэ бросил пару слов самураю. С места никто не двинулся и его приказу не последовал. Самурай сплюнул под ноги, несколько коротких слов прозвучали рычанием из пасти разгневанного льва.
– Его не отпустят, – перевёл Рэвон, и Йонг наконец нашла в себе силы разозлиться.
– Ты даже не попытался! – вскрикнула она. Японцы морщились, она не должна была повышать голос в окружении вооружённых мужчин, а должна была бояться и сидеть тихо. Позади Йонг хрипел Вонбин, и одно его присутствие дарило ей больше ярости, та смешивалась с отчаянием и делала её смелее.
– Йонг-щи, – повторил Рэвон строже. – Самураи генерала не станут меня слушать.
– Не надо было приводить сюда Вонбина! – Йонг колотило, она сжимала зубы и давила слова через подступающую к горлу панику. – Генералу нужна я. Отпустите его.
Сонбэ медленно перевёл взгляд с неё на Вонбина и улыбнулся. Улыбка вышла кривой и слабой, будто он извинялся заранее.
– Он много знает. Пусть расскажет о драконьем войске, и мы…
– Меня убьют в любом случае, сыта-голь, – прервал его Вонбин. Йонг нашла его мокрую руку и сжала своей, пальцы не слушались. Вонбин рвано втянул воздух ртом, с трудом выпрямился. – Будьте храброй, госпожа. Дождитесь капитана, он найдёт вас, спасёт…
– Нет, – засипела Йонг. – Нет, мы отсюда уйдём только вместе. Отпустите его, – повторила она Рэвону, – иначе я…
Она схватилась за меч на поясе ближнего самурая и с трудом вытянула его из ножен – к ней кинулись, чтобы остановить, но Йонг приставила лезвие себе к горлу, и самураи замерли. Рэвон вздрогнул.
– Йонг, – позвал он поражённо, – что же ты…
– Вам нужна я, да? – воскликнула Йонг. Лезвие касалось её кожи над воротом рваной чогори, холодило шею. Так близко смерть не подступала к ней ни разу, Йонг боялась её и каждый раз благодарила всех известных и неизвестных ей духов, что те уберегли от опасности, а теперь сама приветствовала её с нарастающим отчаянием.
– Госпожа… – зашептал Вонбин. – Не нужно…
– Освободите Вонбина, иначе я убью себя, и никакой дракон вам не достанется.
Самураи заволновались, самый сердитый опустил меч и уставился на Йонг так, будто раздумывал, насколько она больна и может ли безумие передаваться вместе с тяжёлым дыханием остальным. Рэвон побледнел, медленно поднял руки.
– Сон Йонг, прошу тебя, будь благоразумна.
– Она разумна, мой друг, более чем.
На капитанском мостике, возвышающемся над палубой, появилась облачённая в блестящие доспехи фигура. Генерал Тоётоми смотрел вниз, на Йонг, и его лицо выражало подобие… уважения? Йонг поймала его взгляд, плюнула пару ругательств на ёнглинъ. Генерал, казалось, понял и усмехнулся.
– Не стоит драматизировать и сгущать краски, дорогая, – сказал он. Каждое его слово подкреплялось той уверенностью, какой Йонг не могла похвастаться и в спокойное время, стояло на границе высокомерия и довольства. – Мы не хотим причинять вам боль и не допустим, чтобы вы навредили себе.
– Тогда освободите моего друга, – ответила Йонг. Пускай у неё не было ничего, что она могла противопоставить интересам японского генерала, но её руки всё ещё могли стискивать рукоять меча, меч всё ещё мог резать плоть, и жизнь принадлежала ей, а не кому-то из не-Чосона, будь то Рэвон, Тоётоми или кто-либо другой на этом корабле.
– И тогда вы обернётесь драконом? – спросил генерал. – Наш Рэвон рассказывал, что драконы своевольны, но, как и каждого зверя, их можно приручить.
