еловек с охраной не может быть в безопасности.
— И что же? — начал выспрашивать Влад. — Мой отец кого-то казнил?
— Нет, — ответил Миклие. — Начальник городской крепости не был казнён, потому что за него заступился Димитр.
Боярин Димитр, как помнилось Владу, являлся начальником княжеской конницы, то есть был таким же военным человеком, как и комендант городской крепости. Но означало ли это, что начальник городской крепости оказался так же замешан в заговоре, как сам Димитр?
— Твой отец никого не казнил, — меж тем продолжал Миклие. — Семёна похоронили с почётом. Город стал лучше охраняться по ночам. И лишь позднее я понял, что Семёна убили не разбойники. Его убили заговорщики, потому что он не захотел стать с ними заодно, или же притворно согласился, но притворился не вполне искусно. Значит, заговорщики испугались, что он всё расскажет твоему отцу.
— Но почему ты говоришь неуверенно? — не понял Влад. — Ты предполагаешь или знаешь наверняка? Разве Мане Удрище тебе не говорил, что в действительности было?
Миклие испуганно вытаращил глаза:
— Я никогда не говорил с Мане об этом. Никогда. Я в заговоре не участвовал. Мне никто ничего не рассказывал. Разве о таком говорят? О таком молчат.
— Но почему ты решил, что Семёна убили именно заговорщики?
— Потому что вскоре после этого твой отец начал хворать и умер, когда отправился в поход против Янку. И после этого уже никто не сомневался, что твой отец умер от яда.
— А заговорщики к тебе так и не обратились?
— Нет.
— А почему? Как ты думаешь? — Влад старался задавать вопросы мягко, чтобы ни один не напоминал обвинение.
— Я думаю, заговорщики собирались, — отвечал Миклие. — но вдруг нашли другой способ. В этом мой грех. Я не смог понять, что за способ они нашли, чтобы подсыпать твоему отцу яд. Но в предательстве я не повинен. Разве может слуга убить господина просто ради того, чтобы убить, если господин милостив? Убийство ради убийства совершается из ненависти, а милостивого господина не получится ненавидеть. Твой отец старался делать добрые дела всем, у него не было ненавистников. Значит, остаётся один мотив — корысть. Те, кому оказалось недостаточно милостей от твоего отца, убили его, чтобы получить милости от нового государя и возвыситься.
Этими словами Миклие вольно или невольно указывал на Мане Удрище как на главного заговорщика.
— И если я не возвысился, значит, это не я убил, — твердил Миклие. — Если б я совершил подобное дело, то мог бы просить за это у нового государя очень много! То, что я не получил милостей, доказывает мою правоту. Доказывает, что я невиновен.
— Я верю тебе. Верю, — Влад ободряюще похлопал боярина по плечу, а сам поёжился.
Всё так же, как и раньше, Дракулова сына преследовал холод той далёкой зимы, когда умерли отец и старший брат.
Влад ещё в своё первое правление доехал до монастыря Снагов, где был похоронен отец, видел отцовскую могилу и прочёл на ней, что родитель скончался двадцать пятого декабря, то есть в Рождественские святки.
К тому времени Владов отец, конечно, уже понимал, отчего так болит нутро, отчего ноги подкашиваются, и перед глазами всё плывёт. Он понимал, что умирает, однако из последних сил превозмогал нежданно свалившуюся на него "хворь", чтобы воевать против венгров — воевать ради сыновей, оставшихся у султана — и поэтому, наверное, даже не исповедовался перед смертью, считая, что не имеет права умереть.
Отец Влада чувствовал себя плохо ещё в начале похода, а в деревушке Былтэнь, немного не доехав до города Тыргу-Жиу, слёг совсем. "Наверное, — думал Влад, — его устроили в доме местного старосты, положили на постель, растворили окна, чтобы хоть немного унять жар". Наверное, больной временами затихал, измученный приступами рвоты, а затем открывал глаза. Наверное, он порывался встать, не отдавая себе отчёта, ночь за окнами или день, постоянно спрашивал, который час, и где венгры. А некий слуга, зная, что господин никогда уже не встанет, успокаивал и говорил: "Сейчас можно отдохнуть... можно, потому что в Рождество не воюют. А вот завтра..." "Завтра", — наверное, повторял отец, но для него завтра не наступило".
На том и закончился последний отцовский поход, а Янош Гуньяди, узнав обо всём, сказал, что даже мёртвый изменник не должен уйти от возмездия. Приговор — отсечение головы — исполнили над трупом.
— А что случилось после смерти моего отца? — начал выспрашивать Влад. — Ведь после этого было ещё много смертей.
— Ты, прежде всего, хочешь знать, как умер твой старший брат? — осведомился Миклие.
— Да, — Влад весь напрягся. — Расскажи, что ты знаешь об этом.
— Возможно, он мог бы остаться в живых, — сказал Миклие. — Если бы вёл себя разумно.
— А в чём же проявилась его неразумность?
— Он не слушал советов, — вздохнул Миклие. — Когда умер твой отец, то всё войско вернулось к Тырговиште, и все бояре. Они снова начали заседать, и советы возглавлял твой старший брат. Твоему брату следовало бы слушать!
— А Мане Удрише присутствовал на этих советах? — удивился Влад.
