Дракон в свете луны — страница 4 из 6

Восемь гуа

19

Японское войско высадилось в заливе Жёлтого моря – по донесениям, сотня кораблей стояла у места впадения Кыма в залив, каждый привёз с собой по меньшей мере по двести хорошо вооружённых самураев. Они разбили лагерь прямо на берегу, а к Конджу привели около пяти тысяч солдат. Те расположились на склоне холма и хорошо просматривались с западных стен, но стрелы Дочерей до них не доставали. Они просто ждали.

– Чего они медлят? – спрашивал Чжунги, шагая из угла в угол в кабинете надвратной башни, где разместили капитанскую казарму.

– Ждут подкрепления. Они не знают, сколько нас, а эти пять тысяч – показательное зрелище, чтобы нагнать на людей страх.

Нагиль поставил Чжунги во главу небольшого отряда из девяти человек – они прочёсывали Конджу и выискивали любые тайные проходы, которых не было на карте города. В подземельях под статуей Будды у монастыря обнаружился тесный коридор – именно по нему из города унесли госпожу и Вонбина. Ход завалили, в самом крохотном кармане с наименьшими удобствами разместили патриарха. Дарым и Бора предлагали судить его на главной площади, но для публичной казни требовалось время и дополнительные силы, а ни того, ни другого в распоряжении Нагиля сейчас не было. Кроме того, настроения в городе гуляли самые скверные, южное ополчение было недовольно, и среди наименее уверенных крестьян уже ходили разговоры о побеге. Казнь предателя, возможно, укрепила бы их боевой дух, но сейчас были дела поважнее.

Одно мелкое рыбацкое поселение у залива вырезали подчистую, у людей не было ни единого шанса. Рыбаки из соседних деревень вместе с семьями успели сбежать в Конджу. Восточное побережье было спокойнее, хотя голуби приносили записки от Ёнчхоля и Боыма каждые полдня: горы сдержат флот, с этой стороны японцам не подступиться к берегу, капитан, но следует послать сюда отряд, быстрый и смертоносный, чтобы остановить их на берегу и не дать прорваться в земли Чосона. На месте Тоётоми Нагиль стянул бы флот на восток, но, как показали события, он не мог предугадать действия генерала с той же лёгкостью, что и в первую войну.

Нагиль медлил. Южное ополчение и жители Конджу – всего семь тысяч человек, большинство вооружены кто вилами, кто ножами – не смогут воевать на два фронта, какой бы сильной ни была тактика Чунсока. Они ждали прибытия северных дивизий во главе со старым знакомым Нагиля, генералом Хигюном. Те задерживались. Донесения от них не поступали, отправленные им навстречу гонцы не возвращались – складывалось неприятное ощущение, что они опоздали: японское войско успело пересечь Единые горы и ворваться на территорию Чосона до того, как ополчение объединилось с регулярной армией.

Тридцать три тысячи хорошо обученных и вооружённых солдат королевских дивизий. Войска Тоётоми даже без численного преимущества могли бы одолеть генерала Хигюна, если тот не был готов к скорому нападению.

Конджу, что должен был стать местом объединения чосонских сил, стал капканом для ополчения. Капканом для Дракона.

Нагиль старался об этом не думать. Все сомнения и страхи он отсеивал, как мог, пока хватало решимости, и уповал на генерала Хигюна и Лю Соннёна, королевского советника Восточной Фракции, который должен был привести к генералу своих людей из числа опытных воинов. Опытные воины… Во фракции королевского советника были государственные чиновники и учёные мужи, не познавшие битв: даже во время первой войны они оставались в столице до тех пор, пока не стало ясно, что Хансон пал. Лю Соннён и его люди отправились на север и привели солдат Минской империи, когда казалось, что последняя надежда утеряна.

Лишь объединённая армия Чосона, Минской империи и ополчения смогла отвоевать земли страны, а Нагиль спалил большую часть вражеского войска. Он сжёг и флотилию, пять сотен кораблей, приближающихся к границам между Чосоном и Минской империей. Тогда Нагиль посчитал, что у Тоётоми не хватит сил собрать новый флот за такое короткое время. Отальбо.

Сейчас у берегов Жёлтого моря стояла сотня гружённых тяжёлыми орудиями кораблей, двадцать тысяч самураев, и ещё десять тысяч асигару шли с юга страны.

Напряжение нарастало с каждым днём, даже дышать в городе становилось всё труднее, будто Конджу намеревался выдавить людей из-за своих стен на корм японцам.

– Капитан. – Чунсок вошёл в башню и нашёл Нагиля на полу у крохотного окна, выходящего на запад.

Стояла поздняя ночь, Нагиль полдня провёл в городе, раздавая указания и через силу убеждая своих людей, что панике не место в стане драконьего войска. Ему нужно было поспать, но сон не шёл, и Нагиль просто сидел, обложившись картами, как будто они могли сказать ему что-то новое.

– Кэму? – хрипло спросил он. – Есть новости с севера?

Чунсок присел перед ним на колени, опустил голову. Значит, никаких. От пуримгарра пахло потом и… кровью?

– Это доставили только что, – сказал он и положил перед Нагилем окровавленную стрелу с белым оперением. К стреле прилагалась почти красная от крови записка.

– Мы не смогли разобрать, еле вытащили это из тела гонца, – пояснил Чунсок.

– Гонец?

– Умер ещё до того, как доскакал до врат. Мы стащили его с коня уже мёртвым.

Нагиль развернул бумагу – ссохшаяся кровь склеила её, пришлось рвать записку неповоротливыми от усталости пальцами.

– Что там? – спросил Чунсок, вытягивая шею. – Гаин сказала, это не похоже на японский.

– Это ёнглинъ, – процедил Нагиль.

– У него нет письменности! – не поверил пуримгарра.

– Нет. Но мы с Рэвоном придумали символы для наиболее важных слов.

«Приходи в час Кролика[87]. Один».

Даже спустя столько лет память его не подвела: разобрать, что хотел сказать хён, было нетрудно, хоть символ кролика смазался от крови и растекался перед глазами Нагиля. Указаний о месте не прилагалось, но Нагиль знал, что Рэвон ждёт его на берегу Жёлтого моря в стане Тоётоми. Госпожа была с ним. Оставалось только молиться Великим Зверям, что недавнее потрясение было связано с тем, что она превратилась в Дракона Металла, а не стала имуги.

Видения, в которых госпожа обращалась безрогой змеёй, мешались в мыслях с воспоминаниями о Гу Ке Шине, преследовали его и днём и ночью и мучили хуже бессилия. Дракон в нём спал, истерзанный недавним обращением и волной чужеродной Ци. Нагиль с трудом ходил по городу, опираясь на стены.

Земля расползалась под ногами, воздух, густой и терпкий, не дарил облегчения. Нагиль старался думать о своём войске и укреплении города, о том, что надежда пока не оставила его людей окончательно, что у них есть время. Но привычные уже переживания спрессовались под силой большего страха, о котором он прежде вспоминал лишь изредка и украдкой, как о тайне, которой не с кем было поделиться.

Госпожа Сон Йонг была в опасности. Нагиль знал, что она ещё жива, но оставался верен прежним своим опасениям: она находилась в руках Тоётоми, и тот в любой момент мог убить её. Если она стала Драконом, ей потребуются дни, недели, месяцы, прежде чем она сможет контролировать возродившегося Великого Зверя, а до тех пор у Нагиля был шанс отвоевать её и вернуть обратно.

Вернуть в свой лагерь. Вернуть себе.

– Ким Рэвон назначает встречу? – догадался Чунсок. Нагиль скомкал записку и отбросил в сторону, к остальным клочкам бумаги, в которых прятались неудачные планы по объединению армий.

– Да, – кивнул он. Подумал, стоит ли говорить все пуримгарра начистоту – и не стал продолжать. Если Рэвон назначил встречу, Нагиль явится. Один, без провожатых. Пусть Рэвон и служил теперь японскому генералу, своё слово должен был держать – он не станет чинить препятствий Нагилю.

Когда они прощались в Храме Воды – так давно, что Нагиль начинал забывать моросящий дождь и холод, никак не связанный с туманом на горе у Храма, – хён сказал ему, что они останутся братьями несмотря ни на что. Ни в первую войну, когда никто ничего не знал о Рэвоне, ни после, когда понял, что брат присоединился к Тоётоми, Нагиль не сомневался в этом. Война развела их по разные стороны, но врагами они так и не стали.

По крайней мере, в это хотелось верить всеми оставшимися в сердце силами.

– Собери два отряда по девять человек каждый. Только Чешуя[88], – сказал Нагиль Чунсоку. – Остальным прикажи отдыхать, и пусть будут готовы к наступлению японцев.

– А отряды? – спросил Чунсок.

– Отправятся навстречу Хигюну и к берегу Жёлтого моря. Только заходить будем со стороны Пустых земель.

– Вы тоже, капитан?

– Да. Присоединюсь ко второму отряду утром.

– Я могу отправиться вместо вас.

– Ты останешься в городе за главного. Найди Ли Хона, пусть помогает возводить укрепления на улицах. Или отправь его успокаивать женщин в монастыре. Я слышал, он рвался с ополченцами резать японцев у побережья.

– Только храбрился, – отмахнулся Чунсок. – Его высочество не станет ввязываться в битву без вашей поддержки.

Нагиль вздохнул, прикрыл на мгновение глаза. Веки отяжелели, словно налились свинцом. Ему необходимо было поспать.

– Его высочество сильнее теперь, – заметил он. – И смелее. Новость о юджон-ёнг… – дыхание сбилось, слабый клочок дыма сорвался с губ, – новость о ней сделала его серьёзнее.

Чунсок замолчал, но немое осуждение пульсировало во всём его теле, Нагиль чувствовал его даже на расстоянии в две руки между ними.

– А вас сделала слабее, – наконец решился Чунсок. Нагиль открыл глаза. Пуримгарра смотрел на него не мигая. – Капитан, что, если она уже…

– Она жива, – оборвал Нагиль. – Мы бы поняли, будь это иначе.

Чунсок нахмурился, окинул капитана внимательным взглядом и больше ничего не сказал. Поднялся на ноги, поклонился и вышел, пожелав спокойного сна. О покое не могло быть и речи, но Нагиль постарался сосредоточиться на мерном гуле за стенами башни, на стуке собственного сердца и на словах Рэвона, записанных символами драконьего языка.

Рассветное солнце заглянуло в крохотное окно надвратной башни и зацепило своими лучами ноги Нагиля. Он так и не нашёл себе места и остался спать, прислонённый к стене, прямо на полу. Сон оборвался так же резко, как настиг его в беспокойной ночи, и первым делом он ощутил, как оставившее его на несколько часов напряжение вернулось.

Нагиль подобрал записку Рэвона, спрятал её за воротом чонбока и с трудом встал с пола. До часа Кролика оставалось всего ничего – времени на лишние мысли у него не было. Он покинул город через северные врата, оседлав свежую лошадь, стражники пропустили его, не выказав удивления, и редкие воины провожали беспокойными взглядами.

Он скакал к побережью редким перелеском, чувствуя, как горит повязка госпожи Сон Йонг, что кочевала с ним из вечера в утро, из рукава за воротник и обратно. В записке Рэвона рядом с символом кролика – точкой с выгнутой чёрточкой-спиной – стояло чернильное пятно, слишком крупное, чтобы принять его за случайность. Пятно было похоже на солнце. Пока лошадь везла его к берегу мимо лагеря японцев у холма, Нагиль раздумывал, значит ли оно намёк на Сон Йонг.

Она должна была быть живой. Нагиль не врал Чунсоку: случись что-то непоправимое, он узнал бы об этом первым.

Рыбацкие поселения в заливе опустели – лошадь беспокойно проехала первую деревню, ей под ноги кинулись бродячие кошки, сбежавшиеся на запах оставленной прямо в лодках рыбы. Нагиль спешился, потянул потревоженного коня за поводья. Они медленно прошли мимо пустых домов, в которые сквозь окна тянулись робкие лучи утреннего солнца. Люди оставили свои жилища с настежь распахнутыми дверьми, бросив всё хозяйство. Они пришли к восточным вратам Конджу первым же вечером, испуганные и голодные. Со всех прибрежных деревень набралось не больше пары сотен людей, из них почти половина – женщины с детьми. Их расположили в монастыре, накормили, как смогли, и мужчины выразили желание присоединиться к ополчению.

Сражаться за свою жизнь было куда лучше, чем погибнуть от меча самурая, едва проснувшись.

В самом ближнем к стоянке японцев поселении не осталось ни одной живой души. Нагиль предчувствовал, что искать Рэвона ему придётся именно там, высматривая силуэт среди мёртвых изуродованных тел, сброшенных в несколько высоких куч, словно грязное бельё. И все же открывшееся глазам зрелище заставило его притормозить коня и замереть на въезде в безмолвную деревню.

Запах разложения, сладковатый и гнилостный, вытекал за пределы поселения, но сейчас ворвался в лёгкие Нагиля и осел на их стенках; он зажал нос и рот рукой, а конь, почуяв неладное, совсем разнервничался. Рэвон ждал его у первого дома и тоже морщился, стараясь не смотреть за спину, на возвышающуюся в центре деревни гору.

Они встретились на широкой дороге между домом и сараем для вяления рыбы, в дверях которого лежало забытое японцами тело. Молодая женщина с распухшим лицом, по которому трудно было определить возраст. Её убили быстро: рубанули поперёк груди, когда она выбегала из сарая. На мгновение, за которое сердце болезненно сжалось, Нагиль подумал, что ей было столько же лет, сколько и госпоже Сон Йонг.

– Где она? – спросил он, едва Рэвон поравнялся с ним.

Тот выглядел хуже, чем в их последнюю встречу в горной деревне травников. Побледневший и осунувшийся, под глазами пролегли тени, будто он не спал несколько суток, он стоял неподвижно, но руки дрожали, а мышцы лица подёргивались.

– Рэвон.

– Вижу, тебя не сломило наше вторжение, – сказал он вместо ответа, глаза метнулись к мечу, к шее, к сползшей на брови повязке. – Но, полагаю, Дракон ещё долго себя не проявит.

– Ты послал асигару следом за нами, – догадался Нагиль. Он не удивился – слишком уж странным было передвижение малого войска, которое он спалил несколько дней назад. – Глупо было отправлять на верную гибель целую дивизию.

Рэвон слабо улыбнулся; губы искривились в болезненном оскале и тут же словно стекли по лицу к самому подбородку.

– Если хочешь победить Великого Зверя, нужно уметь жертвовать простыми смертными. На какое-то время тебе придётся забыть о Драконе и довольствоваться собственным слабым телом. Нелегко признавать просчёты, верно?

– Нелегко держать в плену женщину, к которой ты прежде питал некоторые чувства, – отрезал Нагиль. Хён прищурился, распрямил плечи.

– Некоторые? – переспросил он и усмехнулся. – Питал? Что тебе известно о наших с ней отношениях, когда ты сам сторонишься её как огня и не можешь даже прикоснуться без чувства вины перед всем миром?

Слова не должны были прозвучать так резко, но ударили, словно пощёчина, и Нагиль опустил взгляд в землю, хотя не следовало.

– Ты всегда таким был, Мун Нагиль, – договорил Рэвон. – Дракон ничего не изменил в твоей натуре, хотя мог сделать сильнее.

– Тебя бы он тоже не изменил, – ответил Нагиль.

– Ну, теперь мы этого не узнаем. Разве что Йонг…

– Где она? – оборвал Нагиль и вскинул голову. Рэвон вспыхнул, прочитав на его лице всё, что Нагиль старался скрыть и от своих воинов, и от Чунсока, и от самого себя.

Тырронъ[89]. Страх, граничащий с отчаянием, пробирающийся в самое сердце, останавливающий удар меча во время сражения, подавляющий любую решимость и оборачивающий целое войско в бегство. Ужас такой силы, что даже ёнгданте не мог ему противостоять.

– Хотел бы я сказать, что она в полной безопасности, – медленно заговорил Рэвон, слова вливались в уши Нагиля, слова сдавливали голову, вместе с гнилостным запахом от мёртвых тел, плавящихся на солнце вторые сутки, впитывались в кожу.

Нагиль только теперь осознал, что меч ему не поможет, – руки так ослабли, что даже сжимать пальцы вокруг рукояти было сложно. Рэвон, похоже, тоже понял это: он положил ладонь на свой меч, сделал шаг к Нагилю и теперь смотрел на него сверху вниз.

– Ты знаешь, что она обратилась.

– Знаю.

– Ты думаешь, её можно вернуть?

Нагиль услышал в его голосе не торжество победителя, которое ожидал, а тот же страх, что испытывал теперь сам, и догадка скользнула в его мысли, точно змея.

– Она не стала Драконом, – понял Нагиль. Рэвон резко выдохнул.

– Нет, – ответил он. – Она стала имуги.

Нет!

– Обернулась прямо в воде.

Нагиль сглотнул и оступился. Вместе с тяжёлым дыханием из ноздрей и стиснутого рта вырывались слабые струйки дыма, незаметные в солнечном свете. Рэвон наблюдал за ним, и если бы Нагиль в этот момент посмотрел на него, то понял бы, что никакой радости тот не испытывает.

– Раз ты ещё жив, её можно спасти, – сказал Рэвон. Его голос Нагиль слышал сквозь нарастающий гул в ушах, и не мог ответить сразу, а потому хён продолжил, уже увереннее: – Я хочу, чтобы твоя шаманка помогла ей, она ведь может, я прав? Пусть вернёт Йонг, а потом ты отправишь её домой.

– Ты… – с трудом просипел Нагиль и закашлялся, – ты допустил всё это, а теперь ждёшь, что я поверю в твоё великодушие?

Он вскинул голову, и хоть сил на драку у него не осталось, был уверен, что желание вонзиться в незащищённую шею Рэвону собственными зубами могло перевесить возможности слабого тела.

Рэвон дёрнул губой, на мгновение отвёл взгляд, будто почувствовал себя виноватым – впервые.

– Я напоил её сон-травой, чтобы остановить обращение, – почти оскорбился он. – Генерал думает, она останется такой навсегда, без сознания она ему не нужна. Но со дня на день он решит избавиться от неё. Ему было бы это выгодно. Генерал не знает всего! – тут же добавил Рэвон, заметив вспыхнувшее пламя во взгляде Нагиля. – Я не рассказал ему, иначе он снёс бы Йонг голову у тебя на глазах и наблюдал бы, как ты умираешь вслед за ней. Какое было бы зрелище…

– Тебе это тоже выгодно, – процедил Нагиль. Рэвон не стал отрицать.

– Да. Но я не хочу… – он осёкся, посмотрел на плывущие по небу густеющие облака – те тянулись с берега, суля скорый дождь. – Не такой ценой. Не ценой жизни Йонг. Она этого не заслужила. И ты…

Договорить не успел: застыл с открытым ртом, прислушиваясь к нарастающему гулу у себя за спиной.

Задрожала земля под ногами – Нагиль решил, что тырронъ заполнил всё его тело до самых костей. Он пошатнулся, стискивая поводья беспокойной лошади, но та чувствовала не его страх, и только перестук копыт позволил ему удержать себя в моменте приближающейся опасности.

Сквозь трупные испарения, искажающие сам воздух, к Нагилю и Рэвону шли тяжело вооружённые самураи, больше двадцати человек: их доспехи блестели на солнце, а развевающиеся над шлемами шёлковые ленты казались красными всполохами на фоне сереющего неба.

– «Приходи один», – разочарованно выдохнул Нагиль. – Я считал, ты ещё способен держать слово, хён.

Рэвон испуганно обернулся и тут же выругался.

– Я не приводил их! Я сбил след, прежде чем явиться сюда!

– Теперь это не имеет значения.

Нагиль забрался в седло своей лошади, но не сдвинулся с места, наблюдая за приближением самураев. Рэвон стоял перед ним, Нагиль мог бы убить его одним ударом, выместив на нём всю ярость и всё отчаяние, но не решался даже обнажить меч.

– Скажи, где вы её держите! – прорычал он Рэвону. – Я вытащу Сон Йонг, даже если её охраняет всё войско Тоётоми!

– Она на корабле генерала, – закивал Рэвон. – Я помогу тебе, сегодня ночью будь готов, я пришлю за тобой!

– Не нужно, я сам тебя найду.

Нагиль повернул коня на восток, взглянул на хёна в последний раз.

– Сегодня днём сюда придут мои люди, позвольте им сжечь тела.

Он ускакал из деревни под крики японцев, оставляя позади испуганного Рэвона.

* * *

Стена дождя скрыла японский лагерь от глаз Дочерей, и те пропустили момент, когда вражеское войско увеличилось в размерах вдвое. К вечеру, когда разразилась настоящая буря и небо прорезали яркие вспышки молний, Нагиль поднял на ноги все ополчение. Японцы готовились к полномасштабной атаке: затащили на холм катапульты и тяжёлые осадные орудия. Нагиль наблюдал за их сборами, стоя на восточной стене города.

– Ёнчхоль и Боым?

– Вернулись, – доложил Чунсок. Он стоял по правую руку от капитана и щурился, глядя на увеличивающееся японское войско.

– Ли Хон?

– Вооружился по полной, хотя я велел ему оставаться в монастыре вместе с женщинами.

– Велел? – через силу усмехнулся Нагиль.

– Ну… Настоятельно просил.

Они переглянулись и одинаково скривили губы в подобии улыбки. Висящее в воздухе напряжение можно было резать мечом, и собирающиеся под стенами Конджу воины и ополченцы почти не шумели. Плохой знак.

За неделю тяжёлого ожидания их воодушевление перетекло в раздражение, а позже – в пульсирующий страх, проникающий под кожу и оседающий на костях. Дэкван натаскивал молодых, к которым присоединились крестьяне, с таким упорством, словно погибнуть они могли прямо на главной площади от его руки. О смерти никто не говорил, но все упоминали в вечерних разговорах под треск костров вещи куда страшнее: первая война с Японией оставила кровавый след на сердце каждого. Все в Чосоне помнили зверства, на которые их могли обречь японцы, все знали, что смерть от меча самурая была куда лучше плена, обещающего только страдания.

– Гаин?

– С Дочерьми в надвратных башнях, с ними ещё женщины из числа горожан.

– Я велел им держаться подальше.

– Капитан, – резонно осадил Чунсок, – мы не можем разбрасываться людьми. Нас всего семь тысяч. Японцев почти в пять раз больше.

Проклятье, он был прав. Но мысль о том, что и женщины, и дети могут погибнуть под градом камней, что обрушится на город в самое ближайшее время, лишало его душевного спокойствия. Всё лишало его равновесия, каждая мелочь.

О том, чтобы в ночи встретиться с Рэвоном, как они условились, теперь думалось с трудом: если хён и знал о скорой осаде, то скрыл это от Нагиля – намеренно или нет, он сам же нарушил их планы.

Спасение Сон Йонг теперь представлялось Нагилю поистине непосильной задачей, с которой он обязан был справиться. Сегодня ночью, на рассвете, когда, вероятно, утихнет битва, а они потеряют город, – в любой удобный или неудобный момент он должен будет сделать всё возможное, чтобы вернуть её.

Либо совершить невозможное, либо погибнуть вслед за Сон Йонг – другого исхода для него теперь не существовало.

– Собери всех, кто способен и хочет держать в руках что-то, чем сможет убить врага. Пусть ждут за укреплениями в городе, растяни остатки ополчения по улицам, – выдохнул Нагиль и стал спускаться со стены. Чунсок провожал его недоуменным взглядом, но вопросов от пуримгарра не последовало.

Нагиль кивнул Дэквану – тот собирался выйти за пределы города вместе со своими воинами и обогнуть японцев до того, как они прорвутся за стены.

– Гаин прикроет вас, но будьте бдительны, – сказал он. Стоящие рядом с тырсэгарра Намджу и Чжисоп закивали, но, несмотря на их прежний опыт, предстоящее сражение вызывало и в них дрожь, которую нельзя было скрыть доспехами.

– Не волнуйтесь, ёнгданте, мы сделаем всё, что в наших силах, чтобы прижать их к стенам.

Нагиль посмотрел на них – совсем юноши, младше его на сотню лун, – они оба присоединились к его войску во время первой войны, когда японцы вырезали их деревню, и тогда сражались с ним бок о бок, неумело, но яростно. Теперь они были куда опытнее и сильнее, и волноваться за них можно было меньше, чем за простых ополченцев, но Нагиль понимал, что и им, вероятно, не суждено будет пережить эту осаду без посторонней помощи.

