Однажды под вечер, в начале «жаркого месяца», как раз в те дни, когда Торварду сыну Торбранда исполнилось двадцать семь лет, «Ушастый Дракон» и «Единорог» входили в Аскефьорд. Торвард стоял на носу, глядя, как приближаются знакомые бурые скалы и выступающий вперед Дозорный мыс. На мысу суетились черные фигурки: со времен дедов там держали постоянную стражу, чтобы вовремя предупредить, если покажутся вражеские корабли. Приближаясь, «Ушастый» развернулся, взмахнул двумя рядами мокрых весел, как крыльями, давая понять, что на нем идет настоящий хозяин, а не кто-нибудь чужой, захвативший конунгов дреки. Над Дозорным мысом взметнулся столб белого дыма. Это был знак, понятный всей округе: корабль во фьорде.
Торвард смотрел на знакомые берега, и ему едва верилось, что он видит их не во сне. По пути сюда сердце сжималось от радости и тревоги, как каждый раз, когда он возвращался после долгого отсутствия. Что здесь произошло за то время, пока он искал подвигов и славы по чужим морям? Напали враги, занесло ветром какой-нибудь мор, или дом сгорел, или кто-то из близких умер? Те же самые чувства когда-то мучили его отца, а до того деда, а до того всех их предков в десятках поколений, которые не могли не уходить в море, чтобы найти добычу для рода и уважение для своей земли, но не могли и не бояться в душе, что за время их отсутствия великие герои чужих кровей явятся за добычей и славой сюда. Конечно, Аскефьорд оставался не пустым и за его безопасностью зорко следил своим единственным глазом ланд-хёвдинг, Эрнольв ярл, отец Халльмунда. И все же… Конунгом фьяллей был Торвард, и он отвечал за все.
Впрочем, сейчас Торвард уже знал, что ничего особенно страшного не случилось: по дороге с островов они уже выходили на фьялленландский берег возле Совиного фьорда. Обрадованные возвращением давно отсутствовавшего конунга, местные жители рассказали, что и впрямь несколько месяцев назад ланд-хёвдинг посылал ратную стрелу, собрал войско, посадил его на корабли и вывел в море перед Аскефьордом, чтобы отразить нападение, предпринятое кваргами во главе с Эдельгардом ярлом.
– А, Эдельгард ярл у меня с собой! – Торвард усмехнулся, словно речь шла о какой-то безделице, и показал местному хёльду, Асвинду Немому, на свой корабль, где сидели возле мачты наследник Рамвальда конунга и еще несколько наиболее знатных пленников. – И что у вас было?
– Боги даровали… – начал Асвинд, которого прозвали Немым за крайнюю неохоту, с которой он вступал в беседу. – Ну, в общем…
– Не мучайся, – позволил Торвард.
– Ну, вломили мы им… – с облегчением доложил Асвинд хёльд. – А ты как… того…
– И я им вломил. – Торвард улыбнулся, и Асвинд радостно растянул в ухмылке рот. Там не хватало аж трех зубов, но менее искренней это его радость не делало. Наконец-то Торвард сын Торбранда вернулся туда, где его успехам от души радуется каждый встречный!
«Ушастый» шел по Аскефьорду, но радостная весть даже его опережала – каждый, кто его замечал или слышал о нем, в свою очередь бежал, скакал или греб к соседу. Поэтому когда «Ушастый» наконец подошел к причальной площадке, там уже собралась обязательная в таких случаях толпа, возглавляемая кюной Хёрдис и Эрнольвом ярлом. Они ждали на обычном месте – под большими соснами на взлобке, с которого открывался вид на песчаную площадку Конунгова причала. Торвард подошел, и все вглядывались ему в лицо с тайной тревогой: все знали, почему он так долго не возвращался домой, и хотели знать, каковы его дела сейчас. Но конунг улыбнулся, и народ радостно закричал – по крайней мере, все было не так плохо, как можно было ожидать после проклятия самой фрии Эрхины.
В Аскегорде никогда не любили пышных речей, поэтому встреча вернувшегося конунга проходила вполне буднично.
– Приветствую тебя на земле твоих предков, Торвард конунг, сын мой! – произнесла положенные слова кюна Хёрдис, держа перед собой серебряный Кубок Кита. – Не спрашиваю, удачен ли был твой поход, – то, что ты вернулся живым и на своих ногах… а не так, как иной раз бывало, само собой доказывает, что все не так плохо, как могло бы быть. Особенно по сравнению с тем, что мы ожидали.
– Ты так добра и красноречива, о благороднейшая из королев Морского Пути. – Торвард наклонился и нежно поцеловал свою мать, а она в ответ с выразительным удивлением скривила рот. Особых нежностей между ними не водилось, Хёрдис не имела к ним склонности сама и с детства не приучила сына. Всему, что Торвард знал о любви, его научили другие женщины, но это не мешало ему делиться с матерью приобретенным на стороне. – Я привез тебе подарки. И самый драгоценный из них таков, что его нельзя ни увидеть, ни потрогать, однако же нет на свете ничего, что ты оценила бы выше.
– Ты стал говорить загадками, Торвард конунг, сын мой. Раньше за тобой такого не замечали.
– Каждый ведь может измениться. Я тоже не спрашиваю, благополучен ли наш дом. Уже то, что ты встречаешь меня здесь, в то время как я знаю человека, желавшего продать тебя в рабство…
– А, явился, – перебила его кюна Хёрдис, заметив в это время Эдельгарда ярла, которого вели с корабля. – Давно не был. Где ты его взял? – И она презрительно изогнула губы, словно увидела негодный товар, который ей однажды уже пытались всучить.
– На Зеленых островах подобрал. – Торвард усмехнулся. – Я так понял, он сюда наведывался?
