Кристина с Бетти в присутствии леди Матильды не позволяли себе ничего предосудительного, а та, словно нарочно, все время была рядом – сначала на уроке, потом в трапезной, за обедом (ни за какой отдельный стол никого, разумеется, не отсадили). Даже на тихий час – обязательный дневной сон – учительница не оставила Сашу наедине с девочками, забрав в класс и устроив ей проверку в чтении и счете. Когда же та подошла к концу – как раз наступило время полдника. И лишь после ужина девочки, наконец, оказались предоставлены сами себе.
Поначалу, впрочем, ничего не происходило. Кристина с Бетти болтали, взобравшись с ногами на кровать младшей из «сестер», Изабелла деловито копошилась в своем уголке, Саша, скорее довольная, нежели огорченная тем, что на нее не обращают внимания, тихонечко сидела, погруженная в мысли об Эде и Франце.
Увлеченная своими мечтами, она не услышала, как к ней обращаются, и очнулась, лишь когда говорившая повысила голос.
– Что?
– Я говорю: свет погаси, раба! – повторила Кристина – это была она.
Саша осела, словно от удара по лицу, но тут же воспрянула:
– Сама раба! Сама и гаси! – сказала – и тут же сама испугалась вырвавшихся из уст слов, но отступать уже было поздно.
– Я-то? – несколько опешила Кристина. – С какой стати?
– С той самой! – заявила Саша, вскакивая на ноги – так она смотрела на развалившуюся на кровати соперницу сверху вниз. – Леди Матильда мне все рассказала! Ты тоже раньше была рабыней! И Бетти! Вот!
– Неправда! – взвизгнула младшая «сестра», стремительно краснея – не то от гнева, не то от стыда.
– Ты все врешь! – Кристина села на кровати, и их лица оказались на одной высоте. – Она врет! – повторила она, почему-то оборачиваясь при этом к Изабелле, но та спряталась за одеялом, всячески показывая, что происходящее не имеет к ней никакого отношения. – Ты все врешь! – Кристина вновь повернулась к Саше.
– Нет! – мотнула та головой, радуясь, что удар угодил точно в цель. – Хочешь – вместе спросим леди Матильду! Кстати, еще она сказала, что неизвестно еще, кто из нас настоящая принцесса!.. И что никакие вы с Бетти не сестры! – это она уже добавила до кучи.
Несколько секунд Кристина не произносила ни звука, судорожно хватая ртом воздух и тут же выплевывая его назад.
– Матильдиха просто хотела тебя утешить, – буркнула она, наконец. – Вот и наврала с три короба, лишь бы деточка не ревела.
– Нет, – стояла на своем Саша. – Ты нарта, как и я. Под властью Владык ты не могла жить свободной! И Бетти не могла!
– Крис, я не хочу этого слушать! – хныкнула Беатриче. – Пусть она заткнется!
– Заткнись! – велела Кристина – вроде бы Саше, но умолкла ее «сестра».
– В Королевстве не было рабства! – продолжала, приободрившись, Саша. – И новая королева его отменит! А пока ты такая же, как и я!
– Ну уж нет, – процедила Кристина. – Я не такая! Я принцесса и стану королевой, а ты так и останешься рабыней! Навсегда! Сделаю для тебя исключение!
– Это мы еще посмотрим, кто для кого исключения будет делать! – заявила Саша. Она больше нисколечко не боялась.
– Посмотрим, – злобно кивнула Кристина, словно почувствовав ее отвагу и отступая. – Завтра же и посмотрим. Белка, – отвернулась она от Саши, – погаси свет, отбой!
На миг Саше показалось, что сейчас Изабелла присоединится к ее бунту – вроде бы та промедлила, не спеша вылезать из-под одеяла, но полукровка все же поднялась и пошла к лампе, до которой, к слову, самой Кристине достаточно было всего лишь протянуть руку. Скрипнуло колесико выключателя, и спальня погрузилась в темноту.
19
Александра
Как ни странно, уснула Саша почти сразу, крепко и беспробудно – до самого утра. Снился ей Эд. Дело происходило на Кар, но она не была рабыней, просто жила на ферме, а молодой рыцарь туда прилетел по каким-то своим рыцарским делам и, конечно же, зашел ее навестить. Они пошли гулять в поля, Эд сорвал травинку и зачем-то принялся водить ею Саше по лбу. Было щекотно, она смеялась и, играясь, пыталась отнять у рыцаря орудие «пытки», но тот был ловчее и не отдавал.
Стоит ли удивляться, что проснулась Саша в великолепном настроении, и даже сияющая физиономия Кристины не смогла ей его испортить сразу.
– Как спалось? – с деланым участием поинтересовалась старшая девочка.
– Чудесно, – честно призналась Саша, потягиваясь.
– Кошмары не мучили? – продолжала задавать свои странные вопросы Кристина.
– Нет, наоборот.
– Что ж, теперь, думаю, будут! – заявила вдруг собеседница. – А ну-ка иди сюда! – поманила она Сашу пальцем.
– Зачем это еще? – нахмурилась та, не слишком, впрочем, пока обеспокоенная.
– За шкафом! – ответила Кристина глупой игрой слов. – Иди-иди, кое-что интересное покажу.
Пожав плечами, Саша выскользнула из-под одеяла и встала на пол.
– Ботинки свои уродские можешь не надевать, – сказала Кристина, хотя Саша и сама не собиралась обуваться. – Прогулка предстоит недолгая!
