Драконье лето — страница 2 из 3

ГАЛАВЕР

ГЛАВА 1Квентин

Я шел по каменному коридору. Голубое платье Эйлин мелькало впереди.

В ушах звенело. Мы даже не поздоровались толком. Когда она наклонила голову в знак приветствия, я не пошевелился. Вместо того чтобы ответить, обернулся к воротам, к Мареку и Лин, и наткнулся, как на стену, на хлесткое «Иди!» в два голоса.

Соберись, Квентин. Двери закрыты. Время вспоминать прошлое сгорело у костра, время пережевывать ошибки просыпалось сквозь пальцы в дилижансе, время оплакивать судьбу осталось в Теми, время сходить с ума сгинуло в Херре.

Поливать замки огнем ты уже пробовал, вышло не очень-то. Так почему бы не перевоплотиться в наивного школяра? Тем более что маска будет как раз впору.

Мы вышли на крытую галерею. Эйлин, по-детски подпрыгнув, уселась на высокие перила, и я впервые смог ее разглядеть.

Ей можно было дать и двадцать восемь, и сорок. Ясное небо в проеме арки рисовало стройную фигуру, темные витые косы отливали золотом. Глаза, не улыбаясь, безмятежно следили за мной.

— Простите мне мои дурные манеры, — я коротко поклонился. — Меня зовут Квентин, как вы знаете. Я родился…

— Яблоко? — бесцеремонно перебила она.

Я моргнул.

— Конечно.

Эйлин рассеянно кивнула, глядя вдаль. Пальцы прокатились по голубой ткани и соскользнули с колена. Запястье изогнулось, волшебница повернула голову — и протянула мне плотное желтое яблоко.

Я почувствовал, что расплываюсь в улыбке, как ребенок. Эйлин расправила складки платья — в руке непостижимым образом зарумянилось второе яблоко — и невозмутимо надкусила фрукт.

Интересно, а вступительные испытания точно закончились?

— Потайной карман я бы заметил, — рассудил я. — Снаружи за перилами ничего нет. Магия на это не способна. Яблоко могло прилететь из чулана, но порыв ветра нельзя не ощутить.

Эйлин кивнула.

— Марек вырос перед вами как из-под земли, — сказала она. Голос у нее был под стать облику: глубокий, с теплыми насмешливыми нотками. — О поломанном пруте знает любой школяр, но для новоприбывших чародеев это каждый раз маленькое чудо. Такое же, — она легко соскочила с перил, — как эта корзина.

В боковой нише, что закрывало платье Эйлин, яйцами диковинной птицы желтели пять яблок в плетеном гнезде. Каменный выступ прятал тайник от чужих глаз. Эйлин внимательно смотрела на меня, а я чувствовал, что должен что-то сказать. И совсем не то, чего от меня ждут.

— Прут давно бы расшатали и вытоптали тропинку, а от яблок остались бы одни огрызки, — произнес я. — Значит, кто-то очень любит это место. И этот кто-то — каждый маг. Волшебник — тот, кто бережет маленькие чудеса?

— Скажем, так, — помолчав, сказала Эйлин, — если мои студенты разгромят трактир у Трех Ворот, я отнесусь к этому гораздо спокойнее.

— Студенты?

— Мои ученики. Те, — она лукаво наклонила голову, — кто интересуется. Здесь читают и общий курс наук: историю, грамоту, простые заклинания. Любой школяр после Галавера будет могучим магом, но чародея, что решится пойти дальше, не превзойдет никто. В ясный день он сам себе армия.

— Не ударит такая мощь в голову?

— А на этот случай, — Эйлин тонко улыбнулась, — существуют ненастные дни.

— Маг, который захочет идти дальше, — задумчиво обронил я. — Или должен будет идти дальше?

Эйлин развела руками.

— Что скажет краснодеревщик, если узнает, что ему суждено стать лучшим? Что скажет актриса? Сочинитель? Звездочет? Оскорбленно бросит инструменты, хлопнет дверью и вскричит издали: «Нет, никогда!»? Чем сильнее в вас взыграет дух противоречия, тем раньше мы узнаем, что не сойдемся во взглядах.

— Разумно, — я перевел дух. — Я готов.

— М-м? — Эйлин подняла бровь.

— Стать величайшим из магов. Вы же поставили меня перед фактом, — я развел руками, подражая ей.

— Да! — спохватилась Эйлин. — Ничего не получится.

— Э-ээ… тогда что?..

— Пока я не сообщу вам три простые вещи, — закончила она. — Вы должны меня извинить, но это непременные формальности, а поскольку вы прибыли из глухих краев, они тем более необходимы.

— Я весь внимание, — уверил я, в очередной раз вгрызаясь в яблоко.

— Хорошо… Во-первых, маг не должен совершать преступлений. Вам будет выплачиваться стипендия; если этих денег не будет хватать, обращайтесь ко мне или ищите работу, но воровство или грабеж означают ваше исключение. Дуэли, разумеется, запрещены.

Я едва заметно усмехнулся.

— Во-вторых, магия огня должна быть безопасна, иначе это не магия, а пепел знает что. Вы научитесь дышать, удерживать огонь в ладонях и не наносить вреда — в первую очередь себе. Мы займемся этим сегодня же.

Бесчисленные круги вокруг фермы, долгие годы без полета — и я-то не умею себя сдерживать? Впрочем… левая рука, покрытая ссадинами, разбуженная с утра горячей водой, ныла, как перебитое ураганом крыло. Руки Эйлин были безукоризненны.

— И в-третьих, — Эйлин обреченно вздохнула, — День трех колоколов означает, что…

— Я знаю, — перебил я. — Вам не стоит продолжать.

Эйлин смерила меня усталым взглядом.

— Спасибо, что растянули этот разговор еще на несколько минут, — ровным тоном сказала она. — Так вот: в день, когда колокола бьют не один раз, а три — другими словами, в день, который наступает каждые четыре недели, — вам стоит ночевать одному, если вы не хотите проснуться будущим отцом семейства.

Я сухо поклонился.

— Это все?

— Хочу верить. Ну и… берегите маленькие чудеса, — Эйлин подкинула огрызок в воздух и шлепнула по нему ладонью. Полыхнуло, и яблочные косточки опали горсткой черной пыли. — Ах, да…

Повинуясь сложному жесту, пылинки собрались незримый кулак и вылетели сквозь арку, наливаясь желтым свечением изнутри. Воздушный поток ударил в окно башни напротив, засверкал на кирпичах яркой меткой. Со звоном распахнулись ставни.

— Вот ваша комната, — сказала Эйлин. — Устраивайтесь. Я буду ждать вас на крыше через удар колокола.

Ага. Я высунул голову в проем. Еще одна галерея, ступеньки, коридоры, лестница наверх, которую еще нужно поискать, галерея, башня — впору заключать пари, найду ли я свою обитель до ужина.

Может быть, проще переехать?

— Это испытание? — спросил я.

Эйлин помолчала.

— Вам приходилось убивать?

— Скорее да, чем нет, — вырвалось у меня.

— Ну вот. Уж выход на крышу вы точно найдете.

Голубое платье исчезло за поворотом, а я уселся на перила и принялся размышлять.

Тонкий огонь идет от рук; драконье пламя вырывается с дыханием. Развить первое и притушить второе — только и всего. А вот как закрыться от симпатий и привязанностей? И закрываться ли?

Я не знаю.

Они ведь не враги. Ни наши соседи в дилижансе, ни Марек, ни де Верг. Но они же, прямо или косвенно, лишили меня дома, родителей, неба.

Если я останусь здесь, через неделю-другую у меня появятся друзья, наставники. Анри де Верг был готов отдать жизнь за ту же Эйлин — я уверен, что окажусь крепче? Безжалостнее? Холоднее, наконец?

Я тряхнул головой. В пепел! Драконлор, Лин и Эрик — вот кто интересует меня прежде всего. Магов пока оставим в покое.

Метка под окном поблескивала на солнце. Я соскользнул с перил и отправился искать свои апартаменты.

По наружной лестнице веял ветерок. Навстречу по одному, по двое начали попадаться юные чародеи и чародейки: в брюках, в куртках, в коротких плащах. Видимо, мантии носят лишь практикующие маги, а то и только члены ордена.

Я шел с полузакрытыми глазами и ловил обрывки разговоров.

— …За вторым трупом пришлось идти, — увлеченно рассказывала подруге белокурая девчонка. — А он тяжелый был, гад, даром что без головы. Еле вдвоем утащили. А когда начали вскрывать…

— …Пойдешь сегодня на площадь? Там такая флейтистка…

— …Я ему: жахни, друг! Жахни! И тут как жахнуло!..

— …Не знаю. Носки точно из козьей шерсти? — угловатый парнишка задел меня локтем. — Извините.

— Нестрашно. — Я прислонился к колонне, пропуская его. — Так здесь по ночам холодно?

— Угу. — Он в свою очередь посторонился, давая мне дорогу. Его приятель пожал плечами и протиснулся вперед. — Зимой до костей пробирает.

— А вон в той башне, вероятно, еще холоднее? Кстати, как туда пройти?

Паренек понимающе усмехнулся.

— Спускайтесь обратно. Первая дверь направо — и дальше прямо, прямо через все залы. Там в углу будет винтовая лесенка. Забирайтесь на самый верх, и вы в башне.

— Благодарю.

Я поклонился и начал спускаться.

— Студент, — буркнул за спиной его приятель. Кажется, с завистью.

Я не стал оборачиваться.

В огромных помещениях, кроме каминов и свисавших почти до пола люстр, ничего и никого не было. От двери к двери летал приятный холодок. Пахло сухой травой. Очевидно, этим путем школяры ходят редко. В башне живут лишь привилегированные особы?

К третьему залу я перестал слышать звук голосов на лестнице. В четвертом я круто остановился. На каменном полу всеми оттенками белого переливался женский профиль удивительной красоты. Незнакомка чем-то напоминала Эйлин: то ли посадкой головы, то ли легкой отрешенной улыбкой.

Одна из повелительниц Галавера. Может быть, та, что строила эти стены. Или та, ради которой один из Ристов венчал этот холм замком. Легко, как гончар снимает миску с круга. Шутя резал камень, высекал анфилады, прокладывал галереи, до головокружения гулял в резном лесу колонн и арок.

А теперь милые девушки вскрывают тут трупы. Весело, что и говорить.

Я поморщился. А чего я ждал? Надписи во всю стену: «Драконы, приходите!»?

Я обошел изображение на полу и направился к винтовой лестнице. Второе окно во внутренний двор — значит, вторая дверь слева.

Сквозь узкие окна, пробиваясь через дубовую листву, светило солнце. Завтра обязательно обойду и замок, и парк. И найду Лин — ей-то сейчас каково? Впрочем, если Марек успел взять ее в оборот, мне остается только делать крылья. Или с такой же скоростью втираться в доверие к местному архивисту.

На вершине лестницы меня ждал короткий солнечный коридор. Справа еще одна деревянная лесенка уходила наверх. Окно в конце коридора было распахнуто, и облака вырезали причудливые тени на деревянном полу.

Вторая дверь налево была приоткрыта. Я заглянул внутрь.

На другом конце комнаты Анри де Верг складывал в ящик книги движениями, которые со стороны казались небрежными. Когда он увидел меня, он выпрямился с видом, который неискушенный наблюдатель назвал бы непринужденным.

— Кажется, — я задумчиво огляделся, — тут живу я.

— Надолго ли? — хмыкнул он.

— Как получится, — в тон ему ответил я и плюхнулся на кровать. Как же болит спина после ночи в дилижансе, кто бы знал!

— А та девушка, Лин? Получила по лбу воротами? — де Верг, чему-то усмехаясь, потянулся на верхнюю полку. Мантия чуть приподнялась за ним, и я подумал, что мне придется пододвигать табурет или снимать книги на ощупь.

— Это смешно?

— Нет, что ты. Просто представил, каково здесь будет волшебнику меньшего роста, если ты меня понимаешь. — Он изящно смахнул в ящик пару свитков. — С девушкой все было понятно с самого начала. Огонь не скрывают, его показывают.

— Тем самым частенько напрашиваясь на неприятности.

— Именно, — он обернулся с веселой улыбкой. — Ты быстро все схватываешь.

С противоположного карниза на нас озабоченно смотрела ворона. Нет уж. В этот раз обойдемся без битья посуды.

— Ладно, — де Верг подхватил ящик, — мне пора принимать дела. Я скажу кому-нибудь, чтобы поставили ведро холодной водички над притолокой, — он перехватил ящик поудобнее и, небрежно кивнув, вышел.

Ударил колокол. У меня остался час.

Я откинулся на подушку. Подремлю полчаса, не больше, а потом на крышу. Может быть, увижу Сорлинн еще раз?

Лежать было сладко, даже слишком. Вскоре звуки утра поплыли вдаль, утонули в шелесте страниц забытой на окне тетради. Каркнула ворона, а потом все исчезло.

На плечо легла рука.

— Квентин, возвращайтесь.

Я сонно моргнул. Эйлин стояла рядом, крутя в пальцах золотую цепочку. Слишком тонкую, кстати… драконье золото? Фамильные драгоценности Ристов?

Я рывком сел.

— Сколько я спал?

— Три с половиной часа, — холодок в ее голосе сменился сочувствием. — Так устали?

— Нет… и да. Много всего случилось по дороге.

— Я слышала, — без улыбки кивнула она.

— Может, вы мне и подскажете, что со всем этим делать? — вздохнул я, вставая. — Кстати, ваш бывший подопечный забыл тетрадь.

— Это ваша, — ответила Эйлин. — Вам многое понадобится записать. Идемте.

— На крышу?

— О нет, — она засмеялась. — Невыспавшийся маг — страшная сила. Мы начнем с подвалов.

— Как вам будет угодно, — наклонил голову я. — Я следую за вами.

Спать хотелось неимоверно, куда сильнее, чем утром. С тех пор, как я ввязался в эту авантюру, мне ни разу не удалось выкроить нормальные десять часов, будто невидимая рука отрезала ночью минуты и передавала кому-то другому, свежему и выспавшемуся. Кто спит мой сон?

Я прикрыл рот ладонью, давя зевок. В следующую секунду я получил такой удар по запястью, что рука вмиг упала, беспомощно повиснув.

Сначала я даже не понял, что произошло, и изумленно обернулся, разминая кисть. На кровати, как и ожидалось, никого не было. Я повернулся к Эйлин.

— Что?..

— Прошу меня извинить, — Эйлин вздохнула. Вокруг ее пальцев плясали искры. — Представьте, что это сделали вы сами.

— Я еще не сошел с ума, — возразил я. Онемение прошло, и я зашипел сквозь зубы.

— Сошли, если подносите кисть рабочей стороной ко рту. Один ожог там, и вы выйдете из строя на неделю. Две глубокие раны крест-накрест, как пытали драконы, — и будете восстанавливаться полгода, если не больше.

— Пытали?

— Да, — ее лицо потемнело. — Маги, впрочем, не оставались в долгу; когда-нибудь вы узнаете подробности. Не отвлекайтесь.

Она подняла руку ко рту ладонью наружу.

— Вот так.

— Вы нанесли удар магией? — спросил я, отпуская запястье.

— Конечно. Физически вы сильнее меня, да я и не успела бы перехватить руку. Огонь изо рта идет у каждого начинающего мага, — продолжала Эйлин, делая мне знак следовать за собой, — но у вас это выражено куда как ярко.

Откуда ей знать? Ах да, Марек и де Верг; разбойники в лесу.

— И что мне делать? — спросил я, выходя из комнаты вслед за ней.

Мы начали спускаться, и голос Эйлин зазвучал приглушенно.

— Берегите ладони. Огонь должен идти только через руки — если вы чувствуете пламя за зубами, с вами определенно что-то не так.

— Да уж я думаю, — пробормотал я.

— Есть одна техника. Перед сном мысленно собирайте тепло в кистях рук. Проводите линии от рта к ладоням и ведите пламя по ним. Главное, — она с улыбкой обернулась, опираясь на резные перила, — не прожечь одеяло.

Мы обогнули анфиладу залов, по которой я шел утром, и долго спускались по узкой лестнице. Внизу мягко горели газовые лампы.

— Обычно мы не тратим газ зря, — пояснила Эйлин. — Но ради первого визита можно и пренебречь правилами.

Она толкнула дверь.

Внутри жило звездное небо. В полной темноте искрились сияющие капли, а вдоль стен матово светились одноцветные гравюры.

— Ну ничего себе… — прошептал я, оглядываясь.

— Существует много теорий, откуда мы пришли, — заговорила Эйлин. — Как возник мир — отдельный вопрос; мы знаем, что его нужно беречь, и довольно. А вот кто был первым, человек или дракон? Сколько правды в древних мифах?

— Если верить мифам, то дракон. А если не верить, то мы ничего не знаем.

— Почти, — согласилась Эйлин. — А вот если верить редким и разрозненным архивным свиткам, получается совсем наоборот: сначала и всегда были люди. И, не зная никакой магии, они переделали себя так, что с иными и жить в одном мире стало страшно. Некоторые из них, подражая еще более древним мифам, — я мысленно схватился за голову, — стали драконами, и отправились искать себе другой мир. Их яйцо упало в море, но они выбрались. Дальнейшие события описаны в наших мифах.

— Удивительная легенда. — Я посмотрел ей в глаза. — Или сказка для наивного адепта?

— Это правда — если в нее верить. Важно другое: если несколько смельчаков пересекли небо и прошли из мира в мир, уж в этом-то мире мы можем все. Или нет? Как вы думаете, Квентин, что невозможно совершить?

Я подумал об Эрике. О родителях. О первом драконе, поднявшем руку на сестру или брата.

— Изменить прошлое, — сказал я.

Эйлин опустила голову.

— Да, — ее голос прозвучал глухо. — Это так, к сожалению или счастью. Необычный ответ: чаще говорят, что невозможно научиться летать.

На соседней гравюре дракон расправлял крылья над силуэтом замка. Я криво улыбнулся.

— Так вот, — продолжала Эйлин, — вы правы: прошлое уже случилось. Но в будущем достижимо все. Смотрите!

Она указала на гравюру напротив. Я повернул голову, и заготовленная острота вылетела из головы.

В высокой траве стояло огромное яйцо. Сверху по нему расходились трещины; в просвете сияла любопытная морда. А на небе, на звездном небе…

— Солнце? — поразился я. — Не может быть.

— Против этих слов я вас и предостерегаю, — покачала головой Эйлин. — Это не солнце: нет лучей. Чародей изобразил ночное светило, словно говоря: даже такое возможно.

Меня ударило, как тогда у костра. Эти гравюры созданы на огне! Они — работа мага! Который, вероятно, знает и то, как наносить скрытые рисунки на кожу. Как читать их.

Я так близко!

— А кто создал эти гравюры?

— Какая разница? Имя не имеет значения, Квентин. Сказка остается.

— Может быть, поэтому не помнят и вещей поважнее, — отпарировал я. — Где теперь те архивы? Только «редкие, разрозненные» листы и остались.

— Был пожар, Эйлин нетерпеливо щелкнула пальцами. — И не один. Доверьте архивы драконам — еще и не то будет. Но я отвлеклась: вернемся к сказке. Позже, если вы выразите желание заняться искусством гравировки, я смогу это устроить.

— Вернемся, — покладисто согласился я. — Так что вы хотите мне сказать?

— Не сказать, — улыбнулась она. — Показать. Все, что вы видите здесь, осуществимо.

Я шагнул вперед, и вокруг завертелись бесконечные миры-истории. Маг, плывущий на спине среди облаков; бесконечные колеса фейерверков; ураган, разрезающий реку пополам; изувеченный человек, открывающий глаза на лекарском столе; дирижабль, парящий выше звезд; шквал пламени, охватывающий ледник, и стена ветра, превращающая ледник в исходное состояние.

— Невозможно, — прошептал я у последней картины.

— Вы сломались только там? — Эйлин стала рядом. — Школяры начинают посмеиваться у первой гравюры. У будущих лекарей глаза загораются на четвертой. А вот у моих учеников — очень по-разному.

— Так это по силам магу огня? Замораживать воду?

— А вы как думаете?

Она полностью преобразилась: от спокойной, формальной манеры не осталось и следа. Передо мной стояла сияющая, азартная, летящая на невидимый свет волшебница.

Ждущая от меня правильного ответа. Опять. Пепел и дождь!

— Вы пытаетесь мне внушить, что нет ничего невероятного, — начал я, надеясь потянуть время. — Значит, то, чем мы будем заниматься, несет в себе изрядную часть невозможного?

— Мне с вами определенно повезло, — тряхнула головой Эйлин. — Идемте!

— Куда? — Я окликнул ее уже на лестнице.

— Спасать мир, куда же еще, — она одним прыжком перескочила через несколько ступеней. — На крышу.

После третьего пролета я начал задыхаться. Длинные, почти отвесные лестницы навевали головокружение, но Эйлин быстро плыла впереди, и я старался не отставать. В какой-то миг мне показалось, что ее ступни не касаются земли, но сверху хлынул свет, и я с облегчением припустился к люку.

Наверху было на что посмотреть. За пологой крышей начинался город. Внизу зеленел вечерний парк, янтарной дорогой вдаль уходила река. Над улицами и холмами пылало низкое солнце, обещая великолепный закат. Горизонт касался моря, и мир не заканчивался — я готов был поклясться, что смогу проследить путь дилижанса до самой Херры. Эйлин, мечтательно щурясь, стояла в двух шагах от входа.

— Драконам, наверное, жаль было покидать это место, — заметил я.

Эйлин передернула плечами.

— Прошлое, как вы сказали, не изменить.

— Даже если некоторые мифы говорят иначе?

— Врата времени? — Эйлин с интересом глянула на меня. — Но прошлое уже случилось, Квентин. Если вы отправитесь на сотню лет назад, вы можете совершить великие дела, войти в историю, но вы не создадите ничего нового, и настоящее не изменится. Парадокс Первого — ни один из ушедших через врата не затронул сегодняшний день.

— Откуда вы знаете? — Я скрестил руки на груди. — Если завтра я уйду в прошлое и стану правителем Галавера, сегодня в замке будут жить мои потомки. Орден просто исчезнет или возникнет в другом виде. Вы же ничего не будете помнить, включая этот разговор.

Эйлин покачала головой.

— Записи драконов, выброшенных в том же веке, в котором родились, вам противоречат. Они помнили, как было и как стало. Изменений нет. Род Рист уничтожил бы вас или принял ваши знания, но исход один. Сегодняшний.

Я долго смотрел на нее, впитывая эту новость. Нет, я догадывался… иначе врата как наказание потеряли бы смысл. Но как же беспощадно это звучит: свобода воли — и полная невозможность что-либо изменить…

— Так вот, о будущем, — Эйлин присела на черепицу, вытянула ноги. — Мы умрем. Даже драконы не живут дольше ста лет. Но есть реальная опасность, что все это, — ее рука описала круг, — проживет еще меньше. Вы говорили с Анри; он упоминал затопленную деревню, не так ли? Он не добавил, что после войны вода поднимается в разы быстрее, и поток все ускоряется.

— Но почему? — Я устроился рядом с ней. — Я слышал о высокой воде и от соседей по дилижансу, но там речь шла о нескольких сотнях лет.

— Да — если бы вода продолжала наступать с прежней скоростью. Но война все изменила. Волны огня, стены пламени, тысячи обожженных тел. — Эйлин замолчала, поморщилась. — Я говорю банальности. Простите меня. Но правда остается правдой: дикий огонь приближает воду. Я иногда гадаю: когда я строю лестницы и помогаю фермерам собирать урожай, кто платит за это? На чей дом упадет вторая чашка весов?

— Если бы вы были правы, мир давным-давно оказался бы под водой, — возразил я. — Когда драконы вели тонкий огонь и строили замки, чудес совершалось куда больше.

— Да, но они знали, как устранять последствия. Сейчас они забыли и то, и другое. Во время войны пролилось столько дикого огня, что уровень воды повышается неуправляемо. Тают льды на полюсах, на юге выходит из берегов река. Даже в Галавере приходится рыть новые каналы.

— В общем, всё плохо, — заключил я.

— Рано или поздно, — Эйлин кивнула на пейзаж внизу, — все это превратится в большую лужу. Единственный вопрос: триста лет или тридцать?

— Я бы предпочел тридцать тысяч, — кисло отозвался я.

— Ну, вам к тому времени будет все равно. Но, — она кивнула с улыбкой, — я того же мнения. Паниковать пока рано, потому что…

Не договорив, Эйлин легко поднялась и заскользила вниз. Остановка, поворот у самого края — она забалансировала на карнизе, оступилась, выпрямилась — и сделала шаг назад. В воздух.

Я вскочил. Не успеть. Никак. Даже если не срывать одежду, а просто разодрать в полете, становясь собой.

— …Огонь — это математика, — спокойно закончила Эйлин, и не думающая никуда падать. Носки ее туфель мерно покачивались в воздухе. Под подошвами свистел ветер — я мог различить течения горячего воздуха, подбрасывающие ее вверх и не дающие спуститься больше чем на пару пальцев. От напряженных ладоней шли золотистые токи.

— Огонь — это математика? — Я недоверчиво ощерил зубы. — И вы рискуете жизнью, чтобы сообщить мне эту сентенцию?

— Ну уж, — Эйлин покачала головой. — Вы же не думаете, что я вишу в воздухе в первый раз?

— Все когда-то происходит в первый раз.

— И кто сейчас тратит себя на пошлые сентенции, когда его наставница рискует жизнью? — парировала Эйлин. — Каждый градус раскаленного пара, каждое волшебство можно выразить формулами. Не сухими рядами цифр, а знаками тела, узорами из идей. Математика — это бесконечное приключение. Огонь, кипучий металл — большие числа; с ними знаком любой маг и дракон. Но есть еще и числа малые, и непознаваемые, и вовсе отрицательные. Высокую воду не угомонить жарким ветром, но морозный вихрь ее уймет. Тончайшая магия сведет на нет последствия грубого огня.

Она вздохнула, и легкий ветерок прозрачным шарфом колыхнулся у ее ног.

— До этого, увы, далеко. Мы будем издеваться над горячим воздухом: выбрасывать бич и понижать температуру потока. Я еще не знаю как. — Ее глаза улыбались. — Это как протаптывать тропинку в безграничном поле: она петляет, уходит в сторону, а потом завершается в двух шагах от места, где вы начали. Придвигайтесь ближе: вам знакомо это заклинание, и я подозреваю, что вы захотите его вызубрить.

— Я не понимаю, Эйлин. — Я последовал ее совету, но куда осторожнее, чем спускалась она. — Зачем вам это? Вы же свалитесь.

— Так вы лучше запомните. У нас есть время, но… — она беспомощно пожала плечами, — иногда его не хватает. Вы готовы? Вытяните руку. Я могу показать и на вашей шее, но вряд ли вам это понравится.

— Совершенно не понравится, — как зачарованный, повторил я. В левой ладони Эйлин начал формироваться тот самый бич, что я краем глаза видел у де Верга во время дуэли.

Я разом вспомнил каждую минуту того дня. Должно быть, мои глаза расширились: Эйлин тепло и грустно улыбнулась.

— На этой крыше у каждого мага драконьи глаза, — сказала она, указывая на солнце. — С золотыми искрами. У вас все получится.

Преувеличенно медленно, так, чтобы я разглядел каждое движение, она начала поворачивать ладонь. Блеснули ногти, пальцы замерли под странными углами, и золотистая плеть вырвалась из руки, схлестнувшись с лучами солнца.

В ту секунду мне показалось, что прошел час. Время умолкло. Крыша замка, летний вечер, Эйлин — поблекли, отодвинулись. Остались двое: я и бич, ползущий по воздуху скользкой змеей.