– Да, он приходил с девятью кораблями, – подтвердил Эрнольв Одноглазый. – Но Лейдольв нас предупредил заранее, мы собрали людей и встретили кваргов в море. Лейдольв сам сзади подошел, короче, три его бывших корабля стоят в твоих сараях, Эдельгарда ярла то есть, я пока поставил их туда, а ты, конунг, уж сам решай, нужны они тебе или будем продавать. Братья Хродмаринги неплохо себя показали – хоть твоя мать и не склонна отдавать им должное, но я уверяю, что они…
– Ах, это вы поговорите потом, как там отличились сыновья моей сестры Ингвильды! – опять перебила его кюна Хёрдис. – Разумеется, они ведь внуки моего отца! Должны же и они быть на что-то годны, но это же прямая их обязанность, раз уж они – Стражи Причала, больше ничего. Лучше скажи мне, куда теперь вот это девать? – И она небрежно указала подбородком на Эдельгарда ярла. Тот стоял опустив голову, не имея сил взглянуть на женщину, которую грозил продать в рабство. В такие мгновения Торвард особенно любил свою мать.
– В Винденэс повезу. – Он улыбнулся. – Продавать. Он мужчина рослый, сильный, почти еще молодой, за него немало можно выручить. Марок… двадцать серебром. Меньше попросить – он обидится, что его низко ценят.
– Сам собираешься везти? – спросил Эрнольв ярл. – Я бы сказал, конунг, что это довольно неосторожно. Судя по тому, как кварги теперь относятся к нашим кораблям, они считают, что мир с нами у них разорван. Говорят, что еще зимой ты совершил набег на Винденэс.
– Надеюсь, ты взял хорошую добычу? – влезла кюна Хёрдис.
– Это был не набег. Я там просто развлекался, – ответил Торвард, который сам уже с трудом понимал, зачем сотворил на зимних праздниках в Винденэсе все то, за что ему теперь пытались мстить. – Добычу я потом взял на Зеленых островах.
– А вот эти винденэсские решили, что это был набег! Мы так поняли, что ты убил Рамвальда, а всех женщин дома обесчестил.
– Я хотел, но не успел. – Торвард ухмыльнулся.
– Я была о тебе лучшего мнения! – Кюна Хёрдис с осуждением глянула на него. – Прежде ты был более расторопен!
– Но в Винденэсе думают, что мы с ними воюем, – продолжал Эрнольв ярл. – А уже скоро начнутся осенние торги.
– До осенних торгов мы успеем с ними помириться.
– Ты думаешь, это возможно? – Кюна Хёрдис с выразительным недоверием подняла свои черные брови, точно так же, как это делал Торвард. – А я думаю, что теперь нам придется воевать с ними всю оставшуюся жизнь, пока мы не перебьем весь род их конунгов и не захватим Квартинг!
– О нет! – ужаснулся Торвард. – Зачем мне возиться с этими набегами, которые на них каждый год обрушиваются с юга и с запада?
– Но помириться и правда будет нелегко, – заметил Эрнольв ярл. – У меня сложилось такое впечатление, что кварги обижены на нас очень сильно.
– У меня есть оправдание. Я ведь не убил Эдельгарда ярла и даже не покалечил. Я его скрутил очень бережно… почти как девушку. И собираюсь в целости вернуть домой. Пусть Рамвальд конунг посчитает это моим извинением за то, что я испортил ему йоль! А оставь я Эдельгарда воевать в Западных морях, кто знает, не нарвался бы он на кого-нибудь похуже меня?
– Да где ж ему найти похуже тебя! – с законной гордостью за свое порождение проворчала кюна Хёрдис.
– Но сейчас идти в Винденэс тебе будет довольно рискованно, – предостерег Эрнольв ярл.
– А я сам и не пойду. Я знаю одного человека, который будет нашим послом. Вы с ним еще не знакомы, но стоит познакомиться. Он вам понравится.
– Он тоже у тебя с собой? – Кюна Хёрдис оглядела корабль.
– Нет. Но скоро он здесь будет. Мне только нужно будет еще раз кое-куда съездить.
– Далеко?
На этот вопрос Торвард не стал отвечать. Краем глаза он уже некоторое время назад заметил нескольких женщин, стоявших поодаль. Сэла из Дымной Горы уже поздоровалась со своим братом Аринлейвом и теперь ждала, когда Торвард ее увидит. На лице ее сохранялось совершенно независимое и невозмутимое выражение, но сердце билось так бурно и громко, что Дер Грейне, Хильделинд и Сольвейг Красотка, стоявшие рядом, наверняка должны были услышать. За прошедший год она вполне убедила себя, что их короткая бурная любовь, разразившаяся прошлым летом, с ее стороны была просто временным помешательством после всех сводящих с ума чудес острова Туаль. А для Торварда – незначительным любовным приключением, одним из множества таких же, происходивших у нее на глазах. Она с тревогой ждала его возвращения домой, как и все жители Аскефьорда, ждавшие назад своего правителя и защитника. Но когда в усадьбу Орелюнд, куда она с сестрами и невесткой приехала с подарками для недавно родившей фру Ингильборг, прибежал Фагир, средний сын Храппе рыбака, с криком, что по фьорду идут «Ушастый Дракон» с «Единорогом» и что конунг возвращается, сердце ее разом ухнуло вниз и до сих пор стучало где-то в животе. От волнения она не разбирала, что вокруг говорят, и не чуяла земли под ногами, когда вместе со всеми бежала к Конунгову причалу – успеть бы! Хорошо, что все прочие были взволнованы и возбуждены не меньше, и ее состояния никто не замечал. Она надеялась, что так.