— Позвольте мне, ваше величество, — кашлянул он. — Я мастер мальчика, мне и находиться с ним… в темнице.
Наверное, будь Ламберт чуть менее взвинчен, он бы заметил ловушку. Но он был просто вне себя, а Мейнгрим бы многое отдал, чтобы узнать, что именно он чувствут! И потому кивнул.
— Хорошо, можешь идти с ним. Это ненадолго, — с нажимом произнес он скорее для Сигда, чтобы тот не переборщил, чем для них с Манфредом или для Фабиуша. — Мне просто надо разобраться. Манфред… проводи их и убедись, что они хорошо расположились.
Фредек низко склонил голову, отчего Мейнгрим не сумел понять, что написано на его лице. Расстроен ли он тем, что дальше король отправится без него? Или рад возможности показать эту мизерную, но власть? Мейнгрим был спокоен. Скоро король поймет, что синие воюют только со своим главой или своим королем. Про второе Ламберту вряд ли известно, как и про то, что королем признали отнюдь не его. Так что выпустят их быстро. По крайней мере, Мейнгрим никуда не собирался идти без Фабиуша. Вот и сейчас он крепко взял мальчика за ладошку и вышел впереди Сигда. Сам.
У дверей его нагнала старая Ирена и сунула котомку:
— Немного еды, питья и теплое одеялко Фабусю, — она задержала его за руку так, словно его и впрямь отправляли навсегда в темницы. — Дай поцелую.
Старуха никогда не лезла с нежностями, так что он покорно склонился, позволяя себе услышать «сборы травяные твои тоже положила». Что она шепнула Фабусю, целуя его следующим, Мейнгрим не знал.
Некоторое время они шли молча. Сигд явно пытался проникнуться то ли доверием ему заключенных, то ли королевских родственников. Похоже, он не знал, как часто эти понятия совпадали.
Первым нарушил молчание Фредек, разумеется.
— Фабусь, как только король позволит, я сразу заберу тебя оттуда, — пообещал он. Мальчик молчал, сосредоточенно шевеля губами, словно что-то считал про себя.
Мейнгрим хотел было съязвить, что заберет Фабиуша он, а не Фредек, но решил, что не будет глупее ребенка и не полезет на рожон.
— Сигд, я вижу, у тебя артефакт моей работы, — ничуть не смутился Манфред общим молчанием и перевел разговор на их сопровождающего. — Как работает?
— Превосходно, — Сигд оживился. — Только выдохнется скоро.
Они уже ступили на земли дворца, миновав великую яблоню, и где-то здесь должны были корнями вылезать из-под брусчатки входы в темницы. Так что Манфред не зря пошел с ними — «ошибиться» было очень легко, и мальчик мог оказаться на сырой глубине, а не в обычном теплом каменном мешке.
— Так давай волью силы, — оживился Манфред. И остановился. Сигд остановился тоже. Мейнгрим глянул на Фабиуша, прикидывая, сумеют ли они сбежать прямо сейчас. Эффект неожиданности сработает лишь в том случае, если Фабусь сразу поймет, что надо использовать пространственную магию. Иначе станет лишь хуже.
Но раньше, чем Мейнгрим успел поймать взгляд мальчика, Манфред ухватил перчаткой руку Сигда, нажал что-то на его артефакте, а когда разжал пальцы, Сигд исчез.
Мейнгрим и Фабиуш уставились на Манфреда. Тот криво улыбнулся.
— Если ему повезет, выкинет в Зорине. Если нет, там, где по весне была ярмарка на берегу. Артефакт работать некоторое время не будет.
Мейнгрим закусил щеку. Неужели он ошибся? И на самом деле Манфред был ему другом? Или хотя бы на одной стороне? В конце концов, он также не любил своих родичей, а те были лишь шумными, но своими.
Впрочем, ошибки нужно было исправлять. Так что он первый протянул руку в знак примирения. Что это и стало ошибкой, он понял почти сразу. Глаза Манфреда вспыхнули ненавистью и триумфом.
Он обхватил ловкими пальцами артефакт на перчатке Мейнгрима.
— Не стоило подсылать ко мне шпиона и отдавать фее, — шепнул он, и Мейнгрим понял, что падает в пространстве, минует стену и со всей силы ударяется спиной о твердый пол.
Судя по испуганному и резко пропавшему крику Фабиуша, перенесло его недалеко — в темницу прямо под тем местом, где они шли, а Фабиуша пространственный магик сразу забрал с собой. Куда? Чтобы это понять, нужно было выбраться.
Чуткое ухо Мейнгрима уловило негромкий скрежет. Он обернулся и задрал голову. Специально или нет, но Фредек зашвырнул его вовсе не в темницу. И, прежде чем выбраться, Мейнгриму предстояло сначала выжить.
Глава 27
Они приземлились мягко прямо перед воротами в поместье Евы, которое она почему-то называла пляжным домиком. И Радка, хоть её словно кольнуло что-то, уже решила, что обошлось. Справились ведь, ушли от погони и здесь их никто не караулил.
Уставшие от перехода и ослабевшие от того, что наконец оказались в неприступных стенах дома, они обе сразу же легли спать. Ева даже не проводила Радку, чтобы показать спальню, лишь ткнула пальцем направление. Но поспать Радославе не удалось. Что-то мучило её, словно соленая вода мешала не только возобновиться головным болям Евы, но и Радкиным тревогам. Всю ночь она проворочалась, думая о том, что и как ей делать дальше.