Разом нахлынула знакомая беспомощность. Шелест мертвых листьев осенью, когда я стоял на бревенчатом пороге и смотрел на дождь, зная, что с фермы мне не уйти; гнилые ухмылки, ржавые мечи, боль в виске, страх и избитая Лин на траве; я, полуослепший, в каменном мешке; горечь проигранного поединка — и солнечные лучи, освещающие горящий город. Словно я, как те драконы до меня, шагнул во врата времени, и все мои поражения предрешены.

И теперь на меня несется чужой ветер и огонь, а я не успеваю, не успеваю…

Цепко захлестнув мою руку, бич обвился в несколько кругов, сжал плечо стальными тисками и эхом старого удара коснулся запястья. Огненные браслеты защелкнулись на руке (на крыле, понял я, холодея) и замерцали, обжигая кожу.

Я перевел взгляд на Эйлин. Она смотрела на мою руку, будто не веря глазам.

— Кажется, я понял, как это работает, — стараясь говорить спокойно и весело, произнес я. — Может быть, вы освободите меня, и попробуем еще раз? Я не настаиваю, но… — я приподнял кисть, указывая на браслеты. — Эйлин!

Она дернула головой, словно пробуждаясь от неприятного сна. Закусила губу, опуская кисть — и ухнула вниз на полметра. Теплые течения вокруг ее ступней заметно поблекли.

Растерянности в ее глазах хватило, чтобы я пришел в себя, изо всех сил дернул за бич, и, помогая себе другой рукой, скатился к краю. Эйлин, пошатываясь, выровняла свое положение, подалась вперед, и я втащил ее на крышу.

— С меня хватит, — севшим голосом проговорил я. — Пока вы не вернетесь на твердую землю, я продолжать не буду.

— Наверное, я иногда… злоупотребляю, — задыхаясь, сказала Эйлин.

Браслеты на моей руке, помедлив, нехотя разомкнулись. Я крепко держал Эйлин за локоть. Бич исчез; от ее левой кисти тянуло жаром, а на лбу выступили капельки пота.

— Иногда воспоминаний достаточно, чтобы потерять равновесие, — Эйлин попыталась улыбнуться. — Когда я в первый раз забралась сюда, мысль шагнуть с крыши насовсем не казалась мне чем-то чрезвычайным.

— И вы?..

— Нет, конечно. Нет, — она мягко высвободилась закинула косу за плечо. — Боевому магу если такие мысли и приходят в голову, то ненадолго. Но изредка воспоминания могут закружить голову, — она глянула вниз, — и оставить в опасности.

…В замке Кор, что в Херре, на стенах каменного колодца растет мох. Мне три года, я перегибаюсь через край и шумно дышу вниз. От влажных темных камней на дне поднимается пар. Конечно, я не спрыгну на дрожащих крыльях, хоть иногда меня и подмывает. Я же обещал.

…Мне не три, мне гораздо больше — и я стою на дне, сверху падают капли, а мох тянется к лицу жадными гроздьями. Наружу рвется мокрый, отвратительный кашель.

Воспоминания могут обмануть.

— Я знаю, о чем вы, — тихо сказал я.

— Наверное, знаете… Вы не похожи на задиру, но дрались с Анри из-за пустяка. Тоже воспоминания?

— Старый друг, — против воли ответил я. — Анри де Верг… оскорбил его.

Мы отошли от края и остановились у каменных статуй. Драконы, драконы, остатки былого…

Эйлин осторожно, бережно прислонилась к одному из изваяний. Ее руки бесцельно расплетали и заплетали косу.

— Анри был вашим учеником, я знаю, — начал я. — Но…

— Слово «был» тут не совсем уместно, — она обвила прядь браслетом вокруг руки, выше локтя. — Впрочем, у меня с этим глаголом личные счеты.

Я промолчал.

— Кто ваши родители, Квентин? — спросила она. — Фермеры, горожане?

— Они погибли в войну. Меня воспитывали дальние родственники.

— Значит, вы похожи. Анри вырос у моря, с кормилицей. Сейчас высокая вода затопила ту деревню; вы это знаете. Но Анри возвращался туда не только за воспоминаниями. Он искал подтверждения своим догадкам. Точнее сказать, он искал своего отца.

Я моргнул.

— Искал? Его мать не сказала?..

— Я неудачно выразилась, — Эйлин откинула за плечо развившуюся косу. — Анри искал доказательства, что дракон Верга был его отцом.

— Это невозможно, — я не смог сдержать улыбку. — Ни один дракон не пожелает своему ребенку такой судьбы. Лишать сына или дочь счастья полета, величия, огня не станет никто. Как мне рассказывали, — спохватившись, добавил я.

— А если выбор стоит не так? — странным тоном спросила Эйлин. — Ребенок-человек, возможно, маг, или ничего?

— Эйлин, я не понимаю… — я нахмурился. — Вы шутите?

— Такими вещами не шутят. Судя по вашему отклику, вы и сами это знаете.

Я опустил голову. Вокруг вились заброшенные сюда ветром листья, алые в закатном блеске. На плите между статуями поблескивали полустертые буквы. После смерти тел не остается, все отправляется в пепел, но мне на миг привиделось, что под камнем шепчут голоса из прошлого.

— И все-таки нет. — Я поднял голову и посмотрел ей в глаза. — Мне нелегко поверить даже в роман… сейчас, впрочем, уже легче. Но сын! Это из разряда тех мифов, которыми стыдно делиться вслух.

— Мы говорили об этом с Анри, — на лице Эйлин прибавилось краски, но она не опустила взгляд. — Я утверждала то же, что и вы, — и оказалась не права. Драконов Верга выдали их же традиции. Огненное имя и титул де Верг даровали его матери, которая — на памяти Анри — не была близка к дракону. Вы же знаете, как дают огненные имена?

— Маги, как я успел убедиться, даруют их кому ни попадя.

— Тот, кто дал Лин имя, ошибся, — вздохнула Эйлин. — Если, конечно, не ошибается она. Да, мы даем имена будущим магам, не разбирая, кто они и откуда. Есть огонь, и хорошо. А драконы даруют огненное имя… не имя — титул! — только своим. Только верным. Магам и не-магам, которые верно служили, сражались бок о бок, стали друзьями и вошли в семью, пусть не в прямом смысле этого слова. Огонь тут ни при чем.

— В чем же противоречие?

— В том, что мать Анри и дракон Верга даже не разговаривали. Возможно, они и были близки, но с рождением Анри все переменилось: отца он почти не видел. Возможно… не знаю. И не хочу знать; простите.

— И Анри де Верг начал подозревать неладное, — пробормотал я. — А узнал только сейчас?

— Для этого ему пришлось проехать не одну сотню миль. Анри еще сомневался, но архивные записи поставили точку. Я видела документы.

Значит, это правда? И я мог убить не просто высокомерного мага, а брата по крови?

Я резко сел. В ушах засвистело, от лица отхлынула кровь. Рядом мелькнул голубой цвет, и Эйлин присела сбоку.

— Если это важно, о родителях моей матери всегда говорили шепотом, — негромко сказала она, касаясь моего запястья. — Я никогда их не видела. Это всего лишь происхождение, Квентин. Мир не переворачивается.

— Анри говорил, что Верг был неплохим старичком, — хватаясь за соломинку, вспомнил я. — Об отце так не говорят. Да и о том, что у Верга был сын, он упомянул смеясь.

— Анри любит эпатировать. Его выходки долгое время были притчей во языцех в Галавере, другое дело, что мне об этом распространяться не стоит.

— Зачем же вы рассказали мне… это? — Я с усилием вытолкнул слова. — Вы уверены, что он не хотел бы скрыть свое… свое происхождение?

— Не хотел. У нас в чести откровенность, и Анри гордится собой — он бы пришел в ужас, если бы ему предложили скрыть подобное от своих. Происхождение не может быть порочным; только деяния. Вы не согласитесь?

Эйлин смотрела прямо на меня, и на минуту мне пришла в голову невозможная мысль, что она знает о Херре.

Каменные драконы равнодушно слушали наше молчание. Колокола пробили, де Верг — сын дракона, ничего не отменить, но есть что-то еще. Эйлин не будет делиться со мной такими сведениями просто так. Что она хочет сказать? Что?

Анри маг. Она думает, что я — маг.

Вот и ответ.

— Анри — сын дракона и волшебник, — проговорил я вслух. — Вы думаете, что эти два явления связаны? И именно поэтому рассказываете мне то, что не рассказали бы никому другому?

— Талантливейший волшебник, — подчеркнула она. — И ваши возможности превосходят его.

— А ваши?

Она покачала головой.

— Я даже не знаю, кто приходится мне прадедом. Дален, Аркади, я — мы основали орден на песке, не задумываясь, откуда у нас огонь. До этого ли было? Когда Дален выбирался из подвалов Вельера, мне, честно говоря, было все равно, чей он сын, внук, правнук. Мы выживали.

— А теперь, отдышавшись, ищете себя?

— Вода поднимается, Квентин, — негромко сказала она. — Каждый выплеск дикого огня стоит нам пары деревень. Если начнется вторая война, мы погибнем.

Я начал понимать.

— Вы не уверены, что здесь есть связь, — произнес я. — Но какой козырь! Драконы, для которых род священен, отступятся от Галавера и никогда и ни за что не поднимут руку на свою кровь.

— Или сотрут нас в порошок, дабы неповадно было. Анри, впрочем, думает, как вы, — Эйлин устало провела рукой по лицу. — Он помешан на этой идее, не спал с тех пор, как они с Мареком приехали из Херры. Скажу честно: я не верю в это. Лучше договориться с драконами, используя дипломатию. Но если у нас не останется выхода…

— Вы так откровенны со мной…

— Потому что я хочу откровенности. Квентин, это важно. Кем были ваши родители?

Я не предполагал, что мне будет так трудно соврать, глядя ей в глаза. Право, если бы я был тем, кем она меня видела, я рассказал бы ей все, не думая.

Но я дракон, и она собирается нас обмануть.

— Они не умели летать, если вы об этом, — резко ответил я. — Почему вы мне доверяете? Во время войны многие маги были на стороне драконов. Что, если я один из них?

По взгляду Эйлин я понял, что сморозил глупость.

— Теперь я понимаю, что вы действительно жили в уединении, — медленно сказала она. — После войны на стороне драконов не осталось ни одного чародея. Ни одного.

— Почему? Всех перебили?

Она покачала головой.

— Хватит с вас плохих новостей на сегодня.

— Но вы рассказываете мне все и сразу…

— А у меня есть выбор? — Эйлин встала. — Хорошо жить магом в одинокой башне. Уединенно, таинственно, романтично. А вот учить… учиться, пробовать, до искр из глаз, до сонной одури, каждый день — и притом держать марку, и, по сути, править… Это трудно. Впрочем, я лукавлю. Это легко — усилий нужно прилагать меньше, чем мне думалось. Труднее с монотонностью. Впрочем, когда на глазах растут ученики… Но я не об этом. Мы будем видеть друг друга по десять часов каждый день. Вы думаете, я захочу видеть в вас бездушный автомат? Вы должны и будете знать все. И о наших планах, и о будущей войне.

— И о своем возможном происхождении… — пробормотал я, глядя на нее снизу вверх. — Могу ли я побывать в архиве? Мне хотелось бы убедиться собственными глазами.

— Те записи слишком интимны, — она покачала головой. — Мне самой не так приятно было их читать. Кроме того, это вторая причина, почему я откровенна с вами: на архивы наложен жесткий запрет. Еще в начале нашего пребывания в Галавере туда проник бывший владелец замка, и дело кончилось большой бедой. Кого пускать и какие свитки выдавать на руки, теперь решает архивист, и только он.

— Но разве вы…

— Довольно об этом. — Ее голос звучал по-прежнему мягко, но выражение лица сказало мне лучше всяких слов: разговор закончен. — Как мне сказали, вы знаете основы, и блестяще. Теперь нам нужно освоить технику. Готовы? Правило только одно: магия такова, какой вы ее представите.

Мы занимались до третьих звезд, когда вечерний город уже плыл у меня перед глазами. Я вернулся в башню разбитый и прислонился к двери, засыпая на ходу.

Новое билось в виски злым колоколом. Высокая вода! Даже если все жители Галавера выйдут рыть каналы и строить плотины, ничего не изменится. Неужели Эйлин всерьез думает, что десяток магов остановит волны?

Знал ли об этом Эрик? И, если знал, верил ли в Драконлор, как в новую надежду?

Я сделал шаг, и сверху с лязгом обрушилось ведро воды. Деревянное донце больно стукнуло по кисти и отлетело в сторону. Невидимая рука щедро плеснула на пол, не обойдя и меня: одежда вмиг прилипла к телу.

Пепел и ведро!

Я медленно вытер щеки. В ушах холодно тек голос Эйлин: «Откройте ладони. Дышите через нос и смотрите только перед собой. Сосредоточьтесь».

Легко сказать! Шатаясь, я подошел к ведру и начал снимать рубашку. Повыжимай Эйлин свои вещи еле держась на ногах — быстро переменила бы мнение о бывшем ученике.

Только когда я опустил голову на подушку, я сообразил, что головная боль от перенапряжения ушла. И трюк с ведром вполне могла организовать Эйлин — если только де Верг не переиначил его по-своему.

Впрочем, кто их знает?

«Мы справимся», — сказала Эйлин, прощаясь со мной в пустом зале. «Наверное».

ГЛАВА 2Лин

Я поднялась, опираясь на холодную ограду. К рукаву пристали розовые лепестки; я раздраженно их стряхнула.

Марек стоял рядом, непринужденно закинув ног за ногу. Площадь пустела на глазах: горожане подозрительно быстро расходились по своим делам.

— Эйлин как-то переборщила с фейерверками на День ордена, — пояснил Марек. — Случайно, конечно. Но народ все помнит!

— А тебя они не боятся? — Я подняла брови. — Уж кого-кого…

— Что ты, я безобиднейшее существо, — отмахнулся он. — Вот ты, я слышал, мастер фехтования.

— От кого слышал? — настороженно покосилась я.

— Лин, Лин, — Марек покачал головой. — Каждый неосознанно ждет похвалы. Подойди с этой фразой к любому юноше, с чьего бока свисает рапира, и он сразу приосанится.

Пепел! Я покраснела. Ну, погоди, Марек! Я тебя сейчас разоблачу.

— Но ты не будешь льстить мне просто так. — Я подняла палец. — Значит, одно из двух: или ты ждешь, что я пойду вешаться, и хочешь вытянуть меня за уши из этого болота, или сам фехтуешь почище меня.

— Или и то, и другое, — Марек небрежным движением поправил плащ. Слева на поясе висели две деревянные рапиры. Заранее прихватил, понятно. А если бы ворота открылись? Сжег бы на радостях?

— Без масок? — с сомнением спросила я.

— Это бесполезно. Ты же не собираешься убивать людей, напялив половинку мяча?

— Так я и деревянной рапирой их не убиваю, — возразила я. — Вообще никак не убиваю, если честно.

— Значит, все впереди, — оптимистично заключил Марек. — Пойдем через боковой ход. Заодно и парк посмотришь.

Боковой ход начинался аллеей роз. Тут и там задумчиво осыпались лиственницы, дальше, у реки, шумели тополя. У дорожек и в глубине парка, на песке, стояли ажурные скамейки.

Мы вышли на гладкую площадку. Марек, бросив быстрый взгляд по сторонам, уверенно направился в угол, где искрился росой клевер.

— Ты куда?

— За мелом, — Марек выпрямился, держа в руке что-то белое. — Тайная подземная коробка — огромное подспорье для дуэлянтов Галавера. Будем чтить традиции.

Я смотрела, как он обводит мелом неровный круг.

— Не выходить из него? А теснить противника, поворачиваться спиной к солнцу, менять позицию — запрещено?

— Ты бы еще предложила фехтовать, стоя на одной ноге, — Марек укоризненно покачал головой. — Мел не для нас, а для прохожих. В синем круге применяется магия, в оранжевом — только горячий воздух, а в красный… гм… лучше не заходить. Приступим?

Он протянул мне рапиру. Я медлила.

— От того, что ты не маг, ты не перестала быть Лин, — добавил Марек. — Или ты с горя и эти навыки растеряла?

Я смерила его негодующим взглядом и взяла рапиру.

Я — это — умею!

Деревянные клинки застучали, как частый дождь. Я горящими глазами следила за кончиком рапиры Марека. Ноги, давным-давно вышколенные, остались; внизу — я их даже не чувствовала. Сами вывезут. А вот руки… Я расслабилась, отдаваясь знакомому ритму. Как хорошо…

— Многие до сих пор считают, что главное — попасть по рапире партнера, — пошутил Марек. Он легко дышал, казалось даже не думая о том, чем занимаются его руки. — Я рад, что ты к ним не относишься.

Я промолчала. Марек приподнял бровь, ожидая реакции, но, не дождавшись, кивнул и вернулся к поединку. Я закусила губу: я снова ощущала себя собой, как раньше, на тренировках, и мне не хотелось терять эту легкость.

Марек умело отражал все-удары, делая вид, что они его не касаются. Я зеркалом парировала его замахи, нащупывая слабое место, но тщетно — за беззаботностью дышала сталь. Ну и что нам делать? Махать костылями еще полчаса, пока кто-то не споткнется первым? Легче было бы подбросить монетку.

Марек, похоже, пришел к тому же выводу. Резко взвинтив темп, он небрежно провел серию ударов. Я отбила все, но не это было его целью — неуловимо быстро, без замаха, он послал лезвие мне в живот.

На занятиях я гасила этот удар по скользящей столько раз, что сбилась со счета. В плечо, в грудь, в глаз… но сейчас я не успела даже подумать об ответе: тело само ушло из-под атаки.

«Лучший способ избежать укола — исчезнуть», — пояснял мэтр, делая одно-единственное движение. Мне понадобилось два года, чтобы его повторить.

— Очень интересно, — спокойно констатировал Марек тоном, каким обычно говорят: «А вот теперь я все знаю». — Что ж, вспомним молодость…

Следующую атаку он провел сухо и механически, будто заранее зная ответ. Я зацепила его рапиру своей, и, отведя его клинок вниз, чуть не распорола ему шею. Точнее, распорола бы, если бы клинок был настоящим.

Марек сузил глаза, словно узнавая прием.

— Той школе тысячи лет, — задумчиво протянул он. — Много ли учителей в окрестностях Галавера читали те самые свитки, а?

Я моргнула с облегчением. Мэтр с юга, а уговорить его поехать в Галавер было и вовсе делом безнадежным. Значит, Марек говорит о ком-то другом.

— Ты о чем? — для порядка уточнила я. Марек усмехнулся.

— Сейчас увидишь.

Он атаковал с задержкой. Первое обманное движение, второе, третье — и снова едва заметная пауза. Ни одно из движений не заканчивалось ударом.

Фехтовать в рваном ритме было тяжело, как плыть против течения. Или это я так привыкла к ровному ходу маятников на Часовой улице? Зря. В любом случае пора. Я, мысленно пожав плечами, перешла в наступление — и уже атакуя, поняла, что мой противник собирается сделать.

Марек возник сбоку, быстрый, как молния. Лезвие, нацеленное в сердце, было уже не остановить.

Гарантированное убийство.

Безупречное.

Я видела и этот прием. Удивительно, но мэтр показал мне его всего неделю назад. Узнал совсем недавно? Не хотел вспоминать?

Деревянный клинок ушел налево, вниз и вверх, рапира Марека описала круг и воткнулась в землю. Я не стала удерживать руку, и клинок завершил движение, шлепнув Марека по лицу.

Марек перевел взгляд на качающуюся в траве рапиру и задумчиво потер переносицу. По щеке стекала кровь.

Я в ужасе опустила рапиру.

А могла бы и глаз выбить…

— Марек, я…

— Царапнуло, ерунда, — отмахнулся он. — Ну что же, достойный ответ… хотя и несколько запоздалый.

— Мне стоило обезоружить тебя раньше?

— Это я не тебе, — Марек усмехнулся. Я недоуменно смотрела на него, но он уже продолжал: — Тем приемом в сердце можно убить, а можно чуть отвести руку и очень ловко выбить у противника рапиру, что я однажды и сделал. Но об этом как-нибудь потом. Давай сядем вон там, на скамейке. Расскажи про мою сестру.

— А ты расскажешь, что случилось в Вельере после того, как вы ее освободили? — Я последовала за ним в тень, где две скамейки стояли напротив друг друга. — Нам с Квентином ужасно интересно.

— Так она и Квентина нянчила? — Марек сел, улыбаясь. Казалось, проигранный поединок его ничуть не волновал. — Насколько я знаю, он вовсе не из Теми.

— Откуда?.. — ахнула я. Вот ведь! Уже успел съездить до Теми и обратно?

— Ну же, Лин, наивность тебе не к лицу, — Марек покачал головой. — Думаешь, на рынке никто не торгует часами? И выходцы из Теми в Галавере редкость?

— Как же ты свою сестру не отыскал? — нахально осведомилась я.

— Она взяла другое имя, — в голосе Марека не было горечи. — Лин, я одно из трех лиц ордена. Думаешь, она не знала, где меня найти?

— Мне кажется, она тебя ни в чем не упрекала.

— Но и не хотела меня видеть. Неважно. Я просто хочу знать, как она жила.

— Она вышла замуж, — я невольно заулыбалась. — За часовщика, что жил напротив, — он стал главой гильдии. Ох, и ругалась она! Он каждый раз на свидание опаздывал!..

…Мне было страшно одной, а ей, верно, жутко хотелось спать, и я прибежала к ней в комнату, подергала за одеяло и стала просить: «Ты спи, спи, только открой глазки! Открой глазки!»…

…Драконов, конечно, терпеть не могла, но сказок про них знала чуть ли не больше всех на свете…

…Очень обо мне заботилась. Всегда…

…Когда я прибежала с улицы с ворохом нехороших слов, первая за меня заступилась…

…По весне заново высаживала цветочные часы…

…Ничего не просила передать. Мне очень жаль, Марек…

Когда я умолкла, мы долго сидели в тишине.

— Я не хотел ехать в Темь, — наконец сказал Марек. — Я не знал, как она меня примет. Как ни крути, я виноват. Сладкое существование в тени Вельера… М-да.

— Он…

— Ничего с ней не сделал. Кроме того, что мужчина делает с женщиной. Я бы его убил, — без перехода заключил Марек и встал.

Я осталась сидеть. За спиной было теплое дерево скамейки, белым цветом цвел боярышник, но я видела только холодную кованую ограду и запах розовых лепестков.

«Вот так подарит кто-нибудь розы и получит ими по морде, — отстраненно подумала я. — А потом буду жаловаться, что никто на свидания не зовет».

В голове было пусто. Выть не хотелось, возвращаться домой тоже. Пусто, и все. Может быть, я заранее знала и невольно подготовилась к тому, что ворота не откроются? Или мудрая, усталая голова отключилась, давая мне перерыв, время все осмыслить?

Не знаю. Ничего не знаю.

— Марек, — позвала я со скамейки. — Что мне делать?

Он сел рядом, взял мои руки в свои.

— Есть люди. Мягкие, уверенные в себе, любящие свое ремесло, откинувшие злобу, верящие в лучшее. Есть маги. Агрессивные, балансирующие на грани, уязвимые, ранимые. Есть драконы: то же самое, но в сто раз больше, ярче… и горят они быстрее.

Я, не мигая, смотрела на него.

— Тебе повезло, Лин. Ты можешь выбирать.

— Ага, — я высвободила руки. — Ну, я полетела?

Марек вздохнул.

— Какая разница, как достигать своих целей, на крыльях или с кинжалом? Мастера есть в любом ремесле, а одержимость у тебя поистине драконья, — он, поморщившись, коснулся щеки.

— Марек, мне правда неловко…

— Забудем, — он усмехнулся. — Хотя еще пару раз я, конечно, напомню. Хочешь преподавать фехтование в Галавере?

— А… можно?

— Нужно! — хлопнул в ладоши Марек. — Тем более что заниматься этим все равно некому.

— А ты, стало быть, видение, ходячий обман чувств?

— Обремененный делами обман чувств, — поправил он. — Жди того, что по вечерам и ты будешь исчезать.

— Куда? — осторожно поинтересовалась я.

— Узнавать чужие секреты, — спокойно ответил он. — У меня много вопросов. Почему маг, полвека собиравший по зернышку драконьи тайны, выбросил знание на свалку? Откуда девочка из заштатного городка знает такие приемы фехтования, что у меня, лучшего мастера Галавера, глаза лезут на лоб? Что поделывают уцелевшие драконы? Наконец, кто и за что зарезал безобидную парочку с юга, и почему не тронул их золота? Последнее, кстати, касается и тебя: мы этим займемся.

— Да меня и второе касается. Или третье? Про девочку — какой это номер?

— Второй. Отвечать сейчас не обязательно, но когда-нибудь придется.

— А вдруг тебе не понравится ответ? — Я скосила голову. — Что тогда?

— Ли-ин. — Как тогда, на постоялом дворе, Марек присел передо мной на корточки. — Ты представляешь, какая это сумасшедшая сила — искренность? Когда ты можешь говорить обо всем, зная, что тебя поймут?

— Но эта же сила больно бьет… в случае лжи?

— Очень, — серьезно подтвердил Марек. — Но иначе ничего не получится. Точнее, получится драконы знают что. Лин, я примерно знаю, кто ты и что ты. Я могу представить, каково тебе сейчас. Я твой друг. Что бы ни случилось.

— Примерно? Он улыбнулся.

— Точнее, чем ты думаешь. Держи, — он протянул мне ключ из белого металла. — Комнаты рядом с моими. В отличие от Квентина, у тебя будет собственная ванная. Первый урок завтра во внутреннем дворе, с десятым ударом колокола. Погоняй их часа два.

— Договорились, — кивнула я. — Только… еще одно. Посоветуй, чем занять голову? Чтобы, — я махнула рукой на ограду вдали, — этого в ней не было.

— А ты садись на берег и попробуй докинуть камешек вон до того дерева, — он указал на противоположный берег реки, где тянулась к воде ива. — Справишься?

— Раз плюнуть, — ошарашенно пробормотала я. — Подумаешь, сорок метров!

— Меньше. Не суть. Представляешь, поднимет на тебя руку маг, а ты его по запястью камешком?

— Может быть, сразу запастись арбалетом? Чтобы наверняка?

— Заметит, — Марек покачал головой. — И поставит огненный щит. А вот камешек — очень даже.

Следующий день прошел словно во сне. И шутки на занятии, и темная резная кровать с белоснежными подушками, и медные трубы в ванной. В голове по-прежнему было пусто, но время от времени по телу прокатывалась теплая волна. Будто частичка меня бесстрастно сообщала: твоя, жизнь, Лин, изменилась к лучшему. Прими к сведению, пожалуйста.

Я и приняла. Но что-то мешало считать Галавер, новую комнату и новую должность своими. Все казалось временным, как долгий отдых. Как школьные каникулы.

Я размахнулась и закинула камешек далеко в реку. Значит, скоро что-нибудь изменится. А пока поиграем в блинчики на воде.

У реки, под тополями, невысокий холмик и ложбинка образовали нишу, в которой я и устроилась. Ива на другом берегу оставалась недостижимой целью, но дважды мне удалось потревожить соседние с ней кусты. О том, что плоские камешки у воды грозили закончиться, а число блинчиков-подпрыгиваний увеличилось с шести до восьми, я решила Мареку не рассказывать.

— Развлекаешься? — раздался голос сверху.

— Так легче не думается, — отозвалась я. — Квентин, это ты?

— Его бледная тень, — Квентин обошел холмик, уселся рядом, и в воде зарябило его отражение. — Марек тебя тоже до седьмого огня гоняет?