– Ум ёнгро…

– Сер сэнбэ пхаирос,[90] – договорили за Нагиля юноши. Нагиль одобрительно улыбнулся и опустил руку на плечо Намджу.

– Мичхон[91], – поправил он. Ополченцам незачем было это слышать, и ёнгданте понадеялся, что поговорка, набравшая популярность ещё в первую войну, приободрит его воинов. Вы стоите тысячу воинов, каждый из вас.

Нагиль пошёл вдоль улиц в глубь города и больше не оборачивался. За его спиной Дэкван отдал приказ, его отряд обогнул ворота и покинул Конджу через боковой скрытый от обычных глаз ход.

За стенами раздались крики, затем свист – даже сквозь шум дождя различить его было нетрудно. В стену врезался первый камень, и город задрожал и завыл, точно живой.

20

Легенды гласили, что имуги может стать драконом. Ему потребуется тысяча лет на дне морском, чтобы отрастить себе крылья и тело, способное выносить жар огня и ледяной холод воздуха, способного плавать в воде быстрее любой рыбы и ходить по земле, взращивая на ней плодоносные деревья.

У Ким Рэвона не было тысячи лет – даже тысячи дней не было. Всего несколько часов до того, как генерал осознает, что имуги может оказаться силой куда более смертоносной, чем дракон.

Обернувшаяся зверем Сон Йонг-хубэ – полузмея-получеловек, сползающая со скул и шеи кожа, лопающиеся мышцы рук и ноги, склеенные в змеиный хвост, – лежала на останках разрушенной набегом хижины у самого берега залива. Рэвон вытащил её сюда прямо из воды и велел связать. Самураев в войске Рэвона было мало, по большей части все они были асигару, слабо вооружённые пехотинцы, способные годно орудовать только вилами и ножами. Но они, знакомые с крестьянской работой, знали, как из речной травы и водорослей-жгутов соорудить силки для девушки-имуги и как из сон-травы получить едкий напиток, который усыпит и тело, и разум.

– Ты уверен, что имуги бесполезна? – спросил у Рэвона помощник генерала, рослый самурай Курода Нагаса, сын опального даймё. Он был первым, кто ступил на земли Чосона, заслужил одобрение Тоётоми и прощение для своего отца. Тот теперь занимал Кванджу и командовал внутренним продвижением японского войска с юга, а Курода оставался при Тоётоми верным советником.

Рэвон покосился на советника и кивнул.

– Тело человека не может выдержать такого испытания, и душа этой женщины…

Врать на ходу он умел и прежде, но сейчас, когда от его слов зависела судьба Йонг, ложь звучала страшилками для детей, а не предупреждениями для взрослого самурая. Рэвон отвернулся от Куроды в надежде, что испуга на его лице никто не заметит.

– Душа – что? – терпеливо переспросил советник. Проклятье, мер'тонъ.

– Её душа раскололась, сплелась с духом змея, – договорил Рэвон. – Она не слышит и не чувствует нас и очнуться не может.

– Значит, её можно убить, – заключил Курода.

– Нет!

– Нет?

Рэвон сглотнул вязкую слюну, посмотрел советнику прямо в лицо. Дракон не мог лгать, и мастер Вонгсун с детства учил Рэвона быть честным и справедливым, но порой эта категоричность ограничивала его настолько, что лишала возможности жить той жизнью, к которой он стремился. Порой, думал он и раньше, для защиты народа следовало солгать.

Потому, должно быть, Дракон от него отвернулся.

– Мы обменяем её у Мун Нагиля на кого-то ценного.

Курода взглянул на лежащую у его ног Йонг, склонил голову.

– Зачем она драконьему капитану?

Затем, что она важна ему. Ясная как день мысль не приносила ни радости, ни облегчения, несмотря на то, что именно это обстоятельство отделяло бессознательную Йонг от смерти. Но если сказать об этом Куроде, он решит, что мёртвой Йонг послужит им лучше.

– Затем, что драконий капитан печётся о своих людях, – медленно ответил Рэвон. – Нагиль спас её однажды и хочет спасти снова.

– Это он сам сказал тебе? Утром, когда ты назначил ему встречу, не сообщив нам об этом?

– Да.

Курода кивнул и больше ни о чём расспрашивать не стал. Рэвон облегчённо выдохнул, как только советник развернулся и пошёл прочь от него к хибаре, в которой приказал организовать свою ставку.

Рэвон смотрел вслед уходящему советнику. Курода был сдержан и терпелив, он умел слушать и делать выводы: своим людям он позволял высказываться, даже если не был согласен с их мнением, и позволял действовать согласно их убеждениям, если те не противоречили их общей цели. Он нравился Рэвону – даже больше, чем Тоётоми.

Будет жаль, если такой человек погибнет, не достигнув Хансона.

Рэвон поморщился, дёрнул головой, гоня прочь неуместные рассуждения. На войне нет места симпатии. Он отвернулся от страны, которую должен был защищать, от своего брата и всех друзей. Если теперь он даст слабину только из уважения к советнику генерала, то разрушит путь, который должен привести его к победе.

Прибывшие на берег вместе с Куродой самураи обходили его стороной, боясь пробудить ханрю. Рэвон недовольно поморщился. Ах, да. В Чосоне её называли юджон-ёнг, нерождённый дракон. Корейское прозвище куда больше соответствовало действительности; японцы звали её ханрю – «свившийся дракон», что, на взгляд Рэвона, не было правдой.

Свившийся дракон – всё ещё дракон. Имуги, в которого почти обратилась Сон Йонг, драконом не был.

Рэвон не был чудовищем – ему не нравилось смотреть на изуродованное тело своей хубэ. Но пусть ни генерал, ни его советник, ни кто-либо другой из японского войска об этом не узнает: он должен быть хладнокровным и равнодушным к бедам несчастной женщины, попавшей в ловушку собственного тела.

«Сон Йонг… – думал Рэвон, стараясь не смотреть на змеиный хвост, что тянулся с берега прямо в солёную пенистую воду, – зря я привёл тебя в свой Чосон».

* * *

Улицы были перекрыты домашней утварью, и, пробираясь через нагромождения из столов, стульев и скрученных циновок, Нагиль отмечал, насколько непрочны установленные горожанами баррикады. Если в город прорвётся хотя бы один батальон японцев, они протаранят их копьями и мечами. Баррикады были нужны, чтобы выиграть время в случае прорыва. Воины дракона предупредили жителей Конджу, что при плохом исходе битвы они должны будут бежать к восточным стенам города, где остались неукреплённые ворота. Тактика была скверной: Тоётоми мог послать часть армии на восток и ворваться в город, но с той стороны их поджидал отряд Чунсока, тридцать воинов, способных вырезать по сотне врагов каждый.

Пока Нагиль шёл вдоль пустых улиц, мощёная дорога дрожала под его ногами, стонали дома вместе со стенами осаждённого Конджу. Найти камни, достаточные для осадных орудий, было непросто, но даже с малым их количеством у японцев был шанс пробить наиболее слабые места в крепости.

Дробились и летели со стен камни, в неумолкаемом гуле Чунсок кричал лучникам, свистели стрелы, посланные в первые ряды японской армии. Нагиль шагал вперёд, стараясь не вслушиваться в звуки сражения. Пока не звенели мечи, у него было время.

Лан ждала капитана у ног статуи Будды. Нагиль перешёл через мост и встал в подготовленный ею круг из камней и риса, когда шаманка уже пела. Нагиль сел в центр круга, между хризопразом – инь – и изумрудом – ян. Здесь сражение у стен Конджу звучало сквозь шум воды приглушённо, но Нагиль всё равно не мог не вслушиваться в крики людей, сливающиеся в один бесконечный гул, и грохот камней.

– Забудь о битве, если жаждешь победы, – сказала Лан, как только закончила первую песню. Нагиль закрыл глаза и дышал – набирал в грудь холодный влажный воздух, выдыхал рвано, стараясь унять сердцебиение.

Шаманка провела над его головой зажжёнными пшеничными колосками, запела снова. Слова в песне повторялись, и пусть Нагиль и не знал древнего языка, на котором Лан взывала к Великим Зверям, понять её было несложно. Она пела о силе стихий, о Великом Цикле, о Драконе Дерева, что спал в его теле.

«Проснись, – думал Нагиль. – Ты нужен мне».

«Отринь всё земное, – слабо отзывался Дракон, – и я приду».

«Не могу. Я человек, я не могу отказаться от своей природы».

«Можешь. Не желаешь – это другое».

То, о чём просил Дракон, означало подчинение Зверю. Можно было забыть себя-человека и стать Драконом, отдать ему контроль над телом и разумом, превратить сердце в пламя. Это значило бы никогда не вернуться в тело человека, не испытывать мук перерождений, не знать истинно людских чувств и больше не страдать.

Не думать, не жить человеком. Не знать, что такое страх и отчаяние, не ведать боли.

«Не желаю, – согласился Нагиль уверенно. – Отдаться тебе – забыть себя самого».

«И спасти своих людей, – отвечал Дракон. – И спасти женщину, по которой страдает твоё сердце».

Дракон не отрицал, что её можно вернуть. Одно лишь это приносило Нагилю больше облегчения, чем надежда на поддержку северной дивизии Хигюна, на которую все уповали теперь.

«Зря ты давал ей слово», – рычал Дракон в глубине дань-тяня Нагиля.

Нет. Не зря. Это слово связывало души Сон Йонг и его собственную единой нитью, это слово могло забрать их жизни в одно мгновение, но оно же держало их вместе и делало сильнее. Сон Йонг обернулась имуги, и, если бы не слово Дракона, могла бы совсем потерять себя. Но этого не случилось. Слово Дракона было её шансом на спасение, и отказываться от него Нагиль был не намерен.

«Глупый человек, – смеялся Дракон. – Глупый и слабый».

Шаманка закончила последнюю песню, и дождь разом оборвался – будто город накрыла лапа Великого Зверя.

«Да, – согласился Нагиль, открывая глаза. – Да, я слабый. Мне не справиться без твоей помощи. И я собираюсь сделать кое-что глупое, если ты не присоединишься ко мне».

Он встал, чувствуя, что тело больше не сковывает прежняя усталость, и Лан протянула ему заготовленный меч. В рукояти – опал, камень воды, на ножнах – россыпь хризопразов, камней воздуха. Нагиль сжал меч рукой, несколько раз вдохнул и выдохнул. Пора.

– Слова будут лишними, – предупредила его Лан, едва он собрался что-то сказать ей. – Иди и сделай что должен.

Тревожно стучал барабан – японцы закончили с катапультами и приступили к штурму расшатанных стен. Нагиль поклонился шаманке, та усмехнулась: вышло непривычно и неуклюже.

Он уже шёл к западным воротам, стискивая в руке меч, когда его нагнал Ли Хон.

– Вам следует оставаться на территории монастыря, ваше высочество, – сказал Нагиль. Наследный принц, облачённый в доспехи с головы до ног, только фыркнул и шага не сбавил.

– Мне следует защищать свой народ, покуда у меня две руки и две ноги – и сердце, полное гнева.

– Вы будущий король страны, – ответил Нагиль. – А королю нужна ещё и голова на плечах, чтобы править своим народом.

– Ну, если я буду отсиживаться вместе с детьми и женщинами, у меня может не остаться людей.

– У вас останется страна.

– Люди и есть страна, Мун Нагиль.

Они замерли перед баррикадой в самой узкой части главной улицы, и Нагиль посмотрел на Ли Хона. Бледный, но полон сил. Разве мог принц подумать полгода назад, что сохранивший ему жизнь вопреки приказу ёнгданте станет отговаривать его от сражения?

– Держись рядом и не рискуй понапрасну, – сказал наконец Нагиль. – Я отвечаю за твою жизнь, но не могу гарантировать тебе безопасность, если будешь геройствовать.

– Отвечай за себя. – Ли Хон вскинул голову, и ухмылка смягчила его непривычно серьёзное лицо, являя на один миг прежнего наследника престола. Нагиль усмехнулся ему в ответ.

– Как скажете, ваше высочество.

Вдвоём они добежали до стен, где громко бил барабан, сыпали стрелы с надвратных башен, а крики с обеих сторон от города заглушали шипение горящего масла. Чунсок отдавал приказы, стоя на сохранившемся обломке стены, а через завалы из камней и грязи в Конджу уже прорывались японские воины.

«Смотри, – шепнул Дракон, – у вас нет ни единого шанса».

«Смотри, – вторил ему Нагиль, – мы сильнее, чем ты думаешь».

Он взмахнул мечом, и смешанная толпа из ополчения и его воинов вскричала разом и вгрызлась в японский батальон. Зазвенели мечи и копья, кровь брызнула на лица живых и мёртвых. Нагиль срубил голову первому японцу, второму вонзил клинок в руку. Крик оборвал меч Ли Хона, пролетевшая со стены стрела угодила в следующего врага.

С радостными возгласами, полными боевой ярости и прежде сдерживаемого гнева, первую волну рассекли мечи воинов дракона. Летели головы, руки, ноги, землю заливала кровь, а воздух наполнился красной пылью, и в грохоте и барабанной дроби крики слились в единый стон. Нагиль резал, почти не глядя, поворачивался и бил, поворачивался и бил, и доспехи Ли Хона то пропадали, то появлялись рядом с ним серой вспышкой. Стрела Гаин сбила с ног японца, который замахнулся позади, Нагиль рассёк ему грудь мечом и оттолкнул на другого воина.

Чунсок кричал со стены, масло лилось на головы японцев на штурмовых лестницах, огонь полыхал по ту сторону стены, но воздух и в городе становился всё жарче, а от дыма слезились глаза.

Дыру в разрушенной стене заполняли трупы – и японцы, и корейцы вперемешку, без разбора. Чунсок отдал приказ заполнять ими любую брешь, и как только масло закончилось, он спустился вниз к Нагилю.

– У них таран, – доложил он. – Я приведу отряд с восточных ворот.

– Веди, – выдохнул Нагиль, вонзая меч в тело японца. Хрустнули кости, изо рта воина брызнула кровь и попала на щёки капитана. – Оставь там девять человек, пусть придут к монастырю.

– Там Бумин, – запротестовал Чунсок и вскинул меч – на его лезвие тут же упал японец, а следующий за его спиной заносил булаву для удара. Нагиль обогнул его и резанул сплеча.

Японцы наступали лавиной, и, хотя их тут же срезали, число врагов не заканчивалось. Над головой что-то просвистело – Нагиль посмотрел вверх и увидел пушечное ядро, летящее прямо в надвратную башню. Оно ударило в верхнюю часть стены, оттуда послышались женские крики, башня пошатнулась, и часть её осыпалась градом вместе с Дочерьми.

– Гаин! – вскричал Чунсок. – Капитан, я туда!

– Быстро! – прорычал Нагиль, хватая нападавшего на него воина за плечо. Меч вошёл в чужое тело и вышел со спины с хрустом, лязгнули доспехи.

Второе пушечное ядро ударило в западную башню и снесло крышу.

– Снимите Дочерей! – закричал Нагиль, прорываясь к стене. Ли Хон снова пропал из виду, думать о нём не было времени; Нагиль сбил с ног двух японцев одним ударом, добрался до лестницы наверх. Копьё рассекло плечо, Нагиль взвыл, обернулся и столкнул орущего ему в лицо воина со ступеней прямо на вилы ополченцев.

– Дэкван! Пора!

С внешней стороны раздались новые крики, просачивающиеся в каменную прореху японцы остановили натиск, и ополченцы срезали им головы, пока за стеной отряд Дэквана давил врага. Нагиль взбежал по разрушающейся лестнице на самый верх, нашёл среди обломков крыши слабо дышащую лучницу. Ильсу, дочь погибшего крестьянина.

– Капитан, – простонала она, с трудом поднимаясь из-под дымящихся досок. Из руки у неё торчал деревянный колышек – изрисованный краской изгиб крыши. Нагиль помог ей подняться, нашёл её лук.

– Держать сможешь? Спускайся вниз, Чжихо прикроет тебя.

– Там Бора и ещё… – кивнула Ильсу в сторону груды камней. Нагиль погнал её прочь, а сам ринулся выискивать живых Дочерей.

Пока свистели над головой стрелы, пока внизу кричали задавленные Дэкваном японцы, Нагиль скидывал со стены остатки башни. Руку Боры пригвоздило к полу деревянным обломком крыши, она не дышала. Рядом с ней была ещё одна женщина средних лет в пыльной одежде простой горожанки. Её раздавило камнем.

Нагиль запретил себе злиться – прямо сейчас гнев заполнил бы его разум без особого толка и не дал мыслить здраво, а ясный ум был необходим даже в такой неразборчивой битве, где свои и чужие сливались в единый поток. Дракон внутри него дышал всё жарче, кормился людскими криками и яростью. Нужно было сдерживать зверя, покуда хватало сил.

И всё же капитан сбегал с разорванной ядром башни, не чувствуя от гнева ни ног, ни рук. Он столкнул с лестницы одного воина, замахнулся мечом на двух других и срубил их разом, проломил голову следующему.

Дэкван и его воины теснили японцев к стене, и Нагиль бросился им на помощь, прогрызая себе путь через тела и тела, через руки и ноги, наружу, в самую гущу сражения, где воины дракона давили врага.

– Капитан! – Нагиля заметил Чжисоп, отвлёкся на мгновение, и его ранил в руку японский воин. Нагиль отсёк тому голову, закрыл со спины Чжисопа.

– Где Намджу?

– У врат, Дэкван с ним.

– Тоётоми?

– Не видели, его тут нет. Ким Рэвон на холме.

Нагиль обернулся, пока Чжисоп убивал бегущего прямо на капитана японца. Силуэт одинокого воина на коне Нагиль заметил сквозь дым и поднимающуюся с влажной земли плотную копоть от сгоревшей травы. Это был Рэвон, и он ждал.

– Не дай им прорваться в город, – рявкнул Нагиль Чжисопу. – Чунсок ведёт к вам своих, продержитесь ещё немного!

– Сэ, ёнгданте!

Нагиль повернул к вратам и побежал, на ходу срезая кричащих японцев. Бил по рукам и ногам, бил в грудь, пока хватало сил, потом расталкивал их падающие тела и снова бил. С Дэкваном они столкнулись, едва не скрестив друг против друга мечи, и тырсэгарра кивнул и резко выдохнул:

– Мы не протянем до рассвета, если не придёт помощь.

– Дивизия Хигюна – наша надежда, но не последняя.

– Капитан?

Нагиль осмотрелся: к стенам Конджу пришло порядка десяти тысяч японских воинов, а остальные, должно быть, всё ещё ждали у кораблей. Ждали чего? Когда стены города рухнут, чтобы прийти и с новыми силами вырезать уцелевших в битве горожан? Если так, то против второй волны воинам дракона и ополчению было не выстоять.

На месте Тоётоми Нагиль поступил бы так же – или же погнал бы вторую часть армии к восточным воротам, прорубил их и задавил на улицах города всё вражеское войско. Но генерал медлил, японцы атаковали Конджу только с западной стороны, и для Нагиля оставалось загадкой, поступит ли Тоётоми так, как подсказывал ему разум, или же обратится к более изощрённой тактике.

Если он призовёт Дракона сейчас и оставит своих людей, преследуя Тоётоми, не совершит ли ошибку? Не ждёт ли японский генерал прихода Великого Зверя, чтобы дать знак своим воинам и напасть с другой стороны Конджу?

– Капитан! – закричал позади Чжисоп. – Берегись, капитан!

Нагиль обернулся только для того, чтобы увидеть, как Чжисоп выскакивает между ним и японцем и принимает на себя весь удар – копьё пробило ему грудь, он упал в ноги Нагилю с последним предсмертным хрипом.

– Чжисоп!

Японец вытащил из его трупа копьё и поднялся, готовый разить замершего капитана, но его остановил Дэкван. Голова солдата пролетела по воздуху и тут же втопталась в грязь и копоть ногами его соратников – прямо рядом с телом Чжисопа.

– Соберитесь, ёнгданте! – рявкнул Дэкван. Нагиль стискивал меч и чувствовал, как неумолимо накаляется металл в его руке. Чжисоп остывал, пока распалялся Дракон в теле капитана.

– Мне понадобится твоя помощь, – сказал Нагиль.

Дэкван вытащил меч из тела только что упавшего японца и тут же кивнул.

– Что от меня требуется?

– Пробей мне путь до холма.

Тырсэгарра не стал задавать вопросов: с криком кинулся в напирающую толпу врага и вонзил меч в первого же попавшегося на пути. Нагиль шёл за ним, вяло шевеля руками и словно нехотя отбиваясь от случайных ударов мечей и копий.

«Ты полон сил и готов вступить в бой», – обратился он к Зверю внутри себя.

«А ты готов отказаться от себя-человека?» – спросил Дракон со дна пустого желудка. Нагиль усмехнулся, и в кипящей битве усмешка вышла оскалом на окровавленном, исцарапанном косыми стрелами лице.

«Могу предоставить тебе власть до самого утра», – ответил капитан. Дракон заворочался, поднял голову и опалил грудь Нагиля изнутри своим дыханием.

«Я спалю всех, кого увижу», – предупредил он.

«Все корабли на берегу – твои, – согласился Нагиль. – Все, кроме генеральского. Генерала оставь мне».

«Не генерала, – удовлетворённо прорычал Дракон, – а женщину у него в плену».

Дэкван отрубил голову японского воина, и та сгорела в столбе огня, что вырвался из горла Нагиля. Капитан бросил меч; кожа свободной руки лопнула в сгибе локтя, порвались мышцы между пальцами, и вместе с кровью в воздух взвились языки пламени, а из них вырос Великий Зверь.

Японцы бросились врассыпную, и их, подхватывая яростный рык Дракона, преследовали воины. Дракон оставил трепыхающихся людей позади, взмыл в воздух и ринулся к берегу, куда его тянул слабый зов, почти неслышный, как аромат, оставшийся на налобной повязке, что капитан драконьего войска прятал за воротом своих одежд.

Вторая половина армии Тоётоми пряталась не у берега. Дракон понял это сразу, едва приблизился к оставленным без внимания кораблям – там была от силы тысяча человек, и их слабые крики не удовлетворили его жажду. От разочарования он сжёг первый ряд кораблей, взвился выше под облака и опустился к самой воде, вызывая сильные волны, что тут же потушили огонь.

Десять тысяч воинов не растянуть по берегу, не спрятать от глаз Дракона. Зверь раздавил хвостом два корабля, стоящих чуть дальше от побережья, сбил летящую в него одинокую стрелу. Мальчишка, что наблюдал за ним с холма, примчался на коне и кричал с суши, но разобрать его голос за криками японских воинов на кораблях было непросто. Людской язык, такой мягкий и булькающий, как вода. Слова у них проще, не режут слух, как надобно, вливаются в уши журчанием ручья, а не треском пламени, не грохотом камней и не свистом бури.

Кораблей было меньше, чем Дракон насчитал в прошлое своё пробуждение. Но можно было сжечь хотя бы эти, наслаждаясь предсмертной агонией бедняг, зажатых между огнём и водой.

Пламя объяло весь флот, горели даже дальние судна. Генеральского флага не было ни на одном из них, и напрасно капитан внутри Дракона бился в тревоге – зов, приведший Зверя сюда, шёл не от кораблей. Женщина, обернувшаяся змеёй, была не здесь.

Дракон взмахнул хвостом и уплыл по воздуху вдоль берега, следуя за слабым голосом. Где она? Где?

Мальчишка на коне скакал следом и продолжал кричать.

«Генерал с войском в долине, – подсказал капитан. – И женщина с ним. Не трогай её!»

«Я обещал спалить всех, кого увижу».

Вторая половина японского войска встретила северную армию Чосона в долине Дождей – битва развернулась прямо за Кымом, люди смешались, конница генерала Хигюна заметно поредела, и японцы пробили их ровно посередине. Корейская армия поделилась на два фланга, безуспешно пытаясь взять врага в кольцо. Японцы бились яростно и жестоко, а Тоётоми вместе со своим батальоном стоял прямо у реки и не вмешивался.

Дракон облетел всё сражение, наблюдая свысока, как смыкаются людские ряды – пехота и конница замерли, зазвучали одобрительные крики корейцев и испуганные – японцев.

«Там наши люди!» – взвыл капитан. Дракон задел хвостом крайние ряды пехотинцев, сбив с ног десять воинов сразу, кто-то послал в него копья и стрелы, и те прошли мимо, царапнув плотную чешую.

