Герцогиня Мергерит, сидевшая на троне, сделала невольную попытку встать мне навстречу, но благополучно сдержала свой порыв и лишь величаво кивнула, допуская к своей ручке.
Мария, она же Машка, дочь Карла, сидевшая рядом на малом троне, обошлась без внешних порывов, но в ее глазах я прочитал совсем нескрываемую радость от моего прибытия. Впрочем, как и в глазах Мергерит. Млять, да что же здесь творится? Порву к епеням бунтовщиков!
– Покиньте нас… – Мергерит отослала свою свиту.
– Госпожа, я ваш покорный слуга… – Перья берета в очередной раз скользнули по палисандровому паркету. – Просто назовите имена и изъявите свою высочайшую волю…
– Происходит непонятное, и я озабочена… – Герцогиня трагически вздохнула. – Но до меня доходят слухи… А давеча сей сеньор осмелился меня прервать…
Короче, Мергерит волю изъявила…
Ну что же… Отбросим в сторону моральные терзания. Да, я воистину симпатизирую свободолюбивым фламандцам, но извините…
– Что вы сказали? – Проходя мимо небольшой группы придворных, я круто развернулся к ним и в упор посмотрел на дородного носатого толстяка в фиолетовом пурпуэне.
– А кто вы, собственно, такой? – надменно поинтересовался толстяк.
Очень хорошее начало. Меня при дворе знает каждая собака. И ты, жирдяй, знаешь… Ну-ну…
– Кавалер ордена Дракона, кондюкто лейб-гвардии его светлости герцога Карла Бургундского, барон ван Гуттен… – Я, изображая подобие поклона, сделал маленький шажок вперед и слегка толкнул придворного грудью. – Так что вы сказали?
– Сеньор Босхштадт, барон ван Гремсдорф… – Толстяк недоуменно крутнул башкой, ища поддержки у собеседников. – Ничего в отношении вас я не говорил. И вообще…
– Настоящему мужчине всегда есть что сказать! – презрительно выплюнул я слова. – Так что вы здесь делаете, барон?
В голове вертелась характеристика сего персонажа. Колоритный представитель фламандского дворянства. Впрочем, дворянином в нынешнем понятии этого слова его назвать трудно. Промышленник, коммерсант… и прочие подобные титулы, но никак не дворянин. Один из основателей зреющей фронды во Фландрии, оборзевший до такой степени, что посмел открыто возражать герцогине и обговаривать новые налоги, наложенные Карлом на свои владения. Тут я с ним согласен: Карлуша, конечно, крайне не прав… но это сейчас не имеет никакого значения.
Карл открыто заигрывал с представителями фламандской знати, прощал им многое в обмен на лояльность и деньги. И что? Едва его слава покачнулась, и эти упыри, в том числе данный клиент, стали позволять себе слишком много. Ну… это дело поправимое…
Открыто в измене, особенно в отсутствие герцога, их не обвинишь, а заводиться с поисками ереси времени нет, так что справимся более простым методом.
– Вы, барон, изволите сомневаться в моей мужественности? – Толстяк демонстративно поправил свой гигантский гульфик и опять обернулся к приятелям. – Вы слышали, что он сказал?
– Как можно сомневаться в том, чего нет? Барон, а почему вы не на войне?
– Я… я выплатил щитовые за десять лет вперед… – Барон гордо повел носом. – Так что…
– Что «так что»? А… я понял: дома просиживать перины и валять дворовых девок гораздо безопаснее, чем воевать…
– Да как вы смеете?!! – открыто заорал барон.
– В чем дело, господа? – Рядом с нами появился де ла Марш. – Немедленно прекратите ссору!
– Налицо оскорбление!..
– Барон ван Гуттен первым начал!..
– Он, это он оскорбил!..
– Неслыханная наглость!.. – загалдели разом прихлебатели Гремсдорфа.
– Тихо! – властно рыкнул де ла Марш. – Так ли это, барон ван Гуттен?
– Нет… – скромно ответил я. – Абсолютная неправда. Сии господа нагло врут.
– Да я подам жалобу… – разъяренно выкрикнул толстяк и от волнения дал петуха.
– Я не ослышался? – Майордом прищурил левый глаз. – Вы заявили о жалобе? Речь идет о личном оскорблении, а не о земельной тяжбе. Испокон веков подобные вещи решались одним способом – поединком!
Барон, неуверенно поглядывая на свою свиту, кивнул…
Ну вот… дело как бы сделано – Оливье сработал как по ноткам. И это самое большее, что я могу сделать для герцогини. Правда, совсем не уверен, что смерть барона каким-то серьезным образом изменит политическое положение во фландрских владениях Бургундии. Да, скорее всего, никак не изменит. Нужен реальный триумф Карла, который и заткнет глотки недовольных. Ну и, конечно, скорое окончание войны. В общем, будем надеяться. Я, конечно, разделяю мнение своих новых покровителей, но все же считаю, что Карлушу хоронить рано. Да, все против него, причем критически, но блудливую девку Фортуну еще никто не отменял.
Да, совсем забыл… Барона-то я зарезал. В буквальном смысле слова – выпустил ливер на землю. Но не первым. Первым ушел в страну вечной охоты довольно умелый шевалье, которого барон выставил вместо себя. Да и Клаус отличился – неожиданно ловко раскроил череп своему поединщику, соответственно тоже оруженосцу.