Бесцеремонно взяв Сашу за руку – ладонь старшей девочки была холодной и липкой, но хват цепким, так что попытка высвободиться, надо признать, не слишком настойчивая, не увенчалась успехом, – она через всю спальню поволокла ее за собой к высокому зеркалу в черной резной раме, перед которым так любила покрасоваться.
– Ну? – вопросила Кристина, поставив Сашу перед ним и вставая рядом.
Все еще не понимая, что от нее хотят, она окинула взглядом свое отражение – и обмерла. Поперек ее лба кривыми черными буквами было написано слово. Прочесть его в зеркальном отображении было не так просто, но уже по первой опознанной букве – на отражении, ясное дело, последней – Саша поняла, что оно значит.
– Ну как? – не скрывая своего торжества, спросила Кристина. – Кто из нас презренная рабыня? Вот ведь, зеркало врать не станет!
Дыхание у Саши перехватило. На несколько секунд она словно приросла к месту, не в силах оторвать взгляд от перерезавшего лоб ужасного слова «раба», затем выдернула руку из стискивавших ее пальцев насмешницы и опрометью бросилась к двери – в уборную. Вслед ей летел злорадный раскатистый хохот Кристины, сопровождаемый переходящим в повизгивание хихиканьем Бетти и, кажется, одиночными подобострастными смешочками Изабеллы.
Надпись не отмывалась.
Совсем-совсем не отмывалась.
Чего только Саша ни пробовала: терла мылом, зубным порошком, скребла ногтями, расцарапав лоб в кровь, – все бесполезно: на исполосованной алыми бороздами коже черные буквы были видны ничуть не хуже, чем на гладкой белой.
Вернувшись в пустую спальню – остальные девочки давно ушли на завтрак, – Саша, обессиленная, села на кровать, как смогла, надвинула на лицо волосы – эх, вот бы ей сейчас челку, как у Изабеллы! – и, уперев руки локтями в колени, уткнулась в ладони лбом. Не было даже слез – полная, всепожирающая безысходность. Саша знала, что бывают такие надписи на коже, один раз нанесешь – и на всю жизнь. Называются татуировки. Марта однажды себе такую сделала – только не буквы, а картинку, цветочек, – и хозяйка Яна потом сильно на нее за это ругалась – как раз за то, что это навсегда. Заодно и Саше досталось, хотя она-то тут была совершенно не при чем. А цветочек тот так у Марты и остался, даже баня с вениками была ему нипочем. Ну, так то – цветочек, это даже красиво! И не на лбу – на запястье. А у нее…
Нет, слезы все-таки были, просто ждали удобного момента. Видимо, он как раз настал.
– Что опять случилось?
Саша узнала голос леди Матильды, но головы не подняла и ладоней от лица не отвела.
– Александра, я спрашиваю: что случилось? – строго повторила женщина.
Девочка сделала движение, чтобы отмахнуться от назойливой учительницы, но, воспользовавшись им, леди Матильда ловко перехватила ее руку и после нескольких секунд борьбы отвела в сторону. Когда женщина взялась за ее вторую руку, Саша уже почти не сопротивлялась, только еще ниже опустила голову. Впрочем, скрыть от взора учительницы горящую на лбу надпись ей этим не удалось.
– Понятно, – ничего не выражающим тоном проговорила леди Матильда, отпуская, наконец, Сашины руки. Та тут же вновь спрятала лицо в ладонях, словно, не видя больше позорной надписи, учительница могла о той вскорости позабыть. – Кто это сделал?
Девочка дернула печами. Она в самом деле не знала, кто. Кристина, наверное, но та легко могла и приказать Бетти или Изабелле – не очень-то она любила делать что-то сама.
– Понятно, – повторила женщина. – Сиди здесь, не уходи никуда. Я сейчас вернусь.
Можно подумать, что в таком виде Саша могла куда-то пойти! Нет, так теперь всю жизнь она и будет сидеть в этих холодных стенах, пока не умрет от старости или, что более вероятно, от отчаяния!
Леди Матильда вернулась минуты через три. А может, и через три часа – время для Саши больше не существовало: зачем, если впереди беспросветная вечность? Девочка почему-то была уверена, что учительница приведет с собой Кристину – может быть, для того, чтобы та призналась в содеянном? Но какой с того прок? Кристина только бы еще порадовалась. Впрочем, женщина вновь пришла одна и, мягко взяв Сашину руку, вложила ей в ладонь маленький стеклянный пузырек.
– Втирай каждый час, держи пять минут, после чего смывай холодной водой, – сказала она. – К вечеру краска сойдет. На уроки сегодня можешь не ходить, проведу арифметику и грамматику, на них тебе все равно пока делать нечего. Обед тебе оставлю – поешь в тихий час, после девочек. А с Кристиной я переговорю: обещаю – это безобразие больше не повторится. Да, экономнее с лосьоном: у меня это последний пузырек.
С этими словами учительница удалилась, оставив Сашу в одиночестве. Растерянная, та даже поблагодарить не сообразила.
Леди Матильда не обманула: уже к обеду надпись поблекла, из черной сделавшись серо-розовой, и теперь почти терялась в паутине царапин, которые девочка нанесла себе утром. Саднило их от едкого лосьона – хаос на зависть изойдет, но боль всегда можно было перетерпеть – в отличие от позора. С соседками по спальне Саша в течение дня виделась лишь раз, и то мельком: столкнулись в дверях, когда те возвращались с обеда. Кристина выглядела понурой, видать, учительница и здесь сдержала обещание, хорошенько отругав «Ее Высочество». Завидя Сашу, она попыталась, было, сказать ей что-то, наверняка гадкое, но та не стала слушать, по-быстрому выйдя из спальни.