«Я обещал тебе сжечь всех», – напомнил с удовлетворением Дракон и раскрыл пасть. Первый залп ударил в самое сердце битвы, забирая сотни жизней сразу. Пламя текло по земле, словно чернильное пятно расходилось по влажной бумаге, за ним тянулся жжёный след, падали тела, люди кричали.

– Не дайте им бежать! – ревел внизу генерал чосонской армии.

Фланги стянули японцев в центр, но Дракон взревел снова и пустил на людей новый огненный столб. Дрогнула конница Хигюна, бросились врассыпную пехотинцы, японцы вместе с корейцами, и напрасно капитан людей бился внутри зверя и просил пощады своим. Чосонской армии повезло, их крайние фланги бежали быстрее и успели спастись от стены огня выше по холму.

– Отступаем! – кричал теперь генерал Хигюн. – Отходите к реке!

Здесь их ждал остаток дивизии Тоётоми. Дракон сжёг всех, до кого смог дотянуться, и упал на землю прямо перед генералом, сминая своим телом перепуганных японцев. Один смельчак вонзил копьё в расщелину между чешуёй на шее зверя, и Дракон заревел и откусил ему голову одним махом. Наблюдающий за зрелищем Тоётоми не дрогнул и не подал никаких сигналов. Он не боится? Или же так глуп, что считает, будто доспехи из дорогого металла защитят его от драконьего пламени?

Он выехал к Дракону на коне и встал напротив головы. Поклонился, выражая почтение.

– Уверен, ты меня понимаешь, Великий Зверь, – сказал Тоётоми. – Спасибо за демонстрацию силы, до сих пор я гадал, так ли ты силён, как о тебе говорят мои соотечественники. Вижу, слухи правдивы.

Дракон ждал. Зов – тихое шипение на древнем, мёртвом языке – звучал теперь сильнее, настырнее, тянулся к Зверю сквозь преграду из людей, лошадей и хилые стенки короба, стоящего в стороне от воинов.

– Я знаю, отчего ты не напал на меня, – кивнул Тоётоми, полуобернувшись на короб. – Ты ждёшь, что я верну тебе женщину. Я мог бы убить её, но не стану.

Дракон выпустил струю дыма, она окутала фигуру генерала, но не стёрла с его лица ухмылку, а только добавила ему уверенности.

– Я прав. Даже змеёй она может принести пользу.

Тоётоми махнул рукой – стоящие у короба стражники открыли крышку, являя глазам Дракона и капитана внутри него скрученную верёвками женщину. Зелёная кожа в струпьях, волосы свалялись в липкий жгут, вместо ног – змеиный хвост. Он выполз из короба и с хлюпающим звуком ударился о землю. Стражники вздрогнули, полуобращённое в имуги тело выгнулось, наружу выпала голова.

Капитан внутри Дракона взвыл и дёрнулся, зажмурился сам Дракон. Слабый человек, слабый и предсказуемый. Японский генерал подумал о том же.

– Приходи ко мне человеком, Великий Зверь, – сказал он, в удовольствии растягивая слова, – и мы договоримся.

Он дал знак остаткам своей дивизии, и те повернули к заливу. Короб с бессознательной женщиной уехал вместе с ними.

– Буду ждать тебя у реки, – сказал напоследок Тоётоми. – Попробуешь обмануть меня, и она умрёт.

«Драконы не лгут», – ответил Зверь.

«Он не знает об этом», – с трудом отозвался капитан.

«И только это спасло нас. Ты поступил глупо и опрометчиво, и я не стану помогать тебе спасать такого же глупого человека».

Подняться в воздух Дракон не смог – потерял много сил в битве, потерял много сил, просто глядя на изуродованное обращением тело женщины. Зверь опустил голову и ждал: на рассвете, едва из-за холма показался первый луч солнца, Нагиль вернул себе тело.

Он терпел зудящую боль и хруст срастающихся костей, озноб, охвативший человеческую кожу, жжение от ран на боку и у шеи. Дышалось с трудом, руки и ноги распластались вдоль тела, точно канаты. Когда его нашли воины Хигюна, Нагиль всё ещё был слаб, и им пришлось подхватить его под руки и втащить на коня.

21

Хигюн ждал на берегу Кыма: северные дивизии разбили лагерь прямо у реки, на стороне ближе к Конджу, и солдаты генерала приняли Нагиля без должной радости. Пока он ехал к шатру, они бросали ему вслед усталые, злые взгляды.

Нагиль спешился и вошёл к Хигюну, на ходу натягивая на полуголое тело чогори.

– Я потерял десять тысяч, – сказал вместо приветствия генерал. Нагиль поклонился ему и сел прямо на землю, устланную тонкими циновками. – Десять тысяч, капитан-дракон.

– Вы потеряли бы столько же, если не больше, если бы Дракон не прилетел вам на помощь.

Хигюн кинул в тряпичную стену кубок и обошёл стол, чтобы присесть напротив Нагиля. Он только что снял обожжённые доспехи и не успел ещё умыться: едва сдерживаемый гнев проступал на его лице сквозь слой копоти и крови.

– Мы могли добить их самостоятельно, после первого залпа ты должен был дать моим людям шанс на спасение!

– Не я контролирую Великого Зверя, генерал, – просипел Нагиль и закашлялся. Рана на шее затягивалась медленнее остальных, оттого вдох и выдох получались болезненными и глухими, словно он всё ещё не успокоил Зверя внутри себя.

– Дракон подчиняется твоей воле, – цедил Хигюн, – следует твоим приказам!

– Нет, генерал, и вам это прекрасно известно.

Нагиль разминал пальцы, силясь прогнать дрожь, и жмурился. В генеральском шатре было душно и дымно, сюда просачивался вместе с пеплом жаркий воздух из долины, где догорали среди травы тела. Японцы, корейцы, капитаны дивизий и простые солдаты, всадники с их лошадьми и пехотинцы. Дракону следовало быть аккуратнее, но когда это Великий Зверь проявлял деликатность по отношению к кому-то из смертных?

Несмотря на изначальную свою природу, Дракон не был великодушен и мудр, как его предок, и не считался с планами людей и их желаниями – он действовал самостоятельно, жил своей жизнью, контролировал Нагиля, когда мог, и рвался из смертного тела в минуты, когда капитан был наиболее уязвим.

– Я вёл своих людей тебе на подмогу, а выяснилось, что на погибель! – бесновался генерал и стучал кулаком в землю рядом с Нагилем. – Теперь мы беззащитны, и когда Тоётоми приведёт ещё войска, нам не спасти даже Конджу – не то что столицу!

– У Тоётоми было двадцать тысяч воинов, – вяло запротестовал Нагиль. – Я сжёг их флот в заливе, они отрезаны от своих, и мы могли бы…

– У нас больше нет людей, капитан, – отрезал Хигюн. Нагиль с трудом смотрел ему прямо в лицо и не понимал. – Слышишь, Мун Нагиль? Со мной было двадцать две тысячи пехоты и конницы, и ровно половина сгорела от твоего пламени.

– Вы обещали больше, – не поверил капитан. Хигюн сердито кивнул.

– Советник решил, что нашей армии хватит, чтобы остановить японские войска.

– Что?…

– Люди Лю Соннёна ушли на север, все охраняют короля. Сейчас они в Хэнджу, его величество ждёт ответа от Минской империи.

Нагиль едва слышно выругался и застыл, опустив голову. Хигюн гневался не напрасно, но теперь было поздно что-то менять. У них всё ещё оставалось ополчение, на помощь которым отправилась малая часть сил Хигюна, и капитан надеялся лишь, что город выстоял без него, а люди выжили. Что его войско выжило.

Предсмертный крик Чжисопа дрожал в затылке, Чжисоп кричал там вместе с другими погибшими этой ночью, и все-все прочие звуки накрывало змеиное шипение, что вовсе не почудилось Нагилю, пока он был скован драконьим телом.

– Хорошо, – в итоге нехотя сказал генерал. Встал, размял плечи и вернулся к столу, на котором успел растянуть карту военных действий. – Иди сюда.

Нагиль поднимался дольше, и от внимательного взгляда Хигюна не ускользнули ни состояние капитана, ни его стеклянный, ничего не выражающий взгляд.

– Соберись, капитан, – сердито бросил Хигюн. – У нас впереди много дел.

– У меня тоже, – тихо произнёс Нагиль. Он склонился над столом, упёрся в него обеими руками, чтобы не упасть. Генерал уже расставил метки вдоль Кыма, стянул основную часть их к Конджу. За неимением под рукой настоящих медных фигурок он использовал деревянные кости, такими бедняки играли в «Дракона и Феникса».

– Тоётоми потерял большую часть своего войска, но к Ульджину, похоже, стягиваются ещё корабли, – пояснил генерал. – Не могу сказать, сколько их, но, думаю, не меньше пяти сотен.

– Итого шестьдесят тысяч японцев, – посчитал Нагиль, хмурясь помимо воли. – А у меня осталось, может быть, пять тысяч ополченцев.

– Твои люди?

– Меньше сотни, и многие… – Нагиль сжал пальцы обеих рук, ногти заскребли по деревянной поверхности стола. – Многие ранены, кто-то погиб. Генерал, мне надо вернуться в город.

– Сначала расскажешь мне всё, – потребовал Хигюн. – Затем я отправлюсь в Конджу с тобой.

– Почему вы не хотите стянуть войско к городу?

– Потому что Тоётоми собирается уничтожить Хансон, а на Конджу ему плевать. Считай, эта битва была показательным выступлением. Советники полагают, мы теряем время, защищая торговый город.

Нагиль поморщился, слова прозвучали упрёком, на который он не рассчитывал вовсе.

– Мы защищаем людей Чосона, – вспылил Нагиль. Игральные кости тревожно затряслись. – Всех тех, кто не может постоять за себя! Генерал, вы говорили, что столица выстоит, если её будет закрывать Конджу, а теперь хотите отказаться от целого города? Там несколько тысяч простых горожан!

– А у меня нет войска, ведь Дракон сжёг его! – оборвал Хигюн и хлопнул по столу. Кости задребезжали и рассыпались по всей долине Дождей. – Все наши планы упирались в поддержку Совета, а теперь рассчитывать я могу только на свои силы и помощь упрямого зверя, который слушать тебя не желает!

Нагиль выпрямился, сделал несколько неуверенных шагов прочь от генерала, возвышающегося над ним злобным духом, а не собранным человеком, которого капитан прежде знал. Хигюн опустил голову, попытался взять себя в руки.

– Перед тем как отправиться вам навстречу, – заговорил генерал после паузы, – мне пришлось торговаться с нашим Советом. Война войной, капитан драконьего войска, но политика на первом месте в умах чиновников. Советники считают, что, если японцы спалят полстраны, Минская империя обратит на нас внимание и откликнется на просьбы о помощи.

– Разве советники не дрожат за свои земли? – огрызнулся Нагиль. – Насколько мне известно, у Лю Соннёна есть дом в Кванджу.

– Считай, с ним он попрощался давно. Кванджу захвачен, теперь там сидят наместники Тоётоми.

Нагиль выругался, зашагал перед генералом, точно загнанный в клетку зверь. Он знал, что Совет при короле даже в самое скверное для страны время будет преследовать свои цели, но не думал, что чиновники запросто согласятся отдать на растерзание японцам больше половины Чосона, лишь бы спастись чужими руками.

– Минская империя потребует взамен полное подчинение от короля, – сказал Нагиль. Хигюн не стал с ним спорить – это ещё больше пугало.

– Ты знаешь, король потерял веру ещё в первой войне. У него нет желания бороться за свою страну.

– Зато у его сына есть.

Генерал бездумно кивнул и тут же, ухватившись за слова Нагиля, вскинул голову.

– Наследный принц жив? – поражённо выдохнул он. – Я думал, он…

– Я не убил его, если вы об этом, – отрезал Нагиль. Остановился напротив генерала, подошёл обратно к столу. – Я давно не подчиняюсь приказам короля – и уж таким глупым тем более.

Хигюн нахмурился и прищёлкнул языком.

– Поаккуратнее со словами, капитан. Ты всё ещё подданный короля, и если не ему, так его советникам донесут, что в стане драконьего войска назревает бунт против власти.

– Я не стану вторым Ли Сонге[92], генерал, – ответил Нагиль, придавливая каждое своё слово к зубам, на которых всё ещё чувствовался привкус пепла и жжёной земли. – Наследный принц сражался вместе с моими людьми за город, на который плевал весь Совет, и королю можно было бы поучиться у своего сына вере в народ Чосона. Ни разу я не пожалел, что нарушил приказ. Принц жив и будет жить, покуда я защищаю страну.

– Или же до тех пор, пока ты будешь ей полезен.

Признавать это было неприятно настолько, что щипало язык. Но Нагиль кивнул и выдохнул вместе со слабым клочком дыма:

– Или до тех пор, пока буду полезен Чосону.

Хигюн смотрел на него одно долгое мгновение – время замерло, как капля воды замирает на кончике лепестка, чтобы сорваться с него, набрав вес. Генерал заговорил, когда Нагиль уже хотел поклониться и уйти.

– Я не стану доносить королю о сыне, – согласился Хигюн. – Но я буду следовать его приказам, даже если ты считаешь их глупыми.

– Мне казалось, король не проявляет интереса к этой войне.

– За него говорит Совет. А противиться Совету я не могу.

Мер'тонъ. Совет вместе со всеми чиновниками и их богатством, над которым те трясутся, мог бы отправиться в сам тальщим[93]. Нагиль не стал говорить этого вслух, но Хигюн прочитал в его взгляде всё, что нужно, и лишь согласно кивнул.

– Я пошлю за подмогой в столицу, – договорил генерал. – По плану я должен был вернуться в Хансон, но теперь, с новыми сведениями о японском флоте, нам нельзя разбрасываться силами. В столице остались дивизии Квон Юля, они стоят в обороне, но, если ты поговоришь с ними, они придут сюда.

Нагиль замер, не сделав и шага к выходу из шатра. Хигюн нахмурился.

– Что?

– Я не могу отправиться в Хансон сейчас, генерал, – нехотя ответил Нагиль. Хигюн помрачнел.

– Есть ещё что-то, что я не знаю?

Нагиль снова мысленно выругался.

– Да, и вам не понравится то, что я скажу…

Снаружи раздались приглушённые крики воинов, в шатёр, не предупредив, вошёл помощник генерала.

– Там гонец от Тоётоми, он хочет…

– Пусть войдёт, – сказал Нагиль вместо Хигюна, и лицо генерала удивлённо вытянулось. Он кивнул, помощник, помедлив, пригласил в шатёр гонца.

Им оказался замученный дорогой Рэвон. Хигюн заскрипел зубами, едва увидел его, но Рэвон повернулся сразу к Нагилю.

– Генерал готов обменять Сон Йонг на кого-то более ценного.

Он не договорил, красноречиво умолкнув, и Нагиль догадался самостоятельно. Генерал готов обменять Сон Йонг на Дракона.

Нагиль не мог пойти на такое. Дракон с начала времён служил Чосону, он не станет подчиняться генералу японцев, даже если этого искренне пожелает сам Нагиль. Рэвон тоже понимал это. Он знал слишком много, непозволительно много для человека с вражеской стороны. То, чему Рэвон учился годами, Нагилю пришлось осваивать за несколько месяцев, и теперь Нагиль гадал, сколько Рэвон успел рассказать Тоётоми и можно ли доверять бывшему другу, зная, что он, даже пытаясь вернуть Сон Йонг, преследует свои цели.

– Ты сказал ему.

– Нет, – Рэвон скривился от обиды и дёрнул губой. – Он прислал меня, потому что его первому гонцу ты откусил голову.

– И потому что думал, будто мы станем слушать предателя, – протянул со своего места Хигюн. Он обошёл стол, закрывая от глаз Рэвона карту с планами, встал рядом с Нагилем. – О чём речь? Ты заключаешь сделку с Тоётоми?

Нагиль не мог отрицать этого, несмотря на то что генерал имел самые категоричные взгляды на договоры во время войны. В прошлый раз он чуть не казнил мастера Вонгсуна за одно только предложение о заключении мира между Чосоном и Японией.

В шатре, и без того тесном, стало совсем нечем дышать.

– Тоётоми похитил женщину. Молодую девушку, она… – слова рассыпались прямо на языке, вместо сдержанных объяснений хотелось кричать или рычать сквозь зубы – или плюнуть на установленные правила и покинуть шатёр, чтобы отправиться прямиком к Тоётоми.

– Ты поэтому не стал жечь его дивизию? – спросил Хигюн. – Дракон мог запросто откусить ему голову.

– Эта женщина в опасности, и я должен её спасти.

Генерал замер, и слова, готовые сорваться с его языка, повисли в нагревающемся воздухе.

Хигюн, советники и все остальные на севере ничего не знали о Бездне, хотя шпионы короля должны были что-то рассказывать Совету о том, чем занимается драконий капитан вместе со своими воинами. И всё же, даже если генералу было известно многое, говорить о Сон Йонг как о чужестранке не стоило. Это грозило трибуналом, политическими интригами, союзами, которые распускались, как цветы по весне, при одном только упоминании о пророчествах и пробуждающихся древних силах, и рассыпались, едва эти силы отказывались подчиняться смертным.

– Выйди, – велел генерал Рэвону. Тот кинул предупреждающий взгляд на Нагиля и ушёл.

– Я буду ждать твоего решения, – сказал он в дверях шатра. – Пусть генеральский стражник не связывает мне руки, это добром не кончится.

– Это уж мне решать, – окончательно разозлился Хигюн. Когда полог за Рэвоном перестал колыхаться, генерал повернулся к молчаливому Нагилю с абсолютно пунцовым лицом. – Какая-то женщина стоит сделок с врагом? Не принцесса, не дочь советника, не влиятельная особа?

– Это вопрос жизни и смерти, генерал.

Хигюн фыркнул, процедил что-то едва слышно и подошёл к небольшому столику, на котором стоял кувшин и кубки. Там явно была не вода: Хигюн налил себе выпить что-то, пахнущее забродившим сливовым соком, а когда повернулся и вновь посмотрел на Нагиля, выглядел гораздо спокойнее.

– Тебе следовало жениться, – вздохнул генерал и вдруг усмехнулся. – Помнится, король предлагал тебе в жёны одну из своих дочерей, а ты отказался.

– Не в этом дело, – упрекнул его Нагиль и тут же опомнился. – Простите, генерал, но я не имел в виду…

– А о чём ты тогда говоришь? – Хигюн сел прямо на пол рядом со столиком, упёрся локтями в согнутые колени и смотрел теперь на капитана снизу вверх. – Ты даже готов сговориться с предателем, чтобы вызволить бедняжку. На месте Тоётоми я уже убил бы пленницу и послал тебе её голову, чтобы сломить.

Нагиль стиснул руки и опустил голову. Ниже, ещё ниже, лишь бы генерал не заметил полыхающего взгляда и не услышал сцеживаемых с губ, словно яд, проклятий капитана.

– Если она умрёт, Дракон лишит меня жизни тоже, – признался Нагиль. Говорить об этом вслух кому-то, кто не был посвящён в таинства древних связей, получилось легче, чем он думал: правда теперь казалась лёгкой, как пёрышко, чистой, как капля дождевой воды.

Всё просто, Мун Нагиль, Дракон Дерева. Это люди всё усложняют, примешивая к словам тайные смыслы, нанизывая свою волю на тонкую нить истины. У Великих Зверей нет оговорок и оправданий, нет мотивов, вплетённых в единственную правду. Ты дал слово, и ты обязан сдержать его.

– Что это значит? – не поверил генерал. Нагиль вскинул голову и объяснил, глядя ему в лицо:

– Я дал слово, что спасу эту женщину. Обещание связало нас, и теперь я не могу его нарушить. Иначе умру.

Нагиль сел, подгибая колени, и продолжил, вбивая слова в землю:

– Она не должна погибнуть. Вот почему Дракон не спалил Тоётоми.

Хигюн смотрел на него и хмурился, и открывал рот, а ответить сразу не сумел. Покатал слова капитана в мыслях, потом вновь усмехнулся.

– Таким обещаниям на войне не место, – сказал он наконец. – Ты прекрасно знаешь, что никому не под силу бороться с судьбой, если она решила оборвать чью-то жизнь. И как ты мог дать слово беззащитной особе, если человеческий век так короток в наше время?

– Я…

– Ох, нужно было женить тебя, пока был шанс, – повторил Хигюн и покачал головой. – От скольких бы проблем избавились разом…

Нагиль скрипнул зубами и промолчал.

Хигюн встал, рявкнул короткий приказ своему помощнику, и тот позвал обратно Рэвона. Нагиль оставался на месте и ждал ответа, пытаясь хотя бы придать себе вид спокойный и уравновешенный, пока внутри всё горело. Он устал и хотел спать, ещё больше – есть, но страх за Сон Йонг не дал бы ему сомкнуть глаз, и он даже понимал, что дело тут было вовсе не в возможной смерти. Из-за обещания или вопреки ему Нагиль должен был спасти госпожу.

Рэвон встал рядом с Нагилем и тоже стал ждать. Хигюн посмотрел сперва на него, потом опустил взгляд к сгорбленной фигуре капитана.

– Я уверен, что Дракон не станет убивать тебя, Мун Нагиль, – сказал он, стискивая в руках опустевший кубок.

Нагиль и Рэвон выдохнули одновременно:

– Что?

– Будь она хоть самой прекрасной женщиной на свете, капитан, нет смысла рисковать своей силой, – надавил Хигюн. – Дракон – всё, что сдерживает Тоётоми, всё, что есть у нас! Я не позволю тебе ставить под удар судьбу всей страны из-за личных прихотей.

– Это не прихоть!

Рэвон шагнул ближе к генералу и договорил, дрожа всем телом:

– Дракон убьёт его, если Сон Йонг погибнет, и вы потеряете и Великого Зверя, и капитана!

Хигюн бросил кубок в сторону.

– Я не давал слово предателю страны! Тебе, выродок, не снесли голову только потому, что я хочу, чтобы ты вернулся к Тоётоми и передал ему слова короля: «Вас не пощадят ни покровители Японии, ни ваш император, ни любая другая сила, и мы сожжём ваш флот и всех ваших людей»!

Нагиль вскочил с циновок и одним рывком отодвинул Рэвона с глаз генерала. Он мог бы придушить осоловелого Хигюна своими руками, не прибегая к помощи Дракона, но обошёлся короткой фразой.

– Я не подчиняюсь вам, генерал Хигюн, – прошипел Нагиль. – Не забывайте, я и мои люди не служат королю более. Я поступлю так, как велит мне долг, а потом верну Чосону свободу.

Хигюн побледнел от ярости, кровь сошла с лица, он вскинул руку, чтобы ударить Нагиля, но тот кивнул застывшему Рэвону и вышел из шатра. Он сказал всё, что нужно, и услышал всё, что хотел. Больше задерживаться в стане генерала не было смысла.

– Ты не посмеешь, капитан! – ревел ему вслед Хигюн. – Тебя казнят за измену, тебя и твоего брата-предателя!

Нагиль и Рэвон молча уходили из лагеря, провожаемые косыми взглядами уцелевших после битвы воинов.

– Скажи Тоётоми, что я приду к нему на закате, – велел Нагиль, оглядываясь через плечо на шагающего за ним Рэвона. – До тех пор пусть не сходит с места и даже не смотрит в сторону Конджу.

Он остановился у берега реки, где порозовевшая от крови вода пенилась и шипела у самых ног. Рэвон молчал.

– Если он хотя бы пальцем тронет Сон Йонг, – договорил Нагиль – слова вырывались прямо из груди и сгорали в воздухе, – я собственноручно вырежу ему сердце и скормлю Дракону.

* * *

Чжисоп. Бора. Ёнчхоль. Чжунги и Хёнсик. Погибших было больше, чем Нагиль мог представить. Их тела складывали отдельно от ополченцев, Чунсок повелел соорудить погребальные костры за стенами Конджу и с трудом смотрел в сторону своих бывших товарищей.

– Чжихо собрал всех в бывшем дворце, выхаживает их вместе с матушкой Кёнхой и Дочерьми.

– Гаин?

– Ранена, но жить будет. Я ещё не проверял людей в монастыре, но Дэкван дал отмашку, и многие вернулись в город искать своих родственников.

Нагиль кивнул, обошёл уложенные в ряды трупы, тянущиеся от самых стен Конджу вдоль боковых улиц до главной площади.

– Нам нужно устроить погребение по всем правилам, капитан, – сказал Чунсок. Он прихрамывал, но упорно шёл рядом с Нагилем и не хотел отдыхать.

