Александр, обернувшись по слову матери, похристосовался с митрополитом, но яйцо владыке подарил не крашеное куриное, а отлитое из чистого золота.
Влад, стоя за спиной кого-то из бояр, опять услышал дерзкие речи — некий наглец в синем кафтане хмыкнул и сказал соседу слева, одетому в зелёный кафтан:
— Видал, что владыке досталось? Неужто, Александр хочет показать, что не беден? Кого обмануть решил? Или надеется, что мы подумаем, будто он сам научился яички нести, да не простые, а золотые?
Народ, собравшийся на площади, тоже ждал своей очереди получить от Александра что-нибудь. Впрочем, только сейчас, при свете солнца, Влад увидел, что это не просто люди, а бедняки и даже нищие. Судя по всему, они надеялись получить не яйца, а деньги.
Недавний румынский князь не мог избавиться от подозрения: "А вдруг эти оборванцы — такие же притворщики, что и я? Вот я надел дорогую одежду и потому нахожусь среди бояр. А если б надел рубище, то мог бы так же оказаться среди нищих и получить подаяние, которое мне не положено. В этой толпе наверняка много бездельников и даже разбойников, которые пришли сюда в надежде, что удастся получить от государя золотой. Для них даже один золотой — богатство".
Наконец, стража расступилась, чтобы несколько десятков счастливцев могли прорваться к молдавскому государю, сказать "Христос воскрес" и получить милостыню. Между нищими едва не дошло до драки, но Александр отнёсся к этому спокойно и, опустошив свой кошелёк, вместе с митрополитом и матерью отправился пешком во дворец.
Бояре и боярские жёны, следуя за своим князем, тоже на ходу одаривали милостыней, кого успевали, но нуждающиеся, даже получив подаяние, почему-то не отставали, а продолжали идти по улице вместе со всеми.
Влад понял, в чём причина, как только миновал широкие, настежь распахнутые ворота княжеского двора — во дворе, прямо перед дворцовой хороминой были накрыты столы. Пусть угощение на них стояло самое простое, но беднякам казалось довольно и этого — возле столов началась толкотня и давка, а Александр и его знатные гости, уже не обращая внимания на чернь, взошли на крыльцо и проследовали в пиршественную залу.
Влад старался держаться спокойно. Ему почему-то всё время казалось, что сейчас его кто-то грубо окликнет:
— А ты куда? — или даже схватит за руку, однако ничего этого не произошло.
Место на лавке непрошенный гость, к своему удивлению, нашёл без всякого труда. Собравшиеся бояре знали друг друга плохо, поэтому не спорили меж собой, кому положено сидеть ближе к князю, а кому — ближе к дверям.
Конечно, пробраться в дальний конец залы, где стоял княжеский стол и столы избранных бояр, можно было даже не пытаться, но середину и пространство возле дверей гости могли делить, как хотели.
Государева матушка, а также боярские жёны и дочери кушали отдельно в другом зале, так что мужчины, не боясь женских ушей, стали вести себя вольнее. Иногда в речи прорывалось крепкое словцо.
Стало шумно. К тому же перед столами стояли музыканты и играли, кто на чём — тут были и флейты, и дудки, и гусли. Эта музыка заглушала голоса. Расслышать друг друга могли лишь собеседники, сидящие бок о бок. Никто уже не боялся оказаться услышанным посторонними, и потому речи сделались злее — особенно после второй чарки вина:
— Глянь-ка, как гордо восседает. Будто всё ему нипочём, — говорил один боярин другому, указывая краем кубка на Александра. — Посмотрим, долго ли просидит.
— Вот-вот, — согласился товарищ, разламывая ягнячью ногу, и спросил небрежно. — А отец-то Александров отчего умер? Молодой же был.
— Да кто его знает. Может, от яда, — сказал первый боярин.
Услышав про яд, Влад невольно начал прислушиваться лучше.
— А почему от яда? — продолжал спрашивать второй. — Может, хворь напала.
— Знаем мы эти хвори, — усмехнулся первый боярин. — Что-то у нас все государи хворые. Тебя послушать, так они как чихнут, так сразу с ног валятся, и прямо в гроб.
— Я такого не говорил, — возразил второй.
— Да разве от хвори может быть такое, что у нас творится! — продолжал первый боярин вполголоса и тут догадался. — Так тебя же при дворе не было — ты не знаешь ничего...
— Ну... чего-то знаю, а чего-то не слышал, — уклончиво ответил второй.
— Так я тебе расскажу, — раздобрился первый. — В позапрошлом году дядя Александров умер. А в прошлом году совсем худо было. Только одного покойника успевали проводить, так ему вслед — новый. Весной отец Александров умер. Летом — старший брат. Осенью — ещё один дядя. Слава Богу, год кончился. А теперь поглядим, доживёт ли сам Александр хоть до лета.
Услышав такое, Влад, которому всё вокруг казалось мрачным, вдруг почувствовал, будто погрузился в тёмный омут — свет померк перед глазами, а голоса и музыка сделались далёкими, нечёткими.
Чтобы избавиться от странного наваждения, недавний румынский государь сильно тряхнул головой, дёрнул плечами, как будто хотел вынырнуть. Затем сам не заметил, как вскочил, да так неловко, что ударился ногой о край столешницы. Сдвинувшийся стол громыхнул; каждое блюдо, плошка и чаша на тонкой скатерти стукнули или звякнули, чуть подпрыгнув.
Опомнившись, Влад увидел, что беседа прекратилась, и даже музыканты смолкли, причём все смотрят на него, стоящего перед столом, где по скатерти на пол стекало пролитое красное вино. Что тут было делать?
Влад взял со стола свой кубок, ещё не пустой, и провозгласил:
— Пью за здоровье и удачу моего венценосного брата Александра. Живи долго, брат. Правь долго. Пусть казна твоя полнится золотом, пусть боевая слава год от года множится, а у тех, кто злословит о тебе, пусть языки отсохнут.
— Ты мой родственник? — удивился Александр, наклоняясь вперёд через свой стол, чтобы лучше разглядеть незнакомца. — Кто же ты?
Влад назвался, и никто вокруг не усомнился в истинности его слов. Наверное, смотрели на него точно так же, как недавний знакомый в корчме, и мысленно отметили, что по лицу и по повадкам "государев родственник" явно похож на человека из знатного рода.
Влад меж тем добавил:
— В прошлом году был я государем, а сейчас — не государь и потому решил вот явиться в гости запросто, — затем он оглядел стол перед собой. — Ты уж прости, брат, побуянил я немного — со столом повоевал. Толкнул его, а он не упал, и потому не знаю я, кто победил — он или я.
Недавний румынский государь виновато развёл руками и улыбнулся с нарочитым простодушием, так что многие в зале улыбнулись, а некоторые беззлобно засмеялись.
— Мои столы победить непросто. Они и не таких буянов выдерживали, — отозвался Александр, добавив. — А ты, брат Влад, раз уж там навоевался, иди теперь сюда, сядь рядом со мной. Наверняка, тебе есть, что рассказать про свою жизнь, вот и расскажешь, а я и мои гости послушаем.
По правую руку от Александра находился митрополит — владыка восседал в таком же резном кресле с высокой спинкой, как сам молдавский князь, и, наверное, сегодня чувствовал себя хозяином праздника наравне с Александром.
Владу показалось, что митрополит только что говорил о чём-то духовном, а молодому государю это слушать порядком наскучило — поэтому-то Александр и решил пригласить за стол своего внезапно объявившегося родича.
Тем не менее, гостю следовало проявить к духовному лицу уважение. Резные кресла митрополита и Александра, а также боярские скамьи рядом с ними стояли плотно, так что сбоку было не подступиться, а приветствовать владыку, зайдя тому за спину, казалось неудобно, поэтому Влад, ещё не дойдя до княжеского стола, остановился, поклонился в пояс:
— Христос воскрес, владыка.
— Воистину воскрес, сыне.
Протягивать руку для поцелуя через стол тоже было неудобно, поэтому сидящий митрополит просто осенил Влада крестным знамением.
— Давай, садись, брат, — нетерпеливо сказал Александр, раскрасневшийся от вина и потому сам уже склонный буянить.
Митрополит посмотрел на князя неодобрительно, поэтому Александр добавил:
— Продолжим пир, которым святой Иоанн Златоуст велел нам насладиться!
Александр выделил Владу место слева от себя, так что боярам, восседавшим на почётной скамье, пришлось немного потесниться.
— Так откуда ты приехал? Из Тырговиште? — спросил молдавский князь, который до сих пор явно не интересовался румынскими делами.
— Нет, Тырговиште я покинул ещё осенью, спасаясь от убийц, преследовавших меня, — ответил Влад. — Зимовал я в горах, а теперь вот к тебе явился.
Влад рассказал Александру всё подробно — и про то, как по вине Яноша Гуньяди лишился отца и старшего брата, и про то, как вместе с турками недавно возвращал себе престол. Поведал и обо всём, о чём удалось узнать по приезде в Тырговиште. Даже про свою невесту, которая сгорела, поведал. Затем рассказал и про осенние приключения, когда едва не попался людям Яноша и вынужденно пережидал некоторое время в сербской глухомани.
— А надолго ли господин Влад в наши края? — вдруг спросил один из Александровых бояр.
Этим вопросом боярин явно намекал, что гостю лучше уехать поскорее, но Влад, предвидя такие речи, даже не обернулся в сторону говорившего, а продолжал обращаться к Александру:
— Скажу, как есть, брат — ехать мне особо некуда. К туркам разве что могу податься, но не хочется опять жить у поганых. Думаю, не для того Господь избавил меня от их гостеприимства, чтобы я снова к ним вернулся.
— Ну, так оставайся здесь, в Сучаве, сколько захочешь, — махнул рукой Александр. — Завтра на охоту поеду. Поехали со мной.
— С радостью, брат.
Александр явно увлёкся повествованием — особенно внимательно слушал про то, как Влад осиротел и лишился старшего брата. Молдавский князь хмурился и будто спрашивал: "Неужели, правда? Не сочиняешь ли?" Он ведь и сам недавно пережил подобное, пусть в разговоре об этом не помянул, но Влад помнил слова молдавских бояр: "Прошлой весной отец Александров умер. Летом — старший брат".
Влад рассказывал, что чувс