— И не думает, — я обернулась к нему. — Со вчерашнего дня его не видела. Он обещал интересное расследование, но, похоже, решил ни с кем не делиться.

— Какое?

— Не спрашивай: я даже имен не знаю. Два трупа, золото не тронули. Лучше расскажи, чему ты учишься у Эйлин.

Квентин глубоко вздохнул.

— Ну…

К тому времени, как он закончил рассказывать, я построила на краю берега пирамиду из плоских камешков. Желтоватая вода плескалась в нижних ярусах.

— …И мы все умрем? — спросила я.

— Ты когда-нибудь в этом сомневалась?

— Если честно, — я задумалась на секунду, — то да. Помнишь, как мы сидели у костра?

— Смерти не было, — Квентин кивнул. — Но Эйлин считает иначе. Я сегодня все утро думал: правда это о высокой воде или преувеличение, чтобы подхлестнуть нерадивых студентов? Но легенды, де Верг, та женщина в дилижансе — все говорят одно и то же.

— Ты так странно произнес его имя… С Анри что-то не так?

— Мы чуть не поубивали друг друга, — Квентин дернул плечом. — Такое не забывается. Я не хочу сейчас о нем говорить, хорошо?

— М-мм. — Я аккуратно толкнула пирамидку левой пяткой. Верхушка плавно съехала в реку, образовав прямую дорожку под водой.

— Представляешь затопленный Галавер?

— Ничего не представляю, — я покачала головой. — Помнишь, как ты рассказывал мне о новой картине мира? Некоторые события в нее просто не вставить. Так и остается часть холста незакрашенной.

Квентин опустил взгляд. Быстро обнял меня за плечи — и быстро отстранился.

— Да нет, я знаю, что мне повезло, — через силу улыбнулась я. — Фехтовать, разгадывать тайны, быть в центре событий, среди новых друзей… Кто его знает, может, даже удастся спасти мир раз-другой.

— Было бы неплохо, — улыбнулся Квентин.

— Вот-вот. Но это же не то! Не здесь, не сейчас и не так! С какого перепугу Корлину понадобилось заезжать в Темь? Почему ты маг, а я нет?

Последняя фраза вырвалась криком.

— Я не… — Квентин осекся. — Не знаю. Не могу сказать.

— Еще бы ты мог, — пробормотала я и тут же устыдилась. — Извини.

— Я бы хотел родиться сто лет назад. В другом времени. В другой жизни. Не всегда получаешь то, что хочешь. — Квентин коснулся моего рукава, указывая на крякв невдалеке. — Пойдем к уткам подкрадемся? Те две сидят у самого берега.

Утка с селезнем действительно грелись на воде у невысокой травы, поджав головы. На лице Квентина сиял неподдельный интерес, и мне расхотелось думать о воротах.

— Дремлют, — прошептала я. — Чур, не будить!

Мягко пружиня по траве, мы двинулись в сторону сонной парочки. Из-за облака вышло солнце, вода заискрилась, но тем двоим все было нипочем. Я уже начала надеяться, что история с ежом не повторится, но, когда до них оставалось три шага, утки снялись с места. Селезень негодующе потряс хвостом, и я скоро поняла причину его возмущения: под водой в ряд стояли бревна, на которых те спали.

— Лентяи! — ахнула я. — Хорошо устроились!

С безопасного расстояния требовательно крякнула утка.

— Увы, — развел руками Квентин. — Хлеба нет.

— Ну вот, согнали их с насиженного места. — Я сделала шаг назад. Утки, покружив по воде, вернулись, но мы уже не подходили ближе.

— Как школяры в Галавере, — проговорил Квентин. — Жить в комнате с соседом, бродить по городу, гулять с друзьями, время от времени забегать на занятия. Все равны, все свои. Беззаботные, едят и развлекаются вволю, учатся в меру. И они же — часть целого, будущее ордена. Я им завидую.

— Уткам?

— Да и уткам тоже… — пробормотал Квентин, наблюдая, как одна из них, шумно хлопая крыльями, пронеслась над водой.

— Ну вот, — грустно усмехнулась я. — Мы как старший брат с сестрой: брат по большой учености перескочил через школьные годы, а сестру по невеликому уму вообще не взяли. Стоим и вздыхаем.

В кулаке остался камешек. Утопить его, что ли, с особой жестокостью? Я присела, замахнулась… и чуть не рухнула в воду, когда он врезался точно в основание ствола той самой неприступной ивы.

Квентин, протянувший было руку, чтобы меня удержать, вопросительно поднял бровь.

— Учусь выводить из строя вашего брата, — пояснила я.

— Ну и правильно. Чего его жалеть, нашего брата… особенно вот этого.

К нам приближалась знакомая фигура. В этот раз Анри выбрал темно-лиловый цвет для своего одеяния. Надо признать, ему шло.

— Здравствуйте, дети! Как успехи на ниве просвещения?

— Испепелю, — ровным голосом произнес Квентин. — Сгинь.

— Есть такая байка, — не смущаясь, продолжал Анри. — Подходит маг к дракону и говорит: «Вызываю вас на поединок, сударь!» Дракон дыхнул, маг остался без бровей и волос, долго отлеживался от стыда подальше. Проходит год, маг находит дракона и во второй раз ему говорит: «Клянусь огнем, после того, как я закончу с вами, сударь, найдут только ваши кости!» Дракон дыхнул во второй раз, и мага унесли на носилках. Но прошло пять лет, и маг нашел дракона в третий раз… Мысль ясна? Кстати, вышвыривать ведра в окно — признак плохого вкуса.

— Я не рассчитал свои силы, — пожал плечами Квентин. — Кроме того, ставить ведро над притолокой второй раз было уж очень глупо.

— Ты выбросил его воздушным ударом, — сказал Анри. Он не спрашивал. — Что ж, отлично. В свете грядущих событий чем больше умелых магов на нашей стороне, тем лучше.

— А куда они светят, события-то? — поинтересовалась я.

Анри повернулся ко мне, и я чуть не рассмеялась. Жесткое, холодное лицо, перепуганные глаза — и упрямо, по-мальчишечьи вздернутый подбородок.

Кажется, вести и впрямь скверные.

— Мы увеличиваем охрану замка. Квентин нужен наверху, а Марек искал тебя. Найдешь его у Трех Ворот, или, — он подчеркнуто шаркнул ногой, — тебя проводить?

— Доберусь сама, — сквозь зубы проговорила я.

— Великолепно, — Анри круто развернулся и пошел прочь, сделав Квентину знак следовать за ним.

— Может быть, сегодня вы справитесь без меня? — Квентин не тронулся с места. — У меня дела в архиве. Эйлин знает, насколько это важно.

— Да ну? — де Верг приостановился. — Ключ и слово? И архивист не возражает?

— С архивистом я договорюсь.

— Я весь внимание, — Анри поклонился. — Уверен, ваши доводы меня поразят.

Несколько секунд было тихо. Лишь невдалеке крякали утки.

Потом Квентин наклонил голову и молча направился в сторону замка. Де Верг, усмехнувшись, последовал за ним.

Стараясь не дышать, я прошла мимо розовых кустов и стрелой вылетела за ограду. Да уж, с ними каши не сваришь. Как они только драконов победили?

Значит, Анри архивист, и кого попало в библиотеку он пускать не намерен. Почему, кстати?

А понятно, почему.

Если хотя бы половина свитков Галавера попадет к драконам в когти, новой войны не избежать. Драконы освоят тонкую магию и начнут пакостить магам-победителям вовсю. А если Квентин с друзьями… гм, с врагами… пепел, совсем запуталась! В общем, если волшебники еще и изобретут что-нибудь стоящее, драконов от библиотеки за крылья будет не оттащить. Поэтому маги и собирают чужие архивы; поэтому и выкупают каждый том у торговцев и фермеров.

Но так было всегда. Почему же испуганный архивист и дополнительная охрана — именно сегодня?

На рыночной площади словоохотливая торговка указала мне дорогу и щедрой рукой отрезала здоровенный шмат дыни. Обляпанная соком, с липкими руками, я шла, вступая в тень башен и замирая под тенью колоколов, и, несмотря на все ворота на свете, широко улыбалась. Впереди приключение!

Наконец дорога закруглилась: между липовыми аллеями и острыми крышами три мощные арки вросли в землю. Вдоль каменных плит пробивалась трава, а над левой стеной росла крошечная береза. Под правой аркой сердито курлыкали голуби.

Марек стоял в дверях трактира.

— Достопримечательности оставим на потом, — кивнул он вместо приветствия. — Анри успел тебя напугать?

— Нет. — Я прошла мимо него к насосу и осторожно взялась свободной рукой за рукоятку. — Только сообщил, что замку нужны люди. Я поняла, что придется драться, и решила вымыть руки перед боем.

— И лицо, — рассеянно добавил Марек. — Волнуешься?

— Немного… Будем искать того убийцу?

— Если бы только его, — он вздохнул и сел на запыленные ступеньки. — Ты слышала, что произошло в Херре три недели тому?

— Какой-то дракон пытался воцариться в замке. Но, — я вспомнила слова лекаря, — никто не погиб, хоть паника и была большая.

— Да. Чего ты не слышала, так это того, что он был не один. Двое его спутников были убиты позапрошлой ночью, — он потер лоб. — Хотел бы я иметь людей в Херре, но увы. Нам повезло, что стражник, переломавший кости в той заварушке, добрался до Галавера и опознал тела. Не повезло, что стоял он у городских ворот и самого дракона не разглядел. Разве что в полете, но не в этом дело.

— А в чем?

— Ты еще не поняла? Та парочка выбиралась из Херры под покровом ночи с мешком золота. Юноша-стражник заметил их, но не стал ничего предпринимать, боясь драконьего гнева, а стоило бы. Дракон, уверен, щедро вознаградил бы его за поимку мародеров.

— Значит, они предали дракона? И он зарезал их в отместку?

— Я говорил, что их зарезали? — Марек нахмурился. — Прости, я устал. Хуже вот что: я нашел убийцу. У парня железная выдержка: вместо того чтобы покинуть город, он затаился. Как я понимаю, не для того, чтобы напечь нам пирожков. Вылитый отец…

Заметив мой полуоткрытый рот, он грустно усмехнулся.

— Мы знакомы с его отцом. Уж он-то точно сейчас де Вельер… если еще жив. Неважно. Я бы не позвал тебя, если бы ты не владела рапирой, как я. Мы должны его обезоружить. Мне нужно его услышать.

— Но ты уже знаешь, почему он убил, разве нет?

— Я хочу знать, что грозит Галаверу. Эйлин разрежет одного дракона пополам, но десяток превратит город в руины. Этот парень, как и его отец, прошел драконью школу. Он знает, что произошло в Херре. Это серьезно, Лин.

Я кивнула.

— А убийца, он… очень опасен?

Марек вздохнул.

— Я бы не стал звать тебя, но он ушел через окно, пока я беседовал с хозяйкой. Она, добрая душа, думала, его не было дома, а я потерял… м-да. В общем, второй попытки у нас не будет.

Я еще раз кивнула:

— Я готова.

До светлого домика с алыми ставнями («цвета крови», машинально отметила я) мы дошли за считаные минуты. Марек бесшумно пробрался под окно и точным движением извлек из ножен рапиру. Я двинулась к двери.

У порога на запыленном коврике грелась собака. Я сделала страшные глаза и ткнула пальцем в глубину сада. Она разочарованно посмотрела на меня, медленно поднялась и потрусила прочь.

В глубине дома послышался шум. Секунды потеряны. Плохо. Я взялась за ручку.

Он прыгнул со второго этажа. Я успела только заметить развевающиеся темные волосы, как над головой свистнул металл. Кортик взлетел навстречу, опережая мысль и руку, но поймал лишь воздух. Мелькнул серый плащ, и Марек раскрученной пружиной набросился со спины, обхватив противника под грудью. Если бы я получила такой удар в солнечное сплетение, лежала бы на земле полумертвой, но этому господину все было нипочем. Де Вельер, значит? Посмотрим!

Убийца вывернулся из рук Марека и рыбкой нырнул к стене. В отличие от нас, он фехтовал двумя руками: в правой искусно извивалась, блокируя все выпады Марека, длинная рапира, в левой ждал своего часа кинжал с рифленой рукоятью.

Время обратилось в кисель. Трава, скрипучие ставни, летние липы — все замерло; лишь серое небо неслось над головами. Выждав, когда убийца обнажил бок, я рванулась к нему. Его кинжал чуть не проколол мне плечо, но я была быстрее: кортик распорол на нем одежду от пояса до бедра.

Он ошеломленно посмотрел на меня, затем ухмыльнулся. Красивое, яркое лицо, мускулистые руки, вот только с какого перепугу он чуть не рассек Мареку грудь?! Ну, держись!

— Ни один житель Галавера не был убит, — как бы между прочим заметил Марек, тяжело дыша. — Тех двоих не жаль никому.

— Тогда что ты здесь делаешь, Палач? — отозвался убийца, не прекращая парировать.

— Хочу поговорить. Что нужно Вельеру? Остальным драконам?

— А что нужно тебе и твоей девчонке?

Я охнула: перед глазами сверкнул клинок. Марек пнул убийцу по голени; тот на мгновение замешкался, но секунду спустя чуть не выбил у Марека рапиру.

— Мы защищаем город, — Марек сделал обманный выпад, подбираясь ближе. — А что нужно тебе?

— Мести, Палач, власти и мести! — Убийца белозубо засмеялся. — Как всегда.

— Да, — Марек покачал головой, — ты и впрямь вылитый отец.

Ноздри убийцы раздулись.

— Кстати, — Марек прищурился, — я не палач.

— Разумеется, — убийца презрительно скривил губы. — Кому ты это говоришь? Ей?

Он резким жестом отбил выпад Марека и повернулся ко мне. Выпад, еще выпад… тяжело как! Я взглянула на Марека, бледного, с лихорадочными пятнами на щеках. Он произнес одними губами: «одновременно». Тот самый прием в сердце? А как же поговорить?

Убийца парировал с такой яростью, что клинок Марека взлетел на полметра вверх. Кинжал змеей метнулся к моей груди, грубо пародируя изящный удар. Как тогда, в парке, я отклонила клинок, целясь в лицо. Глаза убийцы сузились.

— Интересная подобралась компания, — произнес он, растягивая слова. — У нас есть общие знакомые?

Марек, не говоря ни слова, прыгнул вперед, захлестывая его ногу своей. Рапира вошла убийце в бок. Он, пошатываясь, отступил, и я, обогнув Марека, перетекла в стойку напротив.

Рапира и кинжал, дрожа, обратились в мою сторону. Я остановилась.

— Зря, — усмехнулся убийца и развернул руку, целясь мне в горло. Я едва успела отскочить.

Убийца не спеша откинул с плеч черные волосы. Его лицо на глазах теряло цвет, но, казалось, это его нисколько не волновало.

— Продолжим? — Марек бесшумно стал рядом со мной. — Или все-таки поговорим?

— Я бы с радостью, — убийца по-кошачьи изогнулся, — увы, нет времени.

Он начал двигаться, еще не договорив. Я легко ушла, с лязгом отводя его кинжал в сторону, но Марек не успел. Длинный, как коса, клинок скользнул по его виску, и на землю упала прядь волос.

— Марек!

В ушах стучало, липы прыгали перед глазами, но крови не было. Не было. Я перевела дух.

— Убирайся, — хрипловатый голос убийцы подрагивал. — Следующим ударом я снесу тебе череп.

Марек выпрямился, тяжело дыша, и секунду мужчины смотрели друг на друга. Во взглядах не было ненависти — это поразило меня сильнее всего. Только незнакомая горечь и холодная решимость. Вельер объединял их когда-то, а теперь… теперь — что?

Но у Марека было время, чтобы придумать ответ. Убийца истекал кровью.

Не сговариваясь, мы с Мареком метнулись крест-накрест. Я поднырнула под рапирой, вкладывая всю силу в продолжение руки и уже чувствуя, что вот-вот распорю убийце бок, но его тела там не оказалось. Вместо полурасстегнутой рубашки и залитой кровью кожи меч звонко впечатался в стену. От удара заныли зубы; побелка под ставнем пошла сетью трещин.

Убийца ушел от удара. Так, как учил меня мэтр.

Я обернулась.

Марек упал на колени. Рапира нависала над ним, как падающая башня. Его собственный клинок, казалось, вот-вот должен был выскользнуть под напором убийцы; я не успевала. Никак.

Марек!

Убийца резко шагнул вперед. Кинжал в его руке взлетел — и под острым углом ушел в небо. Передо мной мелькнули ноги в грубых сапогах, недоумевающее, ошеломленное лицо, и убийца растянулся на земле. В груди чуть ниже плеча торчала арбалетная стрела.

— Вот и все, — спокойно кивнул Марек, выхватывая у убийцы кинжал. — Лин, найди стрелка.

— Нет нужды, — раздался веселый голос. — Я к вашим услугам, господа.

Через двор к нам приближался светловолосый молодой человек, загорелый и худощавый. В левой руке покачивался разряженный арбалет.

— Или мне нужно говорить, что это я оказал вам услугу? — добавил он, поворачиваясь к Мареку. — Похоже, с прической вам теперь придется повозиться.

— Мне кажется, я вас знаю, — задумчиво сказал Марек. — Не вы ли приторговывали зерном во время войны?

— И не я ли промышлял разбоем в окрестностях Галавера сразу после? — подхватил молодой человек. — Было дело.

Убийца шевельнулся на земле. Сквозь сжатые зубы вырвался стон.

— Помогите нам перетащить де Вельера в замок, — Марек кивнул на пленника. — У нас мало времени. Нам ведь есть о чем поговорить, я не ошибаюсь?

— Еще бы, — прошептал де Вельер. — Два предателя…

Он потерял сознание.

— Я не смею настаивать, но, может быть, вы его все-таки убьете? осведомился молодой человек. — В прошлый раз я чудом от него ушел. Ребятам повезло меньше.

— Так вы тоже были в Херре, Саймон? — Марек склонился над де Вельером, проверяя пульс. Носилки бы, да куда там… — Не иначе как с молодым Кором?

— Я, собственно, и выдал мальчика властям, — кивнул Саймон. — И ни памятника, ни медали в полный рост. От них дождешься; впрочем, я себя обеспечил. А теперь вы, Марек, и вы, сударыня…

— Лин, — машинально отозвалась я.

Сейчас, когда он стоял рядом, я уже не могла ошибиться, принимая его за своего ровесника: Саймону было не меньше тридцати пяти. Усталая улыбка не придавала лицу привлекательности, скорее, наоборот. Но обаяние в нем было: тихое, неброское и сразу вызывающее доверие.

Де Вельер назвал его предателем…

А Марека — палачом.

— …И вы, Лин, полагаю, захотите меня расспросить об этих событиях?

— Еще бы, — Марек отошел на несколько шагов. Убийца пришел в себя и теперь наблюдал за ним через полузакрытые веки. — Признаться, я и не надеялся на такую удачу. Лин, собери оружие, и пойдем.

Длинная рапира убийцы отлетела к стене. Я нагнулась, чтобы ее поднять.

— Все-таки ничего ты не понял. — Убийца закрыл глаза, разводя руки в стороны. В правой руке темнела короткая трубка.

— Марек! — предостерегающе крикнула я. Саймон, немыслимо извернувшись, отпрыгнул далеко в сторону.

Короткая стрела попала мне в живот.

Я упала навзничь. Мир странно перекосился, голова склонилась набок, и сквозь завесу травы я успела увидеть, как Марек повалил убийцу, пришпилив его ногу к земле.

«Жаль, что у мэтра только одна рука, — подумала я, засыпая. — А то бы я… я…»

— Что за глупый обычай — месть, — в сердцах сказал Марек, поворачиваясь ко мне. — Пепел! Если там был яд…Лин! Лин!!

ГЛАВА 3Квентин

Я остановился на пороге, не сразу сообразив, где нахожусь. Тюрьма представлялась мне совсем иначе: мрачные клетушки, сырость, вонь.

Внутри было светлее, чем в галерее. Толстые каменные стены оставались сухими, но я не сомневался, что при желании комнату можно было наполнить водой: ступенька вниз и темные пятна на полу говорили о том, что я прав. Свет падал сверху через квадратное окно. В остальном комната мало чем отличалась от рабочего кабинета, за исключением одной черты: с углов свисали блестящие цепи, широкими лентами опоясывая пленника.

Расшатанный деревянный стол и несколько стульев составляли всю меблировку. В углу валялся куль с вмятиной от чьей-то спины.

Эйлин плотно, тщательно закрыла дверь. Меня передернуло.

Пленник полусидел, раскинув руки в стороны. Под ним был распластан набитый сеном матрац, и я вдруг понял, почему в залах Галавера пахло сухой травой.

— Я давно вас жду, — безразлично сообщил Марек. Он ссутулился у стены, перебирая в пальцах короткую трубку.

— Лекарь только что закончил накладывать швы, — Эйлин знакомым движением взлетела на стол. Строгая мантия и вздернутые плечи делали ее похожей на школьницу. — К счастью, молодое тело всегда слишком хочет жить.

— Досадный недостаток, не так ли? — Марек посмотрел на пленника. — Обидно, когда не удается укокошить красивую девушку.

— Я жалею только об одном, — сипло произнес пленник, — что заряд был в левой руке, и, значит, умрешь не ты.

У меня закружилась голова. Умрет?

…Длинноносый лекарь, старый знакомец, наконец отпустил запястье Лин. На бледном лице затеплилась краска.

«Стрела вышла вся; выйдет и снотворное. Если наконечник не отравлен, мы можем спать спокойно».

«Я понимаю, мэтр, и очень вам обязана. Вы задержитесь?..»

Марек перевел вопросительный взгляд на Эйлин.

— Я попросила Далена определить вид яда, — после заминки кивнула она.

Пленник хрипло рассмеялся.

— Так вот почему глава ордена не удостоил меня визитом! Кстати, как его руки? Зажили?

— Может быть, поделитесь секретом? — спросила Эйлин. — Чем отравлен наконечник?

— Великие маги не умеют расщеплять вещество на атомы и проводить их сквозь свет? — Пленник закашлялся. — Меня уверяли, что чародей увидит одну-единственную частицу ртути в кубике льда, если захочет. Но я не получил ответа. Дален лишил меня своего общества?

— Мы возместим ущерб, — пообещал Марек. — Я уверяю вас, дорогой де Вельер, мы крайне занятные собеседники. Так о каком яде идет речь?

— Врагов уничтожают. — Он равнодушно пожал плечами. — Предателей тем более.

— А Далена вы, надо полагать, хотите переманить на свою сторону? — Эйлин еле заметно усмехнулась. — За что вы стреляли в девочку, Вельер?

— Де Вельер, — поправил он. — Я не дракон.

— Вы хуже, — вздохнула Эйлин.

— Эта девочка с коротеньким мечом прошла драконью школу, — резко сказал де Вельер. — Она знала, против кого обнажает клинок.

Я тяжело опустился на куль с травой. Хорошие у судьбы шуточки. Выучиться у одного дракона, чтобы оказаться на волосок от смерти из-за другого.

— И вы отказываетесь помочь ей? — спросила Эйлин. — Я полагаю, вы и без меня знаете, что от этого зависит ваша судьба.

— Камера или смерть? — де Вельер иронически усмехнулся. — Нелегкий выбор.

— Камера или свобода, — поправила Эйлин.

Пленник удивленно поднял брови. Перебинтованный, бледный, небритый, он все-таки держался с достоинством. И, что скрывать, и у него, и у де Верга был тот самый аристократизм, которого так не хватало мне.

А Эрик держался так просто, так по-домашнему…

— Объяснитесь, — после длительного молчания сказал пленник. — Так, чтобы я вам поверил.

— Мы знаем, что произошло, — Эйлин наклонилась вперед, и я впервые за день увидел на ее лице болезненную гримасу. — Отпрыск рода Кор захотел вернуться домой. Двое молодых людей пожелали его сопровождать, но когда запахло жареным, сбежали. И, как водится, поплатились.

— Трое, — коротко сказал де Вельер.

— Да, мы наслышаны, — Эйлин взглянула на Марека. — Квентин, вы еще не видели Саймона? Живая легенда как-никак.

Хороший вопрос.

— Я отправился прямо в лазарет, — мертвым голосом ответил я. — Не сомневаюсь, мы увидимся позже.

— Если от него что-то останется к тому времени, — мрачно заметил де Вельер. Цепи опоясывали его в три слоя, но в эту минуту я почему-то усомнился в их прочности.

— Добр же молодой Кор, если вы убиваете по его указке, — Эйлин покачала головой. — И храбр. Он знает о вашей… миссии?

«Нет», — чуть было не вырвалось у меня. Даже не догадывался. Может быть, хватит уже горьких шуток? Доброе имя летит в пепел… да и гори оно огнем. Пусть хоть Лин останется жива — о большем я уже не прошу.

— Я не могу ответить, — спокойно сказал пленник.

— Не знаете или не хотите врать, — пробормотал Марек. — Тогда почему…

— Когда очень хочется, «почему» не имеет значения. — Дверь приоткрылась, и на пороге показалась знакомая фигура. — Марек, вы будете со мной разговаривать или мне ждать, пока Первый вернется из-за неба? Мой дилижанс уходит через полчаса.

Последний раз я слышал этот голос, когда меня волокли из спальни родителей. Глаза заливала вода, а они торговались об оплате, о цене за мою голову…

Саймон!

По шее пополз холод. Я замер на месте, изо всех сил стараясь не вжиматься в стену и чувствуя, как каменеет затылок под шлемом. Если бы Эйлин не попросила меня набросить мантию, он бы меня узнал. Сразу. И — все. Конец.

Обернуться бы, хлестнуть предателя по щеке!

И очнуться по колено в воде, спеленутым, как де Вельер.

Де Вельером, похоже, владели те же чувства. За плотно сжатыми губами угадывалось рычание; пальцы левой руки бессильно скользнули по полу и замерли на забинтованном плече.

— Вы сидите, сидите, — небрежно заметил Саймон. — Не буду вам мешать.

— Саймон, вы злоупотребляете, — холодно произнесла Эйлин.

— Кто бы спорил! — развел руками тот. — Уделите мне внимание, и я исчезаю.

Эйлин подняла бровь.

— Деньги, — пояснил Марек. — Наш друг их любит.

— Правда? — Эйлин перевела взгляд на Саймона. — Отчего же?

— О, это долгая история, — усмехнулся тот. — Когда-то я пристроился к разбойникам. Опустим горькую правду и скажем, что я сделал это ради романтики: то, что мне захотелось есть, не столь важно. Так вот, тогда я впервые взял в руки золотую монету. С тех пор и покатилось.

— И за столько лет вам не надоело это занятие?

— Да как сказать, — Саймон уселся в дверях, вытянул ноги. Я мысленно поблагодарил небо, что мой куль притаился в углу. Лицо горело, как у мелкого воришки с рынка.

— Разбойники меня, конечно, кормили, — продолжал Саймон, — но я очень скоро понял, что от них не уйти. А я вольная птица, судари и сударыни. И я нашел тех, кто был сильнее. Тем и живу. Что делать, каждый меняет мир по-своему!

— Да вы славно спелись, — фыркнул де Вельер. — Вы уверены, что желаете отпустить меня на свободу, господа? Вот он, ваш союзник, перед вами.

— Так-так-так… — словно про себя проговорил Саймон. — На свободу. Уже интересно.

— Вы выполняете наше поручение и получаете оплату, — пожал плечами Марек. — Разве судьба нашего гостя вас волнует? Когда он окажется на свободе, вы будете уже далеко. Чем вы недовольны?

— Отсутствием должного внимания к моей персоне, — улыбнулся Саймон. — Всего-навсего.

— Что ж… — Марек засунул руку в знакомый мешочек. Глухо звякнули монеты.