Город дышал общими страхами и усталостью, напитывался скорбью по погибшим этой ночью, и слушать всеобщие стоны, звучащие с каждой секундой всё громче, было невыносимо до зубовного скрежета.

– Где Ли Хон? – спросил Нагиль. Среди убитых его не было, это проверили сразу же, но и рядом с живыми он не показывался с тех пор, как утихли звон мечей и предсмертные крики.

– Мы ищем его, капитан, – сказал Чунсок, помедлив. – Должно быть, он вернулся в монастырь и…

– Проверьте. Может быть, ему нужна помощь Чжихо.

Скорее всего, ему нужна помощь.

– Сэ, ёнгданте. Будет сделано.

Мощёную территорию старого тронного зала занимали солдаты. Чжихо вместе с Дочерьми и горожанками Конджу метались между стонущими ополченцами, куаргарра сердито раздавал указания и приближения капитана и генерала не заметил. Нагиль увидел Гаин, сидящую рядом с Ильсу, – они перевязывали руки друг другу.

– Капитан, – кивнули лучницы, как только Нагиль подошёл к ним.

Ильсу едва удерживала себя в сознании и хмурилась, слушая причитания матери, Гаин выглядела ещё хуже. Пушечное ядро, раздробившее надвратную башню, смело всех Дочерей и женщин из укрытия, и Гаин упала с большой высоты прямо на живот. Сейчас всё её лицо покрывали царапины, грудь была перебинтована, она получила несколько переломов и тяжело, сипло дышала.

– Спасибо за службу, сыгунгарра. И тебе, та Ильсу. – Нагиль поклонился им, прежде чем сесть прямо на выбеленные камни. Он помог Гаин затянуть бинт на руке посильнее, хотя лучница пыталась вяло сопротивляться. Чунсок шикнул над её головой.

– Обудаль, – тихо сказала Гаин. Потом вскинула к Нагилю полные слёз глаза. – Дарым погибла, капитан. И Чанволь тоже. И Бора…

– Щимвэ[94], – так же тихо ответил Нагиль. – Они сражались храбро и погибли, защищая невинных. Это хорошая смерть, Гаин. Мы похороним их вместе, как настоящих защитниц страны.

Он сжал плечо дрожащей Гаин, оставив на бинтах пыльный, тёмно-красный след от окровавленных пальцев, которые так и не вымыл после возвращения, и поднялся к ожидающему приказов Чунсоку.

– Найди Ли Хона, приведи ко мне Лан, а потом отдохни. Погребение будет ночью, пусть все приготовятся и поспят.

Чунсок посмотрел на Гаин, но ничего не сказал и ушёл. Нагиль провожал его тяжёлым взглядом до самых ворот и только потом пошёл к Чжихо.

– Пройдёмте в зал, капитан, – кивнул ему лекарь. – Я осмотрю вас.

Конджу прежде был небольшим, но процветающим городом, летней резиденцией королевской династии, и несколько поколений назад в дворцовом комплексе отдыхали королева, наследники короля и знать. Но с тех пор прошло много времени, Конджу вырос, а сходившиеся к нему торговые пути превратили город в торговый центр. Теперь дворец оживал только в периоды ярмарок, в остальное же время в его павильонах размещались проезжающие через город торговцы.

Но сейчас их не было, и тронный зал, казалось, ждал гостей в лице Нагиля и Чжихо.

Нагиль прошёл до помоста, на котором раньше стоял королевский трон, и сел прямо на ступенях, а рядом положил меч. Чжихо оставалось только присесть напротив.

Рана на шее не затягивалась как следует, Нагиль чувствовал, что мышцы под тонкой молодой кожей срастаются неправильно, и в какой-то момент осознал, что не может повернуть голову влево. Чжихо хмурился и еле слышно бормотал проклятья, перемежающиеся с ворчанием, присущим любому лекарю.

– Вам бы отдохнуть, капитан, – сказал он после того, как перетянул Нагилю шею и грудь. – Неделю, а то и месяц.

– У меня нет ни недели, ни тем более месяца, Чжихо.

– Да-да… Ни у кого их нет. Ни времени, ни сил, ни терпения выносить всё это снова и снова.

Нагиль промолчал. Чжихо выглядел бодрее остальных, хотя ему больше, чем прочим, необходим был здоровый сон и плотный обед. Лекарь не может лечить других, пока сам слаб и немощен, но Чжихо никогда не жаловался. Никто из Лапы Дракона никогда не противился словам капитана и следовал его приказам в любое время, даже если не всегда был согласен с ними.

Когда-то, устало думал Нагиль, это убьёт их всех. Долг, честь, любовь к родине, всё то, ради чего они пересиливали себя и боролись вопреки лишениям, потерям и чужим запретам.

– Когда отдохнёте, – выдохнул Нагиль и поморщился – Чжихо забинтовал его так сильно, что трудно было даже говорить, – созови Лапу Дракона. Тоётоми хочет обменять Сон Йонг, и мне потребуется ваша помощь.

Чжихо сдавленно охнул и кивнул.

* * *

Дэкван и Чжихо предложили напасть на закате вопреки предупреждениям Нагиля. Чунсок согласия не выказывал, но Нагиль затылком, спиной, всем нутром ощущал на себе его тягостный взгляд и почти ленивое нежелание слушаться.

– Она имуги! – бросал пуримгарра в воздух. – Из-за неё убили Вонбина!

Стрела в руке Нагиля сломалась с громким треском, половина с наконечником осталась между пальцами и больно вонзилась в кожу.

– Вонбин защищал её и погиб смертью воина, – заговорил Нагиль. Дэкван и Чжихо отодвинулись от командирского стола, заваленного картами с перемещениями японских дивизий вокруг Конджу, Чунсок резко выдохнул. Он стоял в углу казармы, и его наполовину скрывала тень.

– Ничего бы этого не было, не появись она среди нас.

Нагиль подумал, что его силы вполне хватит на то, чтобы бросить в пуримгарра сломанную стрелу и пронзить шею.

– Ничего бы этого не было, не приведи Ким Рэвон госпожу в наш мир, – возразил он низким голосом. – Её вины в этом нет.

– Капитан!..

Нагиль устало вздохнул. Он знал, что новость об обращённой Сон Йонг станет последней каплей в чаше терпения Чунсока, но надеялся, что тот спустя столько времени перестанет рычать на неё за чужие беды.

– Если она имуги, то спасать её нет причин, – распалялся Чунсок. – Я обещал убить её, если она обернётся безрогой змеёй, и теперь…

– Не она убила твоего брата! – Нагиль зарычал, из ноздрей вырвались две тонкие струйки дыма. Затрещали по углам кабинета развешанные Лан амулеты. Дракон спал, убаюканный после тяжёлого боя, и всё же злость Нагиля будила чужую натуру и чужой огонь внутри него.

Чунсок шагнул ближе, попав в рассечённый решёткой окна луч солнца. Глаза у него были злыми и пустыми – такие пугали обычных людей и говорили лишь о том, что человек сбился с пути и злится на себя самого. Пустой гнев вызывал бессилие, бессилие порождало гнев.

– Ингук погиб, защищая тебя от мальчика-имуги, – выдохнул Нагиль, опуская на лоб ладонь с кислой испариной от стоящего в казарме жара. – Но даже тогда я не винил ребёнка. Его обратили монстром против воли, мы пытались это исправить. Если тебе нужно кого-то винить в смерти Ингука, вини меня.

Чунсок побледнел.

– Капитан…

– Я отдал приказ, – договорил Нагиль сухим голосом, – и я не спас твоего брата.

Ингук хотел быть Пятым Когтем, а погиб, защищая от имуги Первого.

Чунсок, словно заметив что-то в лице командира, шумно сглотнул и опустил глаза в пол.

– Я не виню вас, мой капитан.

– Тогда не вини госпожу Сон Йонг. Твоя злость к ней несправедлива.

Кроме злости пуримгарра в стане драконьего войска было множество других проблем, требующих почти немедленного разрешения, но Нагиль не мог о них даже думать. Сжечь тела погибших, провести над ними ритуал погребения, казнить патриарха Ордена Сливы… Пойти на мировую с генералом Хигюном, пока тот не сжёг весь город, лишь бы не пускать Дракона к Тоётоми.

Несмотря на всю важность каждого дела, все они меркли и бледнели, затмевались в сознании капитана зрелищем, которое память выуживала из его уставшего сознания. Лежащая в коробе Сон Йонг, получеловек-полузмея со скрученными руками и хвостом вместо ног. Даже думать об этом было больно и плохо до тошноты.

Лан подтвердила догадки Нагиля: был способ вернуть Сон Йонг и тело, и разум, пока она не обратилась полностью, но для этого Нагилю нужно было доставить её к шаманке.

– Я обещал убить её, если она станет имуги, – произнёс Чунсок после нескольких минут молчания. Нагиль медленно поднял к нему взгляд и устало выдохнул.

– А я обещал вернуть в родной мир целой и невредимой. Не стоит бросаться словами, если не готов отвечать за них, Чунсок.

Тот вновь завёлся.

– Но я готов!..

– Даже ценой своей жизни? – Нагиль поднялся с места, обошёл стол и встал напротив напряжённого Чунсока. Скрестил руки, окинул помощника внимательным взглядом. – Убьёт ли тебя невозможность выполнить обещание?

Чунсок мог бы согласиться в запале и быть неправым, но он посмотрел в глаза Нагилю и весь поник.

– Нет, капитан.

– Так ли тебе хочется принести смерть невинной женщине, чтобы насытить свой гнев? – Чунсок молчал. – Ответь.

– Нет, капитан.

– Захочешь убить её, если она вернёт себе человеческий облик? Ответь мне.

– Нет.

Нагиль кивнул. Протянул к Чунсоку руку и хлопнул его по плечу:

– Оставь ярость на тех, кто действительно этого заслуживает. И помоги мне спасти госпожу Сон Йонг.

Он прогнал всех, чтобы подумать в одиночестве. Притихшие Дэкван и Чжихо покинули его с общими приказами, Чунсоку Нагиль велел присмотреть за лагерем Хигюна. Тот не двигался с места и в Конджу не явился, как обещал. Нагилю оставалось только гадать, на что пойдёт генерал: станет ли доносить на капитана драконьего войска Совету, решит ли сам исправить положение или же остановит его на подходе к Тоётоми.

Нагиля не волновал приказ генерала, который он решил игнорировать вопреки грозящему после этого наказанию, но напрягала тишина в его лагере. Ни одного гонца за день. О чём думал Хигюн? Что планировал?

Одно Нагилю было известно точно: если у него не будет другого выхода, спасти Сон Йонг он сможет только одной жертвой – собой. И у генерала нет достаточных полномочий, чтобы выставлять свои условия Дракону.

Ли Хон пришёл к нему на закате. Вошёл, не постучавшись, и сел напротив замученного сомнениями Нагиля, понимающе улыбаясь. Нагиль не любил эту его улыбку. Слишком высокомерная. Слишком жеманная. Слишком правильная. Даже уставший после битвы, раненный в руку, принц выглядел куда бодрее Нагиля.

Когда Ли Хон заговорил, Нагиль знал, что тот скажет.

– Мы оба думаем об одном и том же, мой друг.

– Мы с тобой не друзья, – огрызнулся Нагиль. Моджори-ёнг, дурак.

Ли Хон кивнул – и снова улыбнулся так, что больно было смотреть.

– Как скажешь. Я всё-таки считаю тебя своим другом. Но ты можешь думать иначе, если это поможет быстрее принять решение.

– Не поможет.

Нагиль не чувствовал злости, Дракон не рвал на части его сердце и не выказывал желания явить себя миру – незачем было. Решение проблемы плавало на поверхности всех его мыслей с той минуты, как он получил ответ от Рэвона, и у Нагиля не было иного варианта.

Оттого соглашаться с его высочеством было в разы сложнее.

– Нагиль, – голос Ли Хона больно ударил в грудь, Нагиль резко выдохнул и отвернулся. Принц склонился над столом, но не потянулся, чтобы схватить его за руку. – Нагиль, позволь мне спасти её.

– Тоётоми не нужен внебрачный отпрыск короля, – отрезал Нагиль, теряя все слова и всю свою убеждённость.

– Ой ли? – вскинул брови Ли Хон. – Я наследный принц, Мун Нагиль. Я сяду на трон после смерти своего отца, и всем это известно. Наследник Чосона будет полезнее Тоётоми, чем полуобратившаяся девушка-имуги.

Нагиль встал с места – медленно, не поднимая глаз к принцу.

– Он повесит твою голову на первой же отвоёванной хансонской башне.

Ли Хон тоже поднялся. Когда Нагиль бросил на него короткий взгляд, тот улыбался – своей легкомысленной улыбкой, обещающей разрешение всех проблем.

– Так не дай ему захватить Хансон, капитан.

22

Хансон, Чосон, 1591 год,

год Металлического Кролика

Столицу накрыла беззвёздная ночь: после сезона дождей тучи не спешили покидать долину и заволакивали всё небо от открытого глазам горизонта до самых вершин Единых гор. Во дворце многие уже спали. Придворная дама Чхве оттащила любопытных служанок в их крыло, наказав не высовываться до утра, главный евнух отправил своих помощников спать, и Ли Хон на некоторое время был предоставлен сам себе.

Он выскользнул из своих покоев в хакчханги[95], спрятал голову под полями ката и теперь прогуливался вдоль пруда в дальней части дворца, не выслеживаемый никем из дворцовой свиты. Луна то скрывалась, то появлялась за густыми плотными облаками, её белые лучи попадали на волны в пруду и плескались среди больших цветов лотоса. Ли Хон смотрел, как вода разбивает лунный свет на осколки, и дышал размеренно и ровно.

Минуты спокойствия, такие редкие теперь, стали для него особенно важными, особенно нужными. После смерти наследного принца отец встретился с Ли Хоном только два раза, зато утроил его охрану, приставил к нему больше евнухов, повелел учителям обучать его ещё настойчивее… О праздной жизни пришлось забыть.

С матерью принц виделся последний раз в прошлом году. Дама Чхве сказала, что её отослали на север, чтобы она не мешала сыну познавать тонкости государственного управления. Чушь. Ли Хон знал, что отец отправил её подальше, потому что не мог вынести того факта, что наложница выжила при осаде Хансона. Что наложница была жива и здорова, а королева умерла.

Винить отца в слабости не было причин: Ли Хон и сам понимал, что рано или поздно мать отослали бы от него подальше.

– Великий принц, долго вы собираетесь прятаться от стражи?

Ли Хон тяжело вздохнул, игнорируя раздражение из-за неверного обращения[96]. Этого следовало ожидать.

– Господин Им, ваша проницательность начинает меня пугать.

Принц обернулся с традиционной улыбкой на лице. Командир его стражи, капитан Им, стоял перед ним в полном облачении и с мечом в руке, и даже за полями его ката Ли Хон смог заметить его сердитый взгляд.

– Прошу вас, вернёмся во дворец, – сказал он твёрдо.

Принц качнул головой, нитка сине-зелёных бусин ударила по щекам, словно сердясь на неумолимого капитана стражи. Днём Ли Хона в любом павильоне доставал главный евнух и начинал причитать о расписании, по ночам везде находил капитан Им. Казалось, глаза стражника видели сквозь стены, как бы искусно принц ни прятался.

– Капитан Им, – позвал Ли Хон, не сходя с места. Капитан скользнул к нему из тени деревьев, растущих вокруг пруда, и склонил голову.

– Да, ваше высочество?

– Если я заплачу́ вам больше, чем мой отец, вы оставите меня в покое на одну ночь?

Капитан удивлённо кашлянул и взглянул на Ли Хона так, словно подозревал его в серьёзном заболевании. Принц усмехнулся.

– Я богат, капитан Им. Смогу обеспечить вам и вашей семье безбедную жизнь на три поколения вперёд, если захотите.

– Ваше высочество. – В голосе капитана послышался укор, который тот постарался смягчить чуть менее, чем обычно, хмурым лицом. – Шутки неуместны в такое время.

– О, да я даже не начинал шутить, – отмахнулся Ли Хон. Капитана не пробивал ни его тон, ни вид: в халате учёного Тонводжона принц меньше всего походил на наследника престола, но, вырядись он даже в одежды бедняка, глава стражи остался бы непреклонен. Вот кому следовало передавать трон и управление всем Чосоном.

Принц зажмурился, чтобы согнать с глаз видение капитана Има в церемониальных королевских одеждах с символом дракона по всей спине и груди. Ему не пошёл бы красный.

– Ладно, капитан. Исполняйте свой долг, так уж и быть. – Ли Хон кивнул и дал увести себя от пруда, напоследок кинув прощальный взгляд на дрожащие на волнах лотосы. Назавтра он будет искать себе новое место для уединения, если настырный капитан Им продолжит бередить его мысли, когда не просят.

Они вдвоём вернулись во дворец, и капитан сдал принца в руки потеющего от волнения евнуха.

– Ай, да не беспокойтесь вы так, главный евнух! – приструнил его Ли Хон. – Ханбок на животе порвётся, будете так дрожать из-за каждой моей прогулки.

Главный евнух, как всегда, пропустил колкость мимо ушей и зашёлся новым воем, от которого впору было проснуться всему дворцу вместе с крылом служанок и злющей дамой Чхве.

– Ваше высочество, вам прекрасно известно, какое сейчас время! Негоже разгуливать без охраны по павильонам, когда и вас могут убить!

Принц фыркнул, стягивая с плеч халат. Евнух помогал ему переодеваться в ночное, заведя свою любимую песню из жалоб, ворчаний и причитаний. Слушать его не было сил, Ли Хон жмурился и еле сдерживал свой длинный язык, чтобы не облить евнуха чередой нелестных шуток, от которых тот только побледнеет ещё больше. Когда он так расходился, заткнуть его не представлялось никакой возможности.

Рявкнуть бы на этого негодяя, чтобы он поседел от страха. Но тогда с Ли Хоном вообще никто не будет разговаривать, кроме ворчливых учителей.

– Главный евнух, вот скажите мне, – позвал Ли Хон, когда евнух закончил с переодеванием.

Тот поклонился, стоя у самых дверей, куда намеревался выскользнуть, оставляя принца на ночь. Ли Хон сел на футоне, стянул в коленях шёлковое одеяло с вышитыми на нём лотосами – нет, ну просто издевательство какое-то! – и протянул взгляд в темноту своего зала, из которой бледно высвечивалась голова застывшего евнуха.

– Да, ваше высочество?

– Вы считаете, убийцы приходят за мной, потому что я наследный принц? Или потому, что Совет недоволен моими результатами?

Евнух подавился воздухом и закашлялся.

Говорить так было нельзя – даже думать об измене правящих кланов было кощунством. Но за последние полгода на жизнь наследного принца покушались уже три раза, и упорство потенциальных убийц наводило Ли Хона на подозрения, что приходящие по его душу были не японцами или минскими посланниками. Кому больше всех поперёк горла стояло положение Ли Хона, случайно ставшего наследником Чосона вопреки планам половины правящих кланов Совета?

Лю Соннёну из Восточной Фракции, главному советнику отца по государственным вопросам. Ким Мёнсуну из Южной Фракции, заведующему казной. Когда Ли Хон взойдёт на престол, богатства семьи его матери достанутся его будущей жене, а не Кимам. Ки Буну, наместнику Чосона от династии Мин. Ли Хон знал, что Мины хотят посадить на трон своего человека, и смерть последнего сына короля Чосона была бы им на руку. Но действовать самостоятельно Мины не стали бы. Значит, в Совете были те, кто поддерживал их и даже мог помогать своими силами.

– Вы наследник Чосона, ваше высочество, – проблеял готовый упасть в обморок евнух. – Спокойной ночи.

Он вышел, оставляя принца в одиночестве, и наверняка проклял его последними словами за коварные, опасные разговоры, тем более посреди ночи.

Ли Хона откровенно бесило, что бояться теперь ему приходилось каждой тени, а драться он умел весьма посредственно, несмотря на тяжёлое обучение у капитана Има. Год практики – а метание ножей и стрельба из лука были единственными дисциплинами, в которых он достиг сносных успехов. Если бы его убийцы хоть раз проникли внутрь главного дворца и приблизились к принцу, он не смог бы себя защитить при всём желании.

Все три покушения останавливал капитан Им, спасибо ему за службу. Тем не менее принц не чувствовал себя в безопасности даже рядом с ним, а потому не видел смысла прятаться во дворце днями и ночами, лишь бы избежать смерти от рук врага. Кем бы его враг ни был.

Если бы Ли Хону довелось выбирать, где погибнуть, он предпочёл бы наблюдать за восходом солнца на склоне Единых гор, как когда-то в детстве рядом с матерью и живым братом. Он был бы не против умереть от чьей-то стрелы в сердце, если бы ему позволили перед этим доказать, что он способен на что-то большее, чем прятки в дворцовом комплексе.

Ли Хон улёгся головой на шёлковые подушки – снова эти лотосы! – и заснул тревожным сном.

Который был прерван шумом за стенами его покоев, звоном мечей и глухими вскриками.

Принц сел, нашёл в дрожащем свете последней догорающей свечи нож рядом с подушкой и запахнул ночную рубаху плотнее. Он мог бы бежать из покоев через окно, но подозревал, что пришедшие в ночи убийцы поджидали его снаружи. Если их не успели снять стрелки вокруг дворца.

Бумажные двери оросило кровью с той стороны, Ли Хон увидел это и вздрогнул. Принц не должен бояться – или хотя бы показывать страх, – но когда двери в его зал разъехались с визгом, он не смог сдержать в груди испуганный вскрик. В зал торопливо ступил капитан Им, огляделся и прошёл прямо к Ли Хону.

– Вам нужно уходить, ваше высочество.

– Разумеется, – сипло ответил принц и встал. Одеваться времени не было, и он вышел в коридор вслед за капитаном в чём был – белое пятно на фоне лежащих вдоль стен тел мёртвых стражников. Ни одного чужака принц не заметил, и пока капитан вёл его запутанными путями к потайному выходу из дворцового павильона, терялся в догадках, куда подевались трупы его убийц. Были ли они вообще?

Только на улице, где прохладный воздух мгновенно проник сквозь тонкую ткань его ночной рубахи прямо под кожу и осел на костях, Ли Хон остановился. Капитан сделал пару шагов прочь и тоже замер.

– Ваше высочество! – зашипел он. Принц осмотрелся, взгляд метался от шелестящих на ветру деревьев к стоящему посреди внутреннего двора капитану. Всё это совсем не походило на прошлые покушения. Что-то было не так.

– Капитан Им, кто на этот раз?

Тот не стал отвечать: выругался сквозь зубы и велел наследнику престола идти за ним. Они прошли через многочисленные двери, капитан молча вывел их к стенам внутреннего дворца и только там остановился, стискивая обнажённый меч. В свете полной луны, сияющей на небосводе, принц отчётливо разглядел капающую с лезвия кровь.

– Капитан Им? – настойчивее повторил Ли Хон. – Куда вы меня ведёте и кто нас преследует сегодня?

Окружающая их тень дрогнула, в глубине двора вспыхнули язычки пламени.

– Я, – ответила тень, после чего перед изумлённым – больше, чем испуганным, – взором принца предстал человек среднего роста в рваном чонбоке.

Он не закрывал лицо, как прежние его убийцы, и пламя горело в глубине его широких глаз. Он смотрел прямо на принца, а оружия при нём не было. Что за шутка?

– Можете не убивать его, капитан? – спросил Ли Хон, осматривая пришедшего по его душу человека. Весь его вид, на первый взгляд показавшийся принцу даже смешным, теперь наводил на мысли иного толка. Чонбок на нём не был рваным – он дымился, а лохмотья, оставшиеся от рукавов, тлели. Дворец подожгли?

Ни всполохов огня в павильонах, ни дыма не было видно, но человек, что стоял перед наследным принцем с абсолютно прямой спиной, тяжело дышал и буквально кипел изнутри.

– Ваше высочество, – начал капитан, но человек бросил на него один только взгляд, и всегда собранный стражник осёкся на полуслове.

– Вы принц? – спросил человек, только теперь показав эмоции: взгляд заметался между Ли Хоном и капитаном, весь он разом остыл.

– А вы чью голову хотели получить сегодня? – вконец опешил Ли Хон. Да, вид у него был совсем не королевский, но посреди нападения на дворец сбегать из него стал бы только наследник престола, за которым явился этот убийца, и вопрос сбивал с толку.

– Я задал вам вопрос, – прорычал, вдруг разозлившись, человек.