После сего варварства герцогиня призвала меня к себе и, смущаясь как девочка, вручила впечатляющего вида цепь с громадным, усыпанным лалами и изумрудами медальоном. Сказала несколько ласковых слов и даже улыбнулась Клаусу, отчего он чуть не рехнулся от счастья. А потом, при полном стечении двора, сурово отчитала и отлучила от Отеля на месяц. А Машку от меня опять спрятали. Вот так…
Потом я заявился к де ла Маршу и надрался с ним в зюзю. Жрали баранину и каплунов, заливали в глотки отличное вино с его виноградников и горланили походные песни. Словом, оттянулись по полной. Ну а что? Солдатом был – солдатом и остался – так что все по чертежу. А рано утром, с отчаянно трещавшей головой, я отправился на войну.
– Монсьор…
– Отстань… – продираясь сквозь жесточайшую головную боль, я обдумывал причины, по которым герцогиня натравила меня на несчастного барона. И приходил к выводу, что Маргаритка имела на то какую-то свою личную необходимость. Или просто захотелось ей, чтобы формально за нее подрались. А фронда тут вообще дело десятое. Или даже сотое.
– Она такая!!! – Клаус, не обращая внимания на мое ворчание, восторженно закатил глаза. – Не такая, как все!!!
– Ну да… – согласился я с пацаном, а сам подумал совсем о другом.
Все они одинаковые…
Уж я-то знаю…
Глава 31
Свирепый, сбивающий дыхание смрад, дикая, непролазная грязь, рокочущий непрерывный гул, состоящий из командного ора, ржания лошадей, болезненных и пьяных воплей – все это является неотъемлемой частью стоянки средневековой армии. Жуткое, я вам скажу, зрелище. Ад в чистом виде.
Но, черт побери, как же я по всему этому соскучился!!! Как бы там сказали жутко умные психологи – профессиональная деформация? Или деградация? Нет, скорее всего, не так…
Да какая, нахрен, разница! Все равно этих шаромыжников пока нет как класса. А если бы и появился кто-нибудь из их братии, исход сего рояля предсказать совсем не трудно. Да, конечно: костер – а что еще? С функциями психологов и всяких там психотерапевтов сейчас вполне справляется духовенство – своеобразно, конечно, но очень действенно. Во всяком случае, никто не жалуется…
Так, о чем это я? Да ну их в топку, психологов этих. Нашел о чем думать…
В лагерь бургундских войск я прибыл двадцать первого июня ближе к ночи. Еще с час простоял у въездных рогаток, а потом долго искал расположение своей роты. Ну и по роже, конечно, съездил одному новобранцу, вздумавшему не пускать отца-командира в шатер к лейтенанту Логану. Почивают, видите ли, оне! А вообще, молодец парнишка. Надо будет его как-то отметить за службу.
– Монсьор!!! – Мой буйный, впечатлительный скотт, по обычаю пустив слезу, ринулся в объятия.
– Братец Тук!!! – Я тоже украдкой смахнул слезинку и от избытка впечатлений лупанул кулаком по мощному загривку шотландца.
А что? Да, мы, конечно, очерствевшие жуткие головорезы, но в чем-то все же сентиментальные. И не стыдно совсем. Слезки-то специфические, проходят по разряду «слеза скупая, мужская».
– Монсьор… как же я…
– Ну, хватит, братец, хватит…
Логан, явственно хлюпая носом, тепло поприветствовал Клауса, потом близнецов, а затем недоуменно обернулся ко мне:
– А где Иост?
– Не уберег я его…
– Но как? – Скотт яростно саданул кулачищем по манекену для доспехов.
– Так. Все там будем. Угомонись и прикажи подать ко мне в шатер еды, вина и горячей воды. Будем говорить и поминать…
Но толком не успели: примчался дежурный офицер и передал приказ срочно следовать к государю. М-дя… а я, наивный, рассчитывал хоть немного отдохнуть и поспать. Но служба есть служба, никуда не денешься. К тому же я так навьючен разными письмами, сообщениями и депешами, что вполне себе напоминаю среднестатистического почтальона. Даже посылки присутствуют – Маргаритка с Машкой для супруга и папеньки передавши. И чем раньше освобожусь от сего балласта, тем лучше для меня.
Так, дело привычное… Парадное готическое железо на телеса, неизменный беретец на буйну головушку, вбил ноженьки в ботфорты и приладил всякое режущее и пырятельное к поясу. Что еще? Конечно, бижутерия. Много бижутерии. Вот теперь все. Глянул в зеркало и тихо посетовал на осунувшуюся морду. Но тут никуда не денешься – с таким темпом и образом жизни надо сказать спасибо за то, что вообще на ногах стоять способен.
Великий князь Запада, сиречь Карл Бургундский, успел обзавестись новым шатром вместо утраченного при Грансоне, не менее великолепным, так что внешне в ставке ничего не изменилось. Ну и в карауле мои негрилы, конечно. Стоят не шелохнувшись, полные собственной значимости, черные морды разъели, глаза полыхают радостью – еще бы, господин приехал. Герцог опять переобмундировал свою личную охрану, и теперь они щеголяют в шитых серебром черных бархатных ливреях. Смотрятся очень жутко для непривычного средневекового взгляда. Жутко и великолепно. Словом, молодцы. Для каждого найду доброе слово, но позже – после приема у Карлуши.