— Что за поручение вы ему доверяете? — язвительно поинтересовался де Вельер. — Сами не знаете, у кого девочка училась нашим приемам, и теперь хотите это выяснить?

Меня начало колотить.

— Возвращайтесь скорее, — Марек передал Саймону кошелек. — Я бы съездил сам, но увы. Квентин, проводите… хотя я, пожалуй, сам это сделаю.

— Я найду дорогу, — с улыбкой поднял ладони Саймон. — Мое почтение, Марек… сударь… сударыня…

Мне едва хватило сил наклонить голову. Саймон сделал длинный шаг назад, и дверь бесшумно закрылась.

— Решайте, — негромко позвал Марек. — Вам нужна свобода, нам — ответы. Мы не требуем от вас невозможного, де Вельер. Говорите.

— Мы враги, — пленник устало повел плечами. — Какой смысл?

— Смысл вот какой, — Марек опустился на куль с сеном. — Я, скажу честно, порядком зол. Галавер не чулан, откуда любой может стащить связку колбас. Но во все времена драконы ценили слово «честь». Я это помню. Некоторые, правда, — он криво улыбнулся, — понимают его по-своему.

— То есть ты оправдываешь убийство тех двоих? — пленник вскинулся.

— Не то чтобы, — Марек пожал плечами. — Но я понимаю, какие чувства двигали… кем, кстати? Отпрыском рода Кор? Вельером?

Пленник промолчал.

— Я понимаю убийство двух молодых людей, — повторил Марек. — Они предали, оскорбили кого-то из ваших; мне нет до этого дела. Но почему вы не убрались из города после того, как разделались с теми двумя? Зная, что мы идем по пятам?

— Хотел встретиться с Палачом! — пленник усмехнулся. — Дален — желанная добыча, да и ваши архивы манят. Вы же верите, что драконы спят и видят, как бы вновь овладеть тонкой магией? Так вот, это правда.

— Месть и власть, — задумчиво произнесла Эйлин. — Но это сумасшествие. Позвольте, я покажу вам…

Она встала и подняла руки. Рукава мантии упали вниз, открывая кисти, и между ладонями засверкали плоскости огня.

Я прикрыл глаза. Меня все еще трясло. Саймон в Галавере, в двух шагах от меня! И, если де Вельер прав, он вот-вот отправился в Темь.

А я успею предупредить Эрика, только став собой…

Нет. Если я полечу в Темь, мне не вернуться. Эйлин захочет знать, где я был, Лин попадет под подозрение, архивы уйдут под тройной замок. А когда маги узнают, что под Темью видели дракона…

Надо молчать. Но выдержу ли я? Несколько часов назад мы гоняли уток в парке, а теперь мои бывшие спутники мертвы, Лин, может быть, умирает, а де Верг закрыл для меня архивы навсегда. Я так не могу… могу ли?

На руку упала искра. Я вздрогнул и открыл глаза.

Не отрываясь от жонглирования, Эйлин вытащила из рукава деревянную коробочку и подкинула ее вверх. Почерневшие обломки брызнули в стороны.

— Увеличьте эту картинку в сто раз, — она села на корточки перед де Вергом. Светлые зеркальные глаза отражали черные, настороженные. — Помните, чем все кончилось в Херре? Представьте, что нас ждет, когда мы начнем сражаться на равных.

— Вы говорите о драконах словно о неразумных детях. — Пленник отодвинулся к стене. — Взывайте к лучшим чувствам, пугайте, упрашивайте, если хотите успокоить совесть, но пока Вельер не воцарится в своем замке, мира не будет.

— Вас поставят на колени, — холодно, отстраненно произнес кто-то. Я не сразу понял, что это был я. — То, чем вы занимаетесь, безнадежно. Херра это показала. Вы хотите вернуться к укладу столетней давности, а возвращаться нужно на тысячелетия назад.

— В огненный век? — Пленник заинтересованно глянул на меня. — Всех во врата времени, чтоб уж сразу наверняка? Достойная смена растет. Эйлин. Мои поздравления.

— Вы назвали Марека палачом. Называйте уж и меня так же, — устало отозвалась Эйлин, вставая. — Поверьте, я заслужила.

— Еще несколько часов, и это прозвище заслужит наш гость, — Марек выпрямился. — Решайте быстрее, Де Вельер. Если Лин умрет, я сверну вам шею просто из принципа.

— Я мог бы сказать, что стрела не отравлена, но я солгу, — пленник откинулся на матрац. По виску струился пот: ему явно было нехорошо. — Я скажу вам; свобода, надо признаться, очень меня интересует. Но прежде я хочу услышать объяснения. Правильно ли я полагаю, что вы отпускаете меня в качестве посла доброй воли? Зачем? Вы не желаете делиться тонким огнем. Что тогда?

— Переговоры, — опережая Марека, заговорила Эйлин. — Идет высокая вода. Вельер знает, чем она грозит; знает, как она любит дикое пламя. Если вы остановитесь, мы отдадим под вашу руку земли на востоке, за Херрой и Вергом. Право, вы там и так неплохо устроились.

— Пустоши.

— И брошенные замки в двух шагах от Сорлинн, — возразила Эйлин. — Дайте нам год перемирия, и через: год мы будем бороться с высокой водой вместе. Пересуды утихнут, и, возможно, мы даже сможем учить детей драконов в Галавере.

— Последнего не будет никогда, — де Вельер насмешливо покачал головой. — Вы слишком боитесь, нас. Боитесь настолько, что готовы отдать половину земель, лишь бы сберечь то, что всегда было нашим по праву рождения.

— Мы готовы поступиться…

— В пепел!

Де Вельер рывком подался вперед, но обвис на цепях и повалился обратно, зажимая рукой бок.

— Вы идиоты, — тихо продолжил он, — если думаете, что мы отступимся. Искалечить хозяина этого замка, залезть в голову неопытной девчонке, украсть чужие рукописи — любой мародер давно поплатился бы головой. Я передам ваши слова. Я не добавлю к ним ни строчки.

Он небрежным жестом подхватил обгорелую щепку и начертил на камнях две буквы.

— А теперь дайте мне отдохнуть.

Эйлин, белая как полотно, глянула на надпись и вышла. Марек, не сказав ни слова, последовал за ней.

Искушение остаться было непереносимым. Словно за обедом на ферме, когда ноги каменели при одной мысли выйти из-за стола, не дожидаясь взрослых.

Я обернулся у полуоткрытой двери. Де Вельер безучастно смотрел мимо меня.

— За что вы убили тех двоих? — чужим голосом спросил я. — Разве Кор не справился бы сам?

— Палач не хвастался тебе своими подвигами? — де Вельер повернул голову. — А ведь он остался в живых. Как ты думаешь, сколько бы натворили те двое?

— Те двое были испуганными детьми.

— Как и ты. Что это меняет?

— Я… — я запнулся. Пепел!

— Если бы они предали кого-то из твоих, ты бы на многое смотрел по-другому, — холодно сказал пленник. — А, впрочем, нет: вы же все сами за себя. Для вас частица «де» в имени — причуда, вычурная красивость, а огненное имя — пустой ритуал.

— А для вас? — Я отпустил ручку двери. — Если один дракон пойдет против другого, кому вы будете служить?

— Драконы — одно, — негромко, не рисуясь, произнес де Вельер. — С начала времен. Даже трижды проклятый Первый хотел лучшего. Те, кто уходил на войну, делали это не ради собственных детей, а для всех драконов, и прошлых, и будущих.

— То есть лучше решать за всех, чем идти по своему пути одному?

— Парень, что стрелял в меня, шел по своему пути, — де Вельер посмотрел на меня. — Он предал род Кор и предаст вас, когда придет время. Думаешь, он один такой? Жизнь без веры — череда предательств.

— Драконы не верят Первому… — прошептал я.

— Мы верим в себя. А вы — не верите никому.

Я молча вышел из комнаты.

Закрыв за собой дверь, я прижался лбом к косяку. «Нами управляют легенды, Квентин», — сказал Эрик. Нет, мэтр. Отчаяние.

По галерее гулял ветер. Марек и Эйлин тихо переговаривались у колонны.

— Убедилась? — Марек кивнул ей на меня. — Идемте.

Мы двинулись вдоль галереи. Марек сутулился больше обычного. Эйлин, все еще бледная, зябко куталась в поблекшие косы.

— Вы слышали весь наш разговор?

— Почти, — подтвердил Марек. — Наш друг весьма привержен истине, вот только она с ним не в ладах. Пожалуй, вечером я нанесу ему еще один визит, посерьезнее.

— Бесполезно, — отозвалась Эйлин. — Он не скажет.

— Но и не отступится, ты слышала. Чего нам ждать? Ртути под кроватью? Зарева над парком? Умелого повара?

— Он передаст наше предложение, — твердо сказала Эйлин. — Де Вельер не сказал Квентину ничего нового, хотя я, что скрывать, надеялась на некоторую признательность.

— О да, — хмыкнул Марек. — Мы заставили его открыть яд, которым он надеялся уморить Лин, и де Вельер теперь нам безмерно благодарен.

— Он ранен, его бьет озноб, и он хочет жить! Как бы ты повел себя на его месте?

— Вряд ли достойнее, — Марек пожал плечами. — Но наверняка умнее. Он даже не спросил о высокой воде: чем вызвано наше беспокойство, как далеко мы продвинулись в расчетах — ничего! Или у него глаза и уши в Галавере, или он не верит нам ни на грош.

— Противоядие! — громко перебил я. — Эйлин, где оно?

— Железная лазурь. Я отправила записку, — она легко сжала мое плечо. — Все хорошо. Предложение отправить драконов к праотцам, признаться, не было лишено оригинальности.

Лин, Линка, маленькая и бесстрашная… Я прикрыл глаза. Небо, она будет жить. Завтра, послезавтра… каждый день. Пепел, как же я испугался…

— Зачем я вам понадобился? — устало спросил я. — Там, на допросе?

— Откровенность, Квентин. Единственное, что мы можем выставить против драконьего братства. Мы ценим верность, но она не может быть слепой. Идите, вам нужно отдохнуть.

Я развернулся и пошел к лестнице. Взбегая по ступеням, я еще не представлял, куда пойду. Если бы мне предложили заложить несуществующую душу за право вернуться на ферму и больше не слышать ни об интригах, ни об отравлениях, я бы, наверное, согласился. Пусть даже умирать пришлось бы по колено в воде.

Из коридора послышался хрустальный звон. Потом звук бьющегося стекла. Я просунул голову в дверной проем.

Посреди солнечной комнаты стоял, вытянув руку, давешний угловатый парнишка, любитель носков из козьей шерсти. Рукава трепетали на ветру, но манжеты были неподвижны, словно вылитые из прозрачного гипса, и странно, ярко светились. Паренек неловко шевельнул рукой, и, когда по граням стеклянного запястья побежали радуги, я понял его секрет: развевающийся рукав был подделкой из тонкого хрусталя.

Парень кивнул — и со всего маха швырнул сверкающий браслет в стену. Я полуоткрыл рот. Стекло неохотно заскользило по кисти, сияя так, что слезились; глаза, и остановилось на кончиках пальцев.

— Зачем? — мой голос гулко отозвался в стенах. — Зачем губить такое сокровище?

Парень вздрогнул и обернулся, смущенно улыбаясь.

— Я еще десяток таких спроворю, не бойтесь. Надо, чтобы намертво село: мы же будем танцевать.

— А-а… — я не знал, что сказать.

— Это первый, что не врезался в стену, — паренек аккуратно снял хрустальный рукав. — Наверное, я должен сказать спасибо: вы мне удачу принесли. Нашли вы тогда свою комнату?

— Что? А, да. Слушай, — я прикусил губу, — если ты не дорожишь этим наброском, может быть, поделишься? Есть одна девушка, которая долго еще не будет танцевать.

— Наша преподавательница фехтования? — Его глаза округлились. — Вы ведь о ней говорите, правда? Что с ней? Утром было первое занятие, а потом кто-то сказал, что ее ранили — это так? Я слышал, она поймала убийцу? С ней все будет в порядке?

— Сдаюсь. Столько вопросов, что я на все не отвечу, — я вскинул руки. — Да, я как раз иду к ней. Надеюсь, она скоро поправится.

— Держите, — он протянул мне браслет. — И, знаете… я наряжаю хрусталь к кануну драконьего лета. Она успеет выздороветь.

— А ты успеешь закончить свое чудо. Скажи, — я остановился в дверях, — то, что происходит вокруг, тебя не тревожит? Заговоры, убийцы, поединки?

— Да я этого и не умею, — он пожал плечами. — Мареку это вряд ли понравится, но мне все равно, для кого выдувать стекло. Я так ему и сказал, когда меня принимали.

— И поэтому тебе все равно, при ком жить, при магах или при драконах?

Он покачал головой.

— И именно поэтому я стою за магов. Им от меня ничего не нужно, кроме того, чтобы я жил и делал то, что мне нравится больше всего. Не нужно бороться, не нужно служить, даже думать не нужно, если мне этого не хочется, — он засмеялся. — Ну, это я так, в шутку говорю. Знаете, мама очень хотела, чтобы из меня что-нибудь вышло. Вот оно, «что-нибудь», и вышло. Ушло, и больше я его не видел. Когда увидите Лин, скажите ей, что она замечательная. Я очень жду следующего урока.

— Уверен, она тоже, — я бережно накрыл браслет плащом. — Спасибо.

Я долго блуждал по переходам замка, не думая ни о чем. На сердце было легко, словно искрящаяся стеклянная безделушка на расстоянии вдувала в Лин жизнь не хуже неведомой железной лазури. Кажется, я улыбался.

Каменные полы сменились деревянными, запахло водяным паром и смолой. Лазарет располагался невысоко: в галерею заглядывала сосна, на досках были разбросаны шишки.

Я остановился на пороге.

— Заходите, — длинноносый лекарь в шапочке и светлой мантии до пят выглянул из соседней комнаты. — Вашей спутнице очень повезло, что дело, вероятнее всего, не дойдет до нервического расстройства или слепоты.

— Хорошенькое везение, — пробормотал я. — Лин в сознании?

— К сожалению, да, — он посторонился. — Если ее поведение покажется вам странным, не пугайтесь: это воздействие снотворных средств.

Дверь в спальню открылась с жалобным скрипом. Я моргнул, привыкая к темноте: комната была погружена в уютный полумрак. Пламя единственной свечи танцевало на полу у узкой постели, плотные шторы скрывали окно. Лин лежала с открытыми глазами, сцепив побелевшие пальцы над одеялом.

— Меня только что разбудили, — тихо пояснила она. — Я скоро снова усну, часа на два. Лекарь говорит, что противоядие нужно принимать шесть раз в день.

— И долго?

— Не меньше двух недель.

Я опустился в кресло, походя зажигая вторую свечу. Стало чуть светлее.

— Очень больно?

— Было, — Лин на минуту закрыла глаза. — Когда я очнулась после… операции, я, кажется, вела себя не совсем… подобающе. Молила о милосердии и… нет, не помню. Лекарю пришлось дать мне еще трав от боли, а они навевают сон.

— Тебе принести что-нибудь вкусное? — Я вспомнил первый урок с Эйлин. — Яблоко?

— Шутишь? Черные сухари и вода, не меньше пяти дней. Что это?

— Подарок от благодарного ученика. — Я поднес браслет к огню. — Он чуть не разбил эту красоту о стену, представляешь?

Лин приподнялась на локте.

— Острый, — слабо проговорила она, откидываясь обратно. — Не надо.

— Хорошо, — я завернул украшение в плащ. — Извини. Тем не менее, по его словам, ты замечательная. Уж с этим-то не будешь спорить?

— Не буду, — Лин улыбнулась. — Сил нет. А кто он?

— Обычный парнишка. Живет своей жизнью и знать ни о чем не знает, да и не хочет. Зато ничем не терзается.

— Мудрый парень. Хотела бы я… — Она замолчала.

— Жить так же? — подхватил я. — А верно, ну его, этот Галавер! Поедем ко мне на ферму на пару недель? Я заберу свои книги, погуляем у реки, покормим белок. Потом не спеша сядем на баржу и поплывем обратно.

— А как же высокая вода?

— Ну, в архив меня все равно не пустят. — Я вспомнил де Верга, отправившего Лин к Трем Воротам, и мысленно дал себе зарок пнуть его как следует. — А после долгой поездки Анри де Верг может и передумать.

— Заманчиво… — Лин вздохнула. — Но я поправлюсь здесь. Вставать, куда-то ехать… невозможно. Мне сейчас кажется, что я все лето просплю в этой комнате и только к зиме выползу на улицу. Да и то — минут на пять-шесть, не больше. Я очень устала.

— Тебя… не интересует убийца?

— А что с ним? — Лин подняла на меня бесцветные глаза.

— Ничего, — я опустил голову. — Он в камере.

Лин кивнула, съежившись под одеялом. Пепел, она же теперь не возьмет в руки рапиру! Благородные драконы, дождь бы нас побрал.

— Я вернусь, — внезапно сказала она. — Я сейчас сама не своя, но я вернусь. И мне понадобится твоя помощь.

— Что угодно, — я развел руками.

— Я хочу узнать о Корлине, — она остро посмотрела на меня. — Что он делал в Теми, зачем зашел в наш трактир, кого увидел во мне — все. Мареку об этом говорить не стоит. Мне хватило жалости у ворот.

— Поделюсь всем, что найду, — помолчав, сказал я. — Обещаю.

— Ты иди, я посплю. Зайдешь завтра?

Я кивнул.

— Квентин?

Я остановился в дверях.

— Мм?

— Оставь браслет.

Я вышел улыбаясь.

На деревянной балюстраде прибавилось шишек. Я перегнулся через перила и лег животом на теплые доски. Внизу легкий ветер колыхал траву, на лавочках спорили школяры. К воде подошел чародей в неброской мантии и, накрыв лицо шлемом, разлегся под тополем.

Вечерняя тень холодила голову. Отправиться бы сейчас в кабачок поуютнее, заказать хороший ужин и слушать флейту с мандолой, пока не выгонят. Или погулять по парку, покормить уток… нет, что-то не хочется. А по совести, надо дождаться ночи и передать де Вельеру записку, короткую и злую. Вот только не видать мне после этого Драконлор как своих ушей.

— Размышляете?

Рядом, опираясь на балюстраду, стоял маг средних лет. В нем не было значительности, но я сразу вспомнил рассказы Лин: если бы Вельер, дракон и повелитель Вельера, носил шлем и темную мантию, он выглядел бы именно так. Высокий рост, жесткая складка у губ, тяжелый подбородок и внимательные глаза.

— Думаю о новых лицах. — Я чуть отодвинулся, и он одним движением перекинул ноги на наружную сторону, в сосновые иголки. Дались им эти перила!

— Эта история с посланником дракона, де Вельером… — Маг на несколько секунд замолчал, всматриваясь в даль неба. — Что вы о ней думаете?

— Вы в ней замешаны?

— По-своему. Сложнее определить, кого она не касается. Вас, например, — как?

Я выпрямился и пристально посмотрел на него.

— Вы Квентин, ученик Эйлин и один из лучших волшебников здесь, — не смущаясь, сказал он. — Ваши способности ярче моих, так что в чем-то я вам завидую. Впрочем, без зависти в магии нельзя.

— Так же, как и без сражений? — Я вспомнил слова де Вельера. — Если бы мы поделились с драконами тонким огнем, войны бы не было. Маги так хотели драться?

— Это… несколько однобокий подход, — помолчав, ответил маг. — Вы ведь знаете историю?

— Я вырос на ферме, но… Знаю. И придерживаюсь своего мнения.

— Своя рубашка ближе к телу, — он развел руками. — Но я не об этом. Драконы были лучшими, раньше. Спокойное сознание силы, огромные возможности, никаких соперников — их просто не с кем было сравнивать. До замка соседа час лету, впереди годы блаженного безделья и любых приключений… О тонком пламени начали забывать.

— Не сразу.

— Пускай, — согласился он. — Долго ли, коротко ли, но легкий гений исчез, а сознание того, что драконы — лучшие, осталось, тормозило, заносило. Замкнутый круг: сначала к таланту приходит восхищение и власть, а потом талант уходит, а желание поражать лишь усиливается. Я говорю без иронии: я вижу то же в себе и в своем ученике.

-. Желание править? И вы с ним боретесь? Как?

— Никак. Драконы рядом: если мы перестанем вести пламя, не выживем. Тут без гонору не обойтись, — он улыбнулся чему-то. — Как, впрочем, и без друзей. Но вернемся к истории. Драконы стали зависимы, а следовательно, слабы. Чудовищный парадокс: ведь к тому времени вокруг каждого сформировался род, почитатели, верные вассалы — в Верге, скажем, де Верги когда-то правили бал вовсю.

— Вы говорите о людях, — я нахмурился. — Но драконы потеряли тонкий огонь уже во время льда.

— Кто как; это протекало неравномерно. Кому-то хватило льда, кого-то погубила спесь. Но, как сказала бы Эйлин, я говорю банальности. Давайте посмотрим, что можно сделать сейчас. Двадцать лет назад бушевала война — нас бы окатили водой и повесили за одну попытку объясниться. Но сегодня — почему нет? Итак, предположим, что драконы получили тонкое пламя. Что дальше?

— Эйлин сказала, что будет новая война.

— Вполне вероятный исход, — кивнул маг.

— А если сделать «своими» лишь нескольких драконов? — медленно предположил я. Маги не идиоты, но все же… вдруг?

— «Драконы — одно». Не получится. Но мне нравится ход ваших мыслей.

— Отсрочкой вы ничего не добьетесь: рано или поздно драконы рванутся в атаку. Уже рванулись. Значит… — Я замолчал. — Неужели отсрочка нужна вам лишь для того, чтобы лучше наточить топор?

— Как и вам, мне эта идея совсем не нравится, — он наклонил голову. — Увы. Мы говорим о безусловном недоверии. Вы обнажите грудь перед заклятым врагом?

— Не люблю громких жестов.

— Вы просто не пробовали. И правильно: если маг не стоит вровень с Корлином, ему не следует поворачиваться к дракону спиной.

Он нагнулся, стряхивая иголки с подола, и я заметил у него на руках уродливые рубцы. Ногти на левой руке оплыли и потеряли форму.

— Кого-то, быть может, мы и привлечем на свою сторону, но я в это не верю. Тут есть и моя вина: много лет назад в этом замке произошел несчастный случай, о котором я сейчас не хочу говорить. Поэтому выход один. Уйти так далеко, чтобы тонкая магия драконов перестала нас страшить.

— А высокая вода вас не пугает?

— Это не столь близкая угроза.

— Тогда выход есть, — сказал я. — Книга Корлина. Анри де Верг говорил о ней.

— Мой ученик кровно в ней заинтересован, — улыбнулся маг. — Особенно сейчас, когда у него появился такой соперник. К сожалению, когда я в последний раз видел Корлина, здесь творилось такое, что, как сказал бы Марек, «ни в сказке сказать, ни подушкой отмахаться». Ордена еще не было, маги убивали друг друга на каждом шагу, на стороне драконов оставалась добрая дюжина чародеев. Сумасшедшее время, одним словом. Корлин, разумеется, наотрез отказался покрыть себя неувядаемой славой.

— И… вы не знаете, где?..

— Нет. Я даже не знаю, была ли у него семья. Так что ваши с Эйлин занятия и штудии Анри в библиотеке — наша единственная надежда.

— Эйлин говорила, что после войны на стороне драконов не осталось никого… из нас, — с усилием закончил я. — Все маги ушли в орден или зареклись иметь дело с драконами. Я не понимаю… почему?

Маг не ответил и не обернулся, разом сгорбившись. Пальцы, чуткие, как у слепого, ощупывали перила, словно насест над пропастью.

— Так или иначе, вы узнаете… — глухо начал он. Откашлялся и продолжил: — Вы видели де Вельера в камере. Он не дракон, не маг. Но в нем есть стержень, которому позавидовали бы иные драконы.

— Он верит.

— Да. Вера, верность — ключевые слова, пожалуй. Он умрет за Вельера, если понадобится. У нее был этот стержень.

— У нее?

— Аркади. Когда меня допрашивали в подвалах замка Вельер… — он дернул плечом. — Кто-то должен был этим заниматься. Подавать клещи, загонять иголки… или просто, не утруждая себя, работать огненными лезвиями. Она это умела.

Я вспомнил историю, что рассказала мне Лин. Марек и маг по имени Дален спасли девушку от дракона Вельера, но сами оказались между молотом и наковальней, и с ними случилось… что?

Кажется, я сейчас узнаю ответ.

— Аркади была магом?

— Лучшим магом на службе у Вельера. Впрочем, на службе — не то слово. Она верила своему повелителю, верила в него и могла, пожалуй, оправдать любой его поступок. Мы много разговаривали во время допросов, как вы понимаете, — он запрокинул голову. — Я бы даже сказал, что мы подружились.

По спине пробежала дрожь.

— Знаете, мне страшно.

— Слышать подобное? Да, я бы тоже испугался. Так вот, она верила, но я верил тоже. Я убедил ее. Я не знаю, как, не помню: те недели стоили мне первых седых волос. Но она дала мне убежать, а год спустя, когда всем стало ясно, что грядет война, стала рядом со мной. За ней пришли другие. Мы основали орден в Галавере, род Рист был изгнан…

Он снова замолчал.

— Вы представляете, что это означало для нее? Не просто нарушить клятву, но выгнать из дома свою… семью? Тех, кто дал ей приют?

— Да, конечно, — бесцветным голосом отозвался я. — Более чем.

Маг остро посмотрел на меня.

— Нет, вы понимаете. Я вижу, что… Неважно. История подходит к концу. Мы праздновали победу, основание ордена, я мечтал о новом имени для нее. Аркади — это ведь драконье имя. Настоящее она получила в какой-то пеплом засыпанной деревне, где односельчане едва не повесили ее на площади.

В этот раз он молчал почти три минуты.

— А за день до церемонии, — обыденным тоном закончил он, — она покончила с собой. Настоящего ее имени я так и не узнал.

— Аркади… — пробормотал я. — Но лишить себя жизни? Может быть, несчастный случай?

— Петля, табурет, ведро воды. Больше ни один маг не предлагал драконам свои услуги, — сухо произнес маг. — В каком-то смысле нас признали отверженными. Аркади де Вельер, Марек, Анри де Верг — мы ведь предатели, Квентин.

— Мне не кажется, что отвернуться от Вельера — предательство, — тихо сказал я. — Они ему не помогли. Это другое.

— Не имеет значения. Марек не любит вспоминать о нем, а Аркади больше нет.

Он провел рукой по перилам. Словно откликаясь, в другом конце галереи скрипнула доска.

— Мы — орден. Драконы сохранили общность, род, и, пожалуй, это единственное, чему стоит у них позавидовать. Мы выставили другой стержень: откровенность, знания. Собственно, мы мало чем отличаемся от драконов: нас спасает лишь репутация. Аскеза, наставничество, служение — орден держится на них, но достаточно одного сибарита и властолюбца, чтобы все полетело в пепел.

Он внимательно посмотрел на меня.

— Понимаете?

— А происхождение вашего ученика, Анри? — Я поднял бровь. — Не угрожает ордену?

— Это трагедия Анри и только его. — Он откинул со лба воображаемую прядь волос. — Честно говоря, она мало чем отличается от драмы любого ребенка, выросшего без отца или матери.

— Но мы можем соврать и сказать, что таких детей много, — я развел руками. — Разве не этого хочет Анри де Верг? Драконы легковерны, крикнешь: «Смотрите, крылатые: мы — ваши братья!» — глядишь, и угроза войны исчезнет с горизонта!

