Не судьба, Юлия. Не судьба. Это шоу закончилось еще до начала.
Все это – съемки, Эдвард, Макс было словно в прошлой жизни. Не имело никакого значения, будто случилось не со мной.
– А потом я все-таки решил, что пусть драконы живут. – Шприц легонько кольнул меня под левую лопатку. – Что мне нужна спокойная жизнь с любимой женщиной, и меня даже устроят драконы, если ты будешь рядом. Пусть себе живут, и бог с ней, с моей ненавистью, я смогу с нею справиться.
Кристиан отошел, и я услышала, как шприц полетел в пустое мусорное ведро.
– Лучше бы ты ничего мне не говорил, – сказала я, вновь натягивая блузку. – Лучше бы ты был просто…
И осеклась. Когда-то давным-давно у Георхоса был открытый, честный взгляд и внутренняя смелость, которой я восхищалась. Тогда, в юности, он казался мне рыцарем, который сражается за то, чтоб мир был лучше. Чтоб слепые стали зрячими, больные – здоровыми, а обиженные получили утешение. И в кого он в итоге превратился? Кем он стал?
Я любила его. Я так его любила.
– Может быть, – с легкостью согласился Кристиан.
Подошел, осторожно опустил руки мне на плечи. Если не оборачиваться, то можно закрыть глаза и представить, что это Макс. Впрочем, лучше не представлять. Это слишком больно. Однажды глаза придется открыть и взглянуть правде в лицо.
– Если я не буду паинькой, то ты уничтожишь драконов, – едва слышно сказала я. – И Макса – в том числе.
– Да, – согласился Кристиан. – Он, конечно, дурачок, но он мне симпатичен. Чисто по-человечески нравится. Но я все-таки не настолько благороден, чтоб смириться и отойти в сторонку.
Все, как я и думала. Моя покорность – залог выживания драконов. И цена жизни Макса в первую очередь. Что ж, раз так, я буду покорной.
Руки сами потянулись к блузке, медленно стянули ее с плеч. Бюстгальтер расстегивался спереди – вспомнилось, как когда-то в спальне на Бобровом острове Макс едва не сломал эту хлипкую пластиковую застежку. Глаза горели, словно в них бросили горсть дымящегося песка, но я дала себе слово, что не буду плакать. Никто больше не увидит моих слез. И сегодня обойдусь без приема хортасина – угасающее зрение медленно погрузит меня во мрак, и тогда не придется смотреть в лицо человека, который занимается со мной любовью.
За окнами уже была ночь. Глухая, непроницаемая – ни отблеска в окнах, в Нижнем городе люди рано ложатся спать. Пальцы Кристиана осторожно пробежались по моим плечам, а потом невесомо легли на грудь. Я стояла, не в силах пошевелиться. Телевизор продолжал перебирать кадры шоу: губы Куллинана, который о чем-то спрашивал Эдварда, шевелились, как у большой рыбы. Я вдруг поняла, что меня знобит, и в то же время откуда-то из глубины медленно поднималось тепло.
– Инга, – шепнул Кристиан мне на ухо, словно пытался распробовать имя на вкус.
А грудь уже томно ныла под томительными прикосновениями его пальцев, и, увидев на экране силуэт Макса, стоявшего в дальнем конце съемочной площадки, я сказала себе, что сейчас предаю лучшего человека в своей жизни, чтоб спасти его. Мы оба стали предателями, и оба спасли друг друга.
Потом мы все-таки переместились с кухни в спальню, и я впервые обрадовалась тьме, когда Кристиан не включил лампу. Простыни были прохладными и слегка влажными, Кристиан целовал меня с уверенным спокойствием человека, которому больше некуда спешить и нечего терять, и я вдруг поняла, что откликаюсь на его поцелуй. Что больше не лежу, как восковая кукла, и обнимаю его за плечи.
Меня тотчас же обожгло таким стыдом, что я едва не потеряла сознание от внутренней боли. Мне было невыносимо понимать, что я сейчас – такая. Что губы уже горят от поцелуев, что я задыхаюсь от наполняющего меня жара, что сильные ладони давят на мои колени, и бедра сами собой раскрываются, что я выгибаюсь под Кристианом всем телом, вжимаясь в него, желая быть ближе…
Это какое-то безумие. Это не я.
Когда Кристиан вошел в меня одним резким толчком, я еще успела подумать о том, что все это похоже на драконье наваждение. Что так было с Эдвардом, когда он пытался меня соблазнить, а я делала все возможное, чтоб противостоять влечению. А потом исчезли и мысли, и стыд – и остались только быстрые движения, которые отдавались во мне настолько жгучим и болезненным удовольствием, что я почти перестала дышать. Это был густой туман соблазна и какого-то невероятного, недостижимого наслаждения, и мне, заблудившейся в этом тумане, сейчас хотелось только двигаться навстречу Кристиану и сгорать вместе с ним от нетерпения и удовольствия.
Мне хотелось больше. Мне хотелось сгореть вместе с ним в этом пламени, что растекалось по телу неторопливыми волнами. И я была счастлива до слез, что в темноте не вижу лица Кристиана. Кажется, я кричала, уже не сдерживаясь, изо всех сил впиваясь пальцами в плечи любовника. Кажется, на мгновение я все-таки потеряла сознание, когда все тело прошило судорогой оргазма, а чужая плоть стала пульсировать во мне, выплескивая семя. Кажется, меня накрыло тьмой, в которой я расслабленно обмякла на кровати, и какое-то время в моем мире больше не было ничего – ни горя, ни стыда, ни сожалений.
