Богатырь взял палицу и несколько раз сильно ударил по скале, пытаясь расширить ход. После третьего или четвертого удара рукоять палицы сломалась, и Святозар остался безоружным.
– Это слишком твердый камень. Так с ним не справиться, – сказал он удрученно, отбрасывая обломки палицы.
– Близок локоток, да зуб короток, – вспомнил Пирожков пословицу.
– И что нам делать? – Авдохина попыталась просунуть в щель палку и поддеть ею мозаику, но заветная стена была далеко.
– А если из лука? Собьем мозаику из лука, – предложил князь Пирожевский, в котором проснулся авантюрист.
Святозар пустил несколько стрел, но все они обломились, ударившись о камень. Волшебная сила изменяла их полет. Одна из стрел отскочила от скалы и, странным образом повернувшись, пронеслась мимо уха богатыря Святозара. Затем стрела вонзилась в факел и загорелась.
– Чур нас, чур! – отмахнулась Авдохина.
Святозар отложил лук.
– Бесполезно! Так просто Великого Мымра не одолеть. Тут думать надо.
Тем временем Мучуча, не поддаваясь плохому настроению, слопала щи, кашу, пельмени, выпила квас и уже раздумывала, не сожрать ли ей заодно и скатерть-самобранку, чтобы та впредь готовила свои кушанья прямо у нее в животе. Эти размышления настолько ее захватили, что Мучуча прослушала большую часть разговора, который вели Святозар, князь Пирожевский и Авдохина.
Вовремя обнаружив, что Мучуча примеривается съесть скатерть, Святозар подскочил и отобрал ее у обиженной великанши.
– Противный Святозарка! Не буду тебя любить! Я такая голодненькая, а ты такая бяка! – разгневанно крикнула Мучуча и топнула ногой, едва не вызвав обвал.
– В животе скатерть не работает! – догадавшись, что ее огорчило, предупредил Мучучу Святозар.
– А ты откуда знаешь? Ты пробовал? – с подозрением спросила Мучуча.
– Я – нет. А один медведь из Говорящего леса попробовал, и это печально для него закончилось. Он лопнул! – сказал Святозар. – Да будет тебе известно, что я спас тебе жизнь!
– Правда? Ты такой милый! Я была последней свиньей, что тебя разлюбила! Придется полюбить тебя снова! – воскликнула Мучуча.
Они уселись вокруг скатерти-самобранки, разложили светящиеся грибы, зажгли факелы и стали думать, что делать дальше. Говоря откровенно, мало кто думал, потому что каждый надеялся на другого.
– Ты думаешь или притворяешься? – с подозрением спрашивала Авдохина у Святозара.
– Я-то думаю, – отвечал тот. – Это князенька не думает!
– Кто, я? – возмущался Пирожков. – Пусть твоя ханша Авдо думает! У меня уже мозги от думанья затвердели, да только я ничего придумать не могу.
Первой сдалась Мучуча. Она зевнула и прилегла на ковер.
– Может, вздремнем? – предложила она и, не дожидаясь ответа, уснула.
– И правда вздремнем, – согласился Святозар. – Утро вечера мудренее. Авось чегой-нибудь и придумаем, ведь это все-таки Сказочная страна и сны тут вещие.
Богатырь прилег на другой конец ковра, подложил под голову ладонь, и спустя минуту его храп разносился по всему Мрачному ущелью.
В надежде на вещие сны Пирожков с Авдохиной устроились поудобнее и тоже заснули. Вскоре факел мигнул и потух… И вот тогда-то, в кромешной мгле, грифон, выложенный мозаикой на стене, пошевелил лапой…
Глава 16Тайна московской ночи
Как и в Сказочной стране, в Москве тоже наступила ночь. Спала Маша, спал Пыхалка, спал Куклаваня, спали кошка Дуся, Ученичкин и кукла Оля. Старинные часы с маятником гулко пробили час. Очертания стены стали прозрачными, приглушенно захлопали черные крылья, и в комнату проник Великий Мымр. На сей раз монстр был маленьким, не крупнее Куклавани, и крался по ковру бесшумно.
– Нюхом чую: глаз грифона где-то здесь! – шептал он.
Мымр не знал, что осколок мозаики лежит в сугробе, и был уверен, что сможет найти его в комнате. Мымр неосторожно наступил на брошенную газету. Газета зашуршала. Этого было достаточно, чтобы кошка, спавшая у батареи, насторожилась и приоткрыла глаза так, что каждый глаз стал как узкая щель. Дуся давно и совершенно безнадежно мечтала поймать мышь. Она даже все книги мировой литературы читала с «мышиной» точки зрения, то есть только те, где участвовали кошки и мышки.
Специально для Дуси Маша приклеила на стену несколько переводилок с грызунами. Дуся часами рассматривала эти картинки и клялась, что смогла бы составить фоторобот мыши с закрытыми глазами.
Услышав в темноте шорох, Дуся решила, что это мышь. Мгновение она выжидала, а потом прыгнула на шорох. Мымр едва успел нырнуть под диван и затаиться. Дуся улеглась у дивана и принялась терпеливо караулить, пока мышка вылезет. Мымр засопел от ненависти и беспомощной досады. Ему захотелось стать большим и свернуть Дусе шею, но это было опасно. Маша могла проснуться, и тогда в доме поднялся бы переполох, и Мымр наверняка не получил бы глаза грифона. Пока он размышлял, как ему лучше поступить, Дуся просунула под шкаф лапку и попыталась выцарапать Мымра.
– Эй, мышь, вылезай! – потребовала Дуся. – Ты не родственница Барабанусу Ученичкинусу?
– Не знаю я никакого Барабана! – грубо отвечал Мымр. – И вообще этот твой Барабан мне по барабану! Плевать я на него хотел!
– Но почему ты не хочешь выглянуть? Я тебя умоляю! – ласково промурлыкала Дуся.
– Не хочу, и все тут! – отвечал ей Мымр.
– Но почему не хочешь? Я поиграю с тобой и отпущу! – обиженно спросила кошка.
– Не хочу и не буду! – мрачно заупрямился Мымр. – И попробуй сунься ко мне под диван, кошастая!
– Какая ты отвратительная грубая мышь! – рассердилась Дуся. – Я даже думаю, что ты совсем не мышь!
«Вот и рассекретили!» – подумал Мымр, но все же спросил:
– И кто же я, по-твоему?
– Ты крыса! – заявила Дуся. – Грязная грубая крыса из тех, что шляются по подвалам! А я-то приняла тебя за хорошенькую комнатную симпатичную мышку! Советую тебе убраться отсюда, потому что утром мы поставим крысоловку!
И, брезгливо косясь на диван, Дуся пропутешествовала к подоконнику. Если мышами она интересовалась, то к крысам была равнодушна. Более того, испытывала омерзение.
Решив не будить Машу из-за крысы, Дуся улеглась у батареи и вскоре заснула, а Мымр осторожно выбрался из-под дивана. На этот раз он стал еще меньше, размером с муху. И эта крошечная муха-монстр, неслышно работая темными крыльями, перелетела через комнату и опустилась Маше на подушку.
– Ты отдашь мне глаз грифона сама! – просипело чудовище.
Мымр решил прибегнуть к чарам. Далеко не все чары Сказочной страны действовали в человеческом мире, и Мымру пришлось поломать голову, прежде чем он вспомнил нечто подходящее.
Монстр сунул верхнюю левую руку в карман и, порывшись, извлек железную коробочку. В коробочке лежал крошечный меч, который мог увеличиваться до любых размеров или уменьшаться, как и сам Мымр. Здесь же находилась еще книга заклинаний, тоже способная увеличиваться, пузырек с ядом и маленькая булавка. Эту булавку и взял Мымр.
– Булавка забвения – это то, что нужно в таких случаях. Девчонка будет делать все, что я захочу, пока булавка будет у нее. Иголкус превращалус! – пробормотал монстр.
Бормоча заклинания, Мымр подкрался по подушке к девочке и приколол булавку забвения к воротнику ее пижамы. Маша вздрогнула во сне, но не проснулась.
– Ну вот и все! – злорадно потер руки монстр. – Теперь девчонка у меня в руках. Булавка забвения действует во всех мирах.
Во сне Маша перевернулась на другой бок, едва не придавив Мымра щекой. Чудовище едва успело отскочить, обозвав Машу слонихой. Выждав немного, Мымр подлетел к уху девочки и прошептал:
– Проснись, я тебе приказываю!
Маша безмолвно присела на кровати, и это было удивительно, потому что обычно Маша, когда ее будили утром в школу, упрямилась, отбрыкивалась и умоляла: «Мамочка, еще пять минут!»
Мымр заглянул девочке в глаза и удовлетворенно хмыкнул:
– Подействовало! Она делает то, что я говорю!
Маша казалась такой же, как была раньше, но лицо у нее стало отрешенным и холодным, будто застывшим.
– Как тебя зовут? – спросил Мымр, желая удостовериться, что чары действуют.
– Не помню, – вяло откликнулась девочка. Она встала и, покачиваясь, замерла у кровати.
– У тебя есть родители? – снова спросил Мымр.
– Не знаю.
– А друзья у тебя есть?
– Не помню, – эхом откликнулась девочка.
– Она потеряла память, это отлично! Но как бы она не забыла, куда спрятала глаз грифона! – забеспокоилось чудовище.
Мымр подлетел к воротнику девочки и чуть-чуть высвободил булавку, ровно настолько, чтобы Маша вспомнила, что происходило в последние несколько часов. Девочка снова вздрогнула, и ее лицо стало чуть более осмысленным.
– Где мой глаз грифона? Отвечай! – потребовал Мымр.
– Глаз грифона… – повторила Маша. – Жираф… сугроб… снег… мороз… Пыхалка…
Монстр напряженно слушал ее и не понимал.
– Хватит бормотать! Говори яснее! Где ты его спрятала?
– Глаз грифона упал в сугроб, когда Пыхалка превратился в жирафа.
– Олухи! Почему вы его не искали? – рассвирепел Мымр и, как оса, залетал вокруг головы девочки.
– Было уже поздно. Мы хотели утром! – повторила Маша.
– До утра его могут украсть! Украсть мое могущество, мою власть! Глупая жалкая девчонка! Пробил твой час, час смерти и расплаты!
Мымр потянулся к своей коробочке, собираясь достать меч, увеличить его и отрубить Маше голову, но в этот момент на шкафу послышалась возня. Мымр понял, что их голоса разбудили Пыхалку. Мымр не боялся дракончика, но не хотел с ним сейчас связываться, равно как и со всей драконьей породой, способной выдыхать раскаленные языки пламени, испускать оглушительные свисты и становиться невидимыми. В былые годы Мымр уже сражался с дедушкой Горынычем и едва сумел спастись, потому что Горыныч, тогда еще молодой и сильный, опалил ему пламенем крылья.
– Мы с тобой еще встретимся! – просипел Мымр и метнулся к форточке, чтобы немедленно начать поиски глаза грифона. Он прошел сквозь стекло и исчез в снежных хлопьях, на лету увеличиваясь и восстанавливая свой обычный размер.