– Кажется, вы не в том положении, чтобы спрашивать, – кивнул ему Ли Хон. Отсутствие оружия должно было остудить пыл нападавшего, но медлил, кажется, он по иной причине. И все же Ли Хон позволил себе успокоиться раньше времени – дал слабину, как сказал бы его отец.

– Капитан, арестуйте незадачливого убийцу. Я хочу его допросить.

Капитан Им бросился на убийцу без лишних предупреждений, но его окровавленное лезвие проскользило по воздуху совсем рядом и не задело его. Тот увернулся, обогнул капитана и оказался у него за спиной быстрее, чем Ли Хон смог это заметить. Раздосадованный промахом капитан повернулся следом, человек снова его обошёл – тихо, едва слышно, будто его ноги вовсе не касались земли, – а потом схватил капитана за руку и увёл в сторону его меч. Всё это больше походило на танец, чем на смертельно опасную драку, и Ли Хона невольно заворожили движения чужака.

«Нужны ещё люди», – подумал принц, а в следующую секунду понял, что не успеет даже закричать и позвать на помощь – человек ударил капитана в грудь, и того в прямом смысле отбросило на несколько шагов. Стражник запнулся и упал, меч выпал у него из руки и прошуршал по земле, оставляя своего хозяина беззащитным.

Человек бросился на капитана, надеясь ударить ещё раз.

– Стоять! – вскричал Ли Хон. Оба участника поединка замерли, человек поднял взгляд к принцу и наткнулся на острие ножа, нацеленного ему прямо в грудь. – Чтобы вы знали, я весьма неплохо метаю. Я успею пронзить вам горло до того, как вы убьёте моего стражника.

Человек выпрямился, откинул со вспотевшего лба густую прядь волос.

– Я не собирался его убивать, – отчего-то пояснил он.

– Странно, ведь остальных моих людей вы убили, – не остался в долгу Ли Хон. Человек дёрнул бровью – удивился. – На кого вы работаете? Кто вас нанял?

Он не отвечал – ещё бы он мог! – но Ли Хон и не надеялся разузнать всё прямо тут, пока мёрзнет в неподобающем виде, да ещё и теряется в догадках, как далеко зайдут его убийцы на этот раз.

– Поднимайтесь, капитан. Мы возьмём его под стражу и как следует расспросим в темницах.

Человек позволил себе улыбнуться, чем ещё больше удивил принца.

– Это вряд ли, – ответил он, с высокомерием растягивая слова.

Ли Хон даже усмехнулся, разворачивающееся представление сильно отличалось от прежнего поведения его врагов, и это ему даже понравилось. Хоть какое-то разнообразие в будничных нападениях.

– Ваш нож ничего ему не сделает, – неожиданно подал голос капитан. Он медленно сел, потом поднялся и пошёл за своим мечом, словно не ждал нового удара в спину. Подхватил своё оружие, повернулся лицом к принцу и человеку. – Это воин дракона, мой принц. Просто так его не убить.

Ли Хон с трудом подавил восхищённый возглас. Он слышал о воинах дракона от отца и Совета и знал, что именно Дракон защитил их во время войны, а после его огня дворец пришлось восстанавливать два года, такое разрушение он принёс в столицу, пытаясь спасти наследного принца и королеву. Но разве всех воинов дракона защищал Великий Зверь? И кто послал его за головой Ли Хона, наследника Чосона?

– Отчего же вы тогда не нападаете? – спросил Ли Хон. Капитан Им побледнел.

– Ваше высочество!

– Что? Пусть ответит, раз уж он медлит. Времени полно. Убить меня можно и через пару минут.

Человек фыркнул – неслыханная наглость! – и опустил голову, пряча взгляд от Ли Хона.

– Я не стану убивать наследника страны, – ответил он после паузы. Ли Хон охнул, не скрывая более своего удивления.

– Нет? А зачем же вы пришли, дорогой друг, если не ради убийства наследного принца?

Капитан встал рядом с принцем, не поднимая меча, и смотрел на человека с раздражением, которого Ли Хон не замечал, полностью поглощённый наблюдением за воином дракона. Вот, значит, как выглядят легендарные защитники Чосона…

– Меня послали убить изменника, – сказал воин. Ли Хон открыл рот, чтобы возразить, но его прервал капитан Им:

– Так убейте, пока есть возможность.

Принц дёрнулся от его слов, как от хлыста, и сделал неуверенный шаг назад.

– Капитан!.. – поражённо выдохнул он. Капитан ссутулился, стиснул меч крепче. Кровь на лезвии успела высохнуть и больше не капала ему под ноги. Только теперь Ли Хон задумался, не был ли сам капитан повинен в смерти его стражи.

– Чего ты ждёшь, ёнгданте? – выдохнул капитан незнакомое принцу слово. – Тебя послали убить его, так исполняй приказ!

Едва Ли Хон подумал, что ему следовало бы держаться сейчас подальше не от пришедшего за ним человека, а от собственного стражника, как капитан шагнул к нему, на ходу вскидывая меч и рубанул по воздуху сплеча. Ли Хон не успел даже испугаться: меч просвистел рядом с его лицом и опустился, разрезая тонкую ткань ночной рубахи, но не задел тело, а вонзился в руку воина дракона. Тот оказался между принцем и капитаном и закрыл его собой.

Капитан удивлённо охнул:

– Что ты творишь? Убей его или не мешай мне!

– Он наследник страны, а не изменник, – не дрогнув, проговорил воин. – И я не стану исполнять лживый приказ.

Капитан усмехнулся – непривычно, злобно, лицо рассекла кривая широких губ, превращаясь почти в оскал.

– Глупец, – прошипел капитан. А потом занёс руку с мечом для нового удара, но его не последовало: Ли Хон почувствовал, как из его вспотевших пальцев выскальзывает рукоять ножа, и сам нож входит в тело капитана Има с такой лёгкостью, будто пронзает только ткань его чонбока, а не плоть под ней.

Капитан вздрогнул, выгнулся и осел, выпуская меч. Тот снова упал на землю со слабым звоном, будто теряя силу. Капитан свалился в ноги воину и больше не поднимался.

Ли Хон был в ужасе. До того, как он успел что-либо спросить или хотя бы найти в себе смелость открыть рот и задать очевидный вопрос, воин повернулся к нему лицом, посмотрел снизу вверх и выдохнул вместе с дымом:

– Если вы наследный принц, я не стану вас убивать.

– Ясно, – кивнул Ли Хон. А что ещё он мог сказать?

От воина пахло пеплом и гарью, и пока Ли Хон шёл обратно во дворец, впечатывая в землю вместе с каждым шагом прежний страх, смешавшийся теперь с едким разочарованием, чувствовал на себе этот непривычный запах.

Воин тащился за ним в абсолютном молчании, словно не он только что участвовал в самом странном поединке в стенах дворцового комплекса. У главной лестницы уже сновали разбуженные нападением стражники, кричали испуганные служанки, а главный евнух заходился истошным воплем и искал наследного принца. Ли Хон привёл воина тайными путями к главному дворцу и остановился в тени растущих там сосен.

– Думаю, – подал голос воин, – вам теперь нельзя возвращаться во дворец.

– Потому что за мной придут ещё раз? – спросил принц. Воин молча кивнул. – Что ж, это логично. Тебя прислал Совет, не так ли?

– Мне сказали, это приказ короля, – ответил воин, и в его голосе принц расслышал извинение, – но теперь я почти уверен, что…

– Это кто-то из советников послал за мной. Отец не стал бы так вероломно покушаться на жизнь единственного живого сына. Ему это точно не выгодно.

– А Совету? – спросил воин.

– Ответ на этот вопрос ты и сам знаешь.

Повисло неловкое молчание. Воин смотрел куда угодно, только не на принца, и Ли Хон с недоумением заметил, что тому стыдно. Воин дракона, готовый убить изменника, теперь избегает его взгляда, будто ребёнок? Интересный всё-таки человек…

– И что мы будем делать? – спросил Ли Хон. Воин вскинул голову. Принц ожидал, что снова получит лишь виноватый взгляд, но вопреки ожиданиям человек заговорил уверенным голосом, чеканя каждое слово:

– Я сожгу дворец, чтобы сбить со следа ваших врагов. После вы вольны уйти, куда пожелаете, чтобы больше не подвергать себя опасности.

Ли Хон поджал губы. Уйти, куда пожелает, он не мог. Кажется, воин тоже это понимал.

– Что ж, – кивнул принц, натягивая на лицо лучшую из своих доброжелательных улыбок. – Тогда я пойду с тобой.

– Что? – поперхнулся воин. Ли Хон вскинул бровь.

– Ты против? Я, может, не самый лучший боец, но быстро учусь.

Это было истиной только наполовину, но его спасителю не обязательно было знать неприглядную правду. Наследник престола мог бы сослужить хорошую службу в стане легендарного драконьего войска, которое может за ним приглядеть. Всё лучше, чем прятаться по всей стране от Совета. А отцу и матери он сможет послать голубя с доброй вестью, как всё уляжется, чтобы не горевали напрасно.

– У меня нет достаточных полномочий, чтобы защищать наследника Чосона, – выдавил воин. Ли Хон улыбнулся. Вышло криво-косо, едва ли походило на полноценную королевскую улыбку.

– Я слышал, драконье войско больше не подчиняется королю. Смею предположить, что после неудачного убийства Совет тоже не будет к вам благосклонен. А раз и я теперь изгой для своей страны, в стане твоего войска мне самое место.

Воин буркнул что-то нечленораздельное, но сопротивляться не стал. Они решили, что переоденут тело капитана Има в одежды принца и сожгут главный павильон. Покидая дворец через тайный проход, Ли Хон ни о чём не жалел и обернулся всего раз, чтобы увидеть, как догорают его покои. Дворец никогда ему не нравился.

– Как тебя зовут? – спросил принц, когда они поднимались в гору. Воин не проронил ни слова с тех пор, как они договорились об обмане, и только теперь обернулся, чтобы посмотреть на принца по-настоящему.

– Мун Нагиль. Ваше высочество.

Принц кивнул.

– Можешь звать меня Ли Хон. Всё равно титул наследного принца в ближайшее время мне не светит.

Мун Нагиль вновь подавился воздухом, и Ли Хон делано махнул рукой.

– Приятно познакомиться, Мун Нагиль, воин дракона. Будем друзьями?

* * *

– Ты поступаешь правильно, Мун Нагиль, – сказал Ли Хон, когда они вместе с небольшим отрядом уже направлялись к лагерю Тоётоми.

– Заткнитесь, ваше высочество.

Принц хрюкнул – от нелепого осаживания и страха, заползающего под кожу вместе с ночной прохладой долины.

– В понятиях Великих Зверей это значит, что я возвращаю тебе долг, – продолжил он после заминки. Жжёная земля хрустела у него под ногами, лопались пепельные травинки под стёртыми королевскими туфлями. Ли Хон сменил свой чонбок на шёлковые одежды, хотя те уже мало походили на его королевский наряд. Чогори с истрёпанными рукавами, драные паджи – впрочем, как бы нелепо он ни выглядел в стане драконьего войска, Нагиль успел к нему привыкнуть. И сознаваться в своей привязанности к принцу было больно.

– Я спас тебя не из чувства долга, – возразил Нагиль, зная, что это правда. Ли Хон обернулся, в неверном жёлтом свете факела блеснула его улыбка.

– Знаю, ты же сказал тогда: «Не хочу видеть столь жалкую смерть жалкого принца».

– Ты… – хотелось сказать что-то грубое, жестокое, что заглушило бы растекающуюся по телу боль и чувство вины, но Нагиль сдержался. – Ты не был жалким. Ты просто хотел выжить и жить с достоинством.

– А ты потом сказал, что выживание и достоинство не всегда ходят рука об руку, – просто согласился Ли Хон. – Но, знаешь, Мун Нагиль…

Он замер на одно мгновение, на короткую паузу между ударами сердца.

– Ты каждый раз доказываешь мне обратное. Твои люди выживают и живут с честью.

– И с честью же умирают, – всё-таки огрызнулся Нагиль.

Ли Хон кивнул.

– Из всех смертей такая – лучший исход для воинов. Да и для всех людей.

Они дошли до изгиба реки, где начиналась отрезаемая водой территория японцев, и замерли у самого берега: Нагиль, Ли Хон, Дэкван и Боым. Их прикрывал с севера и востока отряд Дэквана, а Лан стояла выше по течению, чтобы в случае необходимости иссушить на пару минут реку.

– Просто выживи, ваше высочество, – глухо сказал Нагиль. – Выживи, чтобы я спас тебя снова.

Принц выдавил шипящий звук – то ли полусмех, то ли полувздох.

– Для начала сам выживи.

Советы по поведению в плену застряли у Нагиля в горле. Откуда он…

– Чунсок сказал, – ответил Ли Хон до того, как Нагилю удалось справиться с собой и задать вопрос. – Ты же умрёшь вслед за Сон Йонг, если она погибнет здесь, я прав?

Прав. Подтверждать это не имело смысла. Принц покачал головой.

– Лан сказала бы, что ты идиот, каких духи не знали. Но я не Лан и пилить тебя не стал бы. Как твой друг – и как будущий правитель нашей славной страны, – я считаю, что ты поступаешь правильно, Мун Нагиль.

Ким Рэвон и его воины явились ровно в полночь. По обе стороны реки теперь горели факелы, стояла гнетущая тишина. Время от времени её прорезало чьё-то тяжёлое хриплое дыхание – так влажный рот втягивал сырой воздух, катал его в горле и выплёвывал обратно. Так дышал имуги.

– Ты нашёл кого-то ценнее имуги, Нагиль? – Рэвон протянул свой вопрос поверх притихшей реки и оставил висеть в воздухе. Нагиль искоса взглянул на Ли Хона. То кивнул, закусив губу.

– Я привёл наследного принца. Слышал, твой генерал жаждет с ним познакомиться.

Рэвон широко улыбнулся – Нагиль увидел его растянувшиеся в полуоскале губы даже в неярком свете факелов.

– Наследный принц умер, Нагиль! Ты не знал?

– Попрошу не хоронить меня раньше времени, – подал голос Ли Хон, высокомерно растягивая слова. – Не шакалу Тоётоми судить о том, жив я или мёртв.

Самураи переглянулись между собой и сердито зашептались. Японского Нагиль не знал, зато Рэвон обеспокоенно всмотрелся в стоящего напротив принца.

– Говорят, они слышали, что я жив, – тихо произнёс Ли Хон. – Говорят, слухи ходили.

– Это нам на руку. Рэвон мог не поверить, принимай он нас лично.

– Рэвон вообще мало кому верит.

Нагиль посмотрел на принца и улыбнулся в ответ – косо, почти вымученно, но Ли Хон благодарно ткнул его в бок. Нагиль вздохнул.

– Ты мог бы стать отличным Хранителем, Ли Хон.

В этот момент Рэвон переговаривался с японцами, почти не коверкая слова – удивительно, подумал Нагиль, как быстро он привык к чужой речи, – и после долгих двух минут кивнул им и отослал в тень.

– Нам нужно взглянуть на его высочество, – сказал Рэвон громко. – Чем вы докажете, что он настоящий принц?

– Могу врезать по твоему нахальному лицу фамильным квансиком[97], – рассердился Ли Хон. Нагиль подавился воздухом, стоящие по обе стороны от них Дэкван и Боым сделали вид, что закашлялись. Отродья чаньинов[98], ржали прямо во время переговоров. Отчего-то изначально сложная и противоречивая встреча на глазах Нагиля превращалась в бродячий театр.

– Ваше высочество, – попросил он. Ли Хон недовольно поджал губы.

– Он не верит, что перед ним стоит сам принц, Нагиль! Какие доказательства я ему предоставлю? Королевскую печать? Иксонгван[99] отца?

– Давайте обойдёмся без насилия, – сказал Рэвон. – Со всех нас достаточно крови.

Самураи пригласили всех на свой берег реки. Выбора особого не было, Нагиль согласился при условии, что госпожу принесут и положат рядом.

Рэвон прищурился, вглядываясь в лицо Ли Хона. Рядом с ним стоял рослый самурай в фамильных доспехах и тоже всем своим видом выражал недоверие.

– Вы не похожи на принца, господин.

– Ты просто не видел меня в красном, – отбил выпад принц.

– Вполне возможно… – Рэвон повернулся к Нагилю и спросил без издёвки: – Он настоящий наследник чосонского трона?

Нагиль устало кивнул.

– Да. Да, так и есть.

Тогда Рэвон растянул губы в благодушной улыбке. Его воины принесли на самодельных деревянных носилках тело Йонг, всё ещё спящей под действием неизвестного Нагилю дурмана, и положили у ног Рэвона, как мешок зерна, дань крестьян высокородному дворянину.

– Что вы…

– Спокойно, Нагиль! – вскинулся Рэвон почти обиженно. – Она жива и относительно цела. Мы усыпили её, чтобы не дать обратиться окончательно.

Госпожа выглядела так отвратительно, что на неё стало больно смотреть, хотя Нагиль был уверен, что грызущее его нутро чувство – иного рода, не просто вина вперемешку с досадой, что он не уберёг её от такой незавидной участи. Так болела душа, в которой умирала надежда.

– Мы забираем принца, вы забираете Сон Йонг, – сказал Рэвон. Нагиль сосредоточился на его голосе и тепле стоящего рядом Ли Хона, с трудом отводя взгляд от бледного, в струпьях и лоскутах отмирающей кожи, лица госпожи.

– Я забираю Сон Йонг, – согласно повторил Нагиль. – Вас не остановят и не помешают добраться до генерала.

Они кивнули друг другу, и Рэвон махнул рукой – тут же самураи встали по обе стороны от Ли Хона и осторожно, шепча ругательства или молитвы на своём языке, стянули его руки грубой верёвкой. Нагиль смотрел на это с бесконечной усталостью – усталостью от вины.

Ему стоило придумать иной выход и спасти обоих.

Ли Хон поймал его взгляд и деловито произнёс, словно не чувствовал себя связанным пленником и просто намеревался отправиться в путешествие по своим же владениям через всю страну:

– На твоём месте я бы тоже выбрал милую девушку. Хороший обмен, Нагиль!

– Милая девушка превращается в имуги, ваше высочество, и мне страшно, что я не смогу остановить это.

Самурай рядом с Рэвоном что-то сказал ему, и тот напряжённо кивнул.

– Ты можешь забрать её, Нагиль… – заговорил Рэвон, но его тихие слова потонули в топоте приближающихся всадников. Чунсок верхом на коне появился на противоположном берегу реки первым.

– Капитан! – громко позвал он. – Генерал Хигюн идёт сюда со своими людьми!

Нагиль выругался, не скрывая вспыхнувшей, точно искра, злости.

– Сколько их? Что он хочет?

– Больше, чем нас всех. Он…

Договорить Чунсок не успел: Нагиль и сам засёк приближение десяти всадников вместе с Хигюном во главе отряда. Проклятье, он хочет остановить сделку, вот что. Спрашивать о причинах не имело смысла, нужно было срочно уходить.

Скрываться в ночи от своих же союзников, в каких бы скверных отношениях они сейчас ни состояли, было почти бесчестно, но допустить вмешательства генерала Нагиль не мог. Не теперь, когда Йонг почти была в его руках.

– Уходим, – кинул Нагиль Рэвону. – Ни у кого нет времени разбираться с генералом.

Рэвон закивал, обратился к стоящему рядом с ним самураю. То был Курода Нагаса, Нагиль узнал его по фамильному гербу, выдавленному на грудных пластинах золочёных доспехов. Куроде спешка не понравилась, и он запротестовал.

– Скажи ему, что сюда едет чосонский генерал, он убьёт всех вас вместе с Йонг!

– А ты думаешь, я ему сказку на ночь рассказываю? – огрызнулся Рэвон.

– Так валите уже отсюда, отальбо! – рявкнул Нагиль. Самурай вдруг затараторил, и Ли Хон, расслышав предупреждение в его речи, ткнул Нагиля в бок:

– Смотри, она просыпается!

Нагиль услышал хрип быстрее, чем понял, что происходит. Сонные травы перестали сдерживать спящее сознание имуги. Сон Йонг просыпалась вместе со змеёй внутри и снаружи себя.

23

Первым очнулся Рэвон. Он выхватил из-за пояса меч и замахнулся им на принца. Нагиль кинулся ему наперерез, выставив вперёд не оружие, а собственные руки, и Рэвон охнул.

– Отойди, дурень! Его высочество не сможет бежать со связанными руками, меняем план!

Рэвон разрезал верёвки на запястьях принца, дал сигнал недовольным самураям и Куроде.

– Забирайте Йонг, – сказал он.

Нагиль кивнул Дэквану и Боыму, те подхватили носилки с извивающейся госпожой и с трудом подняли. Они не донесут её до города, понял Нагиль, как только они втроём сделали два шага и Боым споткнулся – накренились носилки, привязанная к ним Сон Йонг выгнулась дугой и зашипела так, что стало дурно. Нагиль подхватил её до того, как её изуродованные обращением пальцы коснулись земли, но удержать не сумел бы.

Слева раздался свист, на противоположной стороне реки вскричал ждущий их Чунсок. Нагиль вскинул голову и в последний миг заметил приближающуюся к ним сверкающую точку. Стрела, пущенная лучником генерала Хигюна, царапнула его по плечу и воткнулась в камни у берега.

– Капитан! – испуганно охнул Боым.

– Всё в порядке, идём, – процедил Нагиль. – Двигайтесь, я держу её.

Надо отдать должное его воинам: несмотря на страх перед имуги, они не сказали ни слова, переглянулись и продолжили торопливый спуск к реке.

Убегающих прочь японцев остановили подоспевшие всадники Хигюна – Нагиль услышал, прежде чем понял, что их теснят обратно к берегу, и повернулся, успев заметить, как Рэвон отбивает удар чужого меча, закрывая собой Ли Хона.

– Мер'тонъ! Идите, я помогу им!

– Капитан!

Нагиль бросился обратно, и перед ним словно из темноты вырос Хигюн верхом на вороном коне.

– Ты не можешь ослушаться генеральского приказа, мальчишка! – взревел он. – Я верну его высочество, а тебя сдам Совету как предателя страны вместе с твоим ублюдком-братом!

– Только если остановите, – прорычал Нагиль. Хигюн вытянул меч, остриём указывая ему в шею. Нагиль не дрогнул.

– На чьей ты стороне, капитан?

В ночи кричали японцы и всадники генерала, за спиной Нагиля плескалась в реке вода и хрипел просыпающийся имуги в теле женщины, которую он поклялся защищать. Если сейчас кто-то в пылу боя убьёт Ли Хона, Нагиль будет винить себя за эту оплошность всю недолгую жизнь.

– Прямо сейчас я на стороне наследного принца, – сказал Нагиль. – Уберите меч, генерал, иначе мне придётся драться и с вами тоже.

Хигюн яростно выдохнул и замахнулся, Нагиль согнулся, чтобы избежать удара, чувствуя, как вспыхивает во всём теле жар, чувствуя, как поднимает морду дракон, чувствуя…

Как открывает глаза имуги в теле Сон Йонг. Дэкван и Боым одновременно бросили носилки и отбежали, те рассыпались под тяжёлым телом змея. Имуги зашипел, издал звериный стон – и бросились врассыпную испуганные кони в отряде генерала. Прямо вместе со своими всадниками.

– Убейте эту тварь! – приказал разгневанный Хигюн. Нагиль вытащил меч вместе с ножнами, взмахнул ими и ударил коня Хигюна по ногам. Тот заржал и припал к земле, Нагиль обнажил меч и рассёк им подпругу у седла генерала.

Хигюн с криком полетел на землю, его конь поднялся и сбежал свободным.

– Предатель! – завопил Хигюн. Нагиль теперь возвышался над ним.

– Я делаю это, чтобы защитить.

– Её? Она теперь монстр, чудовище, – плевался генерал. – Её нужно убить!

Его люди согнали японцев в круг, Ли Хон стоял между Рэвоном и Куродой, но большую опасность для всех представлял сейчас очнувшийся имуги. Дэкван и Боым испуганно вскрикнули, но и без их предупреждения Нагиль знал, кого увидит, обернувшись к Сон Йонг: получеловека-полузмею, девушку с хвостом длиннее двух лошадей.

Завопили в страхе люди генерала, схваченных ими самураев теперь тоже больше беспокоил огромный змей, а не приставленные к горлу мечи и копья, но в следующее мгновение к Сон Йонг повернулись лучники. В неё полетело две стрелы, Нагиль увидел это и закричал, но было поздно: стрелы впились в хвост, имуги заверещал, и боль пронзила не только змея, но и Нагиля – словно ошпарила кипятком изнутри, протекла от груди к ногам.

