– Неправильно! – сказала Анна Ивановна, обводя глазами класс. – Правильный ответ: клесты и зимородки. Что используют пчелы и осы как закрепитель при строительстве сот?
– Чубрикова! – сказал оставленный в покое Лодкин.
Чубриков вспомнил взгляд Анны Ивановны и на всякий случай промолчал.
– Слюну!
– Правильно, Сундукова. Каких насекомых зовут как животных?
– Жук-олень и жук-носорог! – сказала Маша, вспомнив, что смотрела об этом кино.
– Молодец, Свиридова! Есть ли у комара зубы?
– Нету, у него хобот!
– Неправильно. У комара 22 зуба!
– Какую птицу называют кошкой?
Куклаваня хотел было завопить из-под парты, что Дусю, но Маша вовремя закрыла ему рот ладонью.
– Сову, – сказала она.
– Правильно, Свиридова. У кого самое сильное обоняние?
– У бабочки! – первой догадалась Катя Сундукова.
Анна Ивановна снова заглянула в свою книжку:
– А самый сильный яд у кого?
– У Пантагрыза, – загадочно проворчал под нос новый завуч.
Учительница, не расслышав, посмотрела в его сторону и увидела, что завуч барабанит пальцами по столу. «Недоволен знаниями детей! Какой ужас!» – подумала она.
– Самый сильный яд – у тигровой змеи, – торопливо сказала она. – А теперь самое простое. Помните, что такое овощи и фрукты? Приведите пример овоща!
– Варенье! Оно не растет на деревьях! – снова завопил пупс.
– Варенье – не овощ и не фрукт. Варенье – имя существительное! Мысли, Свиридова! Думай! – раздраженно сказала Анна Ивановна, решившая, что это кричит Маша.
Маша, видя, что Куклаваня никак не угомонится, нырнула под парту и стала воевать с пупсом, стараясь затолкнуть проказника в рюкзак.
– Свиридова! Что ты делаешь под партой? – вскипела Анна Ивановна. – Вначале болела, а теперь мешаешь одноклассникам! Еще одно замечание – и выйдешь из класса!
Дима Булкин с соседнего ряда погрозил Маше кулаком. Он был безвылазным, хотя и старательным троечником и считал, что в этом виноват не он, а те, кто мешает ему получать образование.
Куклаваня в рюкзаке утихомирился и до конца урока просидел смирно. Маше хотелось посмотреть, чем он там занимается, но она не могла заглянуть под парту, чтобы не рассердить учительницу. Как оказалось, молчание пупса объяснялось просто: все время, пока шел урок, проказник разрисовывал ее дневник.
– Зачем ты это сделал? Совсем в голове ваты не осталось? – набросилась на пупса Маша.
– И чего ты злишься? Я хотел, чтобы было красиво, – миролюбиво сказал Куклаваня. – Скажи: красиво?
– Красиво! – мрачно признала Маша.
– Ну вот видишь! С тебя шоколадка!
Не успела Маша ответить, как увидела, что к ней идут учительница и новый бородатый завуч.
– Свиридова! – с беспокойством сказала учительница. – Игорь Максимович хочет поговорить с тобой о твоем поведении. Пойдешь с ним в его кабинет.
Ощущая себя приговоренной к смерти, Маша понуро следовала за огромной сутулой спиной завуча. Анна Ивановна пожалела ее.
– Игорь Максимович, вы с ней не строго! – крикнула она, догоняя завуча. – Она вообще-то хорошо учится, и поведение у нее нормальное!
– Сам разберусь! Не путайся под ногами! – прогудел завуч, отодвигая учительницу в сторону. От такой грубости Анна Ивановна вспыхнула и застыла столбом, а завуч уже завел Машу к себе в кабинет и захлопнул дверь.
Маша оказалась в небольшой комнате с географическими картами на стенах, компьютером и графиками успеваемости по классам.
«И Куклавани нет!» – тоскливо подумала Маша. Ей захотелось оказаться далеко-далеко отсюда.
Огромный завуч повернулся к девочке и навис над ней, как подъемный кран над маленьким домиком.
– Я не собираюсь тебя ругать! Мне все равно, как ты вела себя на уроке. Я хотел поговорить с тобой как со взрослым человеком! – проскрипел он.
– О чем? – спросила Маша, почувствовав некоторое облегчение.
– Видишь ли, я давно интересуюсь археологией, и мне хотелось бы открыть в школе археологический музей. Ребята могли бы приходить и любоваться на древние булыжники, ископаемые кости, обломки копий и другой никому не нужный хлам. Правда, здорово?
– Здорово, – осторожно согласилась Маша.
– Я рад, что тебе понравилось, – в голосе завуча послышалось облегчение. – У тебя дома случайно нет какой-нибудь древности? Каменного топора, шкуры саблезубого тигра или… какого-нибудь интересного кувшина?
Последние слова Игорь Максимович произнес таинственным шепотом и с особенным придыханием.
– Я не знаю… Я поговорю с папой, – пообещала девочка.
– Нет, не надо! Лучше я сам вечером загляну к вам домой. Посмотрю, что у вас есть для музея. Особенно меня интересуют небольшие кусочки керамики с рисунком. У тебя нет чего-нибудь похожего?
– Кажется, есть… – Маша вспомнила волшебную мозаику и спохватилась. – Нет, нету…
– Так есть или нет? – Игорь Максимович вперил в нее горящий взгляд.