Рэвон покосился на генерала.
– Это не сработает, Тоётоми-сама, – сказал он по-корейски, а потом посмотрел на Йонг почти с отчаянием.
– Сон Йонг…
Тоётоми кивнул. Йонг не успела это заметить, как не успела ничего сделать: самурай шагнул к ней, Рэвон бросился ему наперерез, но тот целился не в Йонг – меч скользнул мимо неё и вонзился в Вонбина. Его стон ударил Йонг в затылок, она закричала ещё до того, как обернулась, чтобы поймать сползающее вдоль столба тело.
– Вонбин! Нет-нет-нет, Вонбин!
Меч с чавканьем вышел из его живота, рубаха намокла, кровь закапала прямо на руки Йонг. Она выронила оружие, Рэвон схватил её поперёк талии и попытался оторвать от Вонбина. Йонг вырывалась, цеплялась за оседающего воина. Он улыбнулся ей окровавленным ртом.
– Сыта-голь, – позвал он и резко обмяк.
– Вонбин! – кричала Йонг. – Вонбин!
Кое-как её оттащили, Рэвон силой отвернул её лицо от мёртвого тела и прижал к груди. Йонг кричала так, что кровь стыла в жилах, перед глазами стояла улыбка Вонбина, в горле клокотала больная ярость.
– Йонг, пожалуйста! – взмолился Рэвон, но она его не слышала, как не слышала одобрительных криков самураев, как не видела ни ожидания на лице генерала, ни рук сонбэ, стискивающих её, рыдающую, в объятиях.
Она почувствовала, как где-то глубоко внутри неё, в самом желудке, куда стекалась боль, что-то треснуло – гранит, сдерживающий весь её гнев и страхи, и яростное желание вырваться из-под оков чужого, неправильного мира. Йонг втянула ртом накалившийся в один миг воздух, пропустила его через себя и выплюнула обратно дым и копоть – мгновенно запахло кровью. Йонг вырвалась из ослабевших рук Рэвона, упала, теряя контроль над телом.
С палубы поднялась уже не девушка – монстр, спавший в её теле с тех пор, как она впервые оказалась в этом Чосоне, зверь, которого Лан просила оберегать и взращивать, но не кормить собственными эмоциями, чудовище из древних сказок, которыми прежде пугали на ночь детей.
Кожа покрылась волдырями и сходила с её рук и шеи слоями, обнажая древнее зло холодного багряного цвета гнилого мяса. Запах, почудившийся Йонг поначалу, был не запахом крови Вонбина, а влажным металлом, и рвался из неё настоящий дракон, когтями прорывал себе путь из нутра тела наружу, в мир.
Йонг горела и плавилась, растягивались кости, мышцы, расходилась под давлением изнутри плоть, и она могла только кричать, и кричать, и кричать, и страхи и гнев замещались в ней физической болью, терпеть которую не было сил.
Корабль закачался на волнах, вспенилась вода, позвала за собой. Йонг корчилась, её замотало, дёрнуло к борту, и она вывалилась в море под яростные крики самураев и Ким Рэвона.
– Ханрю! – вскричали перепуганные самураи и свесились через борт. – Ханрю!
– Держите её, глупцы! – вторил им Рэвон и уже сам рвался к ней в ледяную взбесившуюся воду. Кто-то сбросил сверху сеть, ту самую, что Йонг позабыла на ступенях, но волны подхватили её и отнесли в сторону, не тронув.
Вокруг Йонг бурлило море, внутри шипела кровь, ноги всё ещё оставались её собственными и в воде обращались не в лапы, а в единый отросток, она с трудом оставалась на поверхности, чувствуя, как коченеет низ тела и плавится грудь, шея и все лицо.