– Не стреляйте! – кричал он вместе с Рэвоном и принцем. – Отставить стрельбу!

– Нет, убейте её!

Имуги взмахнул хвостом и ударил по Хигюну – он сумел избежать смерти от змеиных шипов в последний момент, но его всё равно ранило в руку. Он остался лежать на земле, стискивая кровоточащую рану от плеча до локтя.

Лучники не подчинялись капитану драконьего войска, не знали, что среди схваченных ими японцев был наследный принц, и послушались генерала: вскинули луки снова, прицелились прямо в горло и грудь медленно поднимающейся над землёй Сон Йонг.

– Убейте это чудовище!

Имуги взревел так, что забурлила и вспенилась в реке вода. Нагиль бросил меч и помчался наперерез летящим в Йонг стрелам, перед глазами всё завертелось и заполыхала земля, но едва он решил, что готов удариться о прибрежные камни и стать драконом, змей с телом Сон Йонг обогнул его и сбил стрелявших в него лучников хвостом. Их отбросило в реку, оставшиеся на ногах люди в ужасе побежали прочь.

Не двигались самураи и Ли Хон, зажатый в их кругу. Имуги повернулся к ним, снова взмахнул хвостом. Курода оттолкнул принца вместе с Рэвоном и принял удар на себя: шипы на хвосте змея рассекли ему грудь, словно ту не прикрывали тяжёлые доспехи, кровь из тела японского советника хлынула ручьём и залила переливающуюся в свете неверных факелов и луны змеиную кожу.

Имуги распахнул рот, зашипел, обнажая острые зубы. В его облике почти не осталось ничего человеческого, лицо Сон Йонг исказилось до неузнаваемости, сползла со скул и шеи кожа. Кровь Куроды попала на плечи и бледно-зеленые руки, имуги слизал её и снова взревел – больше, хочу ещё больше!

– Уходите! – прокричал Нагиль Рэвону и принцу. – Бегите прочь, мы его задержим!

Генерал Хигюн больше не мог остановить их – из раненой руки сочилась на землю кровь. Пока имуги не почуял её, влекомый распоротым телом Куроды, генералу следовало бежать.

– Уходите отсюда, пока можете, – выдохнул Нагиль, оказавшись подле Хигюна. – Если не хотите закончить, как Курода Нагаса, бегите!

Хигюн был бледен и ничего не мог сказать – смотрел, как имуги ползёт к японскому генералу, представляя на его месте себя. Если Хигюн и хотел снова угрожать змею, то теперь не посмел бы: Нагиль приказал его людям, чтобы те уводили генерала в лагерь, а сам кинулся обратно к имуги.

«Мы можем остановить её?» – спрашивал он Дракона.

«Она – Металл, а мы – Дерево. Мы не сможем даже прикоснуться к ней».

«Почему?»

«Она поглотит нашу Ци, окончательно обратившись зверем».

«И мы умрём».

«И мы умрём», – согласился Дракон.

Они умрут в любом случае, если не попытаются спасти Сон Йонг, – так что им терять. Нагиль крикнул Чунсоку, чтобы скакал вверх по реке предупредить Лан, а сам махнул Дэквану и Боыму. Им приближаться к змею нельзя – Нагиль не хотел для них судьбы погибшего из-за мальчика-имуги Ингука.

«Делай, что можешь», – сказал он Дракону и зажмурился.

Великий зверь вырвался из его тела с разрывающим ночь рыком, от которого задрожала земля, и тут же обвился вокруг скользкого тела змея. Его кожа плавила драконью чешую, словно была покрыта ядом, и боль ползла внутрь, забираясь в жилы. Дракон ревел и метался, но его хвост обвивал хвост имуги, его тело стискивало тело имуги, а его глаза смотрели в искажённое человеческое лицо с глазами бледно-жёлтого цвета. Зрачки в них дрожали и сужались в змеиные в такт тяжёлому хриплому дыханию.

«Если ты слышишь меня, очнись!» – тянулся к женщине внутри змея капитан драконьего войска.

«Она спит, она не ответит тебе. Для неё же лучше не знать, во что она превратилась».

Перед тем как отпустить Нагиля сюда, Лан наказала бросить Сон Йонг в реку, если она очнётся. Теперь Дракон с трудом тащил змея к воде. Имуги упирался, извивался, его тонкие кривые когти царапали чешую Дракона, а острые зубы впивались в шею. Силы покидали тело Великого Зверя быстрее, чем воздух – лёгкие.

Он не сумеет…

Вода в реке поднялась, будто выше по течению шёл ливень, запенились берега. Дракон бросил себя в воду вместе со змеем, и поток увлёк их обоих и завертел, сплетая тела. Сила стихии подхватила их вместе и потянула за собой к поющей где-то вдалеке шаманке.

* * *

Нагиль вынырнул из волн вместе с потерявшей сознание Сон Йонг и с трудом выбрался на берег. Тело её словно стало меньше, хотя змеиный хвост волочился за ней, всё такой же длинный и тяжёлый. Сил почти не осталось: Нагиль откашлялся, упал на землю и рвано дышал, захлёбываясь холодным воздухом.

Лан ждала его выше по течению – здесь один исток Кыма сливался с другим и огибал вросшую в землю верхушку горы, некогда растущей из скалистых недр. Теперь она была лишь небольшим пригорком, напоминанием о прежнем величии.

– У неё почти не осталось времени, – сказала шаманка.

То, что они задумали, было рискованно – как для Сон Йонг, так и для Нагиля. Лан предупредила, что последствия могут быть необратимыми, что капитан сам может потерять контроль над собой и отдать и тело, и разум Дракону, но Нагиль более не искал лёгкий путь. Если Сон Йонг останется имуги, какая разница, кем станет в итоге он. Драконом, окончательно сошедшим с ума. Мертвецом, отдавшим жизнь за обещание. Защитником без той, кого защитить был обязан.

Так что он должен был попытаться. И да придут ему духи на помощь.

– Клади сюда, – сказала Лан, указав в нарисованный углём на остатке скалы круг.

Нагиль поднялся, чувствуя, как дрожат от слабости ноги, и поднял тело Сон Йонг. Донёс её до камня и уложил, послушно отходя в сторону.

– Куда пошёл, – бросила ему шаманка. – Садись рядом с ней. А лучше ложись.

– Что?

Лан взглянула на него поверх света невысоких, расставленных полукругом факелов, воткнутых в землю. В ярко-оранжевых отблесках и дымной завесе её лицо приобрёло зловещие черты и стало похоже на лисью морду.

– Река Накто, – осадила Лан, вызвав ещё большее недоумение. – Садись на камень в круг вуцзи, лучше ложись, обними её тело и отринь всякую надежду на хороший исход этого дрянного дела.

– Лан.

– Да-да, долг Дракона, честь Воина, – зажевала слова шаманка. – Сердце Мужчины…

– Что?

– Ложись уже. Хватит строить из себя недотрогу, её кожа должна касаться твоей.

Нагиль медлил по самым естественным причинам. Разум, и без того перегруженный, теперь отслаивался от сознания – он только что вернул себе тело, кости ныли, жилы до сих пор срастались где-то под затянувшейся кожей, и от усталости его шатало так, словно ходуном ходила под ним земля.

– Оглох? – рявкнула Лан, теряя терпение. – Ложись рядом со своей госпожой, если хочешь вернуть ей прежний вид!

Пришлось безропотно подчиниться, стянуть с тела Сон Йонг остатки чогори распухшими от ледяной воды и змеиного тела пальцами и осторожно сесть на камень. Кровь на когтях змеи и на лице не смылась в реке, и теперь Нагиль ругал себя за всё случившееся, пока Лан ходила вокруг них с дымящимися в руках злаками.

Пахло палёным рисовым тростником, пшеничными колосьями, гаоляном – Нагиль прикрыл глаза, пытаясь сосредоточиться на тяжёлом дыхании Сон Йонг, и в нос особо остро пробивались запахи всех трав Лан. Пахло прогорклой пшеницей, дымным просо, приторно-сладким фиником и гнилью. Пахло рождением и смертью, всеми стихиями Великого цикла сразу.

– Тебе будет больно. Металл подавляет Дерево, ты это знаешь, – заговорила Лан хрипло. Нагиль кивнул. В словах шаманки звучало привычное «моджори-ёнг, ты погибнешь, пытаясь», но он уже принял решение и не стал спорить с её немыми укорами.

– Если она не захочет очнуться, то превратится в имуги окончательно, – продолжала Лан. – И поглотит Дракона в тебе, высосет до дна. Ты умрёшь.

Он умрёт в любом случае. Сейчас или позже – не имеет значения.

– Но если она сумеет вернуть себя… Если выберет себя…

– Делай что должно, Лан, – тихо сказал Нагиль и лёг на нагретый своим телом камень, повернувшись лицом к бессознательной Сон Йонг. Его взгляд упёрся в змеиный хвост, стало тошно. Пока Лан бормотала свои заклинания, Нагиль протянул руку и схватил изуродованные обращением руки госпожи своими трясущимися пальцами. Они лежали на голом камне, и оба дрожали.

– Инь, – сказала шаманка, опуская на бок Сон Йонг кошачий камень. – Ян. – На шею Нагилю лёг горячий турмалин.

Всё, что он знал, – он не должен кричать. Если шаманка предупредила его об этом, значит, боль будет нестерпимой.

Нагиль зажмурился, вцепился в холодную ладонь Сон Йонг – четыре когтя, один мизинец – и воззвал ко всем духам, чтобы те дали ему сил и терпения.

А потом Лан запела хриплым надрывным голосом, вплетая в слова древнего языка и молитву, и старые заклинания, и вокруг камня поднялся ветер и заплясал огонь. Когда Сон Йонг открыла глаза и закричала, Нагиль почувствовал, как с него живьём сдирают кожу. Он сцепил зубы, прокусил губу до крови – и всё-таки не издал ни звука.

Поднимался ураган, бурлила рядом река, нечеловеческим, звериным голосом завывала Лан. Сон Йонг вцепилась в тело Нагиля когтями и распахнула рот с раздвоенным языком, намереваясь проглотить его сразу и целиком.

Сон Йонг, отчаянно думал Нагиль, пока она вытягивала из него и кровь, и силы, и саму душу.

Йонг.

– Помоги-и-и, – захрипело в агонии над самым ухом Нагиля существо – почти человеческим женским голосом.

Он открыл глаза, всё ещё не чувствуя собственного тела от боли, безграничной и бесцветной, и увидел лицо Сон Йонг, широко распахнутый рот, влажную липкую кожу на лбу и скулах. У неё были человеческие зрачки – круглые, занимающие почти всю радужку.

– Вернитесь, госпожа Сон Йонг, – сипло выдохнул Нагиль. Вернитесь ко мне.

Она рвано втянула ртом воздух, пахнущий всеми травами одновременно, и дымом, и гарью, и кровью, и кислым потом, – и из её настоящих глаз полились слёзы.

– Забери его, – взмолилась она, – забери, мне больно.

Нагиль представил, как сила, что не вмещается в её ломкое тело, стекает в руки с когтями и вливается через открытые раны на его плечах и спине в него. Металл подавляет Дерево, он знал это, но Лан не сказала, что Металл убивает Сон Йонг, а теперь видел это, чувствовал каждой частичкой своей голой, влажной от крови кожи. Он должен был помочь ей, даже если не понимал как.

– Выбери меня, – попросил он, произнёс одними губами, не осознавая, говорит вслух или просто думает об этом. – Выбери меня, это просто, Сон Йонг. Тебе не придётся испытывать боль, если чужеродная Ци перетечёт в того, кто уже владеет подобной силой.

Руки Сон Йонг сильнее стиснули Нагиля, но когтей он больше не чувствовал – только мокрые тонкие пальцы. Исчезала чешуя с шеи и плеч, возвращались на место сдвинутые обращением кости и срастались мышцы. Нагиль ощущал, как она отдаёт ему больше, чем он должен вмещать в себе, – и больше, чем должна бы.

– Сон Йонг, – позвал Нагиль в страхе. – Прекрати это, Йонг!

Вовремя вмешалась Лан: резко оборвала свою песню, подскочила к камню и оторвала прилипшее тело Сон Йонг от Нагиля. Он горел и плавился, и покрывался инеем одновременно, и рвалось на две неравные части нутро.

– Дыши, ёнг! – приказала шаманка, и он задышал – глубоко, резко, втягивая ртом внезапно посвежевший, холодный воздух.

Госпожа Сон Йонг упала в ноги Лан, вновь потеряв сознание. Нагиль переживал второе рождение, не понимая, сможет ли очнуться поутру и быть собой, а не Зверем.

* * *

Йонг выныривала из тяжёлого мутного омута, глотала ртом тёплый воздух, и её снова уносило на самое дно. Дно чего? Она не знала, находится ли в море или по ту сторону жизни, не чувствовала тела и его потребностей – ни пить, ни есть не хотелось, даже о дыхании приходилось напоминать себе через раз.

Она помнила, что с её рук и плеч слезла кожа, а ноги превратились в змеиный хвост, но теперь это не вызывало ни страха, ни боли, не злости. Даже смерть Вонбина – его бледное лицо с брызгами крови так и стояло у Йонг перед глазами – теперь стала воспоминанием и потускнела. Эмоции из Йонг кто-то высосал, иссушил сердце и сделал её безучастной и безропотной. Ей было прежде так больно, и она так молила о прекращении этой боли, что вызвала, должно быть, древнего духа, змею из зодиакального цикла, и та обратила страдания пустотой.

Если бы Йонг пожелала, она провела бы в беззвучном и безграничном омуте годы и годы. Она смотрела, как ночи сменяются днями, как луна и солнце борются за власть над небосводом в своём вечном цикле, как звёзды рождаются и умирают далеко-далеко от Земли. Её жизнь и жизнь каждого, кто населяет планету, казалась крохотной и незаметной, и Йонг думала: «Вот оно. Люди искали смысл жизни вокруг себя, а он всегда был внутри. Нет ничего важнее Великого цикла, но Великий цикл – не только смена стихий в кругу Лазурного Дракона. Это смена времени года, дня и ночи, человека прошлого и будущего».

Это я-ребёнок и я-подросток, я-взрослый и я-старик, преисполненный опыта. Мы проходим Великий цикл, каждый по-своему, и начинаем его заново, круг за кругом, год за годом, пока живём, от рождения и до самой смерти.

Мы и Лазурный Дракон, и Алый Феникс, и Жёлтый Единорог, и Белый Тигр, и Чёрная Черепаха. Если мы живём в гармонии с собой, Великие Звери помогают нам. Они не отвернулись и не ушли в недра гор или на дно морей, они остались жить в нас и присматривают за нами. Каждый день. Год за годом. Живут в каждом из нас.

Иногда Йонг слышала голоса, и память вытаскивала из мутной воды лица Ким Рэвона – воспоминания о днях, проведённых в институте, были бледными, но казались настоящими, – и Мун Нагиля. Его лицо Йонг видела в ярком жёлтом свете, будто подсвеченное огнём со дна моря, и с трудом верила, что оно могло быть настоящим.

В реальном мире нет драконов. И в Чосоне их не было. Все, что Йонг увидела рядом с Нагилем, было сном, фантазиями, навеянными сагыками. Ей хотелось приключений, и она придумала себе сказку.

– Ты можешь выбрать, во что верить, – шептал голос внутри и снаружи Йонг. – Выбери, и оно станет твоей единственной правдой.

И Йонг почти выбрала. Выбрала безопасность и привычный ей мир, родных и близких людей, которых знала всю жизнь. Память заботливо подкидывала ей всё новые воспоминания из прежней жизни – без мифических существ, без легенд о Великих Зверях и без Глаз Бездны, которые забрасывали её в параллельные вселенные.

А потом она услышала – размытое очертание звуков, а не сам голос: «Я делаю это, чтобы защитить», – и Йонг потянуло к поверхности остаточное воспоминание-сон. Она вынырнула, вздохнула, открыла глаза – свет больно резал даже сквозь веки, а теперь смотреть на белый мир, окутывающий Единое море, было в сотни раз сложнее. Но Йонг заставила себя остаться, не поддалась желанию уйти вновь на самое дно.

И услышала ещё слова и ещё голоса.

– Сон Йонг. Йонг.

Она помнила своё имя. И помнила человека, который её звал. Он сказал, что в его мире существуют драконы, и он был последним из них. Он умел обратиться Зверем и вернуться в человеческий облик. И он давал обещания, в которые ей страшно было поверить. Но теперь она больше не боялась.

Выбери меня.

– Выбери, и оно станет твоей единственной правдой.

И Йонг выбрала.

24

Выжившая часть драконьего войска вместе со своим капитаном спешно покинула город, оставив его под защитой какого-то прибывшего недавно генерала. Чунсок вёл переговоры и мотался из небольшого селения близ Кыма до Конджу каждый день. После возвращения в лагерь он обычно приходил справиться о здоровье Гаин и других Дочерей, пострадавших во время осады.

К Йонг пуримгарра заходил тоже. Неловко топтался в дверях, с трудом помещаясь в дверном проёме, кланялся ей, как только ступал в отведённую ей комнату гостевого дома, и кашлял вместо того, чтобы ответить даже на простые вопросы.

Чунсок докладывал о делах вне селения – корейское войско какого-то генерала расположилось в городе, японцы торчат на берегу, между ними наладился хрупкий мир согласно договорённостям (каким, Йонг не сообщали), горожане восстанавливают силы, Лан ругает Когти Дракона за безалаберность. Что с капитаном? Чунсок отводил взгляд всякий раз, как Йонг осмеливалась спросить о нём, и спешно прощался и сбегал.

Что с Мун Нагилем?

Дочери говорили, что он занят в городе и навестит Йонг, как только освободится. Йонг молчала о том, что помнила себя в навеянном имуги полусне. Вам нужна помощь, сыта-голь? Нет, Юна, мне нужен твой капитан.

Лан заходила к ней утром и вечером: осмотреть тело, наложить травяной жмых на плечи и скулы, поругать Йонг за то, что та не может лежать спокойно.

– У меня будут пролежни, – сипло сопротивлялась Йонг.

– Скажи спасибо, что не змеиный хвост и язык, – ворчала шаманка и покидала её до следующего визита.

Её разместили в старом гостевом доме – теперь здесь каким-то чудом хозяйничали мальчишка Ган и его дед, – рядом с ней всегда находились Юна и Чхонги, обе бледные и будто постаревшие на несколько лет. О Дарым и других, кто погиб в ночь осады, старались не говорить.

Их сожгли за городом, на западном холме, всех разом. Именные таблички каждого погибшего защитника Конджу разместили в главном павильоне монастыря по обе стороны от золотой статуи Будды, и каждый день монахи молили Великих Зверей позаботиться о душах умерших. За одни лунные сутки в монастыре появилось больше табличек, чем за последние десять лет.

Сидя перед открытым окном своей комнаты, Йонг каждую ночь всматривалась в горящие на городском холме поминальные костры и пыталась расслышать песнопения, с которыми провожали мертвецов. Плакали жёны и дети погибших. Сёстры и братья, отцы и матери, бабушки и дедушки. Йонг почти не слышала их отсюда и не могла выдавить ни слезинки. Тело её проснулось, а сознание будто всё ещё пребывало в полудрёме, и кто-то внутри неё продолжал шептать: «Забудь это, забудь их, отринь всё человеческое, закрой сердце, и больно не будет, обещаю…»

«Я сделала свой выбор», – упрямо думала Йонг и жмурилась, гоня прочь видения со дна Единого моря. Лан сказала, что дух имуги покинул её и больше не посмеет тревожить, но даже силы Дракона не хватило, чтобы изгнать змея полностью. Йонг знала, что часть его навсегда останется в ней.

– Сыта-голь! – ахнула Юна однажды вечером, когда принесла Йонг ужин. Она заплетала волосы в слабую косу, и Юна остановилась прямо у лавки с подносом в руках и разом побледнела.

– Что? – почти равнодушно спросила Йонг. Покосилась себе за спину, замечая краем зрения тёмно-зелёный отблеск, тянущийся по позвоночнику от лопаток до самой шеи. – Ах, это. Подарок от имуги. Красиво?

Юна замотала головой и чуть не расплакалась.

– О, прости! – выдохнула Йонг, вовремя сообразив, что вид, должно быть, нельзя было назвать красивым. Впечатляющим – да, но это другое. – Не бойся, я не обернусь змеем. Лан заверила, что опасности больше нет. Это просто след, отпечаток. Как синяк.

– Нет, сыта-голь, – серьёзно ответила Юна. Опустила поднос с едой перед Йонг и отодвинулась, хмурясь. – Это чешуя, змеиная кожа.

– Считай, что тату, – делано отмахнулась Йонг. Потянулась к чашке с рисом и недовольно прошипела, обнаружив, что ужин у неё снова диетический: рис с бульоном, никакого мяса. Чжихо, похоже, больше не заботился о Йонг, раз ей подавали одно и то же с самого пробуждения.

Юна отодвинулась ещё немного. Йонг заметила это и выпрямилась. Обид не было – Йонг прекрасно знала, на что был способен имуги, и страх был логичной реакцией. Не хотелось только, чтобы все пугались её и сторонились, как прежде.

– Можешь никому об этом не говорить? – попросила Йонг. Юна качнула головой. – Пожалуйста? Я не хочу, чтобы все считали меня чудовищем.

Юна немного смутилась и только тогда кивнула.

– Хорошо, сыта-голь. Я не скажу.

Она уже уходила, когда Йонг окликнула её:

– Но если капитан спросит, скажи ему. Может, хотя бы это его заинтересует.

Колкость не помогла: Юна только покраснела и сбежала до того, как успела сообщить Йонг что-то важное о Нагиле. То, что его до сих пор не принесло в покои Йонг всеми ветрами, говорило не о равнодушии капитана. А о том, что держало его вдали от Йонг нечто серьёзнее дел с японцами.

В какой-то день она попросила принести карты из монастырской библиотеки Конджу. Чхонги передала просьбу Чунсоку и вернулась от него вечером со всеми свитками, что сумела найти: монахи в качестве извинений за своего патриарха готовы были отдать Йонг любую мелочь.

– Он жив? – спросила Йонг у Дочери. – Тот монах?

– Его держат в подземельях под статуей Будды, – кивнула Чхонги. – Но скоро казнят.

– Казнят?…

Чхонги ничуть не смутилась.

– Да, сыта-голь. За измену родине его казнят, как предателя. Законы войны.

Йонг смотрела на разложенные перед собой карты, подбирая слова. Заслуживал ли он смерти? За то, что сдал Йонг, его можно было бы изгнать из города, отослать в дальние земли, лишив звания. Кто Йонг для этой страны? Никто, пылинка в солнечном луче. Патриарху можно простить и не такое. Раз Нагиль не сжёг его сразу же, едва узнал о предательстве, может, и казнить его не стоило.

Йонг на мгновение прикрыла глаза – и перед внутренним взором возникла фигура Вонбина: привязанный к столбу, заколотый, как животное.

Нет, монах, допустивший такое, заслуживал не простой смерти.

– Сыта-голь?

Йонг поняла, что почти не дышит уже некоторое время, и резко выдохнула. Она поплачет о Вонбине позже, когда останется одна, без свидетелей. Сейчас ей следовало бы подумать о чёрных дырах.

– Думаю, Бездна уже открыла свой Глаз, – сказала Йонг, тщательно рассматривая карту и пряча взгляд от Дочери. – Скорее всего, это где-то вот в этих истоках Кыма.

Она ткнула в тонкую линию и подняла глаза к внимательно слушавшей её Чхонги.

– Если Тоётоми захочет получить нового дракона, его стоит остановить. Может, кто-то должен охранять чёрную дыру, пока она не захлопнется, как думаешь?

Чхонги не смогла внятно ответить, но едва кивнула. Наверняка и Дочери, и Чунсок всё докладывали своему капитану, и Йонг хотела, чтобы Нагиль был в курсе: то, что она говорила и что думала, было правдой, и она желала бы, чтобы он это знал. Йонг ждала дня, когда шаманка разрешит ей подниматься с постели, – раз Нагиль не шёл к госпоже Сон Йонг, госпожа сама может прийти к Нагилю.

Через несколько текучих, как дурман, в котором она пребывала, пока была имуги, дней Йонг разрешили подниматься и выходить из комнаты. Её придерживали под руки Юна и Чхонги, Йонг спускалась по шаткой лестнице, держась за них и за шершавые перила. Пока они дошли до внутреннего двора, все ладони у Йонг оказались в занозах.