Любопытство к осколкам было подозрительным, но девочке льстило, что с ней говорят, как со взрослой. «Ведь он же не Мымр, почему бы не отдать ему волшебную мозаику? У него она будет в безопасности!» – мелькнула у девочки мысль, показавшаяся ей удачной.
– Она ведь у тебя не с собой? Согласись, глупо таскать с собой кусочки керамики! Тебе-то они ни к чему, а мне бы пригодились.
Маша хотела ответить, что мозаика у нее дома, но увидела под столом за спиной у завуча неизвестно как очутившегося здесь Куклаваню. Пупс делал страшные рожи. Скорее всего пытался сообщить Маше что-то важное, потому что размахивал руками так, будто собирался взлететь.
Маша присмотрелась к Игорю Максимовичу и заметила то, чего сам он пока не видел, – что край его густой бороды отклеился и под ней возникло красное бугристое лицо, то самое, которое она уже видела в зеркале.
– У меня нет никакой мозаики!
– А я говорю: она у тебя! – взревел завуч.
Девочка стала незаметно пятиться к дверям. Лжезавуч медленно надвигался на нее, вытягивал руки и повторял: «Отдай, отдай его мне!»
Видя, что Маше грозит опасность, Куклаваня выскочил из-под стола и опутал чудовищу ноги куском бечевки. Лжезавуч споткнулся и растянулся во весь рост.
Воспользовавшись замешательством завуча, Маша выскочила в коридор. За Машей вышмыгнул пупс, которого она подхватила на руки.
Завуч метнулся следом. У дверей он застыл, провел по лицу рукой и, увидев, что борода отстала, посерел от злобы. Проскрежетав: «Проклятая девчонка!», он ударил кулаком по столу и через стекло прыгнул в окно. Уже в полете его пиджак лопнул. Взметнулись черные крылья.
Когда на звон разбитого стекла в учительскую прибежала уборщица, на полу между осколками лежала похожая на тряпку фальшивая борода. И это было все, что осталось от нового завуча Игоря Максимовича.
Глава 9Начало славных дел князя Пирожевского
– Гой еси, славный князь! Тьфу! Да просыпайтесь же, Петр Петрович!
Пирожков открыл глаза. Над ним склонилось румяное лицо Авдохиной. В руке его соседка держала стакан молока.
– Это из Молочной речки с кисельными берегами. Пришла вас угостить! – сказала Авдохина. Продавщица была ранней пташкой – таких людей обычно называют жаворонками, Пирожков же просыпался поздно и любил поваляться в постели – таких называют совами.
Пирожков отхлебнул молока и, скривившись, спросил:
– А пивного болотца у них тут нету? Я бы из него с большей радостью хлебнул.
Снаружи донесся понимающий хохот богатыря Святозара, который чистил коней.
– Слышь, Баба-Яга! Приезжий богатырь спрашивает: пивное болото у нас на Буяне есть? – радостно окликнул Святозар Бабу-Ягу.
– Я вам покажу пивное болото, шаромыжникам! Им подвиги совершать, а они в пивном болоте увязнуть хотят! – возмущенно заворчала Яга.
Пирожков выглянул в окно. Избушка за ночь ушла из леса и нетерпеливо перетаптывалась там, где сливались воды двух рек – Семиструйной и Молочной с кисельными берегами.
Пирожков спустился с печи и привычным движением, только слегка запутавшись в рукавах, надел кольчужную рубашку.
– Выспался, племяш? Самобранку-то расстилать? – забеспокоилась Баба-Яга.
Жизненный опыт подсказывал ей, что мужчин всегда нужно кормить, поить и укладывать спать.
– Что будем делать с Мымром? Придумала, бабушка?
Баба-Яга смотрела на него одобрительно.
– После завтрака скажу. На голодный-то желудок и ухо не работает! – пообещала она и, вытащив из сундука скатерть-самобранку, расстелила ее на столе.
На скатерти появились пироги с капустой, квас, щи и сибирские пельмени. Авдохина ахнула. Она с легким недоверием взяла пирожок, понюхала и осторожно откусила. На лице у нее появилось удовольствие, смешанное с удивлением, и через полминуты они с князем Пирожевским уже жадно уплетали все, что стояло перед ними.
– Угощайтесь, милки, угощайтесь! Вон травки возьмите волшебной, от нее молодеют, все хвори и недуги покидают, силушка приходит, – одобрила Баба-Яга.
– Как же Святозар? Давайте его тоже пригласим! – забеспокоилась вдруг Авдохина, вскакивая.
– Не полошись! – успокоила ее Баба-Яга. – Я Святозару поесть на двор вынесу. Он так тяжел, что, коли войдет, у моей избы ножки подломятся.
Вскоре завтрак был закончен, и Пирожков с Авдохиной почувствовали сытость необыкновенную. Но это была не городская сытость, граничащая с обжорством, от которой клонит в сон, а сытость особенная, деятельная, побуждающая совершать подвиги.
– А грязные тарелки? Давайте я помою! – самоотверженно вызвалась Авдохина, чувствовавшая себя обязанной старушке.
– Что за блажь их мыть? Вот уж чего никогда не делала! – удивилась Баба-Яга. Она свернула скатерть с четырех концов, и грязные тарелки исчезли сами собой.
– Хорошая вещь скатерть-самобранка! Поел – и никаких проблем! Хочешь разговаривай, хочешь книжку читай, – умилилась Антонина Петровна.
К книжкам у Авдохиной было особенное отношение. Она отзывалась о них уважительно, но брала в руки редко. Еще в детстве Авдохина взяла почитать томик русских сказок, но сказки завалились за диван и пролежали там четыре года.