Нельзя было становиться драконом, пока рядом не было Нагиля, он помог бы ей, оттащил назад, к себе, не дал обратиться монстром! Йонг поймала эту ускользающую из сознания мысль и зацепилась за неё в отчаянной попытке спастись. Дракон пожирал её тело и разум и забирал себе всё, что она прежде контролировала и над чем имела власть – над руками, ногами, телом, сердцем и разумом.
– Спасите!.. – успела выдохнуть Йонг, прежде чем её накрыла волна, и в воде вытянула перед собой не руки, а драконьи лапы с когтями. Ноги больше не слушались, ноги были не её – не лапы даже, а змеиный хвост, и обращалась она не в дракона, а в подобие его, и сама понимала это остатками сознания, что ещё плескалось в бурлящей, кипящей внутри и вокруг неё лавы.
Она почувствовала, как её оплетает вода и не даёт зверю вырваться из тела полностью, а потом её пронзила новая вспышка боли – что-то острое и обжигающе-холодное вонзилось промеж лопаток с лопающейся кожей. Кто-то выстрелил ей в спину. Йонг поняла, что кричать больше не может – язык раздвоился и вывалился изо рта.
Почти обернувшись змеем, она снова нырнула – остудить, охладить в себе этот жар! Её убьют, скользнуло в мыслях, ещё человеческих, ещё своих собственных.
– Сон Йонг! – закричал Рэвон и прыгнул в воду. – Я помогу, Йонг!
Он доплыл до неё, схватил за изменившуюся руку. Йонг зашипела, море влилось в горло и обожгло солью внутренности. Тогда Рэвон схватил её, почти бессознательную и мгновенно ослабевшую, и потащил через толщу воды.
«Нагиль», – зазвенело у Йонг в ушах, в голове, осело на неповоротливом чужом языке и впиталось в нёбо. Нагиль!
Чунсок шёл по пятам Нагиля и заверял, что они обыскали всю территорию монастыря, подземелья под статуей Будды и половину города. Никто не видел приезжую девушку с воином дракона, казалось, она прошла невидимыми тропами и ушла через скрытые врата Конджу. Таковых в городе не было. Горожане собирались у монастырских стен, монахи пускали внутрь детей и женщин. Все галдели и мешали сосредоточиться. Посланные к Ёнчхолю и Боыму голуби возвращались с записками: «Нет, капитан, юджон-ёнг не приходила, и на подступах к Кыму её не видели».
Нагиль до самого утра обошёл помещения монастыря, проверил каждый павильон и только в дальней беседке нашёл оставленный госпожой узелок. Запасная одежда, кинжал, травы Чжихо. Уходя, она наверняка забрала бы пожитки, она не расставалась с ними всю дорогу до Конджу и кинжал точно взяла бы с собой.
– Вонбин ничего мне не передавал, – отрапортовала Дарым и поспешила скрыться с глаз разгневанного капитана.
Кто-то из них обязательно оставил бы послание для Нагиля. Не могла госпожа уйти, ничего не передав ему, разве что не хотела, чтобы её нашли. Почему? Он сделал всё возможное, чтобы рядом с ним она чувствовала себя в безопасности!
– Пошли голубя Ёнчхолю, – рявкнул Нагиль, врываясь в отведённую ему комнату. Задрожали за ним бумажные двери, по циновкам, как по воде, прошлась слабая рябь. Чунсок бросил пару рычащих слов, и перепуганный Намджу кинулся исполнять приказ вместе с Чжисопом.
Нагиль сел за стол, надеясь высмотреть на плане города тропу, по которой могла уйти госпожа.
– Что с Бумином? – бросил он стоящему у дверей Чунсоку.
– Монахи его подлечили. Говорят, ему нужен покой и крепкий сон, придётся оставить его в монастыре с женщинами. Чжихо и Лан над ним поколдуют.
– Он очнётся и бросится в бой, даже если будет блевать кровью, – с неудовольствием подметил Нагиль. – Прикажи ему охранять монастырь, если проснётся.