– Аккуратнее, сыта-голь, – сказала Юна и тут же втянула голову в плечи, едва Йонг взглянула на неё посветлевшими после обращения глазами. Дочери теперь не ругали её и не сплетничали у неё за спиной – провожали насторожёнными взглядами и умолкали, едва она смотрела в их сторону.

Сейчас как никогда прежде Йонг чувствовала себя чужой в воинском стане, но намеревалась это исправить. Она ведь сделала выбор, как просила её Лан. И как подсказывал ей имуги. И как хотела она сама. Теперь она сможет помочь Нагилю и его воинам, и те перестанут называть её сыта-голь.

– А где… где сейчас Нагиль?

Юна и Чхонги переглянулись поверх макушки Йонг, пока та не видела, и сильнее сжали её холодные ладони в своих руках.

– Он занят, сыта-голь. Он придёт к тебе сам.

Чёрта с два.

– Тогда могу я повидать Ли Хона? – спросила Йонг. Уж принца-то ей дозволено видеть, верно?

Но Юна и Чхонги совсем растерялись и глаз на Йонг поднять не могли.

– Что? В чём дело?

– Его нет в поселении, сыта-голь, – ответила, запинаясь, Чхонги. – Ты не сможешь его увидеть.

Йонг выпуталась из чужих рук, отошла, пошатываясь, на шаг назад. Упёрлась спиной в лестницу. Происходящее начинало злить её, злость отзывалась тупой пустой болью – будто там, где раньше сидела огромная сила, грозящая вырваться из её тела вместе с яростью, теперь было сухо и одиноко, как в покинутом водой колодце.

– И где он тогда? – кроша звуки, выплюнула Йонг. – Скрывается от меня вместе с Нагилем?

Голос всё ещё слушался её плохо, иногда она исходила на шипящие и плевалась, точно змея, но с каждым днём к ней возвращались её тело и её дух. Йонг ждала момента, когда восстановит в себе – себя – полностью, и тогда намеревалась явиться к Нагилю и потребовать от него ответы на все вопросы. Даже те, которые не предполагала, что будет ему задавать.

– Он… – Чхонги и Юна покосились друг на друга, ища поддержки, и Йонг почувствовала, как что-то холодное и чужое касается её груди. Ожидание дурных новостей.

* * *

Она упрямо шла не разбирая дороги и наталкивалась на всех воинов, но не видела среди них скрытного командира. Дочери следовали за ней, пытаясь задержать: «Сыта-голь! Госпожа Сон Йонг! Остановитесь!», – но Йонг не слушала их. Да и как бы она могла, зная, что Ли Хон покинул лагерь добровольно ради…

Думать об этом было так больно, до сухого отчаяния больно, что Йонг закричала бы, не запнись она в дверях. Она вывалилась за порог, но упасть не успела: её поймали две руки – одна горячая, как жерло вулкана, вторая ледяная, как вершина горного хребта.

– Вы должны лежать и набираться сил, госпожа Йонг.

Йонг вскинула голову – в ореоле солнечного света, закатного оранжево-алого, стоял Мун Нагиль и держал её за руки. Йонг невольно всхлипнула, в горле заклокотали злые слёзы; она открыла рот, чтобы сказать, какой же он дурак, но не сумела ни слова выдохнуть. Вдохнула его кисло-горький запах и упала ему на грудь с яростным воем.

– Госпожа… – охнул Нагиль и присел на колени, утягивая Йонг за собой. Она била его слабыми руками по плечам и груди и шипела сквозь стиснутые зубы, вся боль, все бесконечные сомнения и всё ожидание сконцентрировались в этом шипении. Йонг пыталась что-то сказать, но не могла, будто снова превратилась в змею, будто разбух язык.

– Зачем ты отпустил его!.. – задыхаясь, просипела, наконец, она. – Нам надо, мы должны… Надо вернуть его, Нагиль, его же убьют!..

– Сон Йонг… – выдохнул Нагиль. Он медленно поднял её на ноги, Йонг повело и повалило прямо на него – он прижал её к себе, не давая упасть. – Вы зря поднялись с постели так скоро. Я отведу вас обратно.

Йонг не могла идти, продолжая упираться, и Нагиль поднял её на руки – такие разные, одна горячая, другая холодная – и занёс обратно в дом под причитания Дочерей.

– Капитан, мы не хотели её волновать…

– Командир, она спрашивала и спрашивала, и нам пришлось рассказать…

Нагиль кивнул им, бросил через плечо: «Спросите, когда освободится Чжихо», – и унёс Йонг обратно в покои, где очертания четырёх стен, небольшого стола и лавки уже впечатались в обратную сторону её век хуже оттисков на храмах стихий.

Йонг почувствовала лопатками, а потом и всей спиной деревянные доски под грубой простынёй и тонкой подушкой, набитой рисовым зерном будто забавы ради, и выпуталась из рук Нагиля.

– Сон Йонг, вы…

– Ужасно себя чувствую, – прервала его Йонг. Голос всё ещё клокотал и сбивался на хрип, пришлось сглотнуть густую вязкую слюну и сделать несколько рваных вдохов.

Нагиль не нашёл стула, а сесть рядом с Йонг побоялся – и сел прямо на пол. Хорош командир, невольно подумала она, в нём теперь живёт два дракона, а её он до сих пор… боится?

– Ли Хон в самом деле ушёл с Рэвоном? – спросила она, едва Нагиль поднял к ней внимательный взгляд. Его глаза светились – один привычным красным, другой – блёклым оранжевым.

– Да. Ушёл.

Йонг сцепила пальцы на жёсткой ткани простыни и тут же почувствовала, как мелкие занозы с перил впиваются ей в ладонь.

– Мы обменяли его на вас, я… – Нагиль запнулся, облизнул высохшие от дыхания губы. – Я должен был так поступить, иначе Рэвон мог…

– Они его не убьют, правда же? – перебила Йонг. Нагиль оправдывался, и все слова срывались с его языка и падали вниз, между ним и Йонг, и разбивались в сухую пыль – неправильные, не его слова, будто нашёптанные виной и совестью, что и без того диктовали ему правила жизни. – Мун Нагиль? Ты не отдал бы им принца, если бы не знал, что его жизни не будут угрожать. Верно же?

Он кивнул.

– Ли Хон представляет ценность, пока жив, – согласился он, но говорил это нехотя, словно уговаривая себя. – Его не тронут… если он сумеет договориться.

Он сумеет. Ли Хон был откровенно слабым воином и плохим защитником даже для самого себя, но умел заговорить любого и обворожить почти каждого. И всё же…

– Я не должна была, – заговорила Йонг и сбилась. Вновь стало боязно смотреть на Нагиля, понимая, какую боль причинила ему ещё и тем, что заставила делать выбор. Понимая, что он выбрал её. – Я должна была сидеть тихо и никуда не ходить, оставаться под присмотром Вонбина, тогда он бы не…

Она села, подтянула колени к лицу и уткнулась в них, пряча рваное дыхание. Стало душно и тошно, слёзы, что копились в ней бесконечно длинными днями, застилали теперь глаза, и Йонг зажмурилась, попытавшись остановить их. С губ сорвался хриплый стон, тише, чем прежде, но болезненнее в тысячи раз.

Нагиль молчал – был обескуражен и откровенно не знал, что ему делать со стонущей госпожой.

– Вонбин погиб, защищая вас, – тихо произнёс он, – и в этом нет вашей вины, госпожа Йонг.

Йонг не смогла ответить – открыла рот и наконец-то заплакала. Слёзы катились по лицу градом, рвали нутро, в грудь словно воткнули калёное железо и ковыряли им лёгкие, и выворачивали наизнанку кожу и кости.

– Какая разница, погиб он из-за меня или за меня, важно то, что он умер! – сипела Йонг яростно. – Никто прежде не умирал, защищая меня, никто не отдавал свою жизнь за мою, это так… неправильно, Нагиль. Так неправильно.

Нагиль заговорил после длинной паузы, заполняемой всхлипываниями Йонг, и на этот раз голос его звучал уверенно, твёрдо:

– Нет, госпожа. Это больно и несправедливо – да, это так. Но не неправильно.

Йонг вскинула голову и посмотрела на Нагиля сквозь крупные плотные слёзы. Он потянулся к ней, осторожно коснулся рукой скулы. Йонг кожей чувствовала, как дрожат у него пальцы.

– Мы не можем решать за других, как им жить и как умирать, – сказал Нагиль тихо. – Мы не выбираем их судьбы. Вонбин следовал моему приказу защищать вас – и погиб, выполняя его, а не ваши требования. Если вам жизненно важно кого-то обвинить в его смерти, вините меня.

– Я не стала бы… – прошептала Йонг и медленно замотала головой, жмурясь. Нагиль уронил руку между ними, словно лишился поддержки. – Ни я, ни кто-то другой не будет винить тебя.

– Потому что это неправильно? – спросил Нагиль. Йонг неуверенно кивнула, и тогда он вдруг ободряюще улыбнулся ей. – Верно. Вот это – неправильно. Это, минджа, а не гибель Вонбина. Смею предположить, что такая смерть была для него предпочтительнее, чем все остальные.

Йонг невольно поёжилась под настойчивым взглядом капитана, собственное смущение отвлекло её от нового обращения – слова она не знала и ни разу не слышала его от других. Это ёнглинъ? Ей дали новое имя? Спросить Йонг постеснялась, заробев, что неизвестное слово окажется слишком личным, настолько тихо Нагиль его произнёс. Вместо этого Йонг посмотрела на свои исцарапанные руки.

– Почему? – опустила она вопрос в раскрытые ладони. – Смерть есть смерть, исход всегда один.

Нагиль даже позволил себе лёгкую усмешку, совсем незаметную, но Йонг почувствовала в его голосе теплоту, какой там не было ранее.

– Да, но всё же лучше погибнуть, защищая того, кто дорог, чем выжить, зная, что не сумел этого сделать. Будь у меня… будь у всех нас выбор, мы предпочли бы умереть в бою, сражаясь за любимых.

Йонг медленно подняла глаза к капитану. Он смотрел на неё и больше не улыбался.

Когда мастер Вонгсун передал ему силу и Нагиль стал Драконом Дерева, впервые ощутив, как неподвластная ему Ци вливается в него огромным потоком, – он испугался, что не сможет сдержать его. Эта сила могла бы поглотить его целиком, утопить в себе и выплеснуться в мир, сжигая его дотла. Мастер сказал принять её и принять себя в ней. «В тебе есть то, что недоступно Рэвону, – желание защищать мир, а не подчинять себе».

Нагиль провёл в агонии и ненависти долгие месяцы, прежде чем смог открыть глаза, почувствовать вновь своё тело и подняться с колен, не прибегая к помощи Лан. Мастер Вонгсун покинул его, присоединившись к Великому циклу, Рэвон бежал из страны, и рядом с Нагилем остались только верные ему воины. Он потерял так много – и многое приобрёл, но, чтобы понять, признать это, он потратил не один год.

Он научился жить с постоянным страхом – даже в детстве он не боялся так сильно, – что мир, который он хотел защищать, может погибнуть по его же вине.

– Это часть тебя и твоя суть, – говорила ему Лан. – Ты – важный элемент Великого цикла, и только тебе решать, станешь ты его погибелью или спасением.

И Нагиль учился принимать это. Каждый день, каждый час, каждую новую луну, что сулила новые испытания.

Разразившаяся на его землях война не стала страшной неожиданностью – всего лишь ещё одним этапом в истории Чосона и в его жизни. Он смотрел, как умирали люди, он сам вёл людей на смерть и знал, что отвечает за них собой. По силам ли ему это, хватит ли смелости – эти сомнения он отметал как недостойные существования в его новой роли; к тому же сомнения питали Дракона, что с каждым годом становился сильнее.

Нагиль научился не бояться ни грядущих событий, ни испытаний, ни преград на своём пути, иначе – он знал – страх уничтожит не только его, но и всех, кто находился с ним рядом. Даже когда в Чосоне объявился первый юджон-ёнг, высокомерный человек средних лет в странном смешном наряде, неподходящем для гор и долин, в которых ему пришлось побывать, Нагиль вытащил его из лап Тоётоми и привёл обратно к вратам в Священный Город.

Даже когда мальчик, едва разменявший первый десяток лет, на глазах Нагиля и его воинов превратился в имуги и разорвал Ингука, Нагиль не боялся. Убить мальчика, прекратив страдания, было долгом Дракона и долгом самого Нагиля. Он не сомневался и после не испытывал мучений, кроме яростной тоски по погибшему другу.

И даже когда Рэвон привёл в их мир женщину, совсем юную и для войны, и для возможной смерти, – даже тогда Нагиль не испугался её и думал, что спасёт, вернёт домой, как уже вернул первого человека. Его волновали японцы и их продвижение в глубь страны, волновало медленное ополчение и слабые силы армии – но не госпожа, слишком быстро ставшая источником многих трудностей.

Впервые он почувствовал позабытый, почти чужеродный страх за то, что не сумеет справиться, когда Рэвон пришёл на земли храма Феникса, чтобы забрать её.

– Она выберет меня и уйдёт со мной, – сказал Рэвон. Его люди успели перебить всю деревню травников и угрожали лагерю, но Нагиль слишком поздно осознал, стоя в кругу оседающего пепла и жжёных листьев, что проникшая в его сердце игла страха не имела ничего общего с его лагерем.

Страх рос в нём с того самого момента, как Дракон вырвался из него и чуть не убил Рэвона, с того момента, как он пришёл к порогу храма Алого Феникса и нашёл госпожу рядом с ранеными воинами. Она не выглядела испуганной – словно только теперь поняла, где находится, и внезапное осознание вытеснило из неё страхи, оставив только спокойное, ровное свечение её новых знаний.

Нагиль боялся её света. Боялся её – и того, что может погасить этот свет одним своим дыханием. Она была слабой свечой, готовой потухнуть от неосторожного движения его грубой руки. Она плакала, когда думала, что никто этого не видит, и смеялась, когда думала, что на неё смотрят все, и говорила странные, необъяснимые вещи, и шутила так, будто всегда жила в этом мире и знала о мироздании то, что недоступно было ни взгляду, ни мысли Нагиля.

А после она шагала вместе с его войском на север, и кричала, и злилась, если его воины говорили за её спиной неприятные вещи, и не испытывала страха перед неизвестностью, будто заранее знала, что отыщет новую дорогу.

Нагиль следил за ней днём и ночью и мучился чувством вины, атаковавшей в самое сердце преступным образом, как королевский шпион, и невольно – гоня неконтролируемую тягу спрятать госпожу от любого дуновения ветра – приближался к её свету. Шаг за шагом, мысль за мыслью, теперь наблюдая, как разгорается он из слабого язычка пламени в целый костёр. Огонь, говорила Лан, делает тебя слабым, Огонь ослабляет Дерево. Нагиль знал это, чувствовал, как отдаёт силы пламени госпожи.

Потом он осознал, проснувшись глубокой ночью от первого с момента становления Драконом кошмара, что готов отдать себя свету. Защитить, не дав погаснуть ему, уберечь от опасности, даже спрятать.

И когда Сон Йонг стала имуги, когда Нагиль нашёл её в плену у людей Ким Рэвона, он испытал ужас. Тот проник под кожу, запустил корни в кости и мышцы, остудил ярость Дракона и добрался до сердца – и поселился там, Нагиль знал, навсегда.

Он пришёл к Лан вечером, уже после того, как понял, что придётся отдать японцам Ли Хона, которого тоже нужно было защищать. Лан говорила, что обращённый в имуги не станет снова человеком. Утверждала, что нет такого пути, что вернёт юджон-ёнг прежний облик. Она лгала. Нагиль знал это и был уверен, что найдёт любую силу, чтобы спасти госпожу.

Лан сказала, что это будет самое опасное испытание в его жизни. Сказала, что не отвечает за безопасность ни его, ни Сон Йонг. Нагиль выслушал её, как слушал своих воинов, когда те сомневались в выбранном им маршруте или плане атаки. Выслушал, принял во внимание её слова и отбросил все возражения прочь.

– Если мы не вернём её, всё напрасно, – ответил он шаманке. Та посмотрела на капитана по-новому, не хмурясь и не бросаясь в гневные предупреждения. Кивнула и сказала, что всё подготовит.

– Если ты не вернёшь её, – только поправила Лан, – то для тебя всё будет напрасно.

Отрицать её слова Нагиль не стал.

И не отказался от своего решения, даже когда новая сила заполнила его целиком, почти лишая разума, когда боль стала им, когда он думал, корчась в муках, что умрёт, оставляя и свой путь, и своих людей. Он обращался в нечто большее, чем Дракон, и не сомневался.

Нагиль утонул в Едином море на долгие дни и ночи, перестал чувствовать тело и себя в теле, почти стал ничем – лишённый человеческого сознания сосуд превращался в Дракона Дерева, а новая сила гасила его Ци и возвращала в сосуд, но Нагиль спал на илистом дне и не знал, какие мучительные превращения проживает его нутро. Он изредка выплывал к поверхности, когда слышал надрывные песнопения Лан.

– Тебе надо вернуться, моджори-ёнг, – ворчала она, и привычный голос шаманки напоминал Нагилю-человеку о том, что в мире у него ещё остались дела, требующие завершения. – Вернись к своим людям.

Его люди могли бы справиться без него. Дракон, потерявший сосуд, нашёл бы новое вместилище – и новый человек стал бы Драконом.

– Глупый капитан, – причитала шаманка. – Вернись и защити свой народ. Тебе ещё нужно спасти королевского сына!

Ли Хон… справился бы без него. С трудом, но нашёл бы выход из своего положения и сумел бы спастись. Прежде Нагиль не стал бы надеяться на принца, но теперь понимал, что, находясь под вялым присмотром со стороны драконьей стражи, Ли Хон обрёл уверенность и силу, какие не сумели взрастить в нём королевский двор и все многочисленные придворные, охранявшие его днём и ночью.

– Тебя ждёт твоя госпожа, – вздыхая, признавала Лан. – Вернись, чтобы спасти её снова.

Нагиль очнулся на пятую луну – та теряла силу и убывала, забирая с собой воспоминания о прошедших событиях, и высасывала энергию из открывшихся врат в Священный Город.

– Пришёл в себя наконец, – объявила нависшая над ним Лан, словно не сама все эти дни и ночи молила Великих Зверей пощадить глупого Дракона и дать ему шанс на жизнь. – Вставай. У тебя есть дела в этом мире, отдыхать будешь после.

Нагиль с трудом сел, вытянув непривычно тяжёлые ноги. Тело с трудом его слушалось, будто теперь он занимал в нём лишь малую часть.

– Тебе придётся привыкнуть, – сказала Лан, протягивая ему чашку риса. Нагиль не смог взять её – уронил руки мимо чашки, даже не удивившись. Шаманка вздохнула. – Тебе надо поесть.

Нагиль поднял голову, с трудом всмотрелся в лицо Лан. Та поджала губы.

– Сначала рис – потом бобы, пшеница, просо и гаолян. Порядок теперь такой, Мун Нагиль, Дракон Дерева, Дракон Металла.

Как скажешь.

Он послушно открывал рот, пока шаманка его кормила, послушно жевал и с трудом проглатывал комковатый рис, проталкивая его по сухому горлу. Потом клал под язык бобы. Потом катал по нёбу ростки пшеницы и клейковатое просо. Потом давил во рту гаолян.

Только после непривычно длинного ритуала Лан протянула ему глиняный кувшин с водой – Нагиль поставил его на колени неокрепшими слабыми руками и с трудом сделал первый глоток.

– Выпей всё, эта вода текла в Жёлтое море, в ней много сил.

Нагиль пил несколько минут, прерываясь на глубокие рваные вдохи. Грудь ширилась, словно места для воздуха в ней теперь было не так уж много. Прежде он всегда чувствовал гнев, огнём распалявший его нутро, но сейчас ощущал, как его охлаждает ледяная лапа другого Дракона.

– Металл подавляет Дерево, – заговорила Лан, наблюдая за его безмолвными муками. – Но ты справишься, ёнг, и станешь сильнее.

Она могла бы сказать больше, ибо знала больше, но не стала. Нагиль упирался голыми ступнями в нагретую под шатром землю, ждал, когда схлынет с него морок, навеянный туманом над Единым морем, и терпел подкатывавшую к горлу тошноту и головокружение.

Ярости не было. Дракон тихо гневался внутри него, но не рвался показать себя. Сможет ли он теперь обращаться Великим Зверем? Нагиль не знал этого и не желал пока знать.

Лан протянула ему турмалин, когда Нагиль смог поднимать и опускать руки и сжимать пальцы в кулак.

– Возьми-ка.

Она опустила камень в ждущую сухую ладонь капитана, и Нагиль тут же почувствовал, как отзывается внутри него на это прикосновение холодного турмалина новая Ци. Та потянулась к его руке вместе с кровью, камень вобрал её и нагрелся до белого свечения.

Лан осталась довольна.

– Ты справился, моджори-ёнг. Теперь можешь не волноваться, что уничтожишь мир. – Она забрала белый камень и убрала его в разноцветный мешочек у себя на поясе. – Ты спасёшь мир, Мун Нагиль. Осталось только завершить начатое.

25

У Вонбина не было именной таблички – его тело сгорело на японском корабле вместе со всем флотом в огне из драконьей пасти, а потому монахи посчитали, что его душа ушла в иной мир, не оставив здесь даже следа. Йонг слушала сообщение от Юны и молча кивала, но едва та закончила, чуть не упала прямо на землю. Юна ахнула в голос:

– Сыта-голь!

Боль в груди согнула Йонг, она сидела прямо на земле и жмурилась, силясь прогнать её. В этом Чосоне считалось, что, если над телом убитого не провести ритуал и не спеть ему последнюю песню, его душа не присоединится к Великому циклу. Если не сделать хонбэк[100] и не поместить её в святом месте, душа никогда не вернётся в мир живым человеком – так и будет блуждать бестелесным духом, постепенно предаваясь забвению.

Йонг не особо верила в такое в своём мире, но здесь всё обретало куда более глубокий смысл. Если Лазурный Дракон и Великие Звери были правдой, как можно было отвернуться от других вещей, пусть и недоступных ни глазу, ни слуху…

– Я в порядке, – зашептала Йонг, как только сердце успокоилось и перестало дробить грудную клетку. – В порядке, наверное.

Юна запричитала снова и помогла Йонг подняться.

– Незачем было спрашивать о таком монахов, сыта-голь, ничего хорошего они тебе не скажут, зачем им теперь верить после всего, – сердилась Юна всю дорогу обратно до гостевого дома.

Нагиль повелел Йонг оставаться в доме и никуда не ходить. Йонг его не послушала. Ей вообще мало что позволялось: капитан после её слёз решил, будто она совсем слаба и беспомощна, и стоит присматривать за бедной Сон Йонг и никуда её одну не пускать. Будто это могло защитить её от досужих сплетён…

Ли Хона не было рядом, Вонбина не было рядом, и все это была её вина, отмахнуться от которой она уже не могла, как прежде.

Йонг должна была сделать хоть что-то, чтобы вернуть душу Вонбина, раз на иное она оказалась не способна.

– Мне говорили, если схоронить в священных землях что-то, принадлежащее покойному, его душа может вернуться, – заговорила Йонг, когда они с Юной медленно шли по тропе, рассекающей всё селение на две неравные половины.

– Да, так считается, – осторожно ответила Юна. – Вы для этого просили найти повязку? Чунсок сказал, что видел её в библиотеке и принесёт сегодня же вечером.

– Прекрасно, – с облегчением выдохнула Йонг. Юна покосилась на неё, и ей пришлось пояснить: – Я надеялась, что что-то осталось от Вонбина в библиотеке, а меч вы уже забрали, и я почти не рассчитывала на успех, но… Мы можем отправиться в какое-нибудь священное место и закопать там повязку Вонбина?

Юна коротко кивнула.

– Да, только… – Она бросила на Йонг аккуратный взгляд и опустила взгляд в землю. – Самое ближайшее место – земли Храма Дерева, но туда вас никто не отпустит, сыта-голь. Да и времени у вас не останется…

Йонг оступилась на крохотном камешке, попавшемся под подошву новых тесноватых танхэ, которые ей принёс капитан вчерашним утром взамен старых. Шёлковые туфли с расписными цветами. Словно новенькие лодочки от Джимми Чу.

– Не останется времени? – не поняла Йонг, слишком радуясь тому, что всё-таки нащупала крохотный шанс для души Вонбина. – У меня теперь полно времени, надо только разобраться с этими приставучими японцами и тем загадочным генералом… как ты сказала, его зовут?

