— Значит, я могу, хоть сейчас, уехать? — спросил Влад.
— Да, — ответил судья, — но тебе позволено ехать только на север, в молдавские земли. Путь через горы на юг, в земли Владислава, для тебя закрыт.
— А когда мне ехать?
— Немедленно. Но не считай себя свободным. За тобой проследят, чтобы ты ехал именно туда, куда тебе положено.
Покинув комнату заседаний, Влад, которому конвой не позволял долго задерживаться на месте, всё-таки успел ободрить Штефана, ждавшего у двери:
— Меня высылают. Вот чудаки! Когда я хотел уехать — не пускали, посадили в башню, а теперь гонят, как засидевшегося гостя.
— Доброго тебе пути, брат, — ответил Штефан. — Надеюсь, ещё свидимся. А за меня не волнуйся. Янош подтвердил, что оказывает мне покровительство.
На рыночной площади, у входа в Здание Совета ждал вооруженный конный отряд, готовый проводить недавнего узника до северной границы брашовских земель.
Здесь же Влад увидел своего жеребца, уже осёдланного и готового к путешествию. Вороной конь среди белой заснеженной площади казался угольком, только что вынутым из печи — горячим, бросающим вызов холодам. Он всхрапывал, вдыхая колючий морозный воздух, а также переступал с ноги на ногу и мотал головой вверх-вниз, норовя вырвать узду из рук немца-стражника.
Как видно, все три месяца, пока длилось Владово заточение, конь простоял в конюшне кого-то из именитых брашовских граждан и ни разу не был под седлом. Разве что гулял в загоне. Казалось, ещё минута, и этот жеребец взбесится, что всегда случается с лошадьми, которых слишком долго держали взаперти, поэтому Влад, хоть конь и признал хозяина, уселся в седло с большой опаской.
Наверное, Брашов опостылел жеребцу не меньше, чем хозяину, потому что животное, едва почувствовав на спине тяжесть, без всякого указания пошло с площади к той улице, которая вела к северным воротам. В виду ворот конь сам же перешёл в рысь, а за воротами — сорвался в галоп, и Влад не стал сдерживать, лишь крепче прижал ноги к конским бокам и подобрал повод ровно настолько, чтобы не болтался.
Немцы из отряда, которым следовало сопровождать недавнего узника вплоть до границы, закричали что-то. Наверное, на своих рослых неповоротливых конях, больше подходящих, чтобы тягать пушки, эти всадники никак не поспевали за легконогим коньком. Ещё бы! Но теперь слушать немецкие приказы уже не было никакой необходимости. Судя по быстро стихшим крикам, расстояние между Владом и немцами стремительно увеличивалось.
Он проехал галопом две с половиной или три немецкие мили, когда, наконец, решил, что можно остановиться и оглянуться. Как и следовало ожидать, сопровождающих не оказалось видно даже на горизонте.
"Пускай выслеживают меня по следам на дороге, если хотят", — подумал Влад и усмехнулся. Конечно, он понимал, что о его исчезновении городскому совету будет доложено совсем иначе — дескать, Влад, Дракулов сын, испугался, поэтому улепётывал во всю мочь. "Пусть докладывают, что хотят", — решил недавний узник и поехал рысью дальше по дороге на север, прочь из негостеприимной Трансильвании.
На дороге между Коложваром и Сучавой Влад неожиданно повстречал своих слуг — Войко и Нае ехали по укатанной зимней дороге навстречу господину и ещё издалека казались узнаны благодаря своим одинаковым вороным коням и очень разному внешнему виду — впереди рысил рослый всадник, а следом маленький.
За ними бежала рыжая лошадка, несшая большой тюк, но её Влад прежде не видел. Очевидно, её купили недавно, чтобы таскала вещи, ведь за два с половиной года жизни в Молдавии скарба у Влада и двух слуг заметно прибавилось.
— Вот так встреча! — воскликнул Влад, когда Войко и Нае приблизились настолько, что можно было без труда разглядеть лица. — Куда это вы собрались?
— Тебя искать, господин, — ответил Войко. — Ты ведь сказал, что быстро обернёшься, а сам пропал. Наверное, нам ещё давно следовало ехать на поиски, но ведь ты велел нам оставаться в Сучаве. Мы ждали, ждали. Затем дороги в Трансильванию занесло снегом, а недавно, когда установилась солнечная погода, снег подтаял, слежался, и по дорогам стало можно ехать хотя бы верхом, мы решили нарушить твоё повеление.
— Прости, господин, если что не так, — добавил Нае. — Но где же ты пропадал так долго?
Влад вкратце поведал им свою историю.
— Сам Бог тебя хранит, — уверенно произнёс Войко.
Недавний узник не спорил:
— Наверное, так. Поэтому, когда вернёшься в Сучаву, поставь за моё здравие большую свечу и от моего имени дай щедрую милостыню бедным.
— А ты сам разве в Сучаву не поедешь, господин? — настороженно спросил Войко.
— Я поеду к туркам, а в Сучаве мне делать нечего, пока там у власти проходимец, который помог умертвить Богдана.
Тот, кто был сейчас назван проходимцем, именовался Пётр Арон, и приходился Владу родным дядей.
Увы, родственников не выбирают, но Влад всё равно испытывал чувство стыда за такого родича. Казалось, если Пётр Арон является сыном великого молдавского государя Александра Доброго, отличавшегося широтой и благородством души, то сам должен обнаружить те же качества. Однако получилось иначе. Пётр Арон оказался коварным трусливым человеком, любившим всего добиваться лишь хитростью и делать дела чужими руками, а открытых противоборств избегал.
Чужими руками Пётр Арон добыл себе и молдавскую корону — с помощью бояр-предателей узнал, где можно застигнуть Богдана, а затем отправил туда польский отряд. Сам побоялся ехать.
Влад не хотел принимать милость от подлеца — просить у него убежища. А если не просить, то куда оставалось податься?
— В Трансильвании меня видеть не хотят. В Румынию не пускают, — продолжал Влад, видя недоумевающее лицо Войки.
Конечно, слуге-сербу было, отчего недоумевать, ведь он в своё время отговаривал господина ехать к туркам и отговорил, а теперь господин вдруг передумал.
— И раз уж я не хочу кланяться Петру Арону, — объяснял недавний румынский государь, — то остаётся мне путь только в Турцию.
— Что же ты будешь делать у турков? — спросил Войко.
— Старый султан уже год как умер, а я всё никак не соберусь поздравить нового с восшествием на трон, — усмехнулся Влад. — Надо исправлять упущение. К тому же, и младшего брата хочу повидать.
Недавний румынский государь не знал, что о нём думали турки после того, как оставили в Тырговиште без войска. Может, бегство из румынской столицы, на которое юный князь решился после ухода турецкой армии, при турецком дворе посчитали предательством? Не только брашовяне умели придумывать обвинения на пустом месте. Турки тоже могли выдумать что угодно, если б решили, что так выгоднее.
Войко понимал это не хуже, чем господин, и потому, наверное, сомневался в правильности выбора, сделанного Владом. Недавний румынский князь тоже испытывал сомнения, но их перевесили другие чувства: досада на Яноша, усталость от безделья в Молдавии и желание всё-таки увидеть брата. Эти чувства объединились и заглушили голос осторожности.
Влад, как и во время поездки в Трансильванию, не собирался брать слуг с собой, подвергая ненужной опасности, но Нае сам вызвался:
— Господин, если Войко поедет в Сучаву, можно тогда мне с тобой к туркам?
— А ты не боишься? — удивился Влад.
— Страшновато, конечно, — отвечал Нае, — но место слуги — возле господина. Да и чужую страну повидать охота. Можно мне с тобой?
— Что ж... поехали.
Влад посмотрел на Войку, но тот отвёл глаза. Серб слишком хорошо знал, что в Турции опасно. Один раз Войко уже побывал в турецком рабстве, чудом вырвался, оказавшись подаренным Владу, но второй раз подряд чудеса случаются редко. Если б Влад в Турции впал в немилость, то у него забрали бы всех слуг и, невзирая на их прошлое, сделали бы рабами.
Серб знал, как тонка в Турции грань между свободой и рабством. Нае не знал и оттого геройствовал, а Влад решил взять этого простоватого румынского паренька с собой, потому что вдруг уверился, что поездка окончится благополучно. Эту уверенность невозможно было объяснить — она просто появилась, и всё.
Господин хотел бы передать её и своему слуге-сербу, но не мог. Конечно, если бы Влад твёрдо сказал Войке "ты тоже поедешь со мной", серб покорился бы. Покорился бы, несмотря на страхи, и всю поездку был бы сам не свой. Вот почему не следовало подвергать верность Войки такому испытанию.
— Так и сделаем, — подытожил Влад. — Сейчас поворачиваем к Сучаве, доедем до ближайшего постоялого двора и там разделимся.
Не имея возможности проехать в Турцию через румынские земли, Влад мог добраться до своей цели только на корабле, поэтому отправился по тому пути, по которому три года назад хотел отправить слугу с письмом для Раду — на юго-восток молдавских земель, к Чёрному морю.
Заснеженные горы остались далеко позади. Возле моря снег уже растаял. С юга налетал тёплый ветер и гнал на песчаный берег мутные волны, но возле крепости Албэ они еле плескались, потому что крепость стояла в спокойном месте — у большого залива.
В залив впадала река Нистру. По ней на ладьях и маленьких корабликах сюда приплывали купцы из польских и русских земель. А вот большие галеры, прибывшие из Турции или от греков, подходили к крепости с противоположного краю залива, соединённого с морем протокой, которая шириной не намного превышала речное русло.
Благодаря тому, что в море вели лишь эти узкие "ворота", вода в заливе всегда оставалась почти безмятежной, и здесь хорошо было пережидать шторма, которые в холодное время года случались весьма часто.
Приземистые — почти все четырёхугольные — башни крепости возвышались над водой, а возле них, соперничая с ними по высоте, высились мачты торговых галер с убранными парусами. Все купцы пережидали непогоду, во что Влад поначалу с трудом поверил, ведь на небе, хоть и не безоблачном, светило яркое вечернее солнце.
— А ты съезди, посмотри, что на море делается, — посоветовали местные.