— Если вы хотите, чтобы мы не трогали город, то заплатите нам шестьдесят тысяч золотых, — сказал он.
— Мы весьма сожалеем, но собрать такую сумму не сможем, — возразили посланцы. — Тридцать тысяч мы готовы дать.
— Пятьдесят, — сказал предводитель войска. — А иначе мы возьмём город и сами соберём с вас эти деньги.
— Увы, не соберёте, — посланцы покачали головами. — Даже если вы перетрясёте всех жителей, то не соберёте больше тридцати тысяч. Все купцы сбежали из города и увезли с собой свои деньги. Месяц назад мы могли бы собрать даже пятьдесят тысяч, а теперь денег не стало.
Караджа-бей, услышав это, призадумался, явно расстроенный, но посланцы начали утешать турка новыми обещаниями:
— Вместо денег мы можем дать дорогих тканей, можем дать мех пушных зверей, и ещё — мёд. В городе осталось много хорошего товару, который купцы не успели увезти. Если же вы будете брать город штурмом, то товар, что хранится в лавках и на складах, может погореть. Разве это хорошо? Лучше мы отдадим его вам.
Предводитель войска согласился. Так румынская столица оказалась спасена от разграбления. Её спасли сами жители без всякого участия со стороны Влада, отчего будущий государь опять оказался уязвлён и раздосадован: "Значит, я всё же для них напасть, а не наследник, который пришёл взять принадлежащее по праву. Значит, никто не будет кричать мне "слава", когда я въеду в ворота города".
Конечно, если бы наследник сказал посланцам, что хочет приветствий, то его пожелание было бы в точности исполнено. Влад подумал об этом, когда Караджа-бей указал вправо, то есть на своего девятнадцатилетнего подопечного, и произнёс:
— Это ваш новый государь.
Бородачи повернулись к Владу и поклонились. Поклонилась и усатая свита бородачей. Казалось, эти люди проявляли почтительность и покорство, но в глазах так и читалось: "Кто ты такой? Зачем пришёл к нам? Лучше б оставался там, где был".
Влад же мысленно отвечал им: "Я сын убитого отца. Я брат убитого брата. Я пришёл потому, что не мог не прийти. И вы примете меня. Мне не надо ваших лживых славословий и притворной радости! А надо, чтобы вы помогли мне исполнить то, что я обязан исполнить. Если же кто откажется мне помогать или вздумает мешать, пусть пеняет на себя!"
Широкая улица пригорода, по бокам обрамлённая высокими дощатыми заборами и глубокими сточными канавами, вела прямиком к приземистой кирпичной башне, в которой находились Южные ворота. Справа и слева от башни — на крепостной стене, также сложенной из кирпича — толпились люди и растерянно глядели на приближавшегося Влада, всё так же облачённого в турецкие доспехи и восседавшего на вороном коне.
Девятнадцатилетний юнец, которого турки старательно оберегали, наконец, получил возможность ехать впереди, чему был весьма рад. По правую руку от него ехал Войко. По левую — Челик, а за ними следовали ещё трое Владовых слуг и все люди Челика.
Турецкий разведывательный отряд выполнял те же обязанности, что и всегда — должен был разведать, что делается в городе, и уберечь "барашка" от возможных опасностей — однако, судя по тому, как вёл себя народ на крепостной стене, опасаться было нечего. Челик уже не хмурился, а угодливо улыбался:
— Влад-бей, ты ведь не обиделся на меня за то, что я тогда схватил тебя за пояс? Не сердишься, что я говорил про аркан? Я ведь заботился о сохранности твоей головы, и только. Я не имел цели тебя оскорбить.
— Да, я понимаю, и я не в обиде, — ответил Влад.
Вдруг что-то заскрипело. Это стала подниматься деревянная решётка, закрывавшая въезд в город. Располагавшиеся за ней тяжёлые ворота, окованные железом, уже были распахнуты, поэтому конники, не задерживаясь, поехали вверх по городской улице в сторону государевых палат.
Влад вдруг вздрогнул от нахлынувших воспоминаний. А ведь за последнее время успел повидать всякое и полагал, что чувства его огрубели. Он полагал, что разные мелочи уже не способны задеть его за живое, но вот увидел обычную улицу, и начало щемить сердце: "Вот по этой самой улице ты ехал четыре года назад в Турцию. Но это ведь мелочь! Такая мелочь! Мало ли в Тырговиште улиц, по которым ты проезжал!"
Тогда, четыре года назад, рядом ехал отец, который посадил впереди себя, на конскую холку, другого сына, маленького Раду, и всячески пытался убедить обоих отпрысков, что они едут в увлекательное путешествие.
Влад вспомнил, как слушал родительские слова и верил. В тот давний день как-то не думалось о том, что всё имеет свою цену, и что войско, которое отец взял у султана Мурата, чтобы прогнать венгерского ставленника, не могло быть дано в обмен на пустые слова. К тому же, турецкий правитель оказал отцу Влада и другую милость — были отпущены сыновья некоторых румынских бояр, которые удерживались при турецком дворе в заложниках около десяти лет. Султан проявил большую щедрость, поэтому Влад и Раду оказались вынуждены занять освободившееся после боярских сыновей место во дворце Мурата.