Потом Кристиан обнял меня, до боли знакомо поцеловал в затылок и негромко произнес:
– Спи. Спи и ни о чем не думай. Все хорошо.
Когда-то, кажется, целую жизнь назад мы с ним точно так же засыпали вместе под яблоневым деревом, на клетчатом пледе. И сейчас я надеялась, что усну до того, как мысли о Максе вернутся ко мне и станут разрывать сердце. Но сон не спешил, и я могла лишь представлять, что лежу в своей комнате на проекте, а человек, который обнимает меня с таким трепетом и заботой, – это Макс. Это может быть только он.
И у меня почти получилось. Я думала, что в эту минуту далеко-далеко на севере Макс вспоминает обо мне, и надеялась, что он делает это с теплом. Что ему обязательно станет легче. Что однажды, может быть, совсем скоро, мы с ним встретимся в кафе неподалеку от моего дома.
Каждый хоть раз в жизни, но полюбит. Каждый хоть раз в жизни, но найдет.
Макс написал мне на следующий день. У меня тряслись руки, когда я открывала его сообщение.
«Давай встретимся в мэрии в час дня. Оформим документы на развод». Вот и все. Все. Некоторое время я сидела на кровати, бездумно крутя в пальцах смартфон. По большому счету это правильно. Макс и должен быть таким – спокойным, холодным и уравновешенным. Так будет не слишком больно, так он сможет перенести все, что с нами случилось.
Интересно, как его вознаградят? Тот, кто отказался от своей любви ради спасения других, достоин самой большой награды. Как сказал бы Кристиан, цитируя Святое Писание, блажен тот, кто душу положит за други своя. Макс был моей душой, и его у меня отобрали.
Я рассмеялась негромко и горько. До встречи было два часа – успею привести себя в порядок, приодеться и добраться до мэрии. Отсканируем наши ладони, подпишем бумаги, и все закончится.
Платье, в котором я когда-то пошла с Максом на свидание в Кефалинский парк, было единственным приличным – после первой встречи с драконами в «Финниган тауэр» я возненавидела деловые костюмы. Одевшись, я посмотрела на себя в зеркало и подумала, что хорошо, когда с нами остаются хорошие воспоминания. Иногда к ним так легко вернуться.
Макс ждал меня, сидя на ступеньках мэрии, словно какой-нибудь студент или вольный художник. В руках у него был свежий выпуск «Экономиста». Я не читала его, прекрасно понимая, о чем там идет речь. Знатоки оказались не правы, Кристиан Семеониди по каким-то непонятным причинам отказался от власти. Кто же займет место Хвозняковски… а впрочем, ну их всех к дьяволу. Это уже не имеет значения. Я расплатилась с таксистом, вышла из машины и сразу же поймала взгляд Макса. Он смотрел на меня с такой тоской, что становилось больно дышать.
В следующий миг он уже сбежал с лестницы и прижал к себе так крепко, что я невольно ахнула. От Макса пахло дорогим одеколоном и спиртным, он явно пытался залить свою боль алкоголем, и я с облегчением заметила, что над нами закружилось облако искр, – он не копил в себе пламя, он будет жить. Потом мы целовались, словно влюбленные первокурсники, губы Макса были сухими и слегка солеными на вкус, и он сжимал меня в объятиях с такой отчаянной силой и горькой нежностью, словно пытался присвоить и никогда больше не отдать.
«А если мы сбежим?» – подумала я, и в голове сразу же прозвучал ответ:
«Нас найдут и вернут на могилы драконов… Я об этом думал, Инга. Все бесполезно».
Почему-то лицо стало влажным, и Макс тотчас же отстранил меня и нежно провел пальцами по щекам, смахивая слезы.
– Нет-нет, не плачь, – попросил он. – Не плачь, не надо. Мы ведь будем встречаться. Я буду ждать.
Я шмыгнула носом. Взяла его за руки.
– Ох, Макс… Как ты?
Можно было не спрашивать. Он сейчас чувствовал то же, что и я. Разорванную на части душу вряд ли можно чем-то вылечить.
– Я стараюсь, – признался Макс. – Мы справимся, мы ведь не перестали любить друг друга.
– Не перестали, – призналась я.
Макс сжал мои руки и кивнул в сторону входа.
– Пойдем, закончим с бумагами. Нам еще есть чем заняться.
Отдел расторжения браков встретил нас прохладным сумраком унылого казенного помещения. На стенах висели образцы заполнения документов в случае развода с участием суда, большой плакат советовал не рубить сплеча и обратиться к семейному консультанту, ведь все еще можно спасти. Я устало подумала, что могу решить почти любую проблему, кроме своей собственной. Паршивый из меня получился бы консультант.
– Положите ладони на сканер, – велела тетушка, которая сидела за стойкой.
Белые пергидролевые кудри, уложенные в башню на голове, делали ее похожей на героиню какой-то абсурдной пьесы. И месяца не прошло с тех пор, как мы поженились…
Мы отошли от сканера, он выдал на экран наши документы, и тетушка вопросительно подняла бровь.
– Финниган? – спросила она. – Дракон?
Макс угрюмо кивнул. Все как в прошлый раз, только сейчас история повторяется в виде трагического фарса.