Юна нахмурилась и поджала губы. До самого дома они больше не разговаривали, и Йонг не замечала, какими грустными глазами провожает её лучница.

– Капитан! – позвала Йонг Нагиля, едва заметила его во внутреннем дворе у тренировочного полигона. Воины драконьего войска занимались привычным делом, но их ряды заметно поредели, и от этого становилось больно до дурноты.

Дэкван на крик Йонг знакомо усмехнулся.

– Поговорим позже, – кивнул ему Нагиль. Он встретил Йонг на полпути к полигону, остановил одним взглядом. – Кажется, я просил вас оставаться в доме.

Йонг даже не обратила внимания на его сердитый тон.

– Брось, ты сам сказал, что здесь пока безопасно, а я всего-то прогулялась до ворот, там…

– Сон Йонг.

Йонг подавила яростное желание закатить глаза.

– Знаю, мозгов у меня нет, инстинкта самосохранения тоже, и посадить бы меня под замок, пока не стану шёлковой, как ручная змейка. – Слышавшие всё воины смущённо отвели взгляды. Йонг покосилась в их сторону, но говорить тише не стала, попросту не смогла – продолжила, распаляясь: – Чунсок сказал, что нашёл повязку Вонбина. Юна сказала, её можно отнести в Храм Дерева, чтобы вернуть душу. Можно?

Нагиль смотрел на неё сверху вниз с самым непроницаемым лицом, словно бы впервые видел её, – Йонг не могла прочитать в его глазах ни одной понятной эмоции, будто всё, что было с ними до её обращения, вытерлось из его памяти и осталось только с ней. Нагиль воздвигал между ними стену, каждый день все выше, крепче, и потому, должно быть, сторонился Йонг, и потому, похоже, повелел остальным присматривать за ней, а сам следил издалека и словно боялся.

– Отдайте мне, я всё сделаю, – кивнул Нагиль, не сводя с Йонг прямого пустого взгляда. Йонг почувствовала, как клокочет в горле обида, и не захотела отвечать сразу.

– Почему? – спросила она после паузы. – Давай отнесём её туда вместе? Или японцы…

– Сейчас они меня не волнуют, – отрезал Нагиль, отчего-то сердясь. – Вы помните, что я сказал вам? В Конджу теперь стоит лагерь чосонского генерала, он думает, что вы мертвы, и мне бы не хотелось разубеждать его в этом – для вашей же безопасности.

Йонг опустила голову и едва заметно кивнула.

– Да, – обронила она себе под ноги. – Да, знаю, ты говорил. Прости.

– Нет, я не это имел… Сон Йонг, – Нагиль вздохнул и потянулся к ней, его тень почти коснулась Йонг, но в последний момент остановилась, будто передумав. Йонг протянула руку и сама схватилась за рукав Нагиля, не поднимая глаз от земли.

– Не знаю, что с вами происходит, капитан Мун Нагиль, – сказала она увереннее, чем себя чувствовала, – но надеюсь, что когда-нибудь вы перестанете избегать меня и злиться из-за этого.

Она разжала пальцы, отпустив его чогори, и хотела уйти. Нагиль поймал её локоть холодной ладонью и остановил. Солнце светило Йонг в спину, она видела тень капитана перед собой: та ломалась надвое выступающим из земли корнем рядом растущего дерева.

– Давай поговорим, – попросил Нагиль тихо. Йонг почувствовала, как нагревающееся сердце забирается в самое горло, и смогла только кивнуть.

Капитан повёл её прочь с полигона, провожаемый внимательными взглядами своих воинов.

* * *

Йонг не верила своим ушам – решила, что ей показалось, что после стольких недель ожидания и нетерпения, которое она сама же в себе разгоняла до скорости света, она просто услышала привычные, уже въевшиеся в подкорку слова. Но ведь она больше не ждала их. Совсем.

– Я отведу вас к вратам в Священный Город, госпожа Йонг.

Стояли ранние сумерки, в небе проявлялись первые звёзды. Йонг сидела на спуске к высохшему пруду, куда её привёл Нагиль. Он стоял выше её и смотрел сверху вниз, но мимо: Йонг не видела его лица, только слышала голос и всматривалась в тёмный силуэт будто ставшего больше капитана.

– Не поняла, – честно призналась Йонг. Взгляд скользнул по фигуре Нагиля и ушёл к загорающимся вокруг гостевого дома факелам, распространяющим свой оранжевый свет почти во все уголки нынешнего драконьего лагеря. – Я же… я же сказала тебе, что не собираюсь уходить.

Нагиль втянул носом тёплый воздух, нагретый и ранним летним солнцем, и непостоянным жаром своего тела. Йонг показалось, он говорит с ней уставшим голосом – и осознание больно кольнуло её в самое сердце. В горле заскребло, засвербело в носу.

– Вам… нужно вернуться домой.

– Нужно, – согласилась Йонг, чувствуя, как кусает кончик языка обида и как норовит выплеснуться на Нагиля жёлчью. – Нужно, да, но я не вернусь.

Он не спускался к ней, и потому Йонг не видела, какими глазами капитан на неё смотрел, но ощущала его тяжёлый взгляд, прижимающий к земле. Давящий взгляд, металлический. Чужой.

– Госпожа…

– Ты просил меня выбрать! – вспыхнула наконец она и встала. Она всё ещё находилась ниже и казалась рядом с Нагилем ещё меньше, но злость вытеснила в ней и какой-то полузабытый страх перед ним, и робость. – Я знаю, что слышала, пока была имуги, и ты не отмахнёшься от этого теперь и не свернёшь все в «вам показалось, госпожа Сон Йонг!» – она скривилась, коверкая его тон, и Нагиль переступил с ноги на ногу, будто смутился. – Я сделала выбор. Лан талдычила, что я должна выбрать, Рэвон просил меня об этом.

– Это не…

– Он просил меня выбрать его, Нагиль! – почти всхлипнула Йонг, но сдержалась, стиснула руки в кулаки и сердито выдохнула. За всеми этими переживаниями она не заметила, что Нагиль сгорбился и перестал казаться выше и больше. – Я не смогла, хотя знала его – нет, думала, что знаю, а теперь…

Йонг зашарила взглядом по земле у себя под ногами, мотнула головой, прогоняя слёзы. Те никуда не делись, и она вскинула голову к капитану, всё ещё торчащему перед ней молчаливой статуей.

– Я выбрала тебя, и теперь я хочу помочь. Я должна помочь, Нагиль, есть ещё столько всего, что мне нужно сделать в твоём Чосоне! Вернуть Ли Хона, поговорить с Рэвоном, может быть, мне удастся до него достучаться, вернуть его на родину, понимаешь? Я думаю, я справлюсь, вместе у нас получится, и я не стану обузой, даю тебе честное слово!

– Вы не обуза.

Йонг осеклась: голос Нагиля прозвучал низко и хрипло, совсем не так, как она ожидала. Он наконец сделал шаг к ней и вышел под неровный свет зарождающейся в небе луны – и оказалось, что он не устал. Не так, как Йонг думала.

– Я помню, о чём просил вас, – сказал он, фраза дрогнула в конце и будто сорвалась, как невольная слеза. – Я не отказываюсь. Я просил выбрать меня, потому что это был единственный шанс спасти вас, и я не считаю это ошибкой.

Йонг вспыхнула.

– Тогда где я ошиблась, по-твоему? Я не могу теперь просить себе места в твоём мире, раз я выбрала его?

– Мож… Нет.

Она нахмурилась. Слёзы, собирающиеся в глазах, высыхали от злости, что вгрызалась теперь во всё её тело, напоминая гнев имуги. Должно быть, она никогда не сможет избавиться от него окончательно. В этом ли крылась причина?…

– Мне показалось, ты хотел сказать, что я могу остаться, – процедила Йонг, стискивая зубы. Нагиль не подтверждал её слова и смотрел на неё сверху вниз, как смотрят умудрённые опытом взрослые на совсем юных бунтарей. – Что знаешь ты, чего я не знаю? Что сказала тебе Лан, когда ты очнулся?

«Уведи беззащитную юджон-ёнг из опасного мира, в котором она больше не представляет пользы ни одной враждующей стороне». Вот что. Наверняка именно это, иначе чем объяснить нежелание Нагиля смотреть на неё, стоять рядом с ней, касаться её… Йонг знала, что чувствует, и думала, что знает то же самое о Нагиле. Ошиблась? В который раз?…

Все просили её сделать выбор, а теперь, когда Йонг наконец приняла решение, она стала не нужна.

– Ладно, я поняла, – кивнула своим мыслям Йонг. Нагиль поморщился, будто она причинила ему боль каждым словом, но Йонг этого не заметила. – Я уйду. Наверное, я слишком многое на себя взяла и решила, что могу быть тебе полезна. Моджори-ёнг, глупая Йонг.

Она зло выдохнула, жалея, что выплеснула на Нагиля столько эмоций и что показала слёзы, злясь и на него за этот невольный выпад. На что она надеялась, чего хотела от человека, на чьих плечах лежала забота о целой стране ещё до того, как в его мир пришла Йонг? Теперь благодаря ей в капитане боролись два Дракона, и было ли что-то большее, что могла бы предложить ему девушка из Священного Города? Кажется, нет.

– Госпожа Йонг, – позвал её Нагиль тихим голосом.

Йонг на него не посмотрела – не могла теперь, ведь он бы увидел, как она беззвучно плачет, стоя прямо перед ним. Она повернулась, чтобы пойти и собрать свои вещи, мешочек с рисом, кинжал и истрепавшуюся чогори, которую матушка Кёнха выстирала вместе с другой одеждой и сложила, думая, что Йонг ещё сможет надеть её. Всё это не имело смысла на самом деле, зло думала Йонг, она не сможет забрать с собой из этого Чосона даже безделушку.

Какая же она глупая…

– Госпожа… – позвал капитан, и Йонг чуть не зашипела на него от ярости.

– Я всё поняла, Нагиль, не нужно повторять мне прописные истины!

Йонг не хотела срываться на крик, но слова стекали с её языка ядом и капали на землю, отравляя её и всё вокруг, и она ничего не могла с этим поделать. Наверное, даже слова Лан не убедили остальных воинов в стане драконьего войска: от Йонг одни беды, и будет лучше, если она покинет их мир и вернётся к себе.

– Госпожа, – повторил Нагиль твёрже. А затем шагнул – к ней. – Йонг.

Йонг замерла, собственное имя впилось ей между лопаток и проникло в каждую клетку тела. Сердце заболело, голос Нагиля стал стрелой и попал прямо в цель.

А потом он осторожно коснулся её плеча, и Йонг перестала дышать.

– Я… Вы должны вернуться, Сон Йонг. – Она решила, что он снова будет говорить ей то, что она уже слышала и что слышать более не хотела; Йонг попыталась спихнуть с себя его горячую руку, но он вдруг взял её за другое плечо рукой холодной – и остудил злость.

– Я обещал вернуть вас домой в целости и сохранности, – Нагиль рвано выдохнул – Йонг показалось, будто со злостью. На неё? На себя? – Я дал вам слово.

– Так я могу освободить тебя от него! – вспыхнула по новой Йонг.

– Нет. Не можете.

Пальцы Нагиля впились в плечи Йонг – сильнее, чем он позволял себе прежде, – и развернули к нему её ослабевшее тело. Йонг подняла взгляд, сопротивляясь самой себе, но увидела наконец его лицо и тут же ахнула. Нагиль смотрел на неё пустыми глазами, из которых по капле вытекала жизнь.

– Драконы держат слово, чего бы это ни стоило, – произнёс он. – И если не выполняют его, то…

– То – что? – сипло выдохнула Йонг. Стало холодно и страшно – и холодно оттого, что страшно.

– То умирают, госпожа Йонг.

Это не имело никакого смысла. Это была уловка для непослушной Йонг.

– Я умру, если не смогу выполнить данное вам обещание. Дракон поглотит мою Ци и лишит меня жизни за то, что я не сдержал слово.

Нагиль продолжал держать её за плечи, и только это позволило ей устоять на ногах. Она пошатнулась, вцепилась пальцами в рукава его чонбока.

– Зачем же… – зашептала она почти беззвучно, едва шевеля губами. – Зачем же ты давал это слово, если мог умереть?

Нагиль опустил свой ответ ей на макушку, словно для него это было так же просто, как дышать:

– Потому что вы должны были поверить, что я сумею спасти вас.

* * *

У неё было немного времени. Пара дней, быть может, или чуть больше. Нагиль сказал, что рисковать не стоит, и теперь Йонг была с ним согласна и не спорила. Они должны были отправиться к Бездне этой ночью, хотя Йонг испытывала хрупкую, как робкий рассветный луч, надежду, что капитан даст слабину и позволит ей задержаться ещё на день.

Всего сутки, чтобы провести их под одним небом с Нагилем. Разве она много просила?

Но уже к полудню стало ясно, что задерживаться нельзя.

Чунсок вернулся из Конджу с дурными новостями: генерал Хигюн оправился от ранения и собирался навестить лагерь драконьего капитана.

– Я думал, он будет дольше плакать над потерянной рукой, – заметил Чжихо; впервые Йонг услышала от куаргарра настолько едкие слова и удивилась. Когда неизвестный ей генерал успел насолить драконьему войску?

– Хигюн далеко не слабак, – ответил Нагиль. – И руки он лишился левой, правая всё ещё при нём. Сон Йонг? Мы должны…

– Да, – перебила Йонг. Нагиль замер у стола в своей казарме, куда Йонг зашла только на минуту и в итоге застряла, услышав внезапные вести. – Я… Я пойду собираться.

Она даже поклонилась – лишь бы никто не заметил, как разом побледнело её лицо от страха, – и выскользнула из казармы, пряча глаза. Нагиль смотрел на закрывшуюся за ней дверь ещё непозволительно долгий миг, прежде чем вернуться к Когтям.

Йонг продолжала избегать чужих взглядов всё время, пока торопливо собиралась. Она не знала, что может взять с собой, что осталось бы при ней напоминанием о не-Чосоне, и потому металась от кинжала к мешочку с рисом и обратно, от чогори к новеньким танхэ с вышитыми на них цветками гибискуса.

Чёртов однорукий генерал! Йонг понятия не имела, что с ним случилось, догадывалась только по разговорам других, что генерал пострадал в недавней битве, и руку ему, похоже, пришлось отрубить самостоятельно, потому что в рану попал яд и он чудом избежал смерти. Йонг могла бы ему посочувствовать, но теперь злилась и от бессилия не знала, каких гадостей пожелать незнакомому человеку.

Этот мир выдавливал её из себя, как заразу, торопил, посылая какого-то генерала, набирающую силы японскую армию и прочие беды. Хотелось кричать в небеса от несправедливости, да только те вряд ли бы ей ответили.

Йонг схватила кинжал Нагиля и выскользнула из комнаты.

Уходили на закате: она, Нагиль и Чунсок с Намджу в сопровождающих. Йонг могла бы гадать, победил ли несговорчивый пуримгарра своих внутренних демонов или от его гнева Йонг спасло то, что его командира девушка со звёзд сделала сильнее, но в голове у неё было пусто и безмолвно, и ни одна мысль не хотела проникать в её застывшее сознание, кроме свежего воспоминания-раны.

Йонг обернулась всего раз, у самых ворот селения, чтобы окинуть взглядом дрожащие в закатном свете дома и молчаливых воинов, провожающих её напряжёнными взглядами.

– Сыта-голь, – несмело позвала её Юна, когда Йонг уже хотела идти следом за Нагилем. Йонг остановилась под воротами.

– Да?

Юна улыбнулась ей – грустной, будто извиняющейся улыбкой. Стало ещё хуже, ещё больнее.

– Спасибо, что были у нас гостьей, – сказала Юна. Йонг чуть не расплакалась: покачнулась, сдерживая рвущийся из груди вопль, и её мягко придержал за плечи капитан. Ответить не получилось, боль запечатала рот, и за Йонг ответил Нагиль:

– Обудаль, Юна.

Она поклонилась.

– Дэ надаль, ёнгданте.

Йонг трусливо сбежала прочь, не попрощавшись.

Чёрная дыра висела в воздухе между двумя скалами – вытянутый на полюсах круг высотой с человеческий рост. Здесь вода собиралась в мелкий ручей и текла ниже с гор, впадая в долине в реку.

– Осторожнее, сыта-голь, – негромко просил Чунсок, – не упадите.

Они втроём добрались до Глаза Бездны, оставив Намджу сторожить у подножия, Чунсок встал у края скалы и отвернулся, сделав вид, что наблюдает за оставшимся в низине лагерем. Йонг смотрела себе под ноги, стискивая в руке короткий кинжал.

Всё, что она понимала, – она не должна плакать. Ей было тяжело и больно, и всё это было несправедливо, но не неправильно – Нагиль научил её проживать это чувство, а не выплёскивать в мир.

Мир ответил бы равнодушием.

– Вы уверены, что попадёте к себе домой, если пройдёте через эту чёрную дыру? – с сомнением спросил Нагиль. Йонг искоса взглянула на закручивающуюся внутрь себя воронку тёмной материи.

– Да, – кивнула она, даже не всхлипнув. – Да, уверена. Во мне ещё осталось что-то от меня прежней, эта Ци поможет притянуть нужную мне вселенную. Я вернусь домой, обещаю.

И тогда ты не умрёшь.

– Это дальше от вашего дома, чем Тоннэ, – медленно произнёс Нагиль. Его голос звучал ровно, почти монотонно. Сухо.

– Я найду путь домой.

Верь мне. Верь мне, и я спасу тебя, как ты спас меня.

– Хорошо.

Йонг не смотрела на капитана, не смотрела с тех пор, как он открыл ей всю правду. Он тоже старался не выискивать её глаза среди своих воинов, пока она неумело с ними прощалась на манер, которого никто здесь не понимал. Он тоже делал вид, что ничего не боится, хотя Йонг почти слышала, как громко, оглушающе стучит его сердце рядом с ней – будто хочет разбить себя о рёбра. Но спрашивать об этом или говорить что-то было бессмысленно. Безжалостно.

Вот и теперь – Йонг подозвала Чунсока, чтобы попрощаться, не поднимая к его командиру взгляда.

– Спасибо, что ворчал на меня всё это время, – сказала Йонг и даже улыбнулась неприветливому Первому Когтю. Тот внезапно смутился. – Ты хороший человек, Чунсок. И верный.

Чунсок не знал, куда деться, – пробормотал слова благодарности, завязшие у него на языке, и отошёл, почти отпрыгнул от неё. Йонг поняла, что обниматься с ним не стоит, и только вяло ему улыбнулась.

– Прощайте, сыта-голь, – сказал Чунсок, глядя в сторону. – Хорошей дороги.

Йонг кивнула – на большее её не хватило, все силы внезапно иссякли. Тогда она повернулась и посмотрела на Нагиля – уткнулась взглядом ему в грудь, голову поднять не нашла в себе смелости.

– Ты же спасёшь Ли Хона?

Нагиль кивнул – Йонг поняла это по дрогнувшим плечам.

– Да, спасу. Обещ…

– Не нужно! – Йонг вскинула руку и остановила его до того, как последний звук сорвался с его губ, запечатала его во рту Нагиля. Испуг заставил её поднять глаза к лицу капитана. Нагиль смотрел на неё совсем безжизненным взглядом. – Не обещай мне ничего больше, – зашептала Йонг, – просто постарайся спасти его высочество.

Она отняла ладонь, а отвернуться уже не смогла. Она знала, что Нагиль прекрасно видит её слёзы.

– Я сделаю всё, что в моих силах, госпожа Сон Йонг.

Хорошо. Йонг кивнула, покосилась на ждущую её чёрную дыру, прозаично висящую в паре метров от неё. Надо найти в себе силы сделать два шага и упасть в воронку – дальше притяжение сработает за неё, даже бороться с собой не придётся: Йонг просто не сможет.

– Мне пор…

– Госпожа Сон…

Она зажмурилась: Нагиль говорил тихо, но звук его голоса превратился в хлыст и ударил – не в неё, но совсем рядом, вызывая панику. Ещё слово – и она почувствует боль всем телом. Ещё слово – и не сможет дышать.

Внизу, у подножия скалы, где остался сторожить Намджу, раздалось конское ржание и несколько голосов.

– Где капитан Мун?

Нагиль едва слышно выругался.

– Это Хигюн. Проклятье. Чунсок, – позвал он.

Пуримгарра ответил незамедлительно:

– Оставайтесь, я задержу его, – и сбежал по тропе вниз, на ходу вытягивая из-за пояса меч. Йонг заметила блеск обнажённого лезвия и вздрогнула.

– Всё в порядке, мы не кинемся убивать друг друга, – торопливо сказал Нагиль и придержал её за плечи. – Вам пора.

Йонг услышала, как стучит сердце, два сердца, и оба были его. Поднялся ветер, ударил её в лицо, будто гнал прочь – прочь от капитана, в самую Бездну.

– Спасибо, – она шевельнула губами, слова благодарности остались во рту, разбухли и разбились на языке, а осколки ссыпались по горлу в желудок. Стало так больно, что легче было молчать. Нагиль кивнул, крепче сжал руки на её плечах.

– У вас всё будет хорошо, госпожа.

Пришлось улыбнуться – Йонг сама не поняла, как ей это удалось, – и быстро кивнуть.

– Конечно, Нагиль. У меня всё будет хорошо. Обещаю.

Она сделала первый шаг к Бездне, желая, чтобы Нагиль остановил её – и он наконец потянулся за ней и схватил за руку. Ледяные пальцы вцепились в её ладонь, Йонг тут же сжала их сама.

– Минджа.

Нагиль не стал бы её удерживать, даже – Йонг вдруг осознала это с кристальной ясностью – если бы ему не грозила смерть. Её ждал родной мир и близкие люди. Его – война с Тоётоми и спасение всего Чосона, а прямо сейчас – непонятные разборки с генералом своей же страны.

Йонг посмотрела на него, стараясь запомнить лицо – разного цвета глаза, сильно сжатые губы. Нагиль хмурился и моргал.

– Живи счастливо. И… забудь всё, что с тобой случилось в нашем Чосоне.

Йонг улыбнулась ещё шире, слёзы текли по её щекам, и те размывали силуэт чужого ей мира.

– Ни за что, – выдохнула она. – Ни за что не забуду, Мун Нагиль.

Он побледнел. Обещания, которые люди её мира давали легко и нарушали ещё легче, в мире капитана диктовали условия самой жизни. И Йонг была слишком слабой, чтобы противостоять их силе, даже если хотела остаться здесь всей душой.

– Минджа, – повторил он. Йонг так и не узнала, что значит это новое слово[101].

Нагиль потянулся к Йонг, склонил голову и… вдруг оттолкнул её от себя так сильно, что Йонг запнулась и упала в чёрную дыру за своей спиной.

– Нагиль!

По воздуху просвистела стрела, вонзилась в спину Нагиля. Йонг видела лишь, как исказилось от внезапной боли его лицо, а потом всё исчезло. Её утянуло и унесло сквозь пространство и время в родную вселенную.

– Нагиль!

Воронку скрутило, исказился сам воздух перед Бездной, а затем та со вздохом закрыла Глаз.

Стрела, предназначавшаяся Сон Йонг, ранила не так сильно, как пустота прямо перед Нагилем. Он смотрел в то место, где только что висела чёрная дыра, а теперь не было ничего, и не мог вздохнуть.

Вот и всё.

Нагиль медленно опустился на колени, дотянулся до торчащей в спине стрелы и выдернул её, чувствуя, как кровь заливает его чонбок. Втянул ртом пахнущий персиковым цветом воздух, опустил голову. Взгляд наткнулся на обронённый Сон Йонг кинжал. Нагиль дотянулся до него, стиснул в руке, не боясь, что острое лезвие вопьётся ему в ладонь.

Вставай, капитан. У тебя ещё много дел.

Вставай.

Ты умирал столько раз и пережил столько боли, что сможешь пережить и эту.

Поднимайся, Мун Нагиль, Дракон Дерева, Дракон Металла. Ты дурак, но и у дураков есть будущее. Вставай.

Нагиль вздохнул и поднялся на ноги, почти не ощущая собственного тела.

Тоска стучала в сердце, вместе с просыпающейся кровью бежала по рукам и ногам, вливалась в горло, точно холодная вода из родника, жгла язык, заполняла голову. Должно быть, понял он запоздало, теперь она останется с ним навсегда.

Прощай, Сон Йонг.

КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ

Словарь драконьего языка