– Сэ, – кивнул Чунсок. Посмотрел на сгорбленную фигуру капитана и выдохнул: – Насчёт японского флота…
– Мы расставили Дочерей по сторожевым башням, я дал приказ отслеживать западное направление – и восточное, на случай, если японцы окажутся ближе, чем мы ожидаем. Вы проверяли северные тропы? Я слышал, к Кыму ведут несколько старых дорог, ими пользуются травники.
– Капитан! – оборвал Чунсок. Нагиль поднял голову, взгляд вонзился в фигуру насторожённого пуримгарра. – Простите, капитан. Сейчас очень неподходящее время, чтобы отвлекаться на…
– Если она попадёт к Тоётоми, её убьют! – прорычал Нагиль, и Чунсок замер, недовольно поджал губы – и нехотя кивнул.
– Да, капитан. Я понимаю, капитан. Мы делаем всё возможное, чтобы отыскать её.
– Этого недостаточно.
Слова повисли в воздухе, отяжелели и упали под ноги пуримгарра. Он даже пошатнулся, дрогнули плечи. В комнате не было амулетов Лан, и те не могли сдержать гнев Дракона, пока Нагиль питал его своими эмоциями. Он чувствовал, что теряет контроль, и даже спящий Великий Зверь жёг нутро, так что бурлила по венам кровь.
– Капитан, – тихо позвал Чунсок. Только теперь Нагиль заметил, как расходится на руках кожа, открывая тёмно-бурую чешую. По шее ползла трещина, забиралась на скулы и кривила рот в хищном оскале. Сейчас вездесущая Лан и её бобы не помешали бы, чтобы остудить пыл.
– Дикурэ[86], – запоздало сказал Нагиль. Чунсок совсем посерел – от едва сдерживаемого неодобрения. – Я пройдусь немного. Поешьте и отдохните пока. Кто может, обшарьте северные тропы к Кымгану.
Он вышел, рывком раздвигая двери, и ринулся по извилистым мощёным тропинкам монастыря. Дошёл до горячих источников, наткнулся на оставленную на каменистом ободке пруда повязку. Холодная, потеряла даже остаточный запах. Должно быть, госпожа забыла её тут ещё вчера. Что заставило её уйти, никому ничего не сказав? Что она узнала, чтобы бежать из монастыря, где её окружали воины дракона? Чунсок сказал, монах видел её последним, но за весь вчерашний вечер и ночь Нагилю так и не удалось поговорить с ним – старик был занят размещением горожан, и Нагиль только пару раз замечал его лысину среди обеспокоенных детей.
Теперь-то у главы ордена должно найтись время на капитана. Нагиль спрятал повязку госпожи за воротник подпалённой чогори и зашагал к главному зданию монастыря, вбивая плоские камни дорожек в землю.
Монах сидел перед золотой статуей Будды, его обволакивал дым благовоний, и спокойное мерцание многочисленных свечей нарушилось вместе с хрупким умиротворением в тот момент, когда Нагиль, коротко поклонившись, дошёл до старика и замер над ним.
– Вы хотели меня видеть, капитан-дракон? – спросил монах, растягивая каждое слово. На вежливость и должные почести у Нагиля не было ни времени, ни сил – он сел перед монахом, заставив дрогнуть и погаснуть огонь ближайших к нему свечей.
– Когда вы видели госпожу в последний раз? – спросил он. – Помните точное время?
– Это было вчера перед самым обедом, – сказал монах. Он опустил руки на колени, одёрнул подол коричневой кашаи. – С ней ушёл ваш воин, они направились к северным воротам.
– Стражники заявляют, что никого не видели, – возразил Нагиль. Монах понимающе кивнул.
– Возможно, они покинули город другим путём. Я не следил за ними, командир.