Всё имеет свою цену, но кто же знал, что эта цена окажется такой высокой! Кто же знал, что отец отвезёт своих детей в Турцию, но уже не увидит, как Влад приедет домой! Кто мог знать, что жизнь так повернётся! Никто не мог знать. Разве что венгр Янош Гуньяди мог, ведь он уже тогда замышлял недоброе...
Городская улица, по которой Влад теперь возвращался в отцовский дворец, была безлюдна, если не считать чьих-то лиц, смотревших в окошки. Эти лица казались такими же белыми, как белёные стены домов. "Неужели, горожане бледны от страха? — мысленно усмехнулся Влад. — Кого же они испугались? Меня?"
Из-за высоких заборов тоже выглядывали чьи-то головы, но как только замечали на себе взгляды турков, сразу прятались.
Справа показался частокол в два раза выше самого высокого городского забора, составленный из очень толстых брёвен. Это ограда государева двора. Влад проехал ещё немного и увидел большие деревянные ворота. Они были приоткрыты, как если бы не осталось никого, кто мог бы задвинуть засов, находившийся с внутренней стороны.
По указанию Челика двое турков, ехавших позади, спешились и открыли створки широко, чтобы весь отряд мог проехать. Теперь за воротами стал виден широкий деревянный мост. Справа и слева от моста виднелась серая гладь воды, наполнявшей оборонительный ров. На другой стороне рва возвышался ещё один ряд частокола, а сам мост вёл к воротам высокой кирпичной башни. Ворота в ней также оказались приоткрыты — заходи, кто хочет.
"При желании Владислав мог долго сидеть здесь и обороняться, — подумал Влад. — Однако этот трус не захотел".
Государев двор в Тырговиште имел серьёзные укрепления, построенные с умом. Через два ряда высокого частокола казалось очень трудно перебраться. Конечно, частокол можно было сжечь, но толстые брёвна вековых деревьев горят плохо — снаружи обуглятся, а насквозь не прогорят. Чтоб сгорели, требовалось облить их особым маслом, а если его не оказалось бы, то стволы оставалось разве что выкопать, но и это получилось бы не так легко, потому что нижние концы брёвен глубоко сидели в земле — на полтора человеческих роста.
Существовало лишь два входа в эту крепость: главный — с городской улицы, и задний — со стороны садов и огородов, также относившихся к государеву двору. Там же, возле задних ворот, находился коровник, свинарник, птичник и много чего ещё, о чём Влад помнил потому, что в детстве играл там со старшим братом в прятки и догонялки. "Где ты теперь, Мирча? — думал он. — И что осталось от прежней жизни?"
Тем временем конный отряд успел проехать по деревянному мосту и через арку ворот кирпичной башни, чтобы оказаться перед дворцом. Вот и сам дворец — длинная хоромина с высоким каменным крыльцом и множеством квадратных окошек в белёных стенах. Из-за дальнего угла этого строения выглядывал дворцовый храм.
И опять ни души. Вытоптанную землю перед крыльцом запорошило опавшими листьями. Кое-где среди них валялись какие-то тряпки, а в стороне стояла телега со сломанной задней осью. По всему было видно, что недавние обитатели дворца покидали это место в спешке.
— Значит, ты не сердишься на меня, Влад-бей? — всё допытывался Челик. — Ты ведь проявишь гостеприимство?
— Чего ты хочешь? — не понял Влад.
— Я сейчас твой гость? Так? Значит, я могу взять в твоём доме то, что мне понравится?
Влад, занятый совсем другими мыслями, наконец, сообразил — турку хотелось пошарить здесь, поискать добычи, несмотря на запрет Караджи-бея, уже получившего от города деньги и обещавшего, что турецкие воины не станут заниматься грабежом.
— Ты же видишь, что мой дом разорён, — безразлично произнёс Влад. — Здесь нет ничего ценного... но если всё же найдёшь, то забирай.
Он спешился, передал конский повод Войке и направился к крыльцу.
— Сначала я, — крикнул Челик, первым взбегая по ступенькам. — А то вдруг там внутри затаился враг.
Турки рассыпались по полупустым комнатам, а Влад, почти не обращая внимания на торопливый топот, нетерпеливое громыхание дверьми и разочарованные возгласы, направился в тронный зал. Ноги почему-то сами понесли именно туда.
Обстановка казалась почти прежней — всё те же каменные своды, опиравшиеся на множество столбов; всё те же серые каменные плиты пола. На возвышении напротив главных дверей стоял всё тот же трон, но рядом с троном уже не было двух кресел, как четыре года назад, когда в этих креслах сидели Влад и его старший брат, присутствовавшие на советах вместе с отцом.
Что ж. Отсутствия кресел следовало ожидать. Владиславу эти кресла были ни к чему. Он наверняка приказал выкинуть их прочь или даже изрубить в щепки, для наглядности. "Трус! Только и умеет, что воевать с пустыми креслами!" — думал девятнадцатилетний юнец.
Он прошёл мимо боярских скамей. Шаги звучали непривычно гулко, потому что в прежние времена на полу лежали ковры, а теперь исчезли. Мелькнула язвительная мысль: "Ишь, Владислав — рачительный хозяин. Даже ковры вывез!"