— А вы не любите ложь, — кивнул маг. — Я тоже. Но, во-первых, у нас нет доказательств, а во-вторых, вы помните, как ребенком отвечали на плохие новости?

— Сначала не верил. Потом злился.

— Любое общество, любая группа огрызается так же. И чем больше группа, тем младше ребенок. Если сообщить подобную новость всем драконам, ответом будет дикий рев. И, поскольку наш младенец умеет за себя постоять, стена пламени до неба. От Галавера останется груда расплавленных камней.

— Не ожидал такого ответа, — помолчав, признался я. — Вы говорили об этом с Анри?

Он покачал головой.

— Чем ему заниматься, он решает сам.

— А если я с ним поговорю? Я могу расспросить де Верга о его происхождении?

— Можете. Но не бейте его этим. Это не нужно, не; принято — и больно. Вас же не дразнят фермерским прошлым и грязью под ногтями?

Я задохнулся.

— У меня никогда не было грязи под ногтями!

— Вот видите, вы задеты.

— Я не…

— Я знал, что мое предупреждение излишне, — добавил он мягче. — 'И не мог не предупредить. Анри — архивист и один из лучших наших магов. Но, как и вы, он всего лишь человек.

— Кстати об архиве, — начал я. — Не могли бы вы…

Звук быстрых шагов заставил меня повернуть голову. По галерее, придерживая полы развевающегося плаща, спешил Марек.

— Ты уже знаешь, что мы определили вид яда? — сообщил он, притормаживая у дверей. — О, да вы знакомы?

— Еще нет, — спокойно ответил маг. — Я рад, что мои услуги не понадобились.

— Нужно составить послание для Вельера. Сейчас или вечером?

— Мне надо подумать. Вечером. Квентин, простите, но вас я не приглашаю — рано.

— Я услышал куда больше, чем заслуживаю. — Я развел руками. — Я не в обиде.

— Необидчивых магов не бывает. И вы ошибаетесь, говоря о доверии: напротив, вас не выпускали из виду с самого вашего приезда.

— И это вы мне говорите в лицо?

— Вы привыкнете, — он неожиданно улыбнулся. — К тому же я не сказал вам ничего, о чем вы не думали сами. Только от вас зависит, будете вы воспринимать это как заботу, доверие, неприязнь или слежку.

— Вы Дален, — утвердительно сказал я. — Глава ордена.

— Кто еще станет доказывать две противоположные истины одновременно? — Марек усмехнулся. — Кстати, Эйлин ждет тебя на крыше. Исключительно из злобных побуждений.

— Кто бы сомневался, — пробормотал я, потирая синяк на запястье. Снова искать загадочные потоки до темноты. Впрочем, Лин поправлялась, маги ничего не подозревали — и я начинал приходить в себя.

— Удачи вам, — с легкой улыбкой сказал Дален.

И, не раскидывая рук, взлетел.

— Маг не воробей, вылетит — не вырубишь топором, — вздохнул рядом со мной Марек. — Как там Лин?

Так вот куда он бежал…

— Уснула.

— Хорошо. Ей это нужно — уснуть и забыть. Хоте бы я ее избавить… — он не договорил. — Дален говорил, насколько важны ваши с Эйлин занятия?

— И не только это, — я вздрогнул.

— Тогда марш на крышу. Да, пока я не забыл: тебе скармливают столько новостей, чтобы ты не затосковал без библиотеки. Там хозяйничает Анри, а зная, как вы друг друга любите… — Марек многозначительно замолчал. — Не наделай глупостей. Школяров отправляют на хлеб и воду и за меньшее.

— И вода там отнюдь не булькает в стакане?

— Скажем так: от жажды они точно не умрут. Это общие правила. Хотя положение у тебя и впрямь легендарное. Твои бы способности да лет двадцать назад… Но я тебя отвлекаю. Иди.

Я кивнул и направился к лестнице. Если бы не запертые архивы, не на что было бы жаловаться: редкий школяр не мечтает о такой свободе и заботе. А ведь меня пустили в школу Галавера, не спросив ничего, кроме имени!

Они не знают, кто я. Значит…

— Вы доверяете мне, пришельцу из ниоткуда, с глухой фермы, только из-за моего огня, — выпалил я, оборачиваясь. — Волшебниц уровня Эйлин единицы, да и те недосыпают, но вы не ждете ни дня, чтобы начать мое образование; ни недели, чтобы проверить мое происхождение. То есть положение магов куда хуже, чем то, что вы рисовали де Вельеру?

— Если драконы выступят против нас, как есть, мы погибнем, — просто сказал Марек. — Не все, так почти все: живых зальет водой.

— Но в первую войну…

— В первую войну мы сражались, чтобы выжить; теперь выживают они. Де Вельер этого не знает, и хвала Первому, — Марек бросил быстрый взгляд в сторону лазарета. — Пусть они лелеют планы мести, пусть поддерживают романтический ореол борцов за честь, пусть гоняются за мифами, прыгают в свои врата, ненавидят предателей, надеются и ждут — пусть.

— И вы не станете им препятствовать?

— Нет, — он посмотрел мне в глаза. — Потому что когда они поймут, что в их власти все вернуть, нам крышка.

ГЛАВА 4Лин

За окном опадала осень. На столе трепетал букет кленовых листьев.

Я устроилась на кровати, греясь в солнечных лучах. В моих комнатах днем сумрачно: окна выходят на север. И хотя Марек и говорит, что солнечный свет мешает сосредоточиться, лучше бы его было побольше. Света, не Марека. Уж этот хитрец мог бы пару занятий и пропустить.

Квентин обернулся от окна. Яркое небо за ним делало светло-серую мантию белоснежной.

— Первый день драконьего лета, — задумчиво сказал он. — Тебе как?

— Как напоминание, что я до сих пор хожу на уроки с деревянной рапирой, — отозвалась я. — А погода хорошая. Ты пиши, не отвлекайся.

— Если бы я мог, — он отложил тетрадь и облокотился о спинку стула. — Думать надо. Выведешь не ту последовательность — в огне получится… м-мм, не совсем то.

— Да что там, — я махнула рукой. — Ведь огонь — это математика? Возьми любое число. Например, семнадцать.

— Это твой возраст?

— При чем тут это? — опешила я. — Я так, развлечься. И тебя отвлечь. Ты по шесть часов в день за столом, а еще десять — на крыше! Как это называется?

— Посильное содействие делам ордена, — Квентин подавил зевок, прикрыв рот ладонью наружу. — Ты же видишь, мне нравится.

— Чем? — фыркнула я и тут же прикусила губу. Известно, чем. Тем, что мне не дано.

Квентин, казалось, прочитал мои мысли.

— Зато ты можешь быть искренней, — тихо сказал он.

— А ты не можешь?

— Я в ложном положении, — он покачал головой. — Любой, кто станет тебя дразнить, идиот, но уверять тебя, что все хорошо, несколько смешно. Что мне делать, Лин? Не обращать внимания, что тебе хочется быть рядом с магией, или говорить об этом?

— Не знаю. — Я обняла себя за колени. — Мареку я ни о чем не говорю, хотя, казалось бы, кому, как не ему? Он вышиб клин клином: стал лицом ордена. А я на орден, учеников и фехтование смотрю как на долгую поездку к морю. Сижу на берегу и жду перемен.

— А стрела в живот — расстройство желудка в дороге?

— Ну, рана зажила…

— Но металл ты в руки до сих пор не берешь. Да и на приключения тебя не тянет.

— Как и тебя. Иначе с чего бы ты сидел часами над одним заклинанием?

Квентин странно посмотрел на меня.

— Это необычное заклинание. Я пытаюсь создать формулу с нуля.

— Формулу?

— Набор движений, силу воздействия, реакцию — называй, как угодно. Если у меня получится, я смогу восстановить любой рисунок, скрытый или стертый.

— Ого! И все это с нуля?

— В архивы же меня не пускают, — Квентин указал на пустые полки. — Другие маги поступают просто: снимают копии нужных страниц на огне и хранят у себя. Но я-то даже этого сделать не могу!

— Анри не разрешает?

— Он меня избегает, — спокойно ответил Квентин. — Может быть, из-за того, что когда-то отправил тебя к Трем Воротам, а может быть, ему просто не по себе от мысли, что, пустив меня в библиотеку, он лишится единственного преимущества. Да и не до этого ему сейчас.

— А Эйлин? Она же с тебя пылинки сдувает!

— Эйлин… — Он нахмурился. — Эйлин поставила запрет еще в наше первое занятие. А жаль! Мне это важно… знала бы ты, насколько.

— Насколько?

Он покачал головой.

— Значит, свитков тебе не видать, — подытожила я. — Обидно. Я бы хотела узнать о Корлине.

— Он написал великую книгу, но ее нет в библиотеке Галавера, — не задумываясь, ответил Квентин. — Иначе бы де Верг ее не искал. Зато в архивах наверняка есть другие материалы.

— Искушаешь? — усмехнулась я. — Подберем ключ, вынесем все, что горит, и пусть де Верг злобно скрипит зубами?

— Или шуршит свитками, что ему больше понравится, — развел руками Квентин. — Неплохая идея, а?

— Угу. Марек будет в восторге. Он добрый, но у него есть маленький недостаток: он свои ценности считает общечеловеческими. Или общемагическими — как тебе удобнее. И несогласные рискуют получить по голове… или наглотаться воды.

— Ну, ты и сама знаешь, что лезть без спросу в библиотеку нехорошо, — невозмутимо парировал Квентин. — Ценности везде одни и те же, только не всегда мы видим всю картину.

Я улыбнулась, вспоминая давний разговор у костра.

— Ту самую картину мира?

— Ее. А что, за эти недели что-то изменилось?

— Для меня — нет, — вздохнула я. — Это ты теперь носишь мантию ордена.

— Это всего лишь знак рядового мага. А ты думала, символ особого внимания? — Квентин невесело усмехнулся. — Я изучил основы построения заклинаний и привел мысли в порядок. Боюсь, за последнее форменную одежду не выдают.

Он развернулся к столу, пододвинул стул поближе.

— И мне нужно работать, — заключил он. — Иногда кажется, что, если я просижу за этим столом тридцать лет, обгоню любого Корлина. А потом смотрю на исчерканный лист и прихожу в себя.

— А я уже две недели тренируюсь по вечерам с рапирой и с кортиком, — полушепотом призналась я. — Чтобы рука привыкала. С кортиком даже лучше получается.

— Ты возвращаешься, — почти с нежностью отозвался Квентин. И тут же спохватился: — Если передумаешь насчет взлома библиотеки, дай знать.

— Обязательно. — Я тоже смутилась и вскочила с кровати. — Но пока я иду стезей Марека, и поворота не предвидится. Кстати, хочешь страшную тайну?

Квентин обернулся так резко, что тетрадь упала на пол.

— Э-ээ, нет, не такую страшную, — попятилась я. — Вот ты заметил, как я вошла?

— Нет…

— Вот! Значит, у меня получается. Еще неделя-другая, и буду принимать заказы!

— Опытная взломщица облапошит вас за ваши же деньги? — Он улыбнулся. — Да, Марек в тебе не ошибся.

— И поэтому-то мне не хочется его обманывать.

— Я понимаю, — после короткого молчания кивнул Квентин. — Правда, понимаю.

Я тихо прикрыла за собой дверь.

В коридорах сидели школяры. У окна две девушки, пересмеиваясь, сушили рябину, на галерее оживленно спорили чародеи в мантиях цвета ночного неба.

— Кажется, что осенью Галавер просыпается, — негромко сказал кто-то над ухом. — А уж драконье лето встречают все.

— Марек! — Я подпрыгнула. — Я же смотрю по сторонам!

— Как показал опыт, недостаточно, — Марек сделал шаг, и мне на руки упала красная блуза. — Идем учиться.

— Но…

— Или ты предпочитаешь жаловаться Квентину на горькую долю? Могу устроить.

Я поплелась за ним.

— В прошлый раз тебя заметили только двое, — заметил он через плечо. — Ты растешь.

— Я не носила красное, — возразила я, опасливо поглядывая на блузу. — А сегодня ты хочешь выставить меня пугалом?

— Именно! — Он хлопнул в ладоши. — Лучше и не скажешь. Посмотри на себя. Во что ты одета?

— Ну… — Я закатила глаза и подняла руки над головой. — «Серые струящиеся одежды из легчайшего шелка облегали ее стройный стан, не стесняя движений. Тонкую талию схватывал…»

— Отшлепаю, — беззлобно сказал Марек. — Но суть ты уловила: ты одета для вылазки. Нарочито яркая рубашка усложнит задачу. Поиграем?

— А снимать ее можно будет? Ну хоть в самую важную минуту? Я же в ней даже пирожок не украду!

— Пирожок — вчерашний день. Сегодня я хочу… — он театрально помолчал, — ланцет из лекарской.

Я уронила блузу. К горлу подступил холодный ком.

— Не пойду.

— До сих пор кошмары снятся? — Марек скрестил руки на груди. — Если ты падаешь в обморок от одной мысли о ножах и ланцетах, как ты будешь людей убивать?

— Как-нибудь разберусь, — проворчала я.

Марек долго смотрел на меня.

— Хорошо, — наконец сказал он. — Делай, что хочешь. Но то, что относится к школярам, относится и к тебе. Если у тебя нет разрешения — другими словами, если владельца комнаты зовут не Марек или Квентин — не заходи внутрь, если хозяина нет дома. И принеси мне что-нибудь интересное. Хороший слушок подойдет.

— Само собой. А в библиотеку можно?

— Разумеется. Анри как раз хотел испытать на ком-нибудь огненные ловушки.

— Лучше бы он студентов в архивы пускал.

Я просунула руки в рукава и мрачно глянула на Марека сквозь алую ткань.

— Ну что ты. Анри понадобилось три года, чтобы его только пустили в архив: ему, потомственному де Вергу, пришлось ждать чуть ли не вдвое дольше остальных. Если добавить, что Анри никому не завидует, ни капельки не заботится о состоянии архива и был бы только счастлив отложить свои занятия, чтобы помогать школярам мусолить бесценные свитки…

— Поняла, — вздохнула я. — Ухожу.

Два часа спустя я мысленно запросила пощады. Мокрая спина горела, пальцы тряслись. Ощущение, что меня видят все, стало невыносимым. Может, Марек поэтому и пристроил меня к игре: чтобы я не чувствовала себя невидимкой по-настоящему?

А как все хорошо начиналось! Изучи тайные переходы замка, подбери отмычку, улови звук шагов за два поворота, спрячься за угол, повисни над притолокой, пролежи три дня в кровати с распухшей ногой, и снова за старое…

Я решительно развернулась и отправилась к своим комнатам. Если план, что я составила за эти дни, верен, над ними располагается башня Далена. Вот испорчу трубу отопления, развинчу ее у себя и наслушаюсь секретов ордена вволю! Маленького пустяка, правда, не хватает: разобрать трубу и у Далена в комнате. Разве что мастером-техником прикинуться? Но они чинят, а не ломают…

Я пожала плечами. А, была не была! Не драконы горшки обжигают. Проберусь в башню, а там посмотрим. Может быть, Дален знает что-то и о Корлине.

Первый замок я открыла без труда. Сложнее было прокрасться внутрь: по коридору бродил мальчик лет тринадцати с таким нарочито-невинным видом, словно это Марек его подговорил. «Или подкупил», — добавила я про себя.

Со второй преградой пришлось повозиться. Крошечная дырочка в двери оказалась пастью дракона: когда замок уже был готов сдаться, что-то звякнуло, и над плечом свистнула струя огня. А если бы Дален ключ забыл?

Интересно, а чужак так же легко попадет куда угодно? Вот де Вельер: если бы его не заковали тогда, расхаживал бы он тут, как я?

Может, Марек как раз и хочет это проверить?

Винтовая лестница вилась ажурной вязью, как ворота замка. И тут не-магам вход закрыт? Я осторожно ступила на первую плиту. Ничего.

Когда лестница осталась за спиной, впереди послышались голоса. Я подумала и села в коридоре, за неплотно прикрытой дверью.

Зазвенела ложка. Мед? Суп? Травяной чай?

— …Что один из моих родителей был драконом? — насмешливо спросил женский голос. Эйлин.

— Не обязательно, — ответил мужчина. — Дед или даже прабабушка. Если верить Анри, магия случайным образом передается до четвертого колена. Потом вероятность падает до нуля.

— Вероятность, — медленно произнесла Эйлин. — Возможность. Дален, ты веришь, во что говоришь?

— Это не укладывается в голове, согласен, но…

— Если все маги — потомки от браков людей и драконов, магия не кончается на четвертом поколении, — жестко отрезала Эйлин. — Это математически неверно. Любой, сколь угодно отдаленный потомок такого союза может родиться волшебником.

— А, ты об этом. Я надеялся, ты скажешь, что это значит для тебя.

— Смятение, ты же знаешь, — звон чашки. — Я всегда думала, что маги — случайность. Люди — потомки Первого, он был драконом; остаточный огонь, все ясно и просто.

— А твой бывший ученик?

— Анри — печальное исключение. Ведь, кроме него, о смешанных союзах никто не заикался. Разве что Вельер?

— Вельер и «драконьи невесты», — подтвердил за дверью ее собеседник. — Больше никто не хвастался. Что до обычных романов, я не знаю ни о чем подобном ни до войны, ни после; кто знает почему. Мне известно лишь одно исключение.

Долгое молчание.

— Мы правильно сделали, что не сказали де Вельеру о находке Анри, — наконец сказала Эйлин. — Даже сейчас не известно, какая из идей верна. Если Анри и прав, что с того?

— Если Анри прав, мы связаны с драконами куда глубже. Не через миф, а через род.

— Дален… — усталый вздох. — Кто тебе ближе — отец или ученик? Мать твоей матери или друг? Мы не драконы, чтобы обнять всех.

— Мы выбираем. И, может быть, из-за этого и воюем. Драконы видят в нас свое прошлое: легкий огонь, беззаботность, силу.

— Одиночество, — добавила Эйлин. — Каждый ищет, чего ему не хватает? Драконы завидуют нашей свободе?

— А мы — их верности роду. Все верно.

— Все же я не понимаю. Пусть они узнают, что Анри — сын Верга. Что изменится? Его заклеймят как предателя, а если он «раскается», оттолкнут как ренегата.

— Или примут, как блудную овцу.

— Это же страшный проступок, пренебречь родом. Или я ошибаюсь?

— Не ошибаешься, Эйлин. Но это обоюдоострое лезвие. Драконы клянут нас за то, что мы не даем им огня, а мы — за то, что дикое пламя заливает нас. Может быть, последний довод их убедит?

— Или оттолкнет окончательно, — возразила Эйлин. — Что, если сама идея вызовет у них отвращение? Смешанные браки, фи! В пепел их!

— Ты забыла самое главное. Если ты — часть рода, твое мнение имеет ценность. Каждый дракон ведет огонь, куда захочет. Если мы верим, что дикое пламя нас сожрет, так тому и быть. Если верим, что тонкий огонь должен вызреть, прежде чем достаться всем, — это стоит уважать. Нам дадут право идти своей дорогой.

— Наивно.

— Но возможно.

— И люди в любом случае останутся на обочине.

— А может быть, это мы на обочине, Эйлин? С тех пор, как закончилась война, сколько раз нас спрашивали, что мы думаем? Чего хотим? Поклонение и обожание отмерло с драконами. Нами пользуются, только и всего.

— Да и во время войны орден не баловали… — вздохнула Эйлин. — Но я не об этом. Что скажут жители Галавера, если мы найдем общий язык с драконами? Поблагодарят или ощетинятся вилами и топорами?

— Мы нашли хрупкое равновесие, — устало ответил Дален. — Будем его поддерживать по мере сил. Куда важнее, что подумаете вы с Мареком. Мне кажется, или ты цепляешься за любой предлог, чтобы никогда его не видеть?

Горький смешок.

— Марека?

— Риста.

Молчание. Звяканье ложки.

По коридору потянуло холодом.

— Я прав?

— Неразумно и неестественно любить больше одного раза, — голос Эйлин полон иронии, словно она смеется над собой. — Но когда первый раз заканчивается отрубленной рукой, о какой новой встрече может идти речь?

Я вздрогнула.

— Марек бы не согласился.

— Еще бы. Ведь это его зовут Палачом.

— Ты жестока, — после короткого молчания произнес Дален.

— Иногда, по ночам, когда звезды освещают пустую постель, а мне не спится. Ты же хочешь откровенности. Вот что я думаю, — ее голос приобрел прежние нотки, жесткие и отстраненные, — есть случаи, когда никто не виноват. Ни юноша-дракон, который захотел узнать, чем занимается орден в его замке, ни девушка, которую он встретил в библиотеке. Ни разговоры в темноте, ни наспех переписанные свитки, ни вдумчиво пересказанные легенды. Кстати, я тогда предала орден, если тебя это интересует.

— Меня тебе все равно не догнать, — отмахнулся, Дален. — Кто устроил ловушку, не говоря тебе? Кто разрешил Мареку применить огненные браслеты? Кто не смог закрыть заклинание, когда Рист взлетел?

— Стал собой, — поправила Эйлин. — Они так говорят.

— Ты не виновата. Ты его не прогнала, Марек не договорился, я не удержал руку. О Мареке вообще разговор особый. После того, что произошло с его сестрой…

— Он защищал меня, — обрезала она. — Никто не виноват. Но никому от этого не легче.

Я не помнила, как поднялась на ноги. Перед глазами все плыло.

Это про какого противника Марек говорил в первый день в Галавере, а? Не про мэтра ли? Скрытый огонь, приемы фехтования, которым тысячи лет, да и тот удар в сердце мэтр показал не просто так. Получается, что я — ученица дракона?

А Квентин тогда кто? Маг и сын друзей мэтра… потомок драконов по меньшей мере. Или из этих, с частицей «де». Понятно, почему ворота так жадно перед ним открылись: драконья кровь. Только зачем он шагнул внутрь? Выучиться магии и стать честным волшебником или доделать то, что не удалось мэтру? Хотя мэтр как раз был в своем праве… у себя дома. И руки лишился там же.

Хорошие ведь люди… драконы… маги! Но чего дерутся-то, а?

Справа донесся шорох. Я повернулась и чуть не упала: рядом, сливаясь темно-серой мантией со стенами, молча высился Марек. Пепел!

«Пора домой», — беззвучно произнес он.

«Марек, — одними губами шепнула я. — Я забыла ланцет».

Он покачал головой, прислушиваясь к звукам из-за двери. Я уже начала пятиться к выходу, но Марек неожиданно кашлянул и уверенным шагом пошел вперед.

— Я пришел с плохими новостями, — громко объявил Марек, заглядывая в комнату. — Мне рады?

— А когда было иначе? — отозвалась Эйлин.

— То есть чтобы я пришел с хорошими новостями и меня выгнали вон? Не помню такого, — Марек выглянул в коридор. — Лин, заходи.

Я осторожно приблизилась. В изящно обставленной комнате, как я и предполагала, был накрыт чайный столик. Эйлин в закрытом темном платье сидела спиной к окну, скрестив руки на груди.

Далена я видела первый раз в жизни. Прямой строгий шлем, отглаженная мантия, тонкие перчатки, непроницаемый вид — не человек, а грамматическое правило, загнавшее боль глубоко внутрь. Судя по спокойно-замкнутому лицу, только что они говорили самое большее о погоде.

Интересно, няне он нравился?

— Лестница работает, — без предисловий начал Марек. — Десять минут назад Лин коснулась ступеньки, и противовес у меня в комнате остановил часы. Можно ставить копию тебе в спальню.

Маги переглянулись. Я знала, о чем они думают. «Десять минут».

— Было бы нелишне, — кивнула Эйлин. — Хорошо, Далена мы защитим. А что делать школярам?

— Умелец вроде де Вельера пробьется везде, — Марек пожал плечами. — Я отсек архив, кабинет Далена, и более или менее отгородил тюрьму, башню студентов и наш коридор. Весь замок накрыть невозможно.:

Он опустился на выцветший диван с ручками в виде драконьих морд. Я, подумав, села рядом.

— Все еще ни слова от наших крылатых друзей, — добавил Марек. — Или родственников? Вы еще не пришли к единому мнению?

Маги снова переглянулись.

— Лин, зачем ты подслушивала? — спокойно спросил Дален.

— Я… сожалею, — ответила я, тщательно подбирая слова. — Мне все еще кажется, что огненное имя я получила не напрасно. Я хочу знать почему.

— Зачем?

— Я… — Я запнулась. Как сказать такое вслух? — Я хочу поверить, что я есть не зря.

— Коряво, но честно, — подытожил Марек. — Мы точно отказались от мысли послать к драконам своего человека? Лин бы подошла.

— Не после дуэли с де Вельером, к сожалению, — отозвался Дален. — Хотя драконья школа и дает многое.

Хороша школа: однорукий паж с погнутой рапирой… Я поежилась. Тактичный, приветливый Марек ни разу не спросил имени, но Дален, я чувствовала, не остановится. Он просто задаст вопрос, и не ответить будет невозможно.

И тут на меня нашло.

— Не знаю, может быть, это и предательство, — решительно сказала я, — но Марека я бы не выдала никому, и первого своего учителя не выдам, будь он хоть десять раз дракон — а я, честно скажу, в это не верю. У нас в Теми все на виду, так что легенды про проезжих мастеров я сочинять не буду. Но и имени не скажу, небось оно все равно выдуманное.

Дален отвел взгляд. Эйлин с непонятными выражением хмыкнула.

— Лин, что бы ты ни сказала, это уже неважно, — мягко сказал Марек. — Пять минут назад к воротам замка подъехал экипаж. Собственно, поэтому я и поднялся к Далену; часы я заметил по дороге. Через минуту в эту дверь постучат. Сможешь сложить два и два?

— Я сложу, — раздался до боли знакомый голос. Живот резанули невидимые ножи. — Арифметика — мой конек, особенно когда речь идет о четырехзначных суммах.

Дверь распахнулась. В проеме стояли двое: немолодой маг в темно-алой мантии, и Саймон, потрепанный, загорелый, с прежней насмешливой улыбкой. В подтверждение своих слов он немедленно потряс темным шелковым мешочком. Судя по звону, монет там почти не осталось.

Маг, сопровождавший Саймона, молча поклонился и отправился вниз. Хлопнула дверь, и по комнате прокатилась волна холодного воздуха.

— Вас долго не было, — сухо заметил Марек, вставая и указывая Саймону на свое место. — Впрочем, вы вовремя.

— Как всегда, — развел руками тот. — А у вас, я смотрю, отросли волосы.

Марек смешно взъерошил свою жесткую шевелюру.

— Есть немного. Так что вы узнали, Саймон? В Теми угрозы не было?

— Не-а. Дракон был, но не там и не тогда, — Саймон усмехнулся, подмигнул мне. — С вас, господа, доплата за вредность. Таким негодяем я не чувствовал себя давно.

Пепел…

Он был в Теми!

«Не следует доверять магам больше, чем они того заслуживают». Я закусила губу. Мэтр был так прав…

— Да рассказывайте же! — прикрикнула Эйлин. Кажется, мое появление все-таки выбило ее из колеи. — Что за напасть, право…

— Конечно-конечно. Заранее прошу прощения у вас, сударыня, — Саймон поклонился мне. — Может быть, у вас найдутся срочные дела где-нибудь еще? Вам будет неприятно меня слушать.

Марек негромко кашлянул.

— Пепел, вы же нарочно ее сюда приволокли! — Саймон хлопнул себя по лбу. — Что ж, зря.

— Начинай, — тихо сказал Дален. — Мы и так потеряли достаточно времени.

— Ваша Лин… — Саймон театрально помолчал. — Родилась в обычной семье, росла, помогала отцу в трактире, училась, читала, сверстников не привечала, но и не отваживала. В общем, все бы хорошо, только учитель по фехтованию у нее подобрался необычный.