Зря. Нагиль с трудом подавил желание наорать на монаха – тот не обязан был сторожить госпожу, будь она хоть трижды драконом. То, что делали монахи для города и для войны в целом, уже с лихвой покрывало любые просьбы Нагиля, и защита госпожи из Священного Города в них не вмещалась ни при каком желании капитана.
– Может быть, вы знаете, что она делала перед этим? – спросил Нагиль, уже не особо надеясь на ответ. Он растирал шею, покрывавшуюся волдырями от кипящей под ней крови, стискивал расходившиеся трещины, стараясь унять бушевавший в теле гнев.
– Она читала карты, – сказал монах. – Чрезмерно любознательная юная женщина.
– Покажите мне, – попросил Нагиль.
– Обычные карты, командир. Я оставил её в библиотеке, а когда вернулся, она уже ушла. Она что-то искала – там был жуткий кавардак.
– Кавардак? – нахмурился Нагиль. Монах, помедлив, кивнул.
– Да. Юная госпожа опрокинула несколько полок, нам потребовалось немало усилий, чтобы вернуть библиотеке прежний вид.
Если госпожа была так зла, что не щадила даже книги, к которым, по мнению Нагиля, относилась трепетнее, чем к людям, вряд ли полученная информация её обрадовала. Что бы она ни нашла в картах, это заставило её бежать – прочь из монастыря и из города.
– С вашего позволения, я хотел бы осмотреться в библиотеке, – сказал Нагиль и выпрямился, чтобы встать. Монах тоже встал, взвился в воздух подёрнутый им шлейф дыма, и среди запаха благовоний Нагиль почуял что-то более непривычное, чем аромат сандаловых палочек.
Он поморщился, для верности шагнул ближе к ожидающему монаху. От его кашаи едва уловимо тянуло цветками персика – тонким ароматом, незаметно вплетающимся в благовония, слишком нежным, чтобы его удалось почувствовать простому человеку. Но Дракон, живущий в Нагиле, потянулся за оставленным следом, как за ниточкой, и в складках монашеских одеяний ощутил присутствие госпожи.
– Вы разговаривали с госпожой?
Монах направлялся к выходу, задувая по пути свечи. Нагиль шёл прямо за ним, цепляясь за ускользающий аромат цветов и всё больше распаляясь.
– Только проводил до библиотеки.
Жизнь научила Нагиля не делать поспешных выводов – но прямо сейчас он хотел схватить монаха за ворот кашаи и вытрясти из старика всю правду, вокруг которой тот плёл свою историю. Нагиль не слышал в его словах лжи, и это тревожило больше, чем если бы он обнаружил, что от начала и до конца глава буддийского монастыря врал ему прямо в лицо.
Они пришли к павильону библиотеки, у дверей которой стояли Дарым и Бора.
– Что вы здесь делаете? – спросил монах, позволив недовольству прозвучать в голосе. Дочери покосились на него, но ответили немому взгляду капитан.
– Лан сказала, что почувствовала тут юджон-ёнг, – сказала Дарым. – Я не видела здесь госпожу, но мы решили проверить, насколько эти предположения…
– Японской мудан не место в чосонском монастыре, – рассердился вдруг монах. Нагиль обошёл его и раздвинул двери.
– Позвольте вторгнуться в ваши владения ещё и Дракону и его лучницам, – отрезал он, а после дал отмашку Дарым. Та вошла вместе с капитаном, Бора осталась сторожить снаружи. Монах шуршал подолом кашаи позади них, и когда наконец увидел Лан, зашёлся неожиданной руганью.
– Как вы посмели очернить святое место!
Лан сидела на циновке в центре не до конца убранной библиотеки: пол был уставлен камнями, перед ней лежали карты Чосона и звёздного неба, в воздухе витал едва различимый дымный аромат.
– Духи говорят, на эти земли ступала нога чужака, – сказала она Нагилю. Монах подошёл к ней и навис пылающей от злости фигурой.
– И эта нога – ваша! Покиньте библиотеку!
– Помолчите-ка, – отрезала Лан. – Я пытаюсь отыскать нашу беглянку, а вы своим несвежим дыханием портите воздух.
– Да как вы!..
Нагиль присел к Лан, не обращая внимания на монаха. В циновке, на которой она разложила карты, застряли сухие рисинки. Он сковырнул одну, попробовал на язык. Кислая и пахнет персиковым цветом.
– Что чувствуешь? – спросила Лан.
– Что она была здесь. И кажется, уходила не по своей воле.
– Да, духи говорят, её Ци оставалось на землях монастыря после того, как тело его покинуло.
– Что это значит? – охнула Дарым.
Нагиль выпрямился, глотая зёрнышко риса, и повернулся к монаху. Выдохнул, не удивляясь ни клочкам дыма, ни жжению в горле.
– Это значит, – процедил Нагиль, давая волю гневу, – что юджон-ёнг была без сознания, когда сбегала из монастыря. Это значит, что её заставили.
Он шагнул к неподвижному монаху, навис над ним и выдохнул прямо в лицо:
– Объяснитесь, патриарх Ордена Сливы.
Надо отдать ему должное, монах не испугался, хоть и побледнел, и ответил, с достоинством расправляя плечи:
– Она не была Драконом, господин главнокомандующий. Но японский генерал слеп, и ему потребуется время, чтобы осознать свою ошибку. Когда он поймёт, что женщине никогда не занять место Великого Зверя, ваше войско успеет…
Нагиль схватил его за ворот кашаи и вздёрнул с такой силой, что ткань треснула и разошлась на груди монаха.
– Капитан! – ахнула Дарым, её остановила рука шаманки.
– Ты отдал её японцам?! – взревел Нагиль.
Его трясло, и монаха тоже трясло, пол под ними тлел, доски чернели, и нагревался воздух в библиотеке. Задрожали восстановленные полки, посыпались книги, отдельные свитки катились к ногам Нагиля и шипели, превращаясь в пепел.
– Ёнг! Мун Нагиль! – окликнула Лан, крик шаманки просочился сквозь гул в ушах Нагиля и охладил гнев.
Он бросил монаха к дверям, тот оступился и вывалился за порог павильона. Нагиль вышел следом, заставив патриарха пятиться.
– Куда её увели? – шипел он, дым вырывался изо рта, трескалась на груди тонкая кожа. – Где сейчас генерал Тоётоми?
– Если я скажу вам, вы пойдёте следом за этой женщиной, – сказал монах.
– А если не скажешь, – отозвалась вдруг Бора и встала за его спиной, – мы убьём тебя за измену родине.
Монах вскинул голову и снова рассердился, словно не чувствовал себя пойманным в ловушку.
– Я патриарх Ордена Сливы! Вы не посмеете!
– Наш капитан говорит, во время войны мы все святые и все грешники, – добавила Дарым. Они схватили монаха, подняли с земли и подвели к теряющему контроль Нагилю. – Вы предатель и изменник, и судить вас будут по законам военного времени.
Монах смотрел на Нагиля – смотрел и беззастенчиво улыбался, словно понимал куда больше его.
– Вы потеряете всё из-за женщины, капитан драконьего войска, – сказал он. – И будете жалеть, что не послушали меня раньше.
Нагиль чувствовал, как расползается на щеке кожа, как охватывает всё тело пламя. Он открыл рот, чтобы вынести приговор монаху, но неожиданная волна чужеродной силы скрутила ему нутро – Нагиль закричал, из горла вырвался настоящий огонь, а Дракон внутри него взревел, ощущая прилив Ци. Это была не его Ци. Такой мощи он ещё не испытывал.
Весь монастырь задрожал, подёрнулся алым маревом. Трещало само мироздание, смещался баланс, в мир вливалась новая сила. Госпожа Сон Йонг, понял Нагиль, и неожиданное осознание едва не сбило его с ног.
Сон Йонг!