Меж тем другой устроитель игры, несмотря на множество обращённых на него взглядов, спокойно приподнял правый стакан и переложить пробку под левый.
Зрители видели плутовство — не видел только здоровяк, который вот-вот должен был лишиться денег — и всё же никто из свидетелей не подал голос. Люди даже не изменились в лицах!
Влад нарочно огляделся, чтобы удостовериться в этом, и удивился: "Разве такое возможно?" Он был удивлён настолько, что даже не заметил, что одна молодая женщина, проходя мимо, задела его плечом, попросила извинения, многозначительно улыбнулась и, не дождавшись никакого ответа, в недоумении направилась дальше.
Между тем зазывала начал говорить что-то о причудах удачи, а рослый человек, вняв ему, достал из кошелька ещё денег и опять положил возле правого стакана.
— Уверен, что пробка здесь? — спрашивал зазывала.
— Уверен, — гудел здоровяк.
Влад недоумевал: "Да что ж такое! Неужели никто ничего не скажет? Неужели, люди так испортились, что безразличны к неправде? А если на их глазах начнут убивать кого-нибудь? Неужели, и тогда никто не вмешается?"
Всё это нисколько не походило на то, что он видел в Молдавии, да и в Румынии тоже. Там на торгу, если кто-то хотел стащить что-то с воза или прилавка, все сразу начинали кричать: "Держи вора!" Вот почему, глядя на происходящее в брашовской корчме, Влад не выдержал. И даже не думал, что вмешиваться опасно, ведь всё происходило в венгерских землях, и следовало вести себя тихо, дабы не попасться врагам. В ту минуту он понимал лишь то, что при всеобщем безразличии совершается несправедливость.
— Он переложил пробку! — воскликнул Влад, указывая на стол. — Люди, вы что молчите!?
Зрители растерялись. Не растерялся только игрок, которого хотели облапошить. Услышав про пробку, он взревел, кинулся через стол к тому, кто двигал стаканы, и схватил жулика за ворот:
— Я тебе...!
Драчунов принялись разнимать, всё смешалось, послышался топот, грохот падающей мебели, хруст черепков разбитой посуды под ногами, и лишь зазывала не принимал участия в драке. Наступая на Влада, он начал кричать:
— Кто переложил!? Что переложил!?
— Я видел, — твёрдо произнёс недавний румынский князь.
— Ничего ты не видел! — всё так же кричал зазывала. — Что ты мог видеть? Что ты мелешь, дурак!? Юнец зелёный! Показалось тебе! Никто кроме тебя это не видел! Сам не знаешь, что говоришь, олух приезжий. Иди отсюда, пока взашей не выгнали!
Влад на секунду онемел, но затем вскипел. Плут оскорблял того, кто его уличил — это что за наглость безмерная! И ещё смеет так разговаривать с человеком из княжеского рода! Даже скрывая свою личность, Влад никому не собирался позволять таких дерзких речей! Никому!
— Как ты смеешь, грязный оборванец! — в свою очередь крикнул Влад, напирая на зазывалу. — Я сейчас стражу позову! Сейчас тебя отправят в темницу!
И вдруг плут изменился в лице. Без сомнения, он уже сотни раз слышал угрозу на счёт стражи, однако нынешняя угроза прозвучала для его уха непривычно. Стражей грозят все проигравшие, грозят в отчаянии, сознавая своё бессилие и понимая, что звать бесполезно. А Влад грозил по-другому. Он грозил уверенно, будто стража должна ему подчиняться.
Зазывала пристальнее глянул в лицо странному правдолюбцу, а Влад тут же прикинул, что может оказаться узнанным. Ведь он и впрямь крикнул так, как кричит человек, привыкший повелевать. "Ты меня разгадал?" — будто спрашивал недавний румынский государь, а выражение его лица ещё больше смутило зазывалу.
Наверное, плут решил, что перед ним особенный человек, так что лучше не рисковать. Продолжая вглядываться в лицо Владу, он отступил на несколько шагов, затем с нарочито скучающим видом взял с лавки кафтан, дорожную суму и, ни слова не говоря, направился к двери. Даже не окликнул товарища!
— Ты куда!? — воскликнул Влад.
Меж тем второй плут, успевший освободиться от разъярённого игрока, которого теперь держали за руки и за ноги, увидел, что товарищ спасается бегством.
Мошенники, действующие сообща, редко оказываются смелыми поодиночке. Наверное, поэтому второй плут тоже переменился в лице, сгрёб в охапку свои вещи и тоже поспешил к выходу, бросив, как есть, деньги, валявшиеся на полу.
— А ты куда!? — воскликнул Влад и даже попытался задержать нового беглеца, ухватив за пояс, но беглец резко рванулся, больно пнул защитника справедливости под колено, выверенным движением оттолкнул от себя и кинулся к двери, поэтому теперь все смотрели на Влада.
Здоровяка, только что кипевшего гневом, посетители продолжали крепко держать, чтоб не убил никого.
— Чего вы этого-то держите!? Вон тех двоих держать надо! — твердил Влад, указывая на дверь, в которой исчезли устроители игры. Боль в колене помешала правдолюбцу броситься в погоню, а другие посетители корчмы никуда бежать не хотели.