Я напряглась.

— Его дед был ренегатом, — буднично продолжал Саймон. — Драконья школа в лучшем виде. Ну, ваша девочка и набралась.

— Имя?

— Лерон, — пожал плечами Саймон. — Откуда-то с юга.

Я, должно быть, смотрела на него с совершенно диким выражением лица, потому что Марек неслышными шагами приблизился ко мне, положил руку на плечо и прошептал что-то успокаивающее.

— Темь, — задумчиво сказал Дален. — Я могу только догадываться…

— Какая разница, — Эйлин отставила чашку, глянула в окно. — Будет дождь. Зарядит дня на три, вот школяры на танцах повеселятся…

— Мы с Анри хотим испробовать соли серебра, чтобы дождь прошел до праздника, — отозвался Дален. — Пара ракет, не больше. Если получится, новое оружие у нас в кармане.

— Да, да, да, — нетерпеливо вставил Саймон. — Драконы разбиты и валяются пузом кверху, я понял. Вы себя так успокаиваете или вам и впрямь наплевать на остальные новости?

— А ты уже и беспокоишься, — поднял бровь Дален.

— Когда мне не платят, я нервен, неверен и нетерпелив, — развел руками Саймон. — Так что? Полные архивы по всем городам, от Верга до Вельера, выписки из городских книг, родословные и, что немаловажно, далеко идущие выводы. Доставать? Или пусть оно останется тайной, окутанной мраком?

Дален со вздохом протянул руку.

— Не прирежешь? — притворно-озабоченно осведомился Саймон. — Старый друг хуже мертвых двух.

— Ты бы давно висел за кражу зерна, «друг», — не меняя тона, произнес Дален. — Давай сюда записи.

— Да пожалуйста! — Саймон вытащил из-за пазухи увесистую папку. — Неделю каждую книгу переписывал; глаза, между прочим, чуть не сломал. Твое счастье, что я передумал требовать двойную оплату.

Эйлин подчеркнуто зевнула, выставив тонкую ладонь.

— Маги отмечены красным, — небрежно добавил Саймон. — И те их предки, что являются потомками драконов, отмечены тоже.

Пальцы Марека вцепились мне в плечо. Дален замер над раскрытой папкой.

— И каждая красная ветка… — помертвевшим голосом начала Эйлин.

— …заканчивается коричневым кружком с крыльями, — радостно отозвался Саймон. — Не ожидали?

— Вы хотите сказать, что каждый маг — потомок дракона? Это подтверждено и несомненно?

— Вам решать, сударыня, вам и проверять, — Саймон посерьезнел. — Но мне не платили, чтобы я вам соврал.

— Мы проверим, — спокойно сказал Дален. — Сколько будет стоить твое молчание?

— Рот на замок, — Саймон вскинул руки. — Даже дополнительной оплаты не попрошу. Девять тысяч — разве это деньги?

— Почему не десять?

— Потому что четыре знака, а не пять, — отозвался Марек. — С четырьмя знаками легче расстаться, а деньги, считай, те же.

— Что ж, — Дален наклонился над листом бумаги. — Считай, что ты их получил.

— Обязательно, — улыбнулся Саймон. — Как только взвешу на ладони.

Дален дернул за шнурок под столом. Через две минуты в комнате появился маг.

— Отведите нашего гостя к казначею, — сказал Дален. — И проследите, чтобы он остался доволен своими апартаментами. Ближайшие три дня он проведет у нас.

— Решетки и запоры входят в оплату? — Саймон встал. — Чего-то в этом роде я и ожидал. Мое почтение, судари и сударыни. Лин, надеюсь, я вас не обидел?

— Тем, что собирали обо мне сведения?

Он неожиданно подмигнул.

— Удачи на вашем… поприще.

Когда за Саймоном закрылась дверь, Дален медленно собрал листы и сложил их в папку. Никто не произнес ни слова.

— И что вы будете делать? — нарушила молчание я.

— Мы, — покачал головой Марек. — Мы будем делать. Боюсь, ты уже никуда не денешься, Лин.

— Ты же мне не доверяешь…

— Прости меня, я не мог не отправить Саймона в Темь после стольких совпадений, — заученно ответил он. — Ты хочешь продолжить этот разговор?

— Нет, наверное. Но маги… драконы… что теперь?

— Даже если драконы примут нас, найдутся недовольные, — ответила за Марека Эйлин. — И наоборот, молодые чародеи забудут о прошлых гонениях и бросятся на шею новоявленным родителям. Мы не знаем.

— То есть вы ничего не будете делать?

— Мы подождем первого шага с их стороны. Де Вельер, если вы помните, так и не передал нам ответ, — Эйлин встала. — У меня сейчас занятия. Марек, если еще есть новости, вываливай сразу.

— Это все, — Марек покосился на меня. — Извини, что…

— Лестница работает, и это главное, — прервала она. — Мне лететь вниз?

— В этот раз можешь идти пешком, ничего страшного. А вот завтра придется.

Эйлин подняла ладонь, и по комнате, колыхнув скатерть, пробежал упругий вихрь. Невидимый выдох опалил лицо, воздушная рука толкнула дверь. Эйлин быстрым шагом прошла к выходу, и дверь мягко закрылась за ней.

Я представила, как она идет по коридору, одна, растерянная, несчастная, и это насовсем, и мне стало жутко. А хуже всего было то, что тогда, много лет назад, она поступила так, как я поступаю сейчас, в эту минуту, когда надо бежать к Квентину, и гнать, гнать его отсюда, если есть хоть малейший намек на то, что он не тот, за кого себя выдает. Я же сижу здесь. Идиотка!

— Ни одна глупость не остается неотблагодаренной, — нарушил молчание Дален. — В каком году ты родилась? Многие маги вели дневники; я попробую узнать, как и почему ты получила имя.

— Не стоит, — я качнула головой. — Мне и так не по себе.

В коридоре пробухали злые неуверенные шаги. Дверь приоткрылась, и Анри просунул в щель взъерошенную голову.

— Ну вы учудили, господа, — язвительно заявил он. — Лучшая волшебница всех времен опять устроилась на перилах и строит огненную лестницу до крыши. Сушеная малина кончилась, что ли? Или мировая скорбь нынче в моде? Как вы после всего этого будете решать мои задачи — ума не приложу.

В раздраженном голосе звучала явная тревога. Марек с задумчивым видом наступил мне на ногу. Я вздохнула.

— Не башня, а проходной двор, — ворчливо заметил Дален. Я моргнула: за пару секунд он превратился из учтивого изваяния чуть ли не в доброго дядюшку. — Где выкладки по зеркальным плоскостям, хотел бы я знать?

— Эйлин считает, что все сводится к чистой математике.

— Когда она это говорила? Если бы огонь сводился к технике, магией мог бы заниматься любой супостат-любитель, — Дален протянул руку за свитками. — Садись, будем разбираться.

Анри нетерпеливо приник к столу, сдвинув в сторону чашки. Вдвоем они склонились над свитками, уже не видя ничего вокруг. Когда мы уходили, они жадно и весело обсуждали новое заклинание, перебивая друг друга.

Снаружи никого не было. В отдалении тоскливо ошивался одинокий школяр; в воздухе ровно горела недостроенная лестница.

— Шедевр, — заметил Марек. — Лин, тебя предупреждать надо?

— Нет, я все поняла и никому не скажу, — мрачно отозвалась я. — И еще полгода буду раскаиваться, что подслушала, если тебе интересно. Марек, а Дален всегда такой разный?

— До того, как мы побывали в подвалах Вельера, он был таким, каким ты его видела только что. Он и сейчас таким бывает, только редко.

— А что там произошло? Ты все грозишься рассказать, только…

— Всякому овощу свое время, — Марек остановился у своих дверей. — Подожди, а Квентин тебе не рассказывал?

— Нет…

— Любопытно. Впрочем, ты потеряла столько крови, что я бы удивился, если бы он тебе рассказал.

— Вы двое из моей комнаты не выходили, — чуть улыбнулась я. — И постоянно рассказывали что-то хорошее, то ты, то он. Ты еще и гранатовый сок таскал… Марек, а как же Анри? Разве Дален с ним не поделится новостями?

Марек взглянул вверх, на окна башни.

— Думаю, он это уже сделал. Наедине, тихо и тактично. Кстати, как тебе твой наряд?

— Хорошо. Почему ты спрашиваешь… — Я осеклась, взяв себя за рукав. Красная ткань!

— Совсем о ней забыла, да? — понимающе спросил Марек. — Сохранишь это чувство?

— Уже не получится, — буркнула я. — Ты же напомнил.

— Давай попробуем так, — он оттащил меня в пустой коридор. — Снимай.

Я послушалась.

— А теперь?

— Теперь… — Я расслабленно прислонилась к стене. Глубокий вдох, другой… — Теперь можно прятаться.

— Вот. Запомни это ощущение. А лучше отключи голову и задействуй руки, — Марек скрестил пальцы, обвив средний вокруг указательного. — Пусть скрещенные пальцы означают, что ты готова стать невидимкой. Если пальцы сплетены, ты крадешься в тенях, и ничто тебе не помешает.

— Подожди… Это магия?

— Нет. Всего лишь маленький трюк-напоминание. Не бойся яркой одежды, Лин. И не думай, что ты оказалась здесь по ошибке. Ты не невидимка, но можешь стать ей, когда захочешь.

— Марек, я знаю…

— И я знаю, что ты знаешь. Но лишний раз напомнить не мешает.

Он подмигнул мне и исчез за дверью. Мой наставник, опекун… друг. Почему я думаю о нем и вижу мэтра с одной рукой?

Несколько минут я нерешительно стояла в коридоре. Бежать к Квентину или спокойно заниматься? Ведь никто, кроме меня, не знает ни о мэтре Лероне, который на самом деле дракон Рист, ни о родстве магов с драконами. Я не знаю как, но Саймон ничего не узнал. Ничего не изменилось. Пока.

И я не хочу, чтобы оно менялось!

Я знаю, что будет, когда исчезнет Квентин. Соберутся близкие друзья в башне Далена — и каждый будет стыть в своем одиночестве. Эта свобода… она хороша, но чего-то в ней не хватает. Квентин не такой. Даже когда он молча сидит рядом.

Через два дня праздник. Драконье лето, последний урожай солнечно-шершавых дынь, танцы, звон браслетов, смех и фонарики на деревьях. Всего два дня, а потом… Я решусь обмануть Марека и заберусь с Квентином в библиотеку? Выдам Квентина магам? В конце концов, де Вельера они отпустили…

Нет. После мэтра — нет.

А если Квентин и правда начинающий маг? Всего-навсего? Что, из-за глупого подозрения выталкивать его отсюда, чтобы никогда больше не видеть?

Мечты. Был бы Квентин юным магом, а не посланником дракона, не рвался бы в архив. Подождал бы год-полтора, как все. Да и мэтр не стал бы так привечать чужака, незнакомца…

Квентин… Я прикрыла глаза. Все эти недели мы были рядом. Встречались за завтраком, сидели под деревьями, гуляли по городу, только до Трех Ворот так и не дошли… пили горячее вино в парке, считали звезды на крыше и говорили, говорили, говорили… Обо всем и ни о чем.

Мне будет очень плохо без него. Вот и вся правда.

Что мне делать?

Я глубоко вздохнула и отправилась туда, где меня ждали меньше всего.

Эйлин сидела на краешке стола, перебирая тонкую золотую цепочку. Пальцы дрожали.

— Интересный парадокс, — заметила она. — Если я запрусь и не стану открывать, все подумают, что дело нечисто. Если не запрусь, тут же нагрянут гости. Если отправлюсь к дракону на клыки, дело непременно кончится дракой. Совершенно безвыходное положение.

Я огляделась. Вдоль стен грелись книжные полки, над дубовым комодом нависало узкое зеркало. Тонкая занавесь отгораживала вход в спальню.

— Вы…

— Пытаюсь успокоиться перед занятием, — она отложила цепочку. Ни следа тоски или злости. Спокойные, живые глаза. — Чем вам помочь, Лин?

— Может быть, у вас найдется лишнее платье? — неожиданно брякнула я. — Я понимаю, что наделала глупостей, но вот еще одна: мне даже танцевать не в чем.

— А праздник вот-вот? Да, - Эйлин задумчиво улыбнулась, — интересно получается. Драконы давно улетели, а драконьему лету мы радуемся до сих пор. Я сейчас посмотрю.

Она уверенно открыла нижний ящик комода, и мне на руки упало легкое белое платье. Я медленно расправила ткань и примерила на себя. Один в один. Только сейчас Эйлин полнее, выше, значит…

Я покосилась на нее. Эйлин молча кивнула.

Наверное, цепочка шла к этому платью. Золото — к белому. И много весен назад оно мерцало в тенях библиотеки, светлело в переходах замка… а потом трясущиеся руки его сорвали, долго терли, пытаясь смыть воображаемую кровь, и наконец убрали в ящик — на годы и годы. Ох, Эйлин, мне так жаль!

Эйлин сделала отрицательный жест, и я поняла, что произнесла последнюю фразу вслух.

— У меня две руки, — негромко сказала она. — Не стоит.

— Я… — Я замолчала. На языке вертелось: «Эйлин, я же была его ученицей», но я понимала, что говорить этого нельзя. Ни за что. — Я не знаю, как мне теперь относиться к Мареку. Как вы остались друзьями после такого?

— Вы с Мареком чуть не искалечили де Вельера, — в зеркальных глазах мелькнуло сочувствие. — Это звенья одной цепи. Мне не нужно прощать друзей, потому что они, увы, были правы. А меня прощать, в общем-то, не стоит, потому что это никому не интересно. Кроме того, мне нужно работать.

— Ухожу. — Я отступила к двери. — Но все-таки… почему вы не улетели с ним? Тогда?

Эйлин резко отвернулась.

— Опустить голову в ведро с кипятком — тоже достаточно интересный опыт, — сухо сказала она, не оборачиваясь. — Вы думаете, стоит его провести?

— Но… вы же любите.

— И что это меняет? Тебе отсекают руку. Твои действия?

— Дален же сказал, ч-что… что вы не знали. Что вас там даже не было.

— Какая разница? — Эйлин обернулась, и я с изумлением увидела, что она улыбается. — Поиск виноватых — пропащее дело, Лин. Куда яснее сказать: «надежды нет» и заняться делом. Спасать мир, в котором он смотрит на звезды, — уже немало.

Я замерла в дверях, не зная, сердито бросить, чтобы она прекратила валять дурака, или рассказать ей все. Тайны иголками распирали голову, мешали думать, стирая из памяти что-то очень важное…

У мэтра как-то раз на столе лежал набросок углем. Косы над головой, улыбка — я только сейчас поняла чья. Когда я заметила рисунок, он не стал его убирать: отодвинул и спокойно продолжил разговор. Но рука его то и дело тянулась к столешнице…

— Если ты пойдешь за Мареком, у тебя большое будущее, — сказала Эйлин, глядя вдаль. — Мне хотелось поговорить об Эрике. Именно так и именно сейчас.

— Это не интуиция, — я потерла лоб. — Я просто…

— Ничего. Береги Квентина.

Дверь стукнула за спиной, и я осталась одна в галерее, с белым платьем на руках.

Кусочки мозаики совпали слишком быстро. Мир вокруг схлопывался. Мэтр и Эйлин, Марек и моя няня, Дален и…

— Лин? — Квентин спускался с шлемом под мышкой. — Что-то ты отлыниваешь. Я тебя вижу как на ладони. Или ты уже возвращаешься с трофеями?

Я молча смотрела на него. В разрывах туч выглянуло солнце, и в его лучах Квентин на миг стал Первым с деревянной карты. Близко — и далеко-далеко.

Что-то мне совсем не хочется знать, как он будет выглядеть с одной рукой…

Я набрала воздуха в легкие. И приняла решение.

— Квентин, — почти беззвучно сказала я, глядя в его глаза, темные и озадаченные. — Я помогу тебе залезть в библиотеку.

ГЛАВА 5Квентин

На крыше гулял ветер. Эйлин неосмотрительно бросила плащ у каменных изваяний, и теперь он танцевал в воздухе, рассказывая всем и каждому свою историю.

— Квентин, угомоните его, пожалуйста, — устало попросила Эйлин.

Я машинально, не думая, потянулся к плащу золотистыми нитями, загоняя его на землю. Он в последний раз взвился, скользнув по холке каменного дракона, и угрюмо опустился на узкую плиту между статуями.

— Нам бы тоже лучше спуститься, — заметил я. — Если простудимся, вся работа насмарку.

— Погода меняется по десять раз в день, — повела плечами Эйлин. — Драконье лето переменчивое. А нам еще нужно разобраться с зеркальными плоскостями.

— Что это?

— Новая игрушка Анри, которую пришлось вырывать у него чуть ли не зубами. Наше счастье, что Дален разрешил. — Эйлин улыбнулась, но в улыбке не было радости. — Вот представьте, что вы слабенький маг, и хватит вас самое большее на… — Она повесила перед собой огненную плоскость в четверть метра. — А работать надо. И что делать?

— Подождите, — я поднял руку. — Мы же занимаемся высокой водой?

— До вчерашнего вечера. С сегодняшнего утра мы, как и все, готовимся к войне.

Я оперся на статую. В живот опустился холодный камень.

Что произошло? Почему прямой бой?

— Потому что любой другой способ — отсрочка.

— Так и война — отсрочка! Пройдет время, поднимется следующее поколение драконов и отомстит!

— Его не будет, Квентин, — мягко произнесла Эйлин. — Всех истребят в бою.

От лица отхлынула кровь.

— Эйлин, о чем вы говорите? — упавшим голосом спросил я. — Это сумасшествие…

— Зеркальная плоскость, — сухо продолжала Эйлин, — отличается от обычной лишь одной стороной — зеркальной, как вы поняли. Обычно используется амальгама, ртутный сплав — в воздушных щитах, чтобы избежать отравления. Сначала мы попробуем без нее, а после праздника…

— Для чего они нужны, эти плоскости? — перебил я. — В чем фокус?

Эйлин подняла бровь.

— Фокус в том, что через зеркальную плоскость даже слабейший маг при некоторой сноровке построит заклинание в десять, двадцать раз выше. Иными словами, через проекции любой волшебник достигнет совершенства.

— И драконам конец, — пробормотал я.

— Через несколько недель драконы соберутся на Серых холмах. Мне рассказывали, что они встречаются там каждый год, с тех пор, как оказалась под водой их столица. Но это собрание будет особенным. Мы видели нападение на Херру, атаку де Вельера, а теперь магам отказывают во въезде в восточные земли. Если это не знаки грядущей войны, то что?

— Знаки грядущего мира? — Я опустился на пришпиленный плащ. — Я не думаю, что… Эйлин?

На миг крыша замка исчезла. Я сидел на берегу моря и смотрел на женскую фигуру: бронзоволикую, залитую солнцем… заснувшую на песке. Ветер шевельнул золотые волосы, и в отдалении, за морями и звездами, раздался крик младенца. На смутно близкое лицо наплыла тень цвета старой меди, и я понял, что женщина мертва, отчаянно и безнадежно. А я сам…

Я моргнул, и видение исчезло. Это еще что за краткий миг всеведения?

— …Поэтому мы потеряем не так уж много. Право, за эти дни мы особенно и не продвинулись, если не считать ваши личные успехи — потрясающие, надо признать. Но потоки? На полградуса в неделю? А результатом не заморозить и стакан воды.

— Эйлин, — медленно произнес я, пытаясь вспомнить, о чем мы только что говорили. — А если использовать вашу зеркальную плоскость?

— Она работает только на огонь, — Эйлин покачала головой. — Тут как с драмами для бродячей труппы: написал одну пьесу про любовь и кровь — напишешь десять. Но так, чтобы тебя вспоминали через сотню лет? Извини, любезный, работай без зеркал.

— Иными словами…

— Вам нужно чувствовать огонь через руки, Квентин. И вам, и мне.

Я молчал. Голова все еще кружилась от недавнего видения. Эйлин глядела мимо меня, задумчиво переплетая пальцы. Она-то ничего не заметила… или заметила, но предпочла не говорить? Зеркало: все отражает, но никогда не добавит ни слова.

— Это глупо, — отчаянно произнес я. — За какой мир мы будем сражаться? За тот, что уйдет под воду в разы быстрее?

По черепице прошелестели шаги, и Эйлин уселась рядом, перебросив косы через плечо. Ветер утих. От наших рук шло тепло, я все еще чувствовал отблеск незнакомого солнца на лице, но по ногам растекался каменный холод.

«Мертва, отчаянно и безнадежно. А я сам…»

«…Умираю».

Что это было? А раньше, в карете с Мареком и де Вергом? А сон о Сорлинн?

Что со мной происходит?

— Квентин, — Эйлин заговорила, и я сжал зубы, заставляя себя слушать каждое слово, — то, что я рассказала вам, знают еще пятеро. Шестеро, если считать Лин — с ней вы поделитесь. Не вы, так Марек. Мы не вовлекаем всех и каждого: произнеси я такое, Дален схватился бы за голову. Мы просто-напросто паникуем, словно школяры, и делаем все, чтобы защитить своих. Хоть мага-строителя в отдаленной деревеньке, хоть студента в Галавере. Я не делаю это по велению души: мы не связаны родом и клятвой, как драконы. Но это то, что должно. Что правильно. Вы меня понимаете?

— Понимаю, — выдавил я.

В профиль она безумно походила на незнакомку из белого мрамора, мимо которой я проходил каждое утро. А на ту, в видении? Нет, у Эйлин темные волосы. У Лин светлые, но женщина на песке намного старше. Мама? Кто?

— Да что с вами? — Эйлин нахмурилась, взяла меня за подбородок. — Извините меня за этот личный жест, но… нет, зрачки в порядке. Я покажу вам основы, и закончим на сегодня. Вам лучше отлежаться перед праздником. Я, должно быть, и так вам его испортила.

— Не вы, — я покачал головой. — Скажите, что еще произошло? Я же вижу, случилось что-то большее, чем простой запрет на въезд.

— Позже, — решительно сказала она, вставая. — Дадим Далену подумать. Теперь сосредоточьтесь: начинается невозможное. Зеркальные плоскости…

Я чувствовал себя хрустальным шаром на тонких нитях. Нити — мое внимание — то и дело рвались, и под удивленным взглядом Эйлин я удерживал хрусталь — желание уйти, закрыться одному, подумать — в воздухе усилием мысли, обливаясь потом, неловко переставляя руки.

Неделя, две, восемь, а Драконлор все так же далеко. Я знаю о планах магов больше, чем кто бы то ни было вне Галавера, но чем мне это поможет? Анри де Верг — что он откопал в архивах, чего не знаю я? Может быть, книга Корлина давно уже в его руках, а мы с Эйлин изучаем отрывок? И щедрое, отчаянное предложение Лин запоздало?

Под конец Эйлин вручила мне свиток и чуть ли не пинком выставила с крыши. Уходя, я наткнулся на отсутствующий взгляд и впервые подумал, что не только я удерживал хрустальный шар все эти часы.

Закрыв за собой дверь, я упал в кровать. Выспаться, раз в жизни выспаться! Пусть школяры гуляют по городу, наплевав на ветер и оледенелые пальцы, но прожженные маги, даже если они драконы, знают: настоящее веселье начинается с темнотой. Сладкий пряник драконьего лета: теплые, до рубашек без рукавов, вечера и ранние сумерки, желтые, как блины-пятаки, опавшие листья липы и второе цветение каштанов. Мой первый праздник в большом городе. Даже странно, что я так спокоен: год назад дрожал бы от нетерпения.

Мне снился обрыв над рекой и ухабистая проселочная дорога, ведущая на ферму. Горло щипали приметы дома: все еще зеленая трава и стремительно краснеющие клены, тревожный пересвист соек и зябнущие утки на воде. Сколько раз я так сидел на берегу, слушая волны и мечтая вырваться? И ведь вырвался на свою голову. В Херру, Темь, Галавер… к Лин.

Я улыбнулся, не открывая глаз. Рука затекла, я перекатился на спину, вздохнул, и пальцы провалились в щель между кирпичами. Я шевельнулся, просыпаясь, и рука уперлась в острый и пыльный лист бумаги.

Послание? Записки прежних владельцев? Я резко сел на кровати.

Сквозь закрытое окно не доносилось ни звука. Лишь шуршали листья на столе. Помогая себе тонкими карандашами, я осторожно вытащил и расправил желтоватый листок. Пыль покрывала его края, как первый снег.

Все строчки были замазаны. Кроме одной, знакомой до сухости в горле, до искр из глаз: «Фигура дрожит в серой тьме…»

Свиток, что я принес, лежал на полу. Я невольно поднял его, чтобы положить обе бумаги на стол, и чуть не выронил хрупкие листы из рук.

Дуэль была бессмысленной. Те стихи, искренние и неумелые, мог написать только один человек. Тот, чьим косым почерком были исписаны оба свитка.

Анри.

Он читал собственные стихи с небрежной усмешкой. И высмеивал сам себя.

Что его толкнуло на такие подвиги? Влюбился? Неужели в Эйлин? А та, понятно, тактично сплавила его Далену. Или я все придумываю, а топить боль в миражах — свойство его натуры? А может быть, о тоске нет и речи, есть только умелый розыгрыш?

Который чуть не стоил ему жизни на постоялом дворе. Будь я безрассуднее…

Легкий стук в дверь прервал мои мысли. Лин? Торопливо пригладив волосы, я набросил светлую мантию и потянулся к защелке.

В коридоре никого не было. Вниз по лестнице несся восторженный мальчишеский басок:

— Длееееееееето! Танцы!

Я покачал головой и пошел вниз.

В галерее было пусто, как в дни занятий. На солнечном карнизе медленно качалась сумка-плетенка. Я подошел ближе.

То, что я принимал за котомку, волшебным образом превратилось в плетеный образ замка в трех измерениях. Плотный и одновременно полупрозрачный, он показывал башни, залы, мозаику окон и мостки-перехлесты снаружи и изнутри.

— Нравится?

Из ниоткуда ко мне шагнула Лин. Серый костюм скрывал ее, как осеннее облако. Точь-в-точь Марек в наш первый день в Галавере, только она смотрит по-другому. Тепло, задорно… и чуть ли не с жалостью?

— Так это была хитроумная засада! — ахнул я. — А я-то думал…

— Марек попросил повесить, — пояснила Лин. — Это замок-призрак. Раз в полгода — ну, или около того — он появляется и висит! Крадется! А потом мы его р-р-раз — и перевешиваем. Или снимаем… надо будет у Марека спросить.

— Думаешь, он автор?

Лин фыркнула.

— Ты представляешь, чтобы у него — у него! — было время вышивать? Он же ничего не делает без повода! Приносить мне в лазарет врезные замки и часами сидеть рядом — это да. Или помогать сборщикам налогов с подсчетами: я давно заснула, а он у себя все возился. Но плести образ замка?

— Наверное, нет, — согласился я. — Но все может быть. У меня, например, сегодня день удивительных открытий. Вдруг и тут повезет?

— Только день? — Лин невесело усмехнулась. — У меня вся неделя. Будем обмениваться впечатлениями?

— Будем, — кивнул я, пристально глядя на нее. — Ты не такая, как обычно. Что-то случилось.

— Случилось, только не сегодня. Поговорим, когда стемнеет? А то я краснеть буду, да и вообще. Кстати, — она обернулась, уходя, — ты не видел Марека? Я заходила к нему три раза, но он словно в пепел рассыпался.

— Я расскажу почему, — с заминкой кивнул я. — Встретимся внизу? Позже.

Лин махнула рукой и растворилась в коридоре.