Так ничего и не решив, она забылась коротким сном, чтобы с первыми лучами солнца снова проснуться. Она погладила живот и с трудом поднялась на ноги.
«Я сильная, расхожусь», — привычно подумала она, проходя в столовую. Ева уже была там и завтракала.
— Проверила погреба, мы тут можем год в осаде просидеть, еды хватит! — сообщила она и затолкала в рот свернутую рулетом яичницу. Может, не целую, но треть точно.
Радослава вспомнила Манфреда, который любил смотреть, как она изысканно откусывает кусочек клубники, и улыбнулась. Ева была достойна того, кто примет её вместе с этим по-настоящему волшебным аппетитом.
Она и сама собиралась сесть за стол и положить себе еды, но в этот момент её скрутил такой сильный приступ боли, что она с трудом застонала не в голос. Только обхватила живот руками и наклонилась над столом, вцепившись в него так, что пальцы побелели. Наконец, спустя несколько мучительных мгновений её отпустило, но она не спешила выпрямляться.
— Ты фего? — испугалась Ева. Она бросила вилку на стол и подскочила к Раде. Даже не прожевала толком.
— Рожаю я, — сквозь зубы произнесла Радка и снова вцепилась в столешницу. И лишь браслет печально звякнул по отставленному блюду. — Только я утром думала, что разве что к ужину можно начинать переживать, а оно вон как быстро пошло.
— Так рано же вроде? — растерялась Ева.
Но Радка не ответила, она снова с силой стиснула зубы, но стон всё-таки вырвался.
— В прошлый раз не так больно было, — пожаловалась она между схватками. — Сейчас прямо огнем жжет и в то же время словно ком льда под кожей. Горит всё.
— Горит? — суетливо перебиравшая свои амулеты, в спешке высыпанные прямо среди тарелок на стол, Ева остановилась. Лицо её побелело и осунулось еще сильнее, словно от страха. — Как огонь и лед? Милая моя, да как это может быть? Ты что же, носишь синего магика?
Руки её заходили ходуном, и перчатка глухо стукнула по столешнице, но Ева даже не поморщилась.
— Я же сказала, что это сын Мейнгрима… — Радка замолчала, пережидая очередную чудовищно болезненную схватку. — Ты вроде бы и не сомневалась.
— Сын Мейнгрима — не обязательно синий магик, — отрезала Ева и потерла пальцами виски. — Ты забыла, как было у меня? Матиас — сын Манфреда, но я чуть не померла, рожая боевого синего мага. Это даже предназначенные для этого магессы, такие как я, выдерживают с трудом. Мне еще повезло, что от Берхта ему ничего не досталось по памяти магии! Великая яблоня, я думала, твои роды пройдут спокойно. Пара амулетов, и всё, что от меня потребуется — принести воды и полотенца! Но синий магик! Он же может убить тебя!
Этого ей точно говорить не стоило.
— У-а-ы-ы! — провыла Радка, хватаясь за спину. Пот катился по лбу, она взмокла вся и, казалось, горела в огне. Не драконьем, но не менее жарком. И этот огонь и правда мог её убить.
Ева заметалась по залу, то и дело хватая что-то и прикладывая к животу Радки. Помогало не очень, зато это её мельтешение немного отвлекало от боли.
— Это точно синий магик, понимаешь? — она сама вспотела, чуть отросшие волосы взмокли и прилипли к голове, отчего амулет стало видно еще лучше. — Да как это могло произойти!
— Я… я откатила свой возраст, — Радка снова заскрипела зубами, пережидая особо болезненную схватку и продолжила. — Когда перед свадьбой Грим напоил меня драконьим огнем. Магия моей семьи — время, я не знала тогда и просто пожелала стать моложе.
Она снова заскрипела зубами, но стон снова пробился.
— Так вот в чем дело, — прошептала Ева. — Вот почему ты выглядишь как юная девушка! Но почему ты не сказала мне раньше? Хуже, чем рожать синего магика, только зеленого! Я не знаю, как мне спасти тебя и Тадеуша!
— Постарайся спасти хотя бы его, — прошептала Радка пересохшими губами, когда её снова ожгло огнем. И слезы сами полились градом. Она обманула Фабиуша и не вернется к нему. Тадеушу никогда не обнять мать.
А Янка? Никто не будет помнить её, когда Радка умрет. А она умирает, это ясно и ей, и Еве, которая побелела так, словно сама умирала рядом.
— Ты не умрешь, — бормотала Ева, крепко сжимая её руку. — Я не отпущу тебя, эгоистка! Ты нужна моему брату, ты нужна детям. Ты нужна мне! Не смей, поняла? Я…
Она дернула перчаткой, вызывая огненный меч. На этот раз он был едва ли с локоть и совсем тонкий.
— Я должна попытаться, — теперь и по лицу Евы текли слезы. — Сейчас я дам тебе пожевать сон-корень и разрежу. Когда Тадусь окажется снаружи, станет легче.
Она ничего не сказала, как станет сводить потом разрез, к тому же сделанный огненным мечом, но Радка и не ждала. Она лишь кивнула, стиснув зубы и крепко зажмурилась, ныряя в полузабытье. Надолго остаться в зыбком тумане ей не дал дракон, ворвавшийся в её мысли. И глаза у дракона были Янкины.
Радка распахнула глаза от грохота и полного ярости вопля Евы. В глаза бил солнечный свет, порывы свежего ветра колыхали чудом сохранившиеся занавески. Кажется, защитный купол отпружинил дракона, который рвался к ним, снова и снова заходя на круг над поместьем.