— Да, — кивнул Миклие.
— А Манев брат Стоян?
— Да.
— А Тудор? — Влад назвал ещё одного предателя.
— Да.
— А Станчул с Юрчулом? — Влад назвал ещё двоих предателей, престарелых изменников, которым менять одного государя на другого было не впервой.
— Да, и они тоже присутствовали, — сказал Миклие.
— А почему эти предатели присутствовали на совете? Почему мой брат не выгнал их после того, как отец умер?
— Да кто же знал, что они — предатели? — вздохнул Миклие. — Даже я не знал. Они же никому не говорили, что твой отец был отравлен с их участием. Это позже, когда все они заняли места в совете у Владислава, стало ясно, что они — предатели и отравители. А пока они заседали в совете у твоего старшего брата, то выглядели благоразумными людьми. Они советовали твоему брату договориться с Янку. Они говорили, что Янку не хочет терять своих воинов, а ведь возле Тырговиште стояла румынская рать, которая хоть и не вступила в бой с воинами Янку, но и по домам не разошлась. Нан не позволил ей разойтись.
— Нан? Тот, чью дочь прочили мне в жёны? — спросил Влад.
— Да, — Миклие снова кивнул. — Бояре говорили, что Янку не хотел битвы и потому мог позволить твоему старшему брату править, если б твой брат обещал стать для Янку верным союзником. Тогда Янку не стал бы настаивать, чтобы новым государем сделался Владислав.
— А мой брат, конечно, не мог поступить низко, — задумчиво проговорил Влад и добавил с возмущением. — Ну, разумеется, мой брат Мирча не хотел поклониться человеку, который глумился над телом нашего отца! Наш отец умер, а для Янку этого оказалось мало, и тогда Янку отрубил мёртвому голову и забрал себе, как военную добычу! А ведь битвы не было!
— Это всё так, — в который раз кивнул Миклие, — но твой брат не послушал ещё одного совета, и это закончилось для него печально.
— Что за совет? — насторожился Влад.
— Нан и другие бояре советовали твоему брату ни в коем случае не покидать Тырговиште, — произнёс Миклие и, казалось, вот-вот снова заплачет.
— Почему же мой брат уехал?
Теперь Владу вспомнился давний рассказ Войки про Тырговиште, а точнее — про восточные ворота города: "Люди до сих пор вздыхают, на эти ворота глядя. Говорят, что твоего брата Мирчу в последний раз видели именно тогда, когда он из этих ворот выезжал. Выезжал, как полагается, со слугами и охраной, но без поклажи — не как беглец. Выезжал, будто думал скоро вернуться, но не вернулся".
По спине Влада опять пробежал холодок — холод давней зимы, но Дракулов сын постарался не вздрогнуть, не подать виду, чтобы Миклие не отвлёкся, не прервал свою речь на полуслове, а рассказал, наконец, то, что Владу хотелось знать. Про отца и Нана боярин рассказал, а ведь история Мирчи волновала Влада так же.
— Он хотел присутствовать на похоронах отца, — сказал боярин. — Когда твой отец скончался в селе Былтэнь, Янку увидел тело и отсёк голову, то после этого дал, наконец, позволение на похороны. Тело повезли к месту погребения, в монастырь Снагов. И когда тело прибыло туда, твой старший брат изъявил желание присутствовать на похоронах. Бояре говорили, чтобы он не ездил, не покидал Тырговиште, и твой брат вроде бы согласился, а затем вдруг передумал и поехал, никого не предупредив. Он, наверное, думал, отлучиться всего на несколько дней и сразу вернуться, но не вернулся.
На последнем слове боярин сделал особое ударение, а Влад спросил:
— Он доехал хотя бы до Снагова?
— Нет, — ответил Миклие. — Смерть нашла его недалеко от Тырговиште — в Тыргшоре.
"Тыргшор, — мысленно повторил Влад. — Так вот, где надо искать могилу Мирчи!"
— А затем, — продолжал Миклие, — сгорел дом Нана. А вскоре после этого случилась ссора между боярами на совете, когда Станчул Хонои, Радул Борчев и Нан Паскал оказались убиты. Ах, если б твой брат не поехал в Снагов, может, и не было бы всех этих смертей!
Влад уже не мог сдерживаться и глянул на него зло:
— А ты всерьёз попытался предотвратить хоть одну из этих смертей!? Хотя бы спасти Станчула Хонои, Радула Борчева и Нана Паскала!? Ведь ты присутствовал на совете!?
— Нет, не присутствовал, — очень тихо сказал Миклие и опустил голову. — К тому времени я уже бежал в Трансильванию.
После достопамятного разговора с Миклие Влад прожил в Молдавии ещё около полугода, а затем пришлось уехать, потому что в стране опять сменилась власть, и на молдавском троне опять уселся Владов дядя Пётр Арон — тот, который погубил Богдана.
Кланяться подлецу, пусть и своему родному дяде, Влад не хотел, и в итоге, как ни жаль казалось покидать Молдавию, а пришлось! Вот почему Дракулов сын, снова сделавшийся беглецом, весьма досадовал на Александра, который упустил власть только из-за своего нежелания заниматься государственными делами, как следует. Оказалось, что, пока Александр пропадал на охотах, Пётр Арон плёл интриги при польском дворе.