Тут-то и подоспела городская стража. Ни в чём не желая разбираться на месте, она схватила здоровяка, схватила Влада и потащила в городскую тюрьму. Рассчитывать на то, что удастся доехать до Тырговиште, теперь вряд ли следовало.
Тюрьма находилась в подвале Здания Совета, стоявшего посреди огромной вечно многолюдной рыночной площади. Неподалёку от здания, глядя поверх голов торговцев и покупателей, Влад увидел виселицу, сейчас пустую, и помост с плахой, но не смутился от такого вида — недавний румынский князь, продолжавший скрывать свою личность, ещё надеялся, что легко отделается, пусть до Тырговиште и не доедет.
"В чём они меня обвинят? — думал он. — В нарушении общественного спокойствия? Ну, и пускай. Значит, мне придётся признать себя виновным и заплатить за побитую посуду и поломанные стулья в корчме. Не так уж это и несправедливо. Ведь драка, в самом деле, началась из-за меня".
Меж тем городская стража передала его страже тюремной — двум почти не вооружённым молодцам, которые заставили Влада спуститься по стёртым каменным ступеням, пройти в низкую дверь, чуть ли не пробежать узкий тёмный коридор и с размаху влететь в небольшую тесную комнату с одним маленьким зарешёченным окошком почти под самым потолком.
Когда глаза привыкли к полутьме, стало можно разглядеть, что пол в комнате земляной, а из мебели — деревянная лежанка, намертво вделанная в стену. Подпрыгнув, можно было увидеть через окошко, как на утоптанную землю рыночной площади падают хлопья снега и тут же тают, а Влад подпрыгнул не раз и не два, обнаружив, что это самый надёжный способ согреться. Правда, холодно здесь казалось не столько из-за погоды по ту сторону стен, сколько из-за сырости.
Когда тебе едва исполнилось двадцать три, холод не так страшен — старики имеют склонность мёрзнуть гораздо сильнее — и всё же Влад искренне пожалел, что плащ остался в корчме вместе с остальными вещами. Хорошо хоть тёплый зимний кафтан никуда не делся... как и кошелёк с деньгами.
Ещё в Молдавии у Влада появилась привычка при входе в корчму сразу снимать кошелёк с пояса и класть за пазуху — ближе к телу, а от воров подальше. Теперь стоило похвалить себя за это. Останься кошелёк на поясе, то наверняка сделался бы добычей городской стражи или тюремщиков.
Вынув из кошелька две монетки, Влад подошёл к окошку и, стараясь особенно не шуметь, подозвал торговку пирогами, которая будто нарочно бродила неподалёку, поскольку знала, что узники в городской тюрьме не получают харчей за счёт города и кормятся сами, как могут.
Протянув две монеты через решётку, недавний румынский князь получил два горячих пирога с мясом. Горячая сытная пища — лучшее средство от холода, однако ближе к ночи стало куда холоднее, поэтому заснуть так и не удалось. Зубы отбивали дробь, и, в конце концов, Влад перестал с этим бороться — так и просидел всю ночь на деревянном лежаке, поджав под себя ноги на турецкий лад.
С рассветом потеплело лишь чуть-чуть, поэтому узник несказанно обрадовался, когда уже поздно утром тюремщики, наконец, пришли за ним, вывели из подвала, потащили на крыльцо Здания Совета и дальше — во второй этаж здания, где были печки, и казалось невероятно тепло.
Вот коридор, но не такой, как в подвале, а просторный и светлый. В приоткрытые двери всякому проходящему виделись писари, сидящие за столами.
Вот большая закрытая дверь. Возле неё на лавке сидел грустный Штефан, который, увидев Влада, сразу вскочил:
— Брат, брат...
— Ничего, и не в таких переделках бывали! — ободрил его Влад, продолжая пребывать в радостном настроении.
Он уже успел немного согреться, так что зубы больше не стучали. Лишь ощущалась лёгкая боль в пальцах рук и ног, как всегда, когда они отогреваются слишком быстро, но на это не стоило обращать внимания. Главное теперь казалось — не разозлить господ из городского совета, которым сейчас предстояло разбирать дело о происшествии в корчме.
Власть в Брашове, как и в других немецкий городах Трансильвании, была организована таким образом, что городской совет одновременно являлся ещё и судом. Вот почему совет состоял из двенадцати присяжных, а возглавлялся судьёй. Всего тринадцать человек (чёртова дюжина!) избиравшиеся сроком на год из числа самых уважаемых горожан.
Сейчас эти почтенные заседатели разместились в большой комнате — все сидели по одну сторону длинного стола лицом к двери — и внимательно рассматривали человека, которого к ним ввели. Седовласый судья сидел в центре, а по правую и по левую руку от него — шесть разномастных присяжных: светловолосые, рыжие, тёмные.
Пройдя в дверь, Влад сделал несколько торопливых неуклюжих шагов, потому что тюремные охранники толкнули в спину, и пройти от порога чинно никак не получилось, но это вдруг показалось к лучшему, ведь представителя княжеского рода, прежде всего, выдаёт гордая осанка.
Влад заставил себя почтительно поклониться совету, чего, конечно, никогда бы не сделал, если б не скрывал своё княжеское происхождение, а затем сказал по-венгерски:
— Приветствую вас, добрые господа.