Я огляделся. За спиной вытянулась та самая колонна, откуда Эйлин достала яблоки несколько недель назад. И все было как в первый день, и моя тайна была со мной, только, кроме романтических рассуждений, похвастаться особенно было нечем.

Под моим окном все еще сверкала метка. Зря Эйлин мной довольна, ох, зря. Эрик бы не пожалел резких слов: заклинаний для одной руки я так и не нашел. Разве что игры с зеркальными плоскостями? Но хватит ли ему такой замены?

Коридор алел на вечернем солнце. «Весь в алом». М-да. Я отправился к выходу.

Огромная площадь съежилась за лотками и палатками, шарами из расписной бумаги, гирляндами и группками людей и магов. От ярких платьев и лент рябило в глазах. Ворота были распахнуты настежь, и в парке было людно, как на городских улицах. Время от времени с вытянутых рук срывались огненные змеи и с шипением исчезали в небе.

Запахам позавидовала бы и рыночная площадь: апельсины, свежий хлеб, жареная картошка на скворчащих сковородах… Я остановился у ограды, ища взглядом знакомые лица. Вот Анри азартно рассказывает что-то белокурой девушке с новеньким знаком лекарского цеха на груди, а вот веер искр и счастливый смех — неужели это Эйлин смеется на скамейке? А у самой сцены, где устало улыбаются довольные музыканты, променяв на минуту инструменты на кружки, вполоборота ко мне Дален почтительно слушает низенькую толстушку, хотя в глазах время от времени проскальзывают смешливые искры — и это в последние дни перед войной?

А чему ты удивляешься, Квентин? Потому и радуются. Они не прячутся, как ты, они естественны — это их дом. И пусть немногие маги заводят семьи: те, кто собрался здесь, счастливы и так. Вне рода. За себя. Путь как путь, даже если тебе он не впору. Верно?

Разумеется. Пока эти милейшие люди не ощетинятся зеркальными плоскостями и не пойдут на тех, кто мне дорог.

А, но какая ирония: те, за кого я стою, чуть не убили Лин…

Эйлин поднялась, оставив над скамейкой яркую радугу, и направилась ко мне. Она была в той же мантии, что и утром; когда она подошла ближе, я заметил тени под ее глазами.

— Я на охране замка, — негромко пояснила она. — В полночь, правда, будет салют, и угадайте, без кого он не обойдется? Но вечером я внутри. Если — вдруг! — что-то пойдет не так, посылайте луч в небо. Прерывистый; знаете как?

— Вы не будете танцевать?

— Я не умею, — она улыбнулась. — Никогда не училась.

— Я тоже, если честно, — я вспомнил ферму. Вот уж где не попляшешь. — Но ведь не в этом дело?

— Я люблю праздники, — помолчав, сказала Эйлин. — Но у меня стакан всегда наполовину пуст. Анри думает о тех, с кем он веселится, Дален и Марек — по-разному. А я вспоминаю тех, кого мне уже не увидеть.

Я коротко поклонился ей вслед.

Стемнело быстро и незаметно, и углы рук, быстрых пальцев, острых скул сначала окутал розовый до неприличия вечер, а потом коснулись уютные праздничные сумерки. На деревьях зажглись фонарики; в окнах домов загорелись свечи. Музыканты подхватили гитары и скрипку, над сценой вились птицы, и на минуту я поверил, стоя среди золотых кленов, что так будет всегда, и ни драконам, ни магам это не изменить.

Кто-то хлопнул меня по руке.

— Вы тоже здесь! — просиял паренек, чье имя я так и не удосужился спросить. — Но почему в парке? Все самое интересное на площади! А Лин не с вами? Ей подошел браслет?

Я не успел ответить. Заскрипел гравий, и через ворота прошли трое: Анри с давешней белокурой девушкой, и еще одна, в платье с искрящимися рукавами. При виде ее мой знакомый покраснел до ушей.

— Добрый вечер, Квентин, — улыбнулась белокурая девушка. — Вы скрываетесь, а мне, напротив, очень хочется с вами познакомиться. Я занимаюсь отравлениями и поиском противоядий. Анри подобрал для меня пару свитков, но… я слышала, что произошло несколько недель назад. Вы были там; может быть, вы расскажете, как это бывает на самом деле? Если вам не неприятно?..

— Не неприятно, — кивнул я. — Я думаю, Лин вам ответит. Только, пожалуйста… не сегодня. И лучше бы не завтра тоже.

— «Не завтра тоже». Ты с какого языка переводишь? — хмыкнул Анри. — С изначального?

— А есть другие языки? — поинтересовался я.

Анри вдруг смутился, покосившись на спутницу.

— Сказки, конечно… Если верить в изначальный мир — а я в него верю, — он сверкнул глазами на нас, — там одних диалектов было сорок тысяч. Немыслимое количество народу, разобщенные люди, земли — вот и получилось пепел знает что. Человек мог ничего не делать всю жизнь: его кормили лишь за то, что он знал больше одного языка.

— И ничего не умел? Браво, — засмеялась вторая девушка. — Хотела бы я так.

— Голова лопнет, — поежилась белокурая красавица. — Сорок тысяч! Больше, чем народу в Галавере! Представляете, выстроить их вдоль мира? Проходишь пару миль, и перестаешь понимать людей вокруг. Анри, а на скольких языках вы говорите?

— Вы меня переоцениваете, сударыня, — поклонился Анри. — Я, признаться, не знаю и изначального так, как мне бы хотелось. Скажем, эту песню я не переведу.

— Жаль, — она мечтательно смотрела на музыкантов. Скрипка выводила печальную мелодию, и мужские голоса следовали за ней, как перелетные птицы. — А они понимают, что поют? Если нет, как они умудряются не переврать слова?

— Эту песню столько раз переводили с изначального и обратно, что ей уже ничего не страшно, — беспечно произнес кто-то за моей спиной. — А вообще они поют, что через полсотни лет мы все умрем. Они приезжали в Темь прошлой весной, я и вызнала.

— Эка невидаль, — пробормотал паренек рядом. — Вот если бы они пели, что через полсотни лет мы родимся, каждый школяр знал бы слова наизусть.

Я обернулся.

— Лин!

Она стояла, чуть скосив голову. Светлые волосы убраны наверх, а платье легко касается травы, обнажая плечи и… Вода сияющая, за что мне все это?

Я задумчиво посмотрел на небо. Может, дождь пойдет?

— Красиво поют, — отрешенно произнес Анри. — Файризфаст. Как название чужедальних земель.

Стихоплет… Я покосился на него.

— Это означает «быстрый огонь», кажется.

— Тем более. Хорошо бы назвать так заклинание поярче. Файризфаст…

Над нами пролетел воздушный змей. Косые картинки на бортах напоминали стихотворные строки.

— Или стихотворение, — невинно произнес я. — А потом уже и песню сложат.

— И баек насочиняют, — фыркнул Анри. Кажется, мой укол прошел мимо цели. — Нет, я бы назвал так что-то летящее, вроде этого змея. Знаете, как в изначальном мире?

Три пары девичьих глаз уставились на него.

— А в должности архивиста есть свои преимущества, — заметил он, покосившись на нас с пареньком. — Так вот, люди тогда не летали на драконах и дирижаблях, потому что первых не было, а вторые…

— Что вторые? — вскинула бровь Лин.

— Как это не было?! — А это, кажется, я.

— Неважно, — отмахнулся Анри. — А было так: люди заходили в коридор, садились, привязывали себя, и коридор взлетал.

— Как?

— Ну, как-то взлетал… Начинал махать крыльями, вероятно.

— А люди вокруг, наверное, поднимали головы и окликали друг друга: смотри, летающий коридор! — хихикнула девушка. — Анри, вы серьезно?

— Что может быть серьезнее летающего коридора? — Анри кивнул в сторону музыкантов. — Кому попало, ручаюсь, такое в голову не придет. Им уж точно.

Я поймал себя на том, что улыбаюсь. Право, если бы мы встретились при других обстоятельствах… Может быть, и подружились бы.

Лин коснулась моего плеча и показала взглядом на парк.

— Я хотел извиниться… — шепотом начал я, еще думая о дуэли на постоялом дворе из-за чужих стихов. Посмотрел на Лин и махнул рукой. — Потом, все потом. Идем.

Не прощаясь, мы направились по аллее в глубь парка. За спиной раздалось: «Летающий коридор!», и взрыв смеха заглушил слова.

— Веселятся, — заметил я. — Может, зря мы ушли?

— Сейчас, — Лин моргнула, и я с ужасом заметил, что она еле сдерживает слезы.

Мимо лиственниц и скамеек, мимо замершей в сумерках парочки, мимо веселых школяров в картонных шлемах… Я остановился на берегу, но Лин покачала головой, и мы ступили на деревянный мост. Доски глухо стукнули под ногами.

На другом берегу было влажно и тихо. Ива укачивала неспокойные ветви, кусты темнели поздней зеленью. Редкие огни замка отражались в воде.

Я опустился на присыпанную звездами траву. Лин села рядом, подтянув ноги к груди. Белое платье казалось припоздалым облаком. Я мотнул головой: опять! Квентин, ты не дракон, а не пойми что. Туман в голове, вернее и не скажешь.

— Ты ужинала? — спросил я.

— Некогда было, — Лин грустно усмехнулась. — Чаю вот попила вприкуску. С ключами.

— Ты заходила к нашему соседу по экипажу, — медленно проговорил я. — И сделала слепок ключа от библиотеки?

— Я и у лекаря была. Чтобы не вызывать подозрений, — Лин подняла голову, посмотрела мне в глаза. Как же она изменилась за последние недели… — И к тому торговцу зашла бы, только он теперь торгует чудесами в другом месте, а в Галавер посылает приказчика. Марек ничего не узнает… но если бы… что бы он сказал…

Я успел ее подхватить. Светлые волосы ткнулись мне в подбородок.

— Лин, не… — я не знал, что говорить. — Не надо.

— А обкрадывать друзей надо? — Она с ожесточением провела руками по лицу, оставляя красные следы. — А залезать, куда тебя не просят? У него жена делает фигурное печенье. А я смотрела ему в глаза и врала. У де Вельера хотя бы была цель, а я? С кем я? За кого?

— Со мной, видимо. — Я вздохнул, отодвигаясь. — Но ты же не с бухты-барахты бросилась мне помогать?

Лин всхлипнула и затихла, упрямо тряхнув головой. Под мостом журчала вода.

Мой взгляд упал на ее плечи, и я понял еще одно.

Скрытый рисунок прочитать непросто. Когда я учился снимать копии страниц, не один лист разлетелся в клочья; десяток обуглились. Я не буду читать новое заклинание на коже, сразу, без подготовки: это бесчеловечно. И не оставлю Лин здесь. Не могу.

— Ты знал, что я ученица дракона? — глухо спросила она.

Я похолодел.

— Марек учил меня логике, — продолжала она. — Связи, обстоятельства, действия. Я умею рисовать цепочки условий, перемножать многозначные числа. Но, знаешь, так хочется верить, что я один раз неправильно сложила два и два. И одноруких фехтовальщиков было три или десять, и мэтру отсекли руку не в Галавере, и…

Она шумно выдохнула. Я боялся вздохнуть.

— Я не хочу, чтобы с тобой было то же самое, — просто сказала она. — Даже если тебя зовут не Квентин, а де Рист, и с де Вельером вы заодно.

— Мы не заодно. — Я поразился, сколько льда было в моем голосе. — В тот день, когда… Я видел его первый раз в жизни.

— А про мэтра что скажешь?

— Если маги его в чем-то подозревают, его нужно предупредить, — я поднялся на ноги. — Немедленно.

— Никто не знает, кроме меня, — Лин отвернулась к воде. — Я подслушала разговор Далена и Эйлин. Волшебники не любят вспоминать о старых добрых временах, но там был повод.

— Какой?

— Потом, — она покачала головой. — Я слышала достаточно. Кому еще заклинание оторвало руку, кто фехтует, как драконы, кто избегает магов и прячет свой огонь? Я знаю. Они нет. Когда разговор зашел про Темь, они лишь пожали плечами. Квентин, почему он не сказал мне? Почему ты?..

— Потому что он погиб, если ты расскажешь Мареку, — ровно ответил я. — Ты этого хочешь?

— Мечтаю!

Лин сверкнула глазами, поднимаясь, и я с запозданием вспомнил, на что она способна. А у меня на нее рука не поднимется. И я сам не знаю, что придавит пальцы: чувство вины? Боязнь повредить послание? Или то самое, туманное?

— Ты знаешь, что это Марек его искалечил? — спросила она. — Да нет, ты же говорил тогда, в Теми, что мэтр не назвал тебе имени… Изящно получается, правда? Марек, мэтр и я между двух огней. И ты. Может, мы с тобой следующие? Кто кому отрубит руки, Квентин?

— Так, — я шагнул к ней. — Все. Хватит. Ты хочешь выслушать правду — или будешь буйствовать?

— А ты мне ее скажешь? — Лин покачала головой, но села обратно. — Всю?

— Не знаю.

Я сел на колени, придавив краешек ее платья. Лин осторожно взяла меня за руку.

— Я боюсь, что ты изменишься, — прошептала она. — Я слышала такие вещи, от которых у кого-нибудь другого волосы бы встали дыбом. Но мне было все равно. А когда я узнала то единственное про мэтра, мне казалось, у меня кровь горлом пойдет.

— Ты меня знаешь, — так же тихо ответил я. Вспомнил Херру и болезненно поморщился, но не отнял руки. — Но мэтра надо предупредить. Начинается война. Марек поручился за тебя, но теперь все по-другому.

— Ой ли? Нам доверяют. А мы…

— Пойдем в библиотеку этой ночью. Знаю. Я расскажу, а ты не убирай руку, хорошо? Мне… нужно, — с усилием выговорил я, — знать, что ты на моей стороне. Если она вообще есть, эта сторона.

Ее пальцы скользнули по моим.

— Попробуем. Но учти, потом буду рассказывать я.

Я поймал ее улыбку и нырнул в омут.

— В тот год, когда ты родилась, Корлин дописал свою книгу, Драконлор. Все архивы Галавера по сравнению с ней — ничто. Достаточно одного-двух мастеров, да хватило бы и нас с мэтром… с Эриком, чтобы драконы вернулись в мир, как должно. Чтобы любой, в ком есть огонь, развернул способности до предела. И… может быть, чтобы высокая вода не добралась до Галавера. Но тогда шла война. Корлин не передал книгу магам, не пошел к драконам, а выбрал третье: спрятал ее. И твое тело знает где, Лин. Огненное имя было уловкой. Ты — послание, и на твоей спине выжжена тайна, за которую многие отдали бы правую ру…

Я прикусил язык. По вискам тек холодный пот. Лин сидела с непроницаемым выражением лица. Грустная девчонка в помятом платье… Почему нельзя взять Корлина за шкирку и переписать прошлое?

— Я иногда принимаю ванну, — задумчиво сказала Лин. — Я не видела следов.

— Их нет. Рисунок скрыт. Как ты думаешь, почему я хочу попасть в библиотеку?

— Ты настолько уверен…

— Не я. Эрик очень внимательно выслушал твою няню. У него есть опыт. Он провел годы в поисках с того дня, как потерял крыло.

— Крыло… — Лин с всхлипом втянула воздух. Тонкие пальцы сжались так, что я чуть не вскрикнул, но я не стал ее останавливать. — То есть я… вещь? Всего-навсего?

— Ты ключ. От прошлых и будущих эпох. От тысячелетий, которые только наступят. Корлин доверил книгу тебе. Свою… свою жизнь, понимаешь?

— Нет, — она медленно покачала головой. — Он оставил меня в трактире, как записку. Расти, девочка, мечтай о магии. Потом… покажешь спинку… коллегам…

Я сжал ее руку.

— Глупости. Ты сильнее этих мыслей.

— А записка отправилась в Галавер, — не слушая, продолжала она. — И ни мэтр, ни ты ее не остановили. Не сказали ни слова. Пусть тайна мэтра — только его, но моя, Квентин? Моя?

— Если бы у меня был выбор, ты бы вообще не узнала. Куда легче думать, что умирающий волшебник ошибся, чем принять… правду живых картинок, — я закусил губу. — А ты бы сказала? Сестре, ученице, подруге?

— Маги выступают за откровенность.

— Не этот маг.

— Но и не ты.

— Теперь ты все знаешь, — пожал плечами я. Удивленно посмотрел на ее руку в своей, потер лоб. — Мне уйти?

— Самое время, — хмыкнула Лин. — Нет уж, рассказывай теперь, зачем вам эта книга. Корлин ведь не отдал ее магам сразу. Что-то было не так.

— Исход войны был неясен…

— Или он им не доверял.

— Ни тем, ни другим, — кивнул я. — Но теперь книгу получат все. Я сам сделаю копии. Эрику будет легче, Эйлин увидит новые горизонты. Мои родители погибли на войне, понимаешь? Я не могу… не хочу, чтобы на следующей погибла ты. Эрик. Кто угодно.

Лин дернула уголком губ, но ее рука лежала спокойно, словно мои слова возвращали ей уют. Приободрившись, я продолжал:

— Когда тонким огнем овладеют все, каждый голос будет иметь ценность. Война не начнется, а если кто-то вроде Вельера захочет странного, его приведут в чувство свои же. Мы в ответе друг за друга, а что до магов и людей… Первый связал нас, в конце концов.

Лин с непонятным выражением посмотрела на меня.

— Так ты не знаешь, — сказала она. — Не только Первый.

— Ты о чем?

— Анри проводил какие-то исследования у себя в архиве. Происхождение, родственные связи…

— Знаю, — поторопил я. — Я даже говорил тебе, почему он это делал. Дальше.

Лин бездумно расправляла платье свободной рукой. В тонких прядях у лба и шеи играл звездный свет. Как хорошо тем, кому не нужно думать ни о чем, кроме сегодняшнего дня…

— Лин?

— А ты уверен, что тебе захочется передать это мэтру? — тихо сказала она. — Вы родственники, Квентин. Анри — сын дракона Верга, но не он один. Есть такая штука, смешанные связи, и все маги, все до единого — ее плоды. Записи браков и рождений это подтверждают.

В голове зазвенело.

— Не шути так, — попросил я. — Пожалуйста.

— Дален не стал рассказывать де Вельеру. Он не сообщил даже собственным ученикам, — почти шепотом продолжала Лин. — Он тихо, наивно надеется, что драконы их примут, но, как честный чародей, он прежде всего боится, что магов спалят вместе с родословной… Поэтому пока он держит выписки из городских книг за пазухой и помалкивает. Да что там говорить, маги сами в смятении. Узнать, что тебя травил, может быть, собственный отец…

Пальцы вонзились в землю. Влажная трава сомкнулась на запястьях. Я чувствовал, как чернеют ногти, словно под ними запекается кровь.

Драконья кровь…

Есть свои, огонь вдалеке, отблеск на зеркале дождя — я не знаю, как сказать простыми словами. Те, с кем у тебя не совпадут цели, но к кому можешь прийти всегда. Эрик был другом моих родителей, но он помог бы, помог, пусть бы мы никогда не встречались. Ты дракон, и любой, кто хоть раз парил в небе, придет на твою защиту. Те, кому ты дал огненное имя, встанут рядом.

Я не знаю, что это. Зов крови, близость по духу, клятва, вера? Замена души, в которую верит Лин, но не верю я?

С раннего детства эта тайна лесным озером жила глубоко в груди, вдали от сторонних глаз. А теперь из озера течет вода по выжженной земле, льется и нигде не находит приюта. И озеро, обмелев, мало-помалу превращается в болото.

Драконья кровь в чужих людях, которым нет друг до друга никакого дела. Не верю, не верю, не верю…

«Скажите, Квентин, у вас есть родственники среди людей?» — «Да, мой брат счетовод, но мы о нем не говорим».

— Квентин? Ты в обморок падать не собираешься?

Я лежал у Лин на коленях. Ветви ивы нависали серебристыми цепями, к воде подбирался туман. С сумасшедшей высоты светили звезды.

— Дален прав, что не сообщил об этом никому. — Я с трудом разлепил губы. — Такое не просто переворачивает картину мира. Разбивает на осколки, как в пятнашках.

— Квентин, кто ты? — мягко спросила она. — Кто?

— Боишься, что пригрела дракона на груди? — Я попытался улыбнуться. Звезды жгли глаза. — Лин, мы были едины. Огонек в душе у каждого, как у нас с тобой сейчас, только по другой причине. А теперь я вижу с абсолютной ясностью, что драконье братство — такой же миф, как проповеди Первого. Если сотни, тысячи выросли в разорванных семьях, я уж не говорю о том, с чего это началось… пепел, в голове не укладывается…

— У магов свое братство, — заметила Лин с легкой иронией. — Они стараются. Если бы все драконы были как мэтр, вы бы договорились. А что до «в голове не укладывается», я тебе сейчас расскажу одну историю про твою наставницу…

Когда она закончила говорить, я застонал.

— И твое платье?..

— Ага.

— Это какой-то кошмар, — решительно заявил я, вставая и подавая ей запачканную руку. Лин тут же ухватилась за нее и вскочила легко, как кошка. — Пойдем ужинать. Еще одно откровение, и я свалюсь. Если окажется, что Дален — мой незаконнорожденный внук, прибереги, пожалуйста, эти новости на завтра.

— Шутишь?

— А что еще остается? Мне тяжело, Лин.

— Бремя предательства, оно такое, — согласилась она. — Идем?

На площади продолжалось веселье. Вдоль домов выстроились шатры и веранды самодельных харчевен, при свете высокого костра танцевали пары. Тени музыкантов неслись над праздничной толпой, как разгоряченные лошади.

За столиком я понемногу начал приходить в себя. Темноглазая девушка, удивленно на меня взглянув, унесла черное от земли полотенце, Лин заулыбалась при звуках очередной песни и с улыбкой же наговорила заказ, и я на миг поверил, что мир не сдвинулся. И люди по-прежнему живут в своем мире, а драконы в своем, вода извилистым ручьем стекает в озеро, и ни один чародей не принадлежит роду Кор.

— Значит, Эйлин тебе не рассказала, — задумчиво сказала Лин, выслушав мой рассказ об утреннем уроке. Только о видении я умолчал. — А Саймон, само собой, заперт…

— Саймон?!

— Ну да, — Лин кивком поблагодарила девушку и взяла тарелки. — Это ведь он привез Далену выписки из городских книг. И в Темь заезжал, только каким-то чудом не узнал про мэтра. М-мм, обжаренные кабачки со сметаной? Серьезный выбор.

Я чуть не уронил вилку.

— И он все еще здесь?

— Взаперти, я же говорю. Может, смотрит на нас сверху и пускает слюнки, — она указала на замок. — Квентин, а ты видел драконов? Настоящих, с крыльями?

— Ты слишком хорошо обо мне думаешь, — чтобы скрыть смущение, я подхватил баклажанный рулетик с ее тарелки. — Я и вправду вырос на ферме и, кроме мэтра, никого не видел. Те из нас, что встречаются на Сером холме, — сила. Я всего лишь посланник.

— «Те из нас…» — задумчиво произнесла Лин. — Никак не могу привыкнуть, что ты один из них. Волшебник на стороне драконов.

— У меня свое мнение. Своя дорога. Драконы — одно, но униформу никто не носит. Как и здесь, — я кивнул на развевающиеся платья и широкие рукава мантий. — Знаешь, я рад, что ты здесь.

— Я рада, что ты здесь, — эхом отозвалась Лин и расплылась в широкой улыбке, когда секундой позже музыканты на сцене повторили те же слова.

— Я знала, — со смехом призналась она. — Потанцуем? Пепел с ними, с несчастьями. Давай поверим, что все кончится хорошо?

Ее губы коснулись моей щеки, и все мои возражения куда-то пропали.

— Мы рискуем, — вполголоса сказал я, когда мы спускались. — Пока настроение прыгает, как на качелях, за серьезное дело не стоит и браться.

— Не стой на пути у высоких чувств, — шепнула Лин. — Когда еще на нашей улице будет праздник?

Мы вышли к костру, и поперек ее лица легла тень от скрипки. Легко, словно падая с высоты, Лин закинула руки мне за шею, и на моем плече отраженным светом засияли звезды. Я приподнял бровь, и Лин с улыбкой кивнула.

— Браслет подошел идеально. Надо будет сказать спасибо юному мастеру… если успею.

— Успеешь что?

— Если нас поймают в библиотеке, я тоже потеряю Галавер, — напомнила Лин. — Забыл?

— Помню. Если хочешь, я…

— Нет.

Скрипка запела, и в глубине парка откликнулись невидимые птицы. Я вдохнул, ныряя в ночной воздух, и рядом словно зацвел яблоневый сад. Вокруг кружились незнакомые лица, но мне казалось, я различаю родные черты. Незнакомка с летящим шарфом напомнила маму, а смеющийся юноша, подхвативший ее под руку, чем-то напоминал меня самого. Маги и люди, какая разница, кто я?

— Как в незнакомой сказке, — Лин пристроилась у меня на груди, как ребенок. — Правда.

— С Мареком вместо сказочного принца? — Я осторожно отстранился. — Вон он идет.

— Шутишь! — Лин мгновенно высвободилась.

— Подожди, не сейчас же…

Поздно; она умчалась навстречу сутулой фигуре По ту сторону костра люди расступались, Марек говорил громко и четко. Лин бледнела на глазах: хрусталь на рукаве помутнел, пальцы сжимались и разжимались.

Я неслышно подошел к ней.

— Что?

— Плохо.

— Квентин, — Марек кивнул. Кто-то подал ему стакан воды; он отрывисто поблагодарил. — Мы не успели. Драконы сожгли деревню под Вельером. Запалили с трех концов, выгнали всех в поле и сожгли дома по дуге, крышу за крышей.

У меня подогнулись ноги. Но Лин кусала губы рядом, и я остался стоять.

— Сколько?..

— Никто не погиб, что ты. Другое дело, что надвигается зима, урожай пропал, а двум сотням людей негде жить, но это такие мелочи, что и говорить не о чем. — Марек устало вытер пот со лба. — Идите спать, вы понадобитесь мне завтра. Анри, к утру об этом должны знать все.

Де Верг, невесть как оказавшийся рядом, наклонил голову. Музыканты смолкли.

И тут свет фонариков съежился и померк, а на площади стало светло как днем. Над башнями замка огненными ласточками взлетели фейерверки, и небо взорвалось всеми цветами радуги.

Что-то хрустнуло под обувью. Я посмотрел вниз: на земле сиреневым и алым горели осколки хрусталя. Лин беспомощно пожала плечами.

— Полночь, — спокойно сказал Марек. — Война началась.

ГЛАВА 6Лин

Коридор давил, давил своей тяжестью. Низкий свод опускался к деревянным створкам, норовя припечатать зазевавшегося библиотекаря по макушке. Простая с виду дверь никак не хотела открываться: ключ бесшумно вошел в замочную скважину, но поворачиваться не желал.

Я со вздохом опустилась на колени перед вмурованной в стену доской. Тонкие линии разбивали полированное дерево на квадраты, как в шахматах. Только полей тут было куда больше ста, и в каждом неведомая рука вычернила по букве.

— Что там за механизм? — подал голос Квентин от входа. — Хочешь, я подойду?

— Жди, — я предостерегающе выставила ладонь. — Марек упоминал огненные ловушки; нам не встретилось ни одной. Тебя это ни на какие мысли не наводит?

— Что их нет? — он развел руками, коснувшись стен. — Я не думаю…

В нижней щели что-то блеснуло. Я кинулась на Квентина, сбивая его с ног и уже понимая, что не успеваю.

Огонь с шипением хлынул из-под двери, разливаясь, как река. Огромная струя пронеслась мимо Квентина, обжигая ему бок. В следующий миг я услышала треск вспарываемой ткани, что-то кольнуло предплечье, и Квентин, разом зажмурив глаза, резко толкнул меня ладонями в живот.

Я летела через коридор, летела и не могла остановиться. Каменный потолок нависал над затылком, и я почти наяву слышала, как с хрустом ломается шея. Наконец я ударилась о дверь и сползла по створке, задев локтем ручку. В полной тишине ключ выпал из замочной скважины на раскаленный пол.

В спину, казалось, впечаталась дюжина острых щепок. Я с усилием приподнялась.

— Квентин? Ты как? Все хорошо?

— Нет, — он не шевельнулся. — Не подходи.

— Слушай, ты же мог меня убить, — я потерла шею. — Оно того стоило? Я, между прочим, требую объяснений.

Квентин, все еще зажмурившись, ощупывал себя. Рубашка разорвана на полосы, но на загорелой коже ни царапины. Огонь прошел мимо, и то хлеб. Но зачем мной-то швыряться? Это же драконы знают что!

— Ты что? — повторила я вслух.

— Боялся, что ты попадешь под раздачу. — Он приоткрыл один глаз, с явным облегчением вздохнул и распахнул оба.

— Врешь. Не только. Или… — я покраснела, — не столько.

— Вру, — согласился Квентин. — И?

Я неопределенно пожала плечами. Может быть, он и прав. Ну, перетрухнул, с кем не бывает.

— Тебя бы отшвырнуло еще дальше, — непонятно сказал он. — Коридор очень узкий.

— Забудем, — я повернулась к доске. — Садись рядом и представь, что ты архивист.

Квентин вздохнул за спиной, поднимаясь. Я думала, что он начнет оправдываться или хотя бы объяснит, в чем дело, но он лишь молча встал за спиной.

— С тобой раньше такое бывало? — спросила я, не оборачиваясь.

— Один раз. В кухонной пристройке вырвался газ. Мне было четырнадцать. — Он спохватился и резко оборвал себя. — Давай работать. Марек не даст нам всю ночь.

Я склонилась над доской. В двух местах букв не хватало, но, кажется, это было нарочно. Как в пятнашках, когда без пустой клетки первый квадратик через все поле не прогнать.

— Значит, каждое утро библиотекарь садится здесь и щелкает счетами… то есть буквами, пока слова не совпадут и ключ не повернется.

— Что Анри и делает каждый день. Вот уж где высокий рост — явная помеха.

— Зато его сноровка нам бы пригодилась, — парировала я. — Надо же, ключ и слово… Так вот что он имел в виду!

— Нам предлагается собрать слово?

— Из пяти букв. Видишь эту линейку посреди доски? Раз, два… пять углублений.

— О ужас, — Квентин опустился рядом со мной. — Может, разломаем тут все и подберем буквы на ощупь?

— Угу. А если дверь вообще перестанет работать? А если заклинит выход в начале коридора, а? Так и будем тут куковать, пока Марек не явится.

Квентин оперся о стену, вглядываясь в доску. Я чуть не закричала, но ловушка, конечно же, не сработала во второй раз.

— Да, — наконец сказал он. — Как жаль, что мы не знали.

— Разведать времени не было, — грустно улыбнулась я. — Не до того. Да и неудобно бы получилось, если бы Анри меня тут застукал. Представляешь, какой удар по его самолюбию?

— По самолюбию… — глаза Квентина загорелись. — Лин, это наш ключ! Ты можешь себе представить, чтобы Анри де Верг поставил на кон бессмысленный набор букв? Какой-нибудь «кабыр»?

— Рыбак, — машинально поправила я. — А ведь верно! Тогда что? Имя? Марек, Дален, Эйлин, Анри-Анрио — везде пять букв, но это слишком просто. Жаль, что мы не знаем имен его родителей.

— Мы знаем кое-что получше, — Квентин мягко отодвинул меня от доски. — Я знаю. Видишь, буква «и» полустерта?

— За пару дней? — я скептически покосилась на него. — Анри тут архивист без году неделя.

— Ну, ученику Далека позволено многое. Почему не выбор слова? Я тут кое-что нашел в своей комнате… — он уверенно взялся за букву «с». — Помнишь тот постоялый двор? Де Верг и… с-т-и-х-и.

Что-то коротко щелкнуло. Квентин быстро повернул ключ. Еще оборот, и створки бесшумно разъехались.

— Т-тебе… очень повезло, — пролепетала я.

— Мне повезло, что ты достала ключ, — покачал головой Квентин. — Линка… если я выберусь, я буду скучать.

— Тебе еще послание расшифровывать, не забывай. — Я скользнула в темноту. Обернулась на пороге. — Стой. Как ты меня назвал?

Он моргнул.

— Не обращай внимания. В моей голове такая каша, что я уже ничего не знаю. Война, маги, Эрик… ты. Пойдем посмотрим, что там внутри.

Я вдруг рассмеялась.

— Что?

— Да нет, просто в голову пришло… Представляешь, если бы ключом было «с-л-о-в-о»?

— Ну уж такой подлости я бы от Анри не ожидал. Должен же быть предел чародейскому коварству, — вымученно улыбнулся Квентин. — Хотя… вполне в его духе.

Он вытер пот со лба, и я перевела взгляд на свои влажные ладони. Парочка непуганых школяров. Ой, что будет, когда Марек узнает…

Под ногами заскрипел паркет. За спиной Квентин щелкнул пальцами, зажигая газовый рожок, и бледный свет озарил комнату.

Потолок терялся вверху. Стрельчатые своды смутно угадывались метрах в десяти от двери — там, где заканчивались высокие ясеневые шкафы. Ряды книжных полок уходили вглубь, пересекаясь под необычными углами. На пересечении висела лохматая карта.

— Еще хорошо, что здесь нет окон, — пробормотала я. — Не то нас бы живо выставили вон.

— Хорошо бы только вон, — Квентин, хмурясь, быстро перебирал стопки бумаг на наклонном столе. — Боюсь, я слишком много знаю. Ты, кстати, тоже отличилась.

Я подошла к карте. Темь? Нет, и река течет слишком прямо, и рельеф какой-то квадратный… О!

— Тебе, часом, карта библиотеки не нужна? — поинтересовалась я.

— Я как раз ищу списки… Ты уже?..

Он оказался рядом как-то вдруг, и несколько секунд мы стояли рука к руке, не то старательно делая вид, что читаем карту, не то заранее прощаясь.

— Посмотри, — сказал Квентин, поднимая мою руку к холму-островку в центре карты. Четыре буквы над холмом ни о чем мне не говорили, но его, похоже, задели не на шутку.

— Понимаешь, что это? Они разложили по залу украденные собрания и подписали, дабы каждый школяр знал, где что. Кор, Рист, Верг… спасибо, бранными словами не разукрасили. Карта, значит. Картежники…

— Мне не разобрать… Это на изначальном языке?

— Эти имена всегда пишут на изначальном. Что ж, — незнакомая холодная улыбка тронула его губы, — кажется, я знаю, с чего начать.

Он направился к отдаленному стеллажу, а я огорченно присела на перевернутую урну. Кавардак здесь, честно говоря, тот еще. Повсюду завалы, книги стоят как попало, страницы топорщатся, как перья. Полупустые хранилища для свитков перемежаются грудами тубусов, незнакомый профиль на полу прикрыт вязаным ковриком.

Я вспомнила о замке-призраке. Неужели Марек и впрямь плетет и вяжет, а по ночам ходит по замку и завешивает-загораживает все, что построили драконы?

Да нет же. Он оригинал, но хорошего пошива. Я внутренне улыбнулась нехитрой шутке. Нет, Марек мой учитель, друг, мужчина, которому я доверяю. Пусть он предубежден, но он не палач, не враг всего драконьего.

Но в случае с мэтром виноват он, и Вельера недолюбливать ему есть за что. Значит ли это, что им порой движет неприязнь? Слепая злоба?

А ведь Марек меня возненавидит, поняла я. И выбор, который я сделала вчера, меня еще догонит.

— Как жаль, что Эйлин не знает того заклинания, — сказала я вслух. — Или Дален.

— И не говори. Мне столько раз снилось, что Эйлин дает мне свиток с ответами!

— Но она?..

— Один раз сказала, что такое заклинание пригодилось бы и ей: тут мертвым грузом лежат фолианты с полустертыми письменами. Или гравюры: в подвалах замка есть такие рисунки, ты не представляешь… — Квентин поднял голову и нахмурился. — Подожди, ты боишься, что они узнают? И заранее тоскуешь по Мареку, по своим урокам?

Отпираться не было смысла.

— Да.

— Лин… — он покачал головой. — Ты для меня… Они не узнают. Я исчезну, и через неделю-другую мы встретимся где-нибудь в городе. Мы прочтем послание, а еще через несколько часов рисунок сойдет, и все будет кончено.

— Я знаю. Просто не верю.

Он вздохнул, откладывая очередной свиток.

— Ты веришь, только тебе кажется, что остаться без наказания несправедливо. А знаешь, — он улыбнулся, и в его улыбке была просьба: не думай, не говори, забудь! — ты бы хорошо смотрелась тут в том платье. Что-то в нем есть очень уместное здесь.

— Память вещей? Нет. Не думаю.

Квентин помрачнел.

— Да, я не прав. Эйлин… я бы никогда не подумал, что она…

— Способна влюбиться? Драконы не отличаются от людей, в человеческом-то обличье. У них, правда, другие идеалы, свои традиции — ну, тебе ли не знать.

— Я не встречал драконов, кроме Эрика Риста, — глухо возразил он. — Я же говорил.

Я кивнула и угрюмо уткнулась носом в колени. Со всех сторон манили раскрашенные тома, но подходить к ним не хотелось. Не мое это. Не-мо-е.

Прошел час. Ни скрипа, ни шороха. Только методичный шелест в углу.

— Квентин, ты до рассвета управишься? — не выдержала я. — Тут уже скоро светать начнет.

— Тут не начнет, — невозмутимо возразил он. — Я как раз нашел один труд о способах тайнописи. Слишком легко, кстати, словно его для меня тут положили. А вполне возможно…

Он закусил губу и побледнел. — Что?

— Ничего, — его спокойствие стало мертвенным. — Может быть, погуляешь пока по библиотеке?

— Чтобы наткнуться на очередную ловушку? Спасибо, что-то не хочется. Кстати, ты почему не пробовал разрезать дверь? Ну да, шума будет изрядно, но все же?

— Потому что в замке Галавер две двери зачарованы от огня. Через первую мы прошли только что: маги, как видишь, переделали ее на свой лад. Вторая откроется только дракону. Стены же так быстро не разрубить.

— А где вторая?

— За твоей спиной. Когда-то и ее, и все окна заложили кирпичом с внешней стороны. Его можно бы и прожечь, но шуму, как ты сказала, будет изрядно. Лин, дай мне полчаса, хорошо?

Я умолкла. Квентин все сильнее бледнел; пальцы выстукивали неровный ритм. Наконец он поднял с пола обрывок листа и странным гортанным голосом произнес несколько слов. С ладони слетела огненная нить и коричневой вязью заструилась по бумаге.

Когда огонь дошел до края, Квентин убрал руку, уперся ладонями в старинный том и несколько минут вглядывался в страницы. Тщательно примерился, вытянул вперед кисть, расправив пальцы — и обрывок разлетелся на клочки.

— Время, — прошептал он. — Мне нужно время. Лин, найди мне чистый лист. Лучше два.

— На одном спать, другим укрываться? — Я соскочила с урны. — Сейчас.

— Я перепишу текст, и мы уйдем, — спокойно сказал Квентин, но на последнем слове его голос дрогнул. — Мы нашли все, что нужно. Даже больше.

Не поблагодарив, он взял листы и разложил их на столе перед книгой. Снова вытянутая ладонь, и снова нить струится по бумаге, сшивая слова, но быстро, торопливо, неправильно.

Я следила за ним, наклонив голову. Нет, правильно… только мелкий, аккуратный почерк на пожелтевшей странице расплывается у Квентина на листке, и символы смотрятся по-другому: растерянно, криво, выпукло. Что-то не так… что?

Ну же, Лин! Ты не маленькая девочка, которой забыли сказать спасибо. Ты мастер, и, если Марек прав, в Галавере вам двоим нет равных. Холодная голова, весы в сухих ладонях и цепкий взгляд — так, кажется, он говорил? Так думай и делай выводы!

— Огненная вязь сохраняет почерк владельца, — тоном прилежной ученицы заметила я. — А у тебя в комнате вот такая стопка листов, и на всех «у» косит под «ц», как в этом томе — но не в твоем листке. Ты сознательно меняешь манеру письма?

Его рука дернулась. Огненная нить выписала петлю.

— Посмотри на вензель в углу страницы. Драконы не сокращают своих имен. Здесь «с» читается как «к», «е» в конце не произносится вовсе. Прочитаешь?

— Я не читаю на изначальном, но если попробовать… Кор?

— Именно. А если прибавить частицу-водопад, без которой не живут маги… Лин, мне кажется, это писал Корлин.

— Тот самый… — прошептала я, придвигаясь к заветному тому. — Здесь еще есть его книги? Дневники?

— Нет… не знаю. Не это важно. Линка, ты что, не понимаешь? Все сходится! Заклинание, которого не знает даже Эйлин, нашлось в неразобранной библиотеке замка Кор — десять к одному, что Корлин выучил его там! И оставил на видном месте… тому, кто придет следом. Он оставил послание мне!

— Похоже на то, — осторожно согласилась я. — Или любому другому. Хотя я предпочла бы, чтобы он взял лист бумаги.

Квентин лихорадочно провел рукой по волосам. Раздалось легкое шипение.

— Корлин — маг из рода Кор! Почерк, подпись, наш архив… один из нас, он знал, что будет война, и оставил книгу семье, чтобы мы возродили знание после его гибели! Пепел, да Корлин был большим драконом, чем кто бы то ни было! Он потратил жизнь, чтобы мы вернули свое, а я, мальчишка…

Я открыла рот, но Квентин вернул руку на страницу и продолжал заполнять листы. Теперь уже — своим почерком.

— Я понимаю Далена все лучше, — тихо сказал он, ставя последнюю печать. — Если маги разделятся встанут на баррикады, такое начнется…

— Хитро получается, — невпопад отозвалась я. И странно. Почему одни маги встают под знамена ордена, а другие остаются с драконами?

— Для этого нужно понять, с чего все началось, — Квентин отложил в сторону первый лист и взялся за второй. — И, сдается мне, ответ будет очень грустным.

— Почему?

Ладонь скользнула над бумагой, как раздумчивая туча. В темных глазах ветвились отблески далеких молний.

— Потому что каждый дракон сотрясает мир, — непривычно низким голосом ответил Квентин. Словно раскат грома, долетевший из-за реки. — Первый увел за собой людей. Второй сложил крылья и обнял обычную девушку, став праотцем магов.

— Или Вторая.

— Очень может быть. Кто-то третий закрутит колесо в другую сторону. Тысячи жизней стоят за Вельером и теми, развязавшими войну; даже Эрик, потеряв крыло, стал лицом города. Нам слишком долго поклонялись, от нас — все еще — зависит многое. Это сила. Искушение, кружащее голову. Представляешь, каково магам, занявшим наше место? И каково было Корлину отказываться от пути Далена и де Верга? По сути, от абсолютной власти?

— Ну, Дален не так уж плох. Кому-то нужно этим заниматься.

— Я говорю не об этом, Лин. Если я полечу, заливая города пламенем, через год весь юг уйдет под воду. Мир хрупок, а мы тащим его в разные стороны. Чтобы вернуть род Рист в Галавер, а Кор — в Херру, придется утопить оба города. Если бы я знал об этом раньше…

Я моргнула.

— Квентин… ты не умеешь летать.

— Сейчас к этому рубежу подходят маги, — продолжал он. — Раньше, до Первого, драконье братство нас сдерживало. Позже некоторые распоясались, но их хранило собственное невежество: некому было встать на их пути. Но теперь появились волшебники, которые несут драконью кровь и не связаны ничем, кроме здравого смысла — а с другой стороны, не связаны и милосердием, не обязаны понимать каждого. Ни Риста, ни Вельера, ни меня.

— И что вы будете делать? — Я оперлась на стол. Вязаный коврик уходил из-под ног. Эй, это же Квентин, вы вместе шли в Галавер. сидели у костра, держались за руки на звездной траве…

Да-да. И почерк у него интересный. Вот штука: ни один волшебник не скажет про себя, что полетит, заливая города пламенем. А вот дракон — запросто.

— Договариваться. Как герои мифов, — Квентин устало улыбнулся, склоняясь над чистой страницей. — Ты уже все поняла, верно?

— Что это твое «мы» — не обычная похвальба, я начала подозревать уже за ужином, — севшим голосом произнесла я. — Но ты… Квентин, скажи мне, что ты шутишь.

Строчка за строчкой молча ложились на бумагу. Разорванные рукава трепетали, как крылья. Я содрогнулась. Что произошло там, в коридоре?

— К сожалению, у нас совсем не осталось времени, — почти через минуту ответил он. — Есть еще одно, в чем мне неприятно признаваться…

Шум в коридоре прервал его слова.

— Внешняя дверь, — тихо сказала я. — Не уйти.

Квентин перевел взгляд с дописанной страницы на меня. Задрал голову, присматриваясь к чему-то.

— Когда становишься собой, пусть не до конца, все чувства обостряются, — негромко сказал он. — Я знал, что сюда идут. Собственно, поэтому… — он развел руками, словно извиняясь. — Марек прав, искренность — страшная сила. Я не хотел, чтобы ты узнала от кого-то другого.

Он замер, прислушиваясь.

— Кажется, все.

Одним быстрым движением он свернул листы в трубку и подхватил тяжелый том. Книга отправилась на полку корешком вперед; я моргнула и уже ее не увидела. Другой рукой Квентин торопливо скомкал листы и — куда только делась его сдержанность! — запихнул их мне за ворот блузки.

— Там наверху ниша. Уцепишься?

Я подняла взгляд. Темное углубление за шкафами, под потолком, едва ли можно было так назвать, но если скорчиться…

Не дожидаясь ответа, Квентин подхватил меня на руки. В лицо дунул теплый воздух.

— Выберись, — одними губами прошептал он.

И меня поволокло наверх.

Камень оказался теплым на ощупь. Наверное, по этой стене ходит огонь: ведь там, на другой стороне, комнаты магов. Я вжалась в круглую стену и опустила взгляд. Краем глаза, только так, страх осязаем, вдох и выдох через паузу… и скрестить пальцы. Все.

Внизу, как на дне огромной чаши, к противоположной стене метнулась фигурка. Квентин, что же ты делаешь…

Он взмахнул рукой, и шкаф с грохотом вылетел из угла. По полу разлетелись рукописи, полупустой стеллаж рухнул, и в освободившемся проеме блеснул серебристый прямоугольник.

Двери распахнулись одновременно: тайная, в знакомом ворохе искр, и деревянная, с сухим щелчком. Пепел! Доска с буквами перестроилась, дав нам время, но с какого перепугу я не сменила тайное слово? «Не умею» — не довод, говорил же Марек!

Из полутьмы протянулась рука, и газовые лампы погасли. Еще вспышка, и над входом повис золотистый шар. Я невольно вжалась в нишу.

Пронзительный белый свет ударил по глазам. Из ладоней Квентина рвалось, полыхая, тонкое пламя необыкновенной силы и чистоты. Узкое лезвие жгло кирпич, словно бумагу. Секунда… вторая… может, он успеет уйти, и все обойдется? Неужели?

Нет. Воздух загустел, как смола, внизу засвистел ветер, и по комнате полетели страницы. Стало трудно дышать, словно кто-то одним движением разбил архив на клетки, как доску, и теперь жонглировал воздушными потоками, как чашками весов.

Ветер, бьющий в ноздри, ослаб, и я рискнула глянуть вниз.

Белое пламя билось в неподвижной руке, медленно уменьшаясь. Квентин застыл в пряном густом воздухе, как бабочка в меду. По бокам куба проблескивали огоньки.

От освещенного дверного проема отделились три фигуры. Двое, высокие, строгие, в мантиях и шлемах, плыли через зал ровно и прямо, как по струне. Третий, светловолосый и худощавый, шагал небрежной, расхлябанной походкой, и в то же время аккуратно держался чуть позади.

— Собственно говоря, это признание, — задумчиво сказал Дален, останавливаясь в двух шагах от Квентина. Кирпичная кладка за серебристой дверью осыпалась местами, но выдержала.

— Хорошее завершение вечера, — Анри оглядывал перевернутые шкафы. В отсветах золотистого шара его лицо казалось восковым.

— Так я могу идти, господа? — заговорил светловолосый. — Право, мне было бы неловко встречаться с вашим гостем лицом к лицу.

По граням куба пробежала вспышка, и Квентин с видимым усилием развернулся.

— Саймон, — проговорил он, с трудом шевеля губами. — Если ты нанялся в биографы рода Кор, вынужден тебя разочаровать: к нашим архивам не допускают кого попало.

— Все в порядке, дружище, — Саймон успокаивающе поднял руку. — Мне хорошо заплатят, ты же знаешь.

— Мне стоило догадаться, — наклонил голову Квентин. По его телу пробежала дрожь, руки упруго толкнули воздух, и, резко выпрямляясь, он добавил уже естественным тоном: — А вот теперь, господа, я к вашим услугам.

Дален и Анри, не сговариваясь, повернули руки ладонями вперед.

— Я, вообще-то, никогда не стремился к обогащению любой ценой… — последние слова Саймона прозвучали уже за дальними стеллажами.

— Давайте побеседуем, — согласился Дален. — В конце концов, все уже произошло.

Я смотрела на Квентина. Отросшие волосы забавно падали на лоб, растрепанные лоскуты свешивались с рукавов, как длинные манжеты. Да и вообще он казался нашкодившим мальчишкой, настигнутом в буфете. Вот только голос… Прошло пять минут, а он все еще отдается у меня в ушах.

— Вы очень близко стоите, — шевельнул пальцами Квентин. — Вы не боитесь?

Анри заметно побледнел.

— Мы перехватим ваш огонь, если вы об этом, — ответил Дален. — Анри, ты видишь?

— Да, — Анри разом успокоился. — Ловушка в коридоре сработала, значит, ты принял заряд огня. Тебя должно было вышвырнуть в драконье тело и размазать по стенам: коридорчик-то узкий. Но разорвало только одежду, значит, ты себя сдержал. И еще несколько часов не сможешь летать.

— Это так. Но кругом книги, хрупкие рукописи.

Словно подтверждая слова Квентина, Саймон перевернул у дверей очередной ящик. Тубусы рассыпались по полу.

— Квентин, ты ценишь это место, — нетерпеливо бросил Анри. — Ты здесь ради книг. Как можно всерьез воспринимать твои угрозы?

— Я не угрожаю, — покачал головой Квентин. — Если бы. Я пытаюсь понять, что вам наговорил Саймон.

— …И ничего, кроме правды! — послышалось из коридора. Гулко хлопнула входная дверь.

— Отчаянно смелый парень, — фыркнул Анри. — Между прочим, когда он сообщил, что это ты поджег Херру, а с Лин выплясываешь просто так, для души, я сначала ему не поверил.

Последний кусочек мозаики лег на место.

…Внизу стоит мой друг…

…Внизу стоит тварь с крыльями, сжигающая людей…

…Жертв не было, лекарь же сказал…

…А какая разница?..

— Как я понимаю, он выдает тебя не в первый раз, — продолжал де Верг. — Ты догадываешься, о чем мы хотим тебя спросить?

— Херра — мой дом, — негромко ответил Квентин. — Я совершил ошибку.

— Никто не погиб, — кивнул Дален. — Младший брат нашего лекаря уже бегает наперегонки. Но вот незадача: мы не знаем, какой город будет следующим. Марек распылил под Вельером соли серебра; дождь защитит жителей. На день, на два — ненадолго. Что дальше?

— Я не знаком с другими драконами, впервые увидел де Вельера у вас в замке и не могу ничего рассказать вам об их планах, — отчеканил Квентин. — Как и де Вельер, я хочу, чтобы драконы овладели тонким огнем. Но этого, — он указал на руки Далена, шрамы покрывали их крест-накрест, — больше не случится. Ни с вами, ни с кем другим.

— И вы готовы отдать за это жизнь?

— Мне больше нечего отдавать.

— А как же будущее рода Кор? — хмыкнул Анри. — Замок, земли, драконята?

— Роду Кор конец, — ровным голосом ответил Квентин. — Давайте говорить по существу. Что я могу сделать, чтобы убедить вас?

— Боюсь, что ничего, — Дален внимательно посмотрел на него. — Зеркальные плоскости, наш разговор после ранения Лин, ваши уроки на крыше — вы заработали себе заключение, Квентин. Я сделаю все, чтобы оно не превратилось в пожизненное, но пока единственное, что вы можете сделать для своих братьев — это пойти с нами. Докажите, что вам можно верить: не жгите мосты.

— Второй раз, — Квентин на секунду прикрыл глаза. — Вы понимаете, чего просите?

— Да мы, в общем-то, не просим, — уронил Анри.

— Да. Конечно… — Квентин улыбнулся чему-то. — Тогда еще одно, последнее. Корлин из Кор — мой предок. Мы одна кровь; более того, он предназначил книгу своему роду. Нам. Я искал ее здесь все эти недели.

Анри бросил взгляд на Далена. Тот на миг опустил голову, и я поняла, что он ответит.

— Вы меня огорошили, признаюсь, — медленно начал Дален. — Но чародеи укрывались под крылом во все времена. Некоторые из них, — его рукава колыхнулись, — не уступали драконам в жестокости. Я не знаю, чего хотел Корлин. Я не знаю, искренни ли вы.

— Я опаснее всех в Галавере, я несу тонкий огонь драконам… — Квентин помолчал. — Возможно. Но Корлин оставил книгу своему роду, не ордену. Он верил в нас. Вы лучше меня знаете, что мы близки по рождению и по огню, а значит, и удержать мир мы сможем только вместе, — нотки в его голосе были почти умоляющими. Если моего слова недостаточно, вспомните Эрика Риста и глаза Эйлин. Война — не только сожженные деревни. Пепел, да вы двое потеряли не меньше, чем я! Когда поля покроются отсеченными крыльями, от нас отвернутся все. И придет высокая вода.

— Может быть. — Я видела, чего стоили Далену эти два слова. — Но отпускать вас мы не вправе.

— Это еще мягко сказано, — отрезал Анри. Его руки подрагивали. — Отпустить его в день, когда он заграбастал свиток по зеркальным плоскостям, в день, когда его сородичи сожгли деревню! И чего мы дождемся? Школы Кор на Серых холмах и магов по горло в воде? Отпустить! Скажете тоже…

— А как же красивые слова о драконах, чьи дети придут учиться в Галавер? Сказка?

— Вас я бы принял, — мягко ответил Дален. — Но не через ложь.

Квентин скрестил руки на груди. Упрямый мальчишка, что пытается убедить взрослых не отправлять его спать…

Анри и Дален переглянулись, не опуская ладоней. Квентин открыл рот. Метнул взгляд на шкафы, над которыми сидела я — и решительно тряхнул головой.

— Тогда это все. Вы пришли сюда не с пустыми руками, я надеюсь?

Анри отступил на шаг, поднимая руки. В руках Далена появился прозрачный цилиндр. Лекарь заваривал в таких чай, когда пациентов было мало. Мы сидели под треск свечей и крошили в кипяченую настойку сушеные яблоки…

Я зажмурилась. Послышался плеск. Затем звук льющейся воды.

— «Мы не герои мифов, но это ничего не меняет», — с усмешкой произнес Квентин. — Я готов идти с вами, господа.

Хлопнула дверь, и я осталась одна. В темноте.

«Выберись».

Я открыла глаза. Пора было спускаться.